"Цветок в пустыне" - читать интересную книгу автора (Голсуорси Джон)

XIX

В таком литературном центре, как Лондон, где чуть ли не каждый день на прилавки выбрасываются добрых полдюжины книг, появление тоненького томика стихов обычно проходит незамеченным. Однако обстоятельства сложились так, что выход в свет сборника «Барс» и другие стихотворения" превратился в "литературное событие". Это была первая книга Уилфрида после четырёхлетнего молчания. Его одинокая фигура привлекала к себе всеобщее внимание редким в среде старинной аристократии поэтическим талантом, горечью и силой прежних стихов, постоянным пребыванием на Востоке и отчуждённостью от литературных кругов, а в последнее время и слухами о переходе его в мусульманство. Четыре года тому назад, когда вышла его третья книжка, кто-то прозвал его "Байроном в пелёнках", и определение стало крылатым. Кроме того, он сумел найти себе молодого издателя, который владел искусством "запускать машину", как он выражался. Немногие недели, прошедшие с момента поступления к нему рукописи Уилфрида, он только и делал, что завтракал и обедал с разными людьми, настоятельно советуя всем прочесть "Барса", который станет самой сенсационной поэмой со времён "Пса небес". На вопрос "почему?" он отвечал кивками, подмигиванием и улыбкой во весь рот. Правда ли, что молодой Дезерт перешёл в ислам? О да! Он в Лондоне? О да! Но он, конечно, самая неуловимая и редкая птица в литературных кругах.

Этот издатель, именовавший свою фирму "Компсон Грайс лимитед", с самого начала сообразил, что «Барс» – беспроигрышная ставка: поэмой не будут наслаждаться, но зато о ней заговорят. Задача Компсона Грайса сводилась, по существу, к тому, чтобы пустить снежный ком по склону, а это он, когда одушевлялся верой в успех, умел делать, как никто. За три дня до выхода книги он преднамеренно нечаянно встретился с Телфордом Юлом.

– Хэлло, Юл! Вернулись из Аравии?

– Как видите.

– Знаете, в понедельник у меня выходит изумительный сборник стихов «Барс» Уилфрида Дезерта. Хотите экземпляр? Заглавная поэма – нечто потрясающее.

– Неужели?

– Она станет в десять раз известней, чем поэма, из "Индийских стихов" Альфреда Лайела о человеке, который предпочёл умереть, но не изменил своей религии. Помните?

– Помню.

– Правда, что Дезерт перешёл в магометанство?

– Спросите у него.

– Он, видимо, написал эту поэму о самом себе. Она носит насквозь личный характер.

– В самом деле?

Компсону Грайсу внезапно пришла в голову мысль: "Эх, если бы так!.. Вот был бы шум!"

– Вы знакомы с ним, Юл?

– Нет.

– Вы Должны прочесть эту штуку. Я просто оторваться не мог.

– Вот как?

– Как человек решается печатать поэму о своих собственных переживаниях?

– Затрудняюсь ответить.

И ещё более внезапно Компсон Грайс подумал: "Эх, если бы так!.. Сто тысяч экземпляров распродать можно!"

Он вернулся к себе в контору, рассуждая: "Юл чертовски скрытен. Думаю, что я прав, – он знает об этой истории. Он только что вернулся, а на базарах, говорят, все уже известно. Теперь сообразим, что у нас получается. Сборник идёт по пять шиллингов. Разберут его нарасхват. После уплаты гонорара остаётся шесть пенсов чистой прибыли с экземпляра. Сто тысяч экземпляров дадут две с половиной тысячи фунтов. Дезерт получит столько же. Клянусь святым Георгием, для него слишком много! Нет, нет, честность в расчётах с клиентом превыше всего".

И тут на Компсона Грайса низошло вдохновение, которое нередко осеняет честных людей, узревших возможность заработать.

"Я должен указать ему на риск, связанный с тем, что поэму могут счесть выражением личных переживаний. Сделаю это сразу же по выходе книги. А пока что подготовлю второе издание".

Накануне появления сборника Марк Хенна, известный критик, который еженедельно отзванивал кому-нибудь заупокойную в соответствующем отделе "Колокола", где он сотрудничал, уведомил Компсона Грайса, что "выложил им все" в рецензии на поэму "Барс". Более молодой литературный деятель, известный своими пиратскими приёмами, ни о чём издателя не известил, но статью тоже подготовил. Обе рецензии были напечатаны в день выхода сборника. Компсон Грайс вырезал их и прихватил в собой в ресторан "Жасмин", куда он пригласил Уилфрида позавтракать.

Они встретились у входа и проследовали к столику в дальнем конце зала. Помещение было набито людьми, знавшими всех и всякого в мире литературы, искусства и театра. Компсон Грайс, умудрённый опытом угощения многих авторов, выждал, пока опорожнится бутылка "Мутон Ротшильд" 1870 года. Затем вытащил из кармана обе рецензии, положил перед собеседником статью Марка Хенны и спросил:

– Читали? Довольно сочувственная.

