"Смеющаяся богиня" - читать интересную книгу автора (Нэпьер Сьюзен)

Глава 3

Другой бы инстинктивно поддержал Ванессу, но только не Бенедикт Сэвидж. Он и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей.

Сложив руки на груди, он просто смотрел, как она упала на кровать, и холодно повторил свой вопрос:

– Я спросил вас, что вы делаете в моей комнате.

Он слегка задыхался, и это сгладило жесткость тона. Он бежал сюда, так как ему в голову с некоторым опозданием пришла та же очевидная мысль, что и ей. И вот он здесь, чтобы разобраться, где факты, а где фантазия.

В первый раз он застал ее врасплох в своем кабинете, но сейчас было еще хуже.

Опершись на дрожащие руки. Ванесса села и, сдвинув колени, натянула на них юбку, чтобы хоть выглядеть пристойно.

– Я полагаю, что это ясно, – резко ответила она, пытаясь скрыть замешательство, – я перестилаю вашу постель.

Бенедикт стоял над ней, даже и не думая отодвинуться в сторону, чтобы она могла встать.

– Зачем?

Она хотела съязвить, но удержалась и монотонным голосом вежливо ответила:

– Потому что это моя обязанность.

– Вы сами стелете мою постель?

На какое-то мгновение он выглядел так же неуверенно, как и она. Ведь он отказался от некоторых ее услуг, которые обычно выполняет дворецкий и которые она выполняла для судьи. Она не будила его по утрам, не готовила ему ванну и не выбирала одежду на день. Во время их первого, весьма прохладного разговора Бенедикт Сэвидж сухо сообщил ей, что не нуждается в няньке и что будет благодарен, если она не станет вмешиваться в его личные дела, разве только ее об этом попросят. Она должным образом сохраняла требуемую дистанцию, хотя он мог бы и знать, что при управлении домом нужно вникать во все нюансы, как и при уходе за человеком.

– Я часто помогаю в этом миссис Райли, – ответила Ванесса и многозначительно добавила:

– Как вы, вероятно, заметили из хозяйственных счетов, я нанимаю дополнительный персонал, только когда вы приглашаете гостей, чтобы не содержать массу незанятой прислуги большую часть года.

Его смущенный взгляд подтвердил ее давнее подозрение: он явно не просматривал отчеты, которые она добросовестно подавала каждые полгода. Она могла бы спокойно обкрадывать его. Раз он решил доверять ей, то давал полную свободу действий, и хотя это льстило ее самолюбию, одновременно было неприятно, что ее деловые способности не ценят.

Но Бенедикт проигнорировал ее отвлекающий маневр и продолжал гнуть свою линию.

– Разве я когда-нибудь давал вам повод считать меня фанатиком чистоты, требующим менять постельное белье ежедневно? – сухо заметил он. – Это дом, а не гостиница, к тому же я едва успел согреть эти подушки, не то что запачкать.

– Вы ведь так разборчивы, – пробормотала Ванесса с виноватым видом, вспомнив, как ей было уютно и тепло около негр. Однако решила не противоречить.

– Но не настолько, чтобы это стало навязчивой идеей, – сказал он с едва сдерживаемой неприязнью.

Она, разумеется, не могла представить, чтобы он был чем-то одержим. Это потребовало бы хоть немного страстности, а он вряд ли обладает ею.

– Вы не приезжали с начала февраля, и постель не проветривалась, ведь мы не знали, что вы приедете, – торопливо оправдывалась она. – Я решила, что у простыней может быть затхлый запах.

– Так вот, его не было. – Он посмотрел на лежащее в беспорядке на полу постельное белье и сказал странно хриплым голосом:

– Наоборот, оно восхитительно благоухало…

Ванесса замерла от неожиданности: в его голосе прозвучало удовольствие, а слова были слишком уж чувственными для того, кого она привыкла считать абсолютным сухарем.

К счастью, духи, которые она выбрала для вчерашнего вечера, были такие дорогие, что она душилась ими лишь в особых случаях, «на выход». И она опять попыталась отвлечь своего слишком памятливого хозяина от ночных видений.

