"Демоны" - читать интересную книгу автора (Ширли Джон)1Давайте говорить откровенно. Давайте не будем здесь ничего придумывать. Стивену Искероту просто приснилось все, что произошло в маленькой комнатке на вершине пирамидального здания «Западного Ветра». Такое здание действительно существует, но в нем нет такой комнатки – по крайней мере в точности такой. Она существовала только в его сне – и, возможно, еще в том месте, где во снах преломляется реальность. «Ты же проснулся в своей постели – проснулся и вспомнил это, – говорил он себе на протяжении всего рабочего дня. – Это был просто сон. – И вновь повторял: – Только сон. Так что выкинь это из головы». Однако воспоминание об этом сне засело в его мозгу, как клещ. Корчащиеся лица, лохань с грибами. Стивен продолжал думать об этом в пять часов пополудни, сидя в скрипящем кресле в офисе Дейла Уиндерсона в здании «Западного Ветра» в деловом районе Сан-Франциско, ожидая аудиенции с самим Дейлом, генеральным директором корпорации «Западный Ветер». – Аудиенция с самим папой! – сказал Квеллман, инспектор, и в его смехе прозвучала зависть. Зависть, поскольку не кто иной, как молодой Стив Искерот, был вызван, чтобы встретиться с самим Дейлом, лично и наедине. Не было сомнений, что речь шла о повышении: генеральный директор не увольнял людей самолично. Стивену хотелось пересесть в другое кресло. Безжизненное сухое дыхание кондиционера сопело и жужжало ему в затылок; он чувствовал, как оно шевелит волоски на его шее. Но секретарша Уиндерсона время от времени внимательно взглядывала на него через свои освещенные вереницей ламп владения, пыльно-голубое пространство синтетического ковра; она бы, наверное, сочла странным, если бы он начал неожиданно пересаживаться. Молодая, пышно причесанная и замкнутая, она сидела за своим просторным столом в форме буквы «U», расположенным под гигантским логотипом «ЗВ» – маленькая женщина-колючка, зажатая между огромным символом и огромным столом. Окон не было. Снаружи, как он знал, была поздняя осень, морозный день, стоял приятный туман. Здесь, внутри, времен года не существовало. Он поерзал на своем сиденье, и оно осуждающе заскрипело. Эти сиденья скрипели всегда, стоило на них сесть или хоть как-нибудь пошевелиться. Они были сделаны из выпускаемого «Западным Ветром» полимера, инимикалена [39] – Стивена передергивало каждый раз, когда он до него дотрагивался. Одна из его разновидностей, напоминавшая целлофан, использовалась как упаковочный материал, и когда ему приходилось разворачивать вещи, завернутые в эту визжащую, мерзкую на ощупь материю, у него всегда возникало примерно такое же ощущение, как если бы холодное питье попало на обнаженный зубной нерв. Он вновь поежился под знобким дыханием кондиционера, дующего ему в затылок… и передернулся, услышав скрип кресла. В качестве инспектора, контролирующего развитие нового продукта, он предложил попробовать заменить инимикален каким-нибудь другим материалом, который был бы менее неприятен на ощупь. Все присутствовавшие на собрании, как он теперь вспомнил, как-то странно посмотрели на него, когда он внес это предложение. «Неприятным? Что он хочет этим сказать?» Никто не признавался, что считает этот материал отвратительным, но он видел, что все содрогались, прикасаясь к нему. И в этом ощущении было еще что-то, размышлял он, что-то, чего он не мог уловить, что-то, связанное с его сном – ощущение отторжения, которое не могло быть выражено словами. Сон вновь начал прокручиваться в его памяти, даже несмотря на то что он пытался не думать о нем, даже несмотря на то что он пытался подготовиться к предстоящей встрече с Уиндерсоном. «Почти пришли, – радостно сказала ведьма, ее глаза лучились от удовольствия. – Не то чтобы совсем, но почти! Она бесконечная. Как там звали того грека, который говорил, что нельзя никуда дойти, потому что любое расстояние можно поделить снова и снова, на меньшие и меньшие части, так что оно будет длиться бесконечно? И однако мы уже здесь, мы уже здесь!» В том сне… В том сне они стояли на самой верхней площадке во всем здании, и она открыла потертую пластиковую дверь в самую верхнюю комнату – комнатушку не больше чулана для швабр, которая и сама была в форме пирамиды. Она отступила в сторону и жестом пригласила его войти, словно добрая сиделка в родильном отделении, приобщающая его к одной из священнейших радостей жизни. Он переступил через порог и увидел, что комнатка совершенно пуста, не считая старого облезлого деревянного кухонного стола – стола, который он