Уилфрид пробежал вырезку.

Критик действительно "выложил им все". Почти вся статья была посвящена превознесению "Барса", который объявлялся произведением, наиболее полно раскрывшим человеческую душу со времён Шелли.

– Чушь! Шелли раскрывается только в лирике.

– Шелли так Шелли! – отозвался Компсон Грайс. – Надо же ему на кого-то сослаться.

Рецензент утверждал, что поэма "срывает последние покровы лицемерия, к которому на протяжении всей истории литературы приходилось прибегать музе, как только дело касалось религии". Кончалась статья словами: "Эта поэма, которая представляет собой неудержимый поток повествования о муках души, поставленной перед жестокой дилеммой, есть поистине одно из высочайших достижений художественно-психологического анализа, известных нам в двадцатом столетии".

Подметив выражение, с каким его гость отложил вырезку, Компсон Грайс осторожно вставил:

– Очень неплохо! Личный пафос вещи – вот что всех покоряет.

Уилфрид судорожно передёрнулся.

– Есть у вас чем обрезать сигару? Компсон Грайс подал ему гильотинку вместе со второй рецензией:

– Думаю, что вам следует прочесть и эту, из "Дейли фейз".

Рецензии был предпослан заголовок:

ВЫЗОВ.

БОЛЬШЕВИЗМ ПРОТИВ ИМПЕРИИ.

Уилфрид взял статью.

– Кто такой Джеффи Колтем? – спросил он.

Рецензия начиналась с некоторых довольно точных сведений о прошлом поэта, его ранних работах и жизни вплоть до принятия им магометанства, о чём тоже упоминалось. Затем, после нескольких благосклонных замечаний об остальных стихотворениях сборника, рецензент переходил к "Барсу", который, по его словам, берет человека за горло мёртвой хваткой бульдога. Ниже он цитировал строки:

Пей скепсис иль иди на дно! – и с расчётливой жестокостью продолжал:

"Повествовательная форма поэмы – тонкий способ замаскировать ту всеразрушающую горечь, которую невольно хочется объяснить раной, нанесённой непомерной гордыне того, кто изменил и себе и всему британскому. Намеревался ли мистер Дезерт раскрыть в, поэме свой личный опыт и переживания в связи со своим обращением в ислам, религию, которой, заметим мимоходом, он, судя по вышеприведённым горьким и жалким строкам, достоин не более, чем христианства, – ответить мы, разумеется, не берёмся, но советуем автору быть до конца искренним и сказать нам правду. Раз в нашей среде находится поэт, который с безусловным талантом проникает к нам в душу, подрывая наши верования и наш престиж, мы имеем право знать, не является ли он таким же ренегатом, как и его герои".

– По-моему, это пасквиль, – невозмутимо констатировал Компсон Грайс.

Уилфрид глянул на него так, что тот впоследствии признавался: "Я не подозревал, что у Дезерта такие глаза".

– Да, я ренегат. Я перешёл в магометанство под пистолетом, и вы можете предать это гласности.

Еле удержавшись от возгласа: "Слава богу!" – Компсон Грайс протянул ему руку, но Уилфрид откинулся назад, и лицо его потонуло в клубе сигарного дыма. Издатель сполз на самый кончик стула:

– Значит, я должен послать в "Дейли фейз" письмо и заявить, что "Барс" написан вами на основании ваших личных переживаний? Так я вас понял?

– Так.

– Дорогой мой, это же замечательно! Это, если хотите знать, акт мужества!

Улыбка Уилфрида заставила Компсона Грайса отодвинуться назад к спинке стула, проглотить вертевшуюся на языке фразу: "Спрос на книгу чудовищно возрастёт", – и заменить её другой:

– Письмо чрезвычайно укрепит ваши позиции. Надо бы также щёлкнуть по носу этого парня.

– Пусть занимается своей стряпнёй!

– Пожалуй, верно, – согласился Компсон Грайс. Он был отнюдь не намерен впутываться в драку, – влиятельная "Дейли фейз" могла подвергнуть избиению издаваемых им авторов.

Уилфрид поднялся:

– Весьма признателен. Мне пора.

Компсон Грайс посмотрел ему вслед. Дезерт уходил медленным шагом, высоко подняв голову. "Бедняга! – подумал издатель. – Вот будет сенсация!"

Вернувшись в контору, он потратил некоторое время на поиски фразы, которую можно было бы вырвать из рецензии, чтобы использовать для рекламы. Наконец он подобрал нужную выдержку:

"Дейли фейз": "В литературе последних лет поэма не имеет равных себе по мастерству".

(Остальную часть предложения Компсон Грайс опустил, потому что она гласила: "… выбивания почвы из-под ног у всего, на чём мы стоим".) Затем он сочинил письмо редактору газеты. Он пишет, сообщал Компсон Грайс, по просьбе мистера Дезерта, которому вовсе не нужно бросать вызов, чтобы добиться от него искренности, и который сам жаждет объявить во всеуслышание, что в основу «Барса» им действительно положены собственные переживания. Лично он, Компсон Грайс, считает такое откровенное признание самым поразительным актом мужества за последние годы. Он гордится тем, что первым печатает поэму, которая по своей психологической глубине, художественным достоинствам и чисто человеческой ценности представляет собой наиболее выдающееся явление современности.

