"Роковой бриллиант дома Романовых" - читать интересную книгу автора (Рэтклиф Джон)

XIV

Над Петроградом спустилась ночь. Ночь туманная и снежная. Небо похоже на погребальное покрывало. Отдельные звезды просачиваются, как серебряные слезы.

По опустевшим улицам, шатаясь, идет Вольдемар фон Бренкен. У него болит голова. Его знобит. У него жар. Он никак не может понять, где он находится. Он идет ощупью, прислоняясь от времени до времени к стене, и прислушивается к выстрелам. Вдруг он попадает в толпу. Она выросла откуда-то из-под земли. Рабочие большие, широкоплечие, сильные… Женщины, подстерегающие, как гиены. Он идет вперед, как во сне.

Вдруг позади его раздается крик:

— Офицер! Офицер!

Он оглядывается. Люди сгрудились в черное пятно. Это мародеры революции. Они видят офицерскую форму, они кричат, придя в безумную ярость, скучиваются и бросаются вперед густым клубком уничтожения и смерти за отдельным человеком.

Бренкен бросается бежать. Они бегут вслед за ним. Его голова ужасно болит. Улица черна, как ночь, и пустынна. Она словно вымерла. Все, что еще живо, прячется позади густо спущенных штор.

Жалкое зрелище! Все больше разбухающая толпа, тысячеголовая гидра бежит с воем позади него…

Бренкен, как сквозь красный туман, видит вывеску кабаре «Крокодил». Давно как-то он был там однажды вместе с Настей… Мчась во весь дух, спасая свою жизнь и слыша позади себя дыхание многоголовой своры, он мысленно видит себя входящим вверх по лестнице в сопровождении этого милого создания. Все кругом залито ослепительным светом…

Теперь он взлетает, спотыкаясь на ходу, вверх по широкой лестнице, устланной красным стоптанным ковром…

Внизу раздается вой преследователей… Какой-то мясник дико размахивает над головой своим длинным ножом.

— Погоди! Я отрежу тебе уши!

— Нос! Отрежь ему нос! — безумным голосом вопит какая-то женщина.

— Нос! — воет толпа. Она грязным потоком заливает мраморную лестницу. Бренкен уже наверху.

Дверь за кулисы открыта. Не помня себя, Бренкен бросается в темное помещение, спотыкается о стулья, падает, снова подымается… Добирается до занавеса. Прокрадывается, попадает, минуя темную сцену, в ходы и коридоры… Спешит дальше… Открывает какую-то дверь и попадает в освещенные комнаты.

Там, снаружи, толпа сперва отскакивает, завидя темноту. Она труслива и, несмотря на свой численный перевес, боится засады. Никто не хочет первым войти в темный зал. Наконец кому-то удалось разыскать на стене электрический выключатель. Но только внизу, на улице, неожиданно вспыхивает большой электрический фонарь, похожий на блуждающее солнце. Наверху все остается окутанным мраком ночи.

Наконец преследователи нерешительно и осторожно пробираются в зал и начинают обыскивать его.

В это время Бренкен сидит наверху в мужской уборной. Он нашел мастику и театральные бороды и лихорадочно дрожащими руками, повинуясь смутному инстинкту, приклеивает себе бороду. Срывает с себя военную форму. Механически прячет таинственное письмо француза в складках белья. В таком виде — в кальсонах, с приклеенной бородой, причудливой ужасающей фигурой он спешит, в то время как уже слышится шум погони сквозь вторую дверь… Видит перед собой оклеенную обоями дверь, открывает ее… Выглядывает в ночь… запирает за собой дверь… и задерживает дыхание.

Толпа, толкаясь и переругиваясь друг с другом, врывается в гардеробную… Не находит беглеца, отодвигает в сторону занавес, прикрывающий выход в другую сторону… И с яростными возгласами прекращает преследование…

Толпа начинает рассеиваться, они берут с собою на память ни к чему не нужные вещи и на прощание рвут на куски занавес. Ругань и грубые шутки замирают вдали.

Бренкен, одолеваемый усталостью и отвращением, упал на пол. Теперь он снова медленно поднимается. Глубокий вздох… Он прислоняет голову к стене. На этот раз смерть совсем близко прошла мимо него! И какая смерть!