– Возможно, оно так пахло от стирального порошка, которым пользуется миссис Райли, – прозаически объяснила Ванесса и поднялась с кровати, заставив его отступить назад. – Поскольку я уже начала, то закончу эту работу. Не могу же я снова постелить эти простыни после того, как они лежали на полу. Извините.

Бенедикт перевел взгляд с кровати на нее, и она испугалась, что он будет стоять на своем. Но она отважно выдержала этот взгляд, полагаясь на его сдержанность. Судя по его виду, он испытывал внутреннюю борьбу, и мысль о том, что он снова может раскрыться перед ней, была ему отвратительна.

Его реакция была быстрой и интуитивной: лицо приняло непроницаемое выражение, он наклонил голову и резко сказал:

– Если вы считаете это необходимым, то я полагаюсь на ваше превосходное знание своего дела.

Ах ты, язвительная тварь! Раньше его ехидные замечания не задевали ее, теперь же, кажется, любое его слово раздражало.

– Благодарю вас.

Ванесса ждала, что он уйдет, а он вопросительно смотрел на нее, надменно подняв брови над оправой очков, и Ванессе казалось, что он смотрит на нее сверху вниз, хотя на самом деле было наоборот. Она выиграла это маленькое состязание двух характеров и теперь должна понести расплату.

Ванесса сжала губы, стараясь изо всех сил сохранять вежливость и держаться в тени, что до сегодняшнего утра ей всегда удавалось, когда она имела дело с этим человеком.

– Я уверена, что у вас есть более интересное занятие, чем наблюдать, как я стелю постель.

– Нет, – весьма нелюбезно ответил он. – Когда находишься в отпуске, то очень приятно смотреть, как другие работают.

– Вы в отпуске? – Ванесса была неприятно поражена, но надеялась, что это не отразилось в ее голосе. Раньше он не оставался в Уайтфилде дольше чем на уикенд. Неужели он не уедет в воскресенье? Она не выдержит такого напряжения.

Праздный Бенедикт Сэвидж, несомненно, начнет скучать и станет искать, чем бы заняться. Вдруг он решит разгадать загадку, которую лучше не разгадывать?

Чтобы не выдать своего волнения, Ванесса изо всех сил дернула оставшуюся простыню, стащила ее с матраца и неловко повесила себе на руку.

– Да, у меня что-то вроде отпуска, – рассеянно ответил он, наблюдая, как она, нагнувшись, подобрала с пола белье. – Я в настоящий момент без работы.

Ванесса привыкла слышать эту фразу от людей, приходивших искать временную работу и полагавших, что вести дом – это синекура, где не требуется никакого умения или энергии. Поэтому она ответила автоматически, так как ее голова была занята более важными мыслями:

– Я уверена, вы снова вскоре найдете работу.

– Польщен вашей уверенностью. А если не найду, то, может быть, получу пособие по безработице.

Его спокойный ответ вполне соответствовал ее словам, и потому она не сразу заметила свою оплошность.

– Простите, сэр, я сказала, не подумав, – извинилась Ванесса, почувствовав унижение от своего промаха.

– Мне кажется, что это не совсем так. Вы погружены в невеселые мысли. Что вас заботит, Флинн? – поинтересовался он, глядя на ее взволнованное лицо.

Его проницательность пугала. К тому же он задал очень личный вопрос, такого еще не бывало. Вот и подходящий момент, чтобы во всем признаться и положиться на его милосердие, если только таковое у него имеется! Ванесса не раз была свидетельницей того, как безжалостно он поступает с теми, кто повел себя бесчестно или вероломно. Служащий это был или друг – они просто переставали для него существовать. Но Ванесса уже по уши погрязла в обмане и к тому же нарушила главное правило: посмела показать, что она женщина.

– Вовсе нет. Почему вы так решили? – солгала она, и, к сожалению, на последнем слове голос у нее сорвался.

– У вас сегодня с утра немного озабоченный вид.

Господи! От этой его проницательности никуда не скроешься.

– Разве? – беззаботно сказала она. – Просто ваш приезд застал меня врасплох. Я не очень быстро реагирую на неожиданности.

– Да? Уильям Конгрив[3] сказал бы, что сюрпризы – одна из радостей жизни, – вежливо заметил он, стараясь, видно, запугать ее своей образованностью.