почти узнал; возможно, это был стол из крохотной кухоньки его отца, – а на нем стояла деревянная лохань, наполненная грязью. И в этой грязи он увидел человеческие лица – незнакомые, но казалось, что он вот-вот их узнает, – семь лиц, смотрящих вверх прямо перед собой; они напоминали шляпки больших грибов. И каждое из лиц… – хотя, кроме лиц, там ничего не было, к их вискам и скулам приливала, словно румянец, темная грязь, – каждое из лиц было живым, и корчилось, и беспокойно двигалось само по себе. Глаза вращались, рты открывались, словно хватали воздух, что-то беззвучно шептали; слюна скопилась в углах их раскрытых бормочущих губ – пятеро мужчин и две женщины. Когда он шагнул поближе, семь пар глаз повернулись, остановившись на нем, и детский страх на лицах сменился идиотической радостью. «Теперь, если бы ты еще их покормил, – донесся до него оживленный голос старухи из его сна, – и тогда все зажили бы счастливо… счастливо… радостно… до… – Ее слова распадались на части по мере того, как разваливался его сон. – Завершительного… фантастеющего, радодействующего… бод-ровскорм… встив… Стив… Стив!» – Мистер Искерот! Он чуть не свалился со своего кресла. – Да? – Мистер Уиндерсон готов вас принять. – Кофе, Стивен? Подумать только, мистер Дейл Уиндерсон, мультимиллионер, предлагает налить ему, низшему исполнителю, чашечку кофе! Но не стоило проявлять излишнего подобострастия, настаивая на том, чтобы сделать это самому. – Да, конечно. Спасибо вам, сэр. – Ты можешь называть меня Дейл, Стивен. Твой отец – тот вообще называл меня «мерзавчиком». – Он рассмеялся. Уиндерсон был высоким привлекательным мужчиной с густыми черными волосами; на нем был шелковый жакет с изображением «Сан-Франциско Джайантс» [40], джинсы и ковбойские сапоги. Улыбка оставила на его лице нестираемые морщинки вокруг глаз и рта. – «Мерзавчиком», сэр? Да что вы говорите! – Ей-богу! Я не возражал. Размеры офис имел гигантские – от пола до потолка простиралось добрых восемьдесят футов [41], а общая площадь была сравнима с площадью стандартного двухэтажного коттеджа. Небольшое количество редко расставленной мебели производило впечатление элегантного минимализма, лишь еще более подчеркивающего объем помещения. Здесь располагался диван, уиндерсонов широкий, покрытый китайским лаком стол, два стула – кожаных, никакого инимикалена – и несколько картин на стенах. Окно, занимавшее целую стену, открывало сталагмитовое сияние деловой части Сан-Франциско: несколько вертолетов шныряли взад-вперед, словно стрекозы-мутанты; над мостом через залив скользила новая монорельсовая дорога. Уиндерсон стоял у окна, разливая кофе на роликовом столике из красного дерева. Несмотря на тонированные стекла и на то, что небо было серым, за окном оказалось довольно светло, и лишь когда Уиндерсон принес Стивену кофе – в черной кружке с золотым логотипом «ЗВ» на боку, – он осознал, что в волосах Уиндерсона скрывались металлические прищепки, а выражение лица с веселыми морщинками было в какой-то степени искусственно отпечатано на нем. Его лицо было лишь оболочкой, так же как и небрежная манера одеваться. Пытаясь не глазеть на него, Стивен отхлебнул глоток кофе и притворился, что любуется видом. – Твой отец был замечательный парень, – продолжал Уиндерсон, присаживаясь на край своего стола и вытягивая ноги. Стивен сидел в черном кожаном кресле напротив; огромный офис, казалось, нашептывал ему о подвернувшейся удаче, о ждущих его привилегиях. – Старина Барри… – Уиндерсон покачал головой, словно уйдя в дорогие ему воспоминания. – Твой отец взял меня под свое крыло, когда я прибыл в Стэнфорд. Мы жили в одной комнате, хотя он был на год меня старше, – но это было больше чем просто любезность. Он по-настоящему любил помогать людям находить свой путь. И для приятеля он был готов на многое. Стивен почувствовал, как его возбуждение на миг отступило перед скорбью. Его отец, учитель в начальной школе, действительно был хорошим человеком. У него были свои недостатки – он был склонен к угрюмому самоотстранению и чуть не разрушил свой брак увлечением на стороне, – но он любил своего сына и делал все что мог, чтобы Стивен это чувствовал. Он умер два года назад от рака, после жестокой затянувшейся битвы. Что он имел в виду под «одним из тех, кем ему всегда хотелось быть»? Почему он так сказал? Стивен начал заниматься заключением он-лайновых сделок, акциями всех видов, еще до того, как ему исполнилось восемнадцать. Он потерял на этом не меньше, чем приобрел, но его капиталовложения всегда были невелики, а следовательно, и потери были малы – и возбуждение подстегнуло его аппетит. Он не хотел становиться таким, как его отец, – учить детей, которым было на это наплевать. Он хотел принадлежать к людям, которые что-то значили в этом мире. – Твой отец… – продолжал Дейл. – Да, он действительно много для меня сделал. Я в долгу перед ним. То есть я хочу сказать – это было больше, чем если бы он просто присматривал за мной, пока мы учились. Он, э-э… не рассказывал тебе, что именно он, э-э?