Он здесь не находит покоя. Он должен идти дальше куда-нибудь и тогда он может попытаться проникнуть на маскарад, прежде чем Лу де Ли покинет Петроград… Тогда будет потерян всякий след голубого Могола.

Бренкен больше не думает о Насте. Доля воспоминаний в нем уже потухла. Он с трудом думает только об одном: о голубом Моголе.

Кругом все еще темно — он поднимает какой-то занавес и кричит, кричит диким голосом, как безумный… Он падает на колени.

Перед ним стоит человек с высоко поднятым топором. Молча ухмыляется ему прямо в лицо, собираясь ударить… Но, сделав над собой последнее судорожное усилие, Бренкен сразу выпрямляется и с размаху ударяет по желтому ухмыляющемуся лицу.

Лицо разлетается на куски. Неизвестный падает на пол и разбивается на комья — в самом деле — на комья, отвратительные комья. Этого не выдумаешь! Бренкена охватывает жар, побеждающий его ужас.

«Проклятие, голова… моя бедная голова… Я так долго не спал! И еще удар прикладом! Все, что я здесь вижу, — нечистая сила… лихорадка. Не разлетается же человек, в самом деле, на куски. Топор!» Бренкен хватает топор — по крайней мере оружие, — думает он, — топор кажется ему легче перышка. Он поднимает голову и вдруг замечает очертания новых фигур. Как бы подстерегая кого-нибудь, стоят они без движения, не трогаются с места, беззвучно ожидают момента броситься на него. Тогда Бренкен с отчаянием самоубийцы бросается на все сонмище привидений и учиняет кровопролитие. Ужаснейший бред — люди падают под его ударами, как мухи, и никто не кричит. «Бесовский шабаш! Это привидения! Да, да, я окружен привидениями!» И снова жалкий страх закрадывается в его мозг. Но он продолжает избивать их, хочет оставаться человеком до конца, хотя от лихорадки у него готов выскочить язык. Теперь он склоняется к своим жертвам и ощупывает их. Бледный, как мел, он подымается и оглядывается.

А вот и новые фигуры! Они стоят нескончаемыми рядами. Целые легионы молчаливых людей с отвратительными желтыми лицами.

Он находится в паноптикуме.

Он вспоминает. В тот раз, когда он вместе с Настей был в кабаре, они проходили мимо двери, на которой висела дощечка с надписью: «Вход воспрещается. Паноптикум».

— Ай! — воскликнула тогда Настя, прижавшись к нему: — Вольдемар, представь себе только, что будет, если человеку, случайно забредшему туда, придется провести всю ночь среди восковых фигур!

Сознание, что он находится среди восковых фигур, снова придает ему спокойствие.

Маски! Маски! Ад, сам ад, или преддверие ада. Он бросается на одну фигуру и со зверским криком торжества срывает с нее голову, кидает череп на добрую сажень — он катится и исчезает. И вдруг на него нашло просветление. Он проходит один зал, другой; снег, видимый из высоких окон, светится и, пользуясь этим светом, он совершает свой обход.

Восковые фигуры, призраки царей, бандитов и красавиц, уставлены рядами. Бренкен смотрит на них, и мысль его чего-то ищет. Но вот…

Перед одним царем Бренкен остановился и погрузился в глубокое молчание. Его рот скривился в гримасу. Иван Грозный! Свирепый самодержец, убийца многих своих приближенных. Правда, одновременно и завоеватель Казани, Астрахани и Юрьева. Первый царь, наложивший свою могучую руку на Сибирь.

Бренкен испускает крик, крик, похожий на клекот орла, крик первобытного человека в момент наивысшего напряжения борьбы, и уже осторожной рукой он снимает с восковой фигуры парчевую одежду, надевает пурпурово-красные штаны, накидывает тяжелый, затканный золотом кафтан, опоясывается кривой саблей и накидывает на свой маскарадный костюм дырявое пальто какого-то убийцы. Потом он ищет выхода. Но обратно пришлось пройти через театральную гардеробную и, спустившись с лестницы, Бренкен выходит на улицу. Никто не обратил на него внимания: в рваном пальто, без шапки он мог сойти за одного из сподвижников Ленина, вышедшего «грабить награбленное». Под утро он, наконец, добрался до дачи Лу де Ли, где в эту ночь собрались на маскарад старорежимные генералы, артисты и прожигатели жизни.