Зря старается – на Ванессу это не произвело впечатления. Любой умеющий читать может щегольнуть цитатами. Она университетов не кончала, но читает много. С кем-нибудь другим она могла бы посоревноваться в знании цитат, но сейчас все, чего ей хотелось, – это чтобы он считал ее тупой и скучной, не заслуживающей его интереса.

– Моей жизни это не касается, – твердо заявила Ванесса, незаметно продвигаясь к двери с охапкой белья.

Она не доверяла его внезапной разговорчивости. Раньше он никогда не выказывал желания обсуждать литературу или философию со своим дворецким, или, как он совершенно нелепо предложил называть ее должность, «помощницей по хозяйству». Она предпочла забыть об этом, так как гордилась тем, что она – дворецкий. Ее отец был дворецким, и она выросла в почтенной английской семье. Ванессе нравилось, как отец управлял усадьбой, являвшейся не просто домом, а родовым гнездом и насчитывавшей три столетия. Предметом ее мечтаний стало со временем занять такой же пост. Но, как оказалось, жизнь отвратительным образом разрушает наши планы…

– Вы меня удивляете. Я-то считал, что способность справляться с неожиданностями – одна из ваших сильных сторон. У вас никогда не возникало проблем с тем, чтобы ублажить самого эксцентричного из моих гостей. Вы и глазом не моргнули, когда сюда привезли львенка, или когда потребовалось найти большое количество весел для лодочных гонок на озере, или, если уж мы заговорили об этом, когда один из гостей потерял сознание от неожиданно разыгравшейся аллергии на рыбу. Если бы не ваши быстрые действия, он мог бы умереть.

– Я не говорю, что не справляюсь, – сказала Ванесса, удивленная тем, что он так легко вспомнил случаи, казалось давно им забытые как не стоящие внимания. Тогда он лишь холодно ее поблагодарил, словно она сделала не больше того, что от нее требовалось. – Я просто сказала, что не быстро реагирую… внешне. А внутри я сама не своя.

– Этого не видно.

– Спасибо. – Она пожалела о сказанном, так как он внимательно смотрел на нее. Ванесса опять испугалась. Она сжала кулаки, борясь с желанием проверить прическу. Летом ее волосы притягивали солнечные лучи и, выгорая, становились цвета жженого сахара. Чтобы они не слишком завивались на висках, Ванесса использовала специальный гель. Но Бенедикт Сэвидж был архитектором и разбирался в линиях и формах, так что мог заметить мелкие детали, на которые другой человек не обратил бы внимания.

– Это не комплимент, а просто констатация факта.

– В моей профессии это комплимент, – с самодовольным видом парировала Ванесса.

Однако ее ответ вызвал следующее замечание, произнесенное нарочито медленно и таким тоном, словно она его позабавила:

– Слуга – это не профессия. Ванесса рассвирепела от этого оскорбления и мысленно обозвала своего хозяина снобом. Вслух же она сказала:

– Конечно, нет, сэр. Покорнейше прошу простить меня за самонадеянность, сэр.

Ей очень хотелось поклониться и в знак раскаяния прижать руку к груди, но это было бы слишком – глаза у Сэвиджа опасно заблестели.

– У вас неприятная манера угодничать, Флинн, граничащая с наглостью. Странно, почему я раньше этого не замечал?

Да потому, что она никогда раньше не позволяла себе подобного! В ужасе от своей глупости, Ванесса попыталась оправдаться:

– Я не хотела…

– Хотели. Но думали, что я не замечу. Я на самом деле произвожу впечатление самодовольного богача?

– Нет, конечно, нет, сэр, – не очень решительно соврала она.

Его рот скривился в ухмылке.

– Опять льстите, Флинн? Это что, входило в курс обучения в той привилегированной английской школе дворецких, которую вы окончили с отличием?

Это новое доказательство его превосходной памяти обескураживало. Ванесса схватила простыни, прижала их к груди и не стала отвечать, так как любой, даже самый хитроумный ответ ему все равно не понравится. Он просто не хочет, чтобы ему что-то нравилось. Ему нужен козел отпущения, поскольку он расстроен. Своей иронией она себя подставила.

А Бенедикт вкрадчиво продолжал:

– Вот так. Угождайте мне. Ничего с вами не случится. Вы ведь знаете, что я не могу вас уволить.