… – Нет, сэр. Дейл. – Ну и ладно. Самое главное – благодаря тому, что он сделал, ты получил эту работу. Я не хочу делать вид, что это произошло из-за твоих оценок, хотя они были вполне приличными. А сейчас подходит время предоставить тебе новую возможность… Он сделал паузу, прихлебывая кофе и глядя на Стивена поверх своей кружки. Он чего-то ждал. – Дейл… Я работаю здесь, в «ЗВ», потому что хочу здесь работать. То есть – я хочу стать частью… – Членом команды, верно? Ты хочешь расти вместе с компанией. Сынок, тебя уже наняли. Не стоит кормить меня этими старыми баснями. Я просто хочу знать… знаешь ли ты, что в действительности представляет собой мир? И каково в действительности наше место в нем? Конечно, ты не знаешь. Почти никто не знает. Ты наблюдательный мальчик – и уже приметил наш интерес к этому делу с «Дирваном-17», о котором ты поднимал вопрос. Исследуя новые продукты, Стивен выяснил, что «Дирван-17», пестицид, который «Западный Ветер» намеревался вскоре выпустить на рынок, был признан независимыми исследователями серьезным канцерогеном и неврологически токсичным веществом. Даже очень незначительные его дозы вызывали судороги у детей и болезни печени у взрослых. Были также указания на неврологические осложнения. Кроме того, он устойчиво сохранялся в окружающей среде. Однако он убивал «стекляннокрылого снайпера», жучка-вредителя, угрожавшего винодельческой промышленности Калифорнии, быстрее и надежнее, чем любой другой пестицид. – Ты уже обратил внимание на некоторые оборотные стороны «Дирвана-17». – Да, сэр. Просто я был озабочен тем, что… Уиндерсон поднял руку, прервав его. – Я понимаю, сынок, ты заботился о компании. Тебя беспокоило, что нам будет предъявлен иск. Что будет отрицательная реакция – о нас пойдет дурная слава, и в будущем урегулирование этого вопроса будет стоить нам больше, чем мы получим в прибыли. Стивен, охваченный облегчением, осторожно выдохнул через нос. – Вот именно… Дейл. – Очень тонко. Я попросил, чтобы продукцию пересмотрели. Возможно, нам удастся прикрыть свои задницы, если мы нацепим на него какой-нибудь предупреждающий ярлык и снабдим его специальной инструкцией по применению – я хочу сказать, более грозной инструкцией, чем обычно, – прежде чем выкинуть эту дрянь на рынок. Уиндерсон подошел к окну и встал спиной к Стивену в непринужденной позе, заложив одну руку в карман своего жакета с «Джайантсами», а другой держа перед собой кружку. – Посмотри на этот огромный старый мир там, снаружи. Стив, ты когда-нибудь задавал себе вопрос: где верх, а где низ? – Ну… э-э… успех – это верх, и чтобы добраться дотуда… – Об этом тоже не стоит, Стив. Нет, я имел в виду – с точки зрения нравственности. Существуют ли, по-твоему, нравственные верх и низ? – Ну… конечно! – Конечно, существуют – и однако все это относительно. Лично я считаю, что добро с точки зрения нравственности – это то, что лучше всего для большинства людей. Возьми этот наш мир – задумывался ли ты когда-нибудь, – Э-э… ну да, конечно. – Так вот… гравитация… где находится Он повернулся лицом к Стивену, но не посмотрел на него; очень осторожно он поставил кружку на стеклянную поверхность своего стола возле монитора компьютера и устройства громкой связи; он даже нахмурился от сосредоточенности, словно задача установки кружки была делом жизни и смерти. – Стивен, ты помнишь так называемые Демонические Галлюцинации, около девяти лет назад? – Демонические Галлюцинации? – Да. Как ты оцениваешь то, что тогда произошло? Стивен подумал. – Э-э… я вообще-то не размышлял об этом. Я тогда работал над дипломом, помогал налаживать бизнес в Таиланде – делал компьютерно-производственную базу. – Он хохотнул, стараясь говорить как опытный коллега-бизнесмен. – Мы сделали там всю работу и не получили ничего от доходов. Я тогда был всего лишь интерном, и, как потом выяснилось, это было вообще полулегальное предприятие, куда нас наняли на черную работу. Я не мог дождаться, когда уберусь оттуда. Все это располагалось на острове, совершенно отрезанном от