Он подписался: "Ваш покорный слуга Компсон Грайс", – затем увеличил предполагаемый тираж второго издания, распорядился заранее подготовить объявление: "Первое издание разошлось; второй, расширенный тираж – в наборе", – и поехал к себе в клуб играть в бридж.

Компсон Грайс, как и Майкл, состоял членом «Полиглота» и поэтому наткнулся в холле на Монта. Волосы его бывшего компаньона были растрёпаны, уши стояли торчком, и заговорил он немедленно:

– Грайс, что вы собираетесь предпринять против этого молодого негодяя Колтема?

Компсон Грайс успокоительно улыбнулся и заверил:

– Не волнуйтесь! Я показал рецензию Дезерту, и он поручил мне вырвать у змеи жало, объявив, что он полностью все признает.

– О господи!..

– А что? Разве вы не знали?

– Знал, но…

Эти слова пролили бальзам на сердце Компсона Грайса, который усомнился было в правдивости признания Уилфрида. В самом деле, мог ли он решиться напечатать эту поему, если она написана о нём самом? Кто же станет разглашать такие подробности своей биографии? Но слова Монта разрешили его недоумение: тот в своё время открыл Дезерта и был ближайшим другом поэта.

– Словом, я написал в "Дейли фейз" и все объяснил.

– Так просил Уилфрид?

– Да, просил.

– Публикация поэмы – безумие. Quern Deus…[4]

Майкл перехватил выражение, мелькнувшее на лице Компсона Грайса, и горько прибавил:

– Впрочем, вам ведь важно, чтобы была сенсация.

Тот холодно возразил:

– Покамест трудно сказать, что это нам принесёт – пользу или вред.

– Чушь! – вскипел Майкл. – Теперь все, будь они прокляты, кинутся читать поэму! Видели вы сегодня Уилфрида?

– Мы завтракали вместе.

– Как он выглядит?

"Как Азраил", – пришло на ум Компсону Грайсу, но ответил он подругому:

– О, прекрасно! Совершенно спокоен.

– Как грешник в аду! Слушайте, Грайс, если вы не встанете рядом с ним и не поддержите его всем, что только в ваших силах, я с вами навеки порву.

– За кого вы меня принимаете, дорогой друг? – не без достоинства осадил его Компсон Грайс и, одёрнув жилет, проследовал в карточный салон.

Майкл, бормоча под нос: "Рыбья кровь!" – помчался на Корк-стрит.

"Не знаю, захочет ли бедняга видеть меня", – тревожно думал он.

Но, дойдя до угла этой улицы, Майкл впал в такой ужас, что отправился не к Уилфриду, а на Маунт-стрит. Дворецкий сообщил ему, что его родителей нет дома, но мисс Динни приехала утром из Кондафорда.

– Хорошо, Блор. Если она не ушла, я её сам найду.

Он поднялся по лестнице и осторожно приоткрыл дверь гостиной.

В нише под клеткой с попугаем тётки тихо и прямо, как девочка на уроке, сидела Динни, сложив руки на коленях и устремив взгляд в пространство. Она не заметила Майкла, пока тот не положил ей руку на плечо:

– Маленькая моя!

– Как сделать так, чтобы тебе не хотелось убить человека?

– Ах, ядовитый гадёныш! Твои прочли "Дейли фейз"? Динни кивнула.

– Какая реакция?

– Молчание и поджатые губы.

Майкл кивнул:

– Бедная девочка! И ты всё-таки приехала?

– Да. Мы идём с Уилфридом в театр.

– Передай ему привет и скажи, что я буду у него, как только понадоблюсь. Да, вот что, Динни, постарайся дать ему почувствовать, что мы восхищены тем, как он сжёг мосты.

Динни подняла на Майкла глаза, и выражение их тронуло его.

– Он поступил так не от гордости, Майкл. В нём зреет что-то страшное. В глубине души он не доверяет себе: ему кажется, что он отрёкся из трусости. Я знаю, он не может выбросить это из головы. По его мнению, он обязан доказать, – и не столько другим, сколько себе, – что он не трус. О, я-то знаю, что он не такой! Но пока он не докажет этого себе и окружающим, от него можно ожидать всего.

Майкл кивнул. Из своей единственной встречи с Уилфридом он вынес примерно такое же впечатление.

– А тебе известно, что он сам просил издателя написать письмо?

– Что же теперь будет? – беспомощно спросила Динни.

Майкл пожал плечами.

– Майкл, неужели никто не поймёт, в каком положении он тогда оказался?

– Люди с воображением встречаются редко. Я не смею утверждать, что сам могу понять его. А ты можешь?

– Только потому, что это – Уилфрид.

Майкл стиснул ей руку:

– Я рад, что у тебя старомодный недуг, а не просто современная "физиологическая потребность".