– Не можете? – В его подстрекательском тоне Ванесса почувствовала какую-то ловушку.

– Ну, я мог бы, но это осложнит мне жизнь.

– Конечно, осложнит. – Ванесса была сбита с толку.

– Вы смогли бы связать мне руки юридическими проволочками на много лет…

– Каким образом?

Своим поспешным вопросом она выдала заинтересованность. Бенедикт прищурился, а Ванесса выпрямила спину, расправила плечи и подняла подбородок, пытаясь таким образом показать свое физическое превосходство над ним.

– Значит, я могла бы, не так ли? – переспросила она, стараясь придать голосу твердую интонацию. Но ни жестами, ни словами уже не могла скрыть свое хоть и короткое, но отмеченное им замешательство.

– Могли бы?

– Да. – Она машинально покусывала полную нижнюю губу.

– А как именно вы это сделаете?

Она была в полной растерянности. Взгляд его голубых глаз породил бурю в ее душе, из которой она не знала, как и выплыть. А его это забавляло, и смотрел он на нее почти с сочувствием. У нее комок подкатил к горлу.

– Ну, я… я…

– Не знаете, да? – мягко спросил он. – Вы ведь понятия не имеете, о чем я говорю. Она выше задрала подбородок.

– Ничего подобного. – Ее тон подразумевал, что ей все равно. Но он не поверил.

– Вы разве не поняли, что вам объяснял адвокат судьи Ситона? – спросил он все так же ласково, и это привело ее в ярость. – Он заверил меня, что поговорил с вами сразу после похорон и что вы показались ему рассудительной.

Наморщив гладкий широкий лоб, Ванесса пыталась вспомнить.

Судья Ситон был для нее не только спасителем, но и человеком, которого она уважала и любила. Он избавил ее от несчастья, а она в свою очередь поехала с ним на другой конец света, спасая его от вполне понятного после ухода на пенсию чувства потерянности и тягот, связанных с преклонным возрастом и вспыльчивым характером. Одинокий по натуре, судья никогда не был женат. Когда ему стало трудно передвигаться и начались провалы в памяти, именно Ванесса вывела его из состояния депрессии и вдохновила на написание книги, над которой он продолжал увлеченно работать до самой смерти. Это была история «Уайтфилд-хауса» – дома, куда он переехал, – и всего графства.

Смерть судьи, хотя и не внезапная, учитывая состояние его здоровья, оказалась для Ванессы ударом; во время похорон она словно оцепенела и с невольной враждебностью воспринимала любой намек на то, что придется покинуть прибежище, которое она постаралась создать для себя в Уайтфилде. Она отключалась при одном лишь упоминании о высокомерном молодом узурпаторе, который, как ей казалось, слишком торопился вступить во владение наследством, хотя ни разу не посетил своего благодетеля, пока тот был жив, и не приехал даже на похороны.

Когда Бенедикт Сэвидж спустя неделю наконец появился, то оказалось, что он совершенно не похож на покойного судью – ни внешне, ни по характеру, и это Ванессе тоже очень не понравилось.

Тот факт, что враждебность их оказалась обоюдной, стал вполне естественным следствием ее заранее составленного о нем мнения. Она не хотела искать тому никаких объяснений. К неприязни мужчин ей было не привыкать, и она умела с этим справляться. А интерес мужчин ее беспокоил, делал неловкой, безвольной и – что хуже всего – ужасно беззащитной.

– Я помню, он что-то говорил о завещании, – медленно произнесла она. – Что никакого финансового обеспечения для меня там нет, но я его и не ожидала, ведь я не член семьи и проработала у него всего два года. Я точно не помню, что говорил адвокат, так как устала и не очень внимательно слушала. Как вы знаете, мне одной пришлось заниматься приготовлениями к похоронам. Вы появились, когда все закончилось. – В ее голосе прозвучал налет недовольства, как отголосок той враждебности трехлетней давности.

– Я не собираюсь извиняться, – ровным голосом заметил Бенедикт. – Мы с Джорджем Ситоном очень дальние родственники по материнской линии. Он наверняка не знал о моем существовании. Я-то точно не знал о нем. Он оставил дом не мне лично, а ближайшему родственнику мужского пола. Не стоит говорить, что мою мать не очень обрадовало, что она всего лишь ничего не значащая веточка на фамильном дереве.

Ванесса этого не знала. Теперь его поведение представилось ей в другом свете. Родителей своего хозяина она видела лишь раз – во время их кратковременного визита в Уайтфилд – и нашла их еще более холодными, лицемерными и самовлюбленными, чем их сынок. Она представила себе, как оскорбление застыло красивое, с правильными чертами в духе викторианской эпохи лицо Денизы Сэвидж, когда она получила доказательство своей незначительности в мире мужчин.

Ванесса слегка улыбнулась.

– Судья был ужасным старым шовинистом. – согласилась она, но в ее тоне прозвучало не осуждение, а, скорее, теплота.

– И тем не менее он нанял в качестве дворецкого девушку, которой едва минуло двадцать?

Впервые за весь их разговор Ванесса не замкнулась оттого, что они коснулись щекотливой темы.

– Я просто оказалась в нужном месте в нужное время. Его дворецкий умер, прослужив около пятидесяти лет. Я и не представляла, что судья сможет вынести кого-то другого на этом месте. Полагаю, что я вызывала у него рыцарские чувства…

– Почему вы так считаете?

Ее рот чуть скривился.

– Он пожалел меня… – Она почти забыла, с кем говорит, но настороженность его взгляда за стеклами очков напомнила ей об этом. – Я тогда оказалась без работы, – вежливо объяснила она.

– Что ж, он постарался, чтобы вы не потеряли ее, – заметил Бенедикт. – В условие моего наследования входит пункт о том, что я сохраняю на службе настоящего дворецкого не менее пяти лет, считая с даты официального утверждения завещания, если только оный дворецкий по своему желанию не откажется от должности.

От изумления Ванесса даже рот раскрыла. Затем ее затрясло от гнева и она сердито сказала:

– Но в первый же день вы угрожали отделаться от меня, потому что я женщина!

– Не правда. Я просто высказал предположение, что вам работать у меня будет не так приятно, как у судьи, и что для вас лучше подошло бы другое место. Мне кажется, я сказал «для такой юной девушки»…

– Вы ничего не предполагали, а специально оскорбили меня, – с горечью вспомнила Ванесса. – Вы намекали на то, что поскольку я женщина, то не смогу выполнять эту работу и что я получила ее только потому, что каким-то образом дряхлый старик попал под мое влияние. Судья не был дряхлым, и вам это известно. Адвокат предельно ясно выразился относительно законности его завещания. Вы попытались заставить меня бросить эту работу! Что ж, я рада, что отказалась это сделать! – вспылила Ванесса.

Ни за что на свете она не скажет ему, что ее удержала тогда трусость, а вовсе не желание доказать его не правоту. Даже его обидные заявления не смогли выгнать ее из надежной норки, которую она для себя обжила. Она была необходима Уайтфилду, а Уайтфилд – ей. Здесь ее знали лишь по имени и должности, а ее прошлое никого не интересовало.

– К тому же я не была такой уж «юной девушкой», – сердито закончила она, решив не уступать ему ни в чем. – Мне было двадцать лет, а я всегда выглядела старше своего возраста.

Это было ее погибелью – спокойный, независимый вид в сочетании с фигурой, которая, подобно Эвересту, бросала вызов мужчинам просто потому, что выглядела величественно. Такая потрясающая и непокоренная вершина просто притягивала их…

– Вы показались мне девочкой – крупной, нескладной, медлительной, с угрюмым взглядом. Вы смотрели на меня сверху вниз, словно на низшее существо. Неудивительно, что я был не в восторге от такого довеска к наследству!

Она сразу увидела себя толстой и неуклюжей, с выпирающими локтями и коленями – такой она ощущала себя, когда была подростком-переростком. Давно уже никто не напоминал ей об этом, и услышать сейчас такое было очень неприятно. Сама того не подозревая, она посмотрела на Сэвиджа так же мрачно, как тогда.

