"Синдром Фауста" - читать интересную книгу автора (Данн Джоэль)РУДИЧарли позвонил без четверти полночь. От его голоса у меня мурашки пробежали по телу. – Розы нет, – глухо сказал он. – Она ушла, как праведница. Я заплакал. – Бедная Роза, – вырвалось у меня. – Мне это не простится! Чарли, я сейчас приеду… – Нет, – возразил он. – Не нужно. Не стоит. Они уже вызвали врача, чтобы констатировать смерть. Ее должны прибрать. Лучше приезжай завтра… Утром… У меня защемило сердце… Я еще не успел повесить трубку, как вдруг Абби заговорила о церемонии похорон. Можно было подумать, что речь идет об инструкциях по уборке сада. Меня передернуло: как можно позволить себе такую черствость? И это вместо того, чтобы сказать несколько, пусть ничего не значащих, но теплых слов участия? Даже смерть не смягчила ее немногословно отчуждающую и многолетнюю нетерпимость к Розе. Роза была для меня не только матерью – отцом, семьей, родиной, другом, советчицей. И потеряв ее, я вдруг ощутил всю бездну человеческого одиночества. Меня била холодная дрожь, тряс в лихорадке озноб. В постели я прижался к Абби: мне захотелось уйти в нее, нырнуть, как в толщу воды. Исчезнуть, убежать, раствориться. Хоть на какое-то время спрятаться от сокрушающего душу шторма чувств. Я протянул руку и протиснул ее под ночную рубашку. И вдруг раздался будничный голос Абби: – Ты не мог найти для секса более подходящее время? Это ведь твоя мать… Меня отшвырнуло от нее, как теннисный мяч от стенки. Я вскочил и бросился в ванную. Открыв аптечку, разыскал дрожащими руками снотворное и запил таблетку водой из крана. На меня навалился сон. Он был тяжелым и вязким. Что-то невнятно говорила мне Роза, и я беззвучно кричал в ответ. Но как я ни вслушивался, понять, что она хочет сказать, не мог. И от этого нервничал и страдал еще больше. А утром за нами заехал Чарли. Мы поехали на кладбище в его «Ягуаре». Я сидел рядом с ним, Абби – сзади. Эту свою дорогостоящую игрушку Чарли купил с полгода назад. Из нее до сих пор не выветрился запах добротной кожи. Она еще не успела пропахнуть ни его любимыми кубинскими сигарами, ни приторным запахом духов его помощницы Селесты. Всю дорогу туда мы промолчали. В машинах, которые степенно следовали гуськом вслед за нами, ехали наши дети – Эрни и Джессика, десяток моих сослуживцев и раввин из реформистской синагоги. Оказалось, что Роза просила прочесть над ее могилой «Кадиш»,[1] чего бы я сам никогда сделать не смог. Собравшаяся возле зияющей ямы небольшая группка провожающих походила на стайку ворон, облепивших обглоданное ветрами дерево. А в церемонии чувствовалась не столько скорбь, пусть даже на игранная, сколько торопливая деловитость и скука. Слегка раскачиваясь на месте, читал «Кадиш» реформистский раввин, а я, сын покойной, подойдя к краю могилы, молча каялся в своем предательстве… «Роза, – кричал я внутри себя, – Роза, ты отомщена: я так же одинок, как и ты! Мы с тобой никогда надолго не расставались и не расстанемся, хотя ты – уже там, а я – пока еще здесь. Это ненадолго. Совсем ненадолго! Жена, дети, семья – все это только декорация к сюжету. Сам же сюжет – полное и абсолютное одиночество. Хотим мы этого или нет, всегда наступает момент, когда с тобой остаются лишь те, кто могут тебя понять. Но это почему-то лишь те, кто ушли и уже никогда не вернутся». Внезапно я почувствовал на своем плече прикосновение Абби. Мне оно показалось настолько наигранным и неуместным, что я решительно отодвинулся. Мои сослуживцы тихо беседовали между собой. Джессика и Эрни делали вид, что скорбят, но тоже явно скучали. В свое время Абби приложила немало усилий, чтобы их отношение к бабушке, хоть и не выходило из рамок приличий, не было бы слишком теплым. Каждый из собравшихся думал о своем. И только Чарли с присущим ему острым взглядом ухватил мой инстинктивный жест. Он приблизился к уху Абби и что-то тихо прошептал. Я знал – что. Догадывался… Его взгляд задержался на мне на долю секунды, но я поймал его и незаметно кивнул. Темно-шоколадное лицо Чарли с большим ртом и полными скепсиса умными глазами было покрыто крупной, но нисколько его не безобразящей сеткой морщин. Как это ни странно, они лишь подчеркивали его выразительную привлекательность. Чарли был единственным из всех здесь собравшихся, кто мне по-настоящему сочувствовал. Он хорошо знал Розу: с самого начала нашей Дружбы между ними установились теплые и нежно-ироничные отношения. Забросив нас с Абби домой, Чарли отправился в клинику. Меня донимала головная боль Джессика пошла готовить кофе, Эрни разговаривал с кем-то по сотовому. Абби молчала, но я видел, что ей не терпится начать разговор. Я не выдержал первым: – Ты что-то хотела мне сказать? – Руди, – посмотрела она на меня вопросительно, – я все понимаю. Это может показаться бестактным в такой день. Но ты должен понять… Я знал, что она имела в виду, и ждал, когда она об этом заговорит. Но едва она произнесла первые же слова, взорвался: – Оставь меня в покое! Абби вздернула брови и с выражением страдальческого долготерпения на лице продолжила: – Ты же сам знаешь, как много зависит от этой встречи! – Ты хоть соображаешь, что ты делаешь? – прошипел я. – Мы ведь только что вернулись с похорон. Выражение лица у нее было, как у святой, приговоренной к распятию. Но свой крест она несет с уже потусторонней отрешенностью. – Не кричи и успокойся! И пожалуйста, выслушай меня… У меня тряслись губы. Я многое готов терпеть и прощать. Но всему есть предел. – Не хочу ничего слышать, – повысил я голос. Эрни озадаченно оглянулся. Джессика делала вид, что ничего не слышит. – Не делай из меня валькирию! – сверкнул в ее голубых глазах священный огонь тевтонских предков. – Приглашения уже разосланы и должны приехать люди. Из Нью-Йорка. – Да замолчишь ты или нет?! – прикрикнул я. – Как же ты бесчувственна… – Подумай сам: не можешь же ты не понимать, что для тебя этот день рождения намного важнее, чем для меня. Не меня должны утвердить деканом – тебя… Я слышал голос Абби, и все во мне кипело. Густой пеной всплывали Розины обиды. С пустым треском булькали и лопались пузыри моих неосуществленных демаршей. Все три десятка с лишним лет, что мы женаты, я уступал ее приземленной железной логике, но сейчас… – Забудь! Я этого не допущу. Внезапно засуетился Эрни: – Мам, мне очень жаль, но у меня срочная встреча. Ты же знаешь, адвокатские дела. Я не могу откладывать. Ты со мной, Джессика? Встрепенувшаяся Джессика мгновенно среагировала: – Даг будет ждать… Дети с Барбарой. Я не хочу опаздывать на самолет. Они ушли, а я заперся в своем кабинете. От гложущей меня тоски я достал из футляра кларнет и заиграл. Мы плакали оба: кларнет и я. Я и кларнет… |
||
|