– Когда человек таких габаритов, как я, он не может порхать, словно колибри, – сквозь зубы процедила Ванесса. – Если я хожу с осторожностью, то потому, что должна рассчитывать свои движения, а для других женщин это не проблема. Сомневаюсь, что вам понравится, если я стану спотыкаться об антиквариат. Я вовсе не медлительна и никогда таковой не была. Быстрота – это еще не показатель работоспособности, как вам известно. С точки зрения хронометража движений мой способ намного эффективнее, чем если бы я суетилась, изображая бешеную активность.

Если он и узнал свою излюбленную фразу, которую ему повторили, то виду не показал. Наоборот, страстность, с которой это было произнесено, рассмешила Бенедикта. Она попыталась обойти его стороной, но он встал у нее на пути и сделал шаг навстречу.

– Это я вскоре понял. А как вы думаете, почему я больше не пытался отделаться от вас? Вы вроде бы и не лезли из кожи вон, и тем не менее в доме все шло как по маслу… – Он не говорил бы так, доведись ему увидеть, как сегодня утром она летала по лестницам! – Если бы вы не были в высшей степени одаренной, я никогда не поручил бы вам наблюдение за реставрационными работами. И вы ни разу не подвели меня. Так что сейчас у меня уже сложилось о вас кое-какое впечатление.

– Спасибо, но я могла бы без этого обойтись, – едко ответила Ванесса и подумала, что он не стал бы ей так доверять, если бы узнал правду о ней. Не только о прошлой ночи, но всю ту отвратительную историю, из-за которой она с позором покинула Англию. Интересно, какова была бы его реакция, расскажи она ему сейчас об этом? Вероятно, шок, ужас, отвращение. Все это она уже получила сполна, причем от людей не столь разборчивых, как Бенедикт Сэвидж, и к тому же считавшихся ее друзьями.

– Я подумал, что пора поговорить начистоту, чтобы не казалось, будто я вмешиваюсь в чужие дела.

– В чужие дела? – Ванесса вышла из себя. – Это просто нелепо. Дом ваш, и то, что в нем происходит, не может быть для вас чужим:

Он мрачно улыбнулся, и у него дернулась щека.

– Разве? – Едва уловимая ирония в его голосе сменилась знакомой жесткостью. – Но на самом деле это не мой дом. Меня можно назвать настоящим бездомным, если считать домом то место, к которому человек привязан из-за сентиментальных соображений и постоянно там обитает. За последние пять лет я не помню, чтобы провел более месяца по одному и тому же адресу.

От едва заметной тоскливой нотки в его голосе Ванессе стало его даже жалко, но она вовремя спохватилась. Ради Бога! Этот человек – миллионер, у него есть все, что он пожелает, и еще хватает наглости жаловаться на то, что его жизнь не так хороша, как ему хотелось бы!

В мире полно людей, живущих в картонных коробках, а он жалуется на то, что у него слишком много домов!

– Это ужасно, – жестко ответила она, а он резко поднял голову и посмотрел на нее. – Безработный и бездомный. Неудивительно, что у вас депрессия. На вашем месте я бы покончила с собой.

– На моем месте у вас не было бы таких проблем, – после некоторого молчания заявил он многозначительно, и Ванесса занервничала. – Вы не из тех, кто с легкостью разрешает собственные проблемы, вы принадлежите к категории людей, которые тонут, потрясая оружием.

– Я не сторонник стрельбы, – натянуто произнесла она, смущенная тем, как точно определил он ее характер.

– У нас есть кое-что общее… помимо того, что оба живем в этом доме, не так ли? И законное владение здесь ни при чем. На самом деле дом из этого жилища сделали вы; вы возродили его к жизни и оставили на нем след своей личности.

Ванесса была ошеломлена тем, что ее собственническое чувство к этому дому замечено и даже стало предметом насмешек. Это было ее тайной, маленькой глупой причудой. И она стала все отрицать:

– Мне приятно видеть, как дом восстанавливается и приобретает прежнюю красоту, но я всего лишь смотритель, выполняющий ваши распоряжения.

– Учитывая, что я почти здесь не бываю, это ваше утверждение весьма спорно.

Ей хотелось бы сохранить между ними нейтралитет и подобающую дистанцию, и потому она уцепилась за возможность истолковать его слова как критику.

– Если вас не удовлетворяет моя работа…

– Я этого не говорил. Наоборот, я в восторге от того высокого уровня, с которым вы ведете непростые дела. Реставрация идет даже лучше, чем я себе представлял. Когда вы закончите перестилать постель, проведите меня по дому и все покажите.

Хотя ознакомить его с ходом работ, осуществленных в его отсутствие, было ее обязанностью и обычно она делала это охотно и с гордостью, Ванесса содрогнулась от перспективы провести с ним наедине еще хоть полчаса. Ведь она так взвинченна! К счастью, отговорка тут же нашлась:

– Я условилась с членами исторического общества, что они придут сегодня утром. Вы говорили, что не возражаете, если я им все покажу, а они в свою очередь предоставят нам возможность ознакомиться с их данными о доме. Можно они присоединятся к нам?

Это предложение восторга не вызвало.

– А мисс Фишер тоже будет?

– Да, конечно, – с невинным видом ответила Ванесса, уверенная, что пожилой даме, классическому образцу болтливой старой девы, очень понравился новый владелец Уайтфилда и если она узнает, что он приехал, то станет жутко надоедать.

Бенедикт поспешно произнес:

– В таком случае я покатаюсь пару часов на «дюзенберге». Вы проведете со мной экскурсию после ленча. Конечно, если это не нарушит ваши планы.

– Как вам угодно, сэр, – почтительно пробормотала она.

– Надеюсь, вы не сказали ей, что я здесь? – нахмурился мистер Сэвидж.

– Конечно, нет, сэр.

– Эта женщина прилипчива как банный лист.

– Действительно, сэр, – вежливо подтвердила Ванесса.

Глаза его сердито блеснули.

– Вы насмехаетесь надо мной, Флинн?

– Нет, сэр, – спокойно соврала она.

– Прекрасно, если так. Я многое могу вынести от своих служащих, в том числе и неподчинение, если они хорошие работники, но я не люблю, когда надо мной смеются.

Это было сказано столь холодным тоном, что Ванесса поняла: кажется, переборщила.

– Никто такого себе не позволяет, сэр, – заверила она серьезно.

Она давно заметила, что он мало смеется, и это утвердило ее во мнении о нем как о бесцветной личности. Хотя он и был порою добродушен, но непосредственностью не отличался. Вместо улыбки губы у него кривились в усмешке, в которой не ощущалось теплоты. Казалось, ничто не могло его удивить.

За исключением сегодняшнего утра, которое застало его врасплох. Результатом стала очевидная потеря его сверхъестественного самообладания. Интересно, сколько же этого самообладания он лишился прошлой ночью, когда был поражен намного больше? Ванесса нервно сглотнула и крепче прижала к себе простыни, которые стали свидетелями того, как она нарушила собственный кодекс поведения. Она опять запаниковала и всеми силами постаралась это скрыть. Ее вина наверняка написана у нее на лице!

К счастью, ее хозяин уже отвернулся и быстро провел ладонью по подбородку с тем же мальчишеским выражением, которое промелькнуло у него в библиотеке, и Ванесса поняла, что ему не терпится насладиться подарком.

– Надеюсь, ваши историки не появятся сию минуту, так что я успею побриться. Я, пожалуй, прокачусь к побережью или, может быть, даже доеду до Колвилла или Порт-Джексона, если захочется. Скажите миссис Райли, что я вернусь к ленчу в час. Думаю, к тому времени они уже уйдут.

– Я постараюсь, чтобы они ушли, сэр, – заверила Ванесса. К часу дня она тоже приведет свои мысли в порядок.

– Хорошо. – Бенедикт повернулся к двери, ведущей в ванную, и бросил ей через плечо:

– Да, между прочим, не заприте меня опять.

Она в ужасе замерла на пороге.

– Простите?

– Вы сделали это только что внизу. Вы заперли двери в библиотеке, когда я ходил посмотреть на машину. Мне пришлось обогнуть дом и стучать в парадную дверь, пока миссис Райли не впустила меня.

Ванесса молча вознесла молитву.

– Неужели? Я, должно быть, сделала это машинально. Прошу простить меня за причиненное неудобство, сэр. Такое больше не повторится.

Если только это в ее силах. Маловероятно, что обстоятельства, вынудившие ее к подобным действиям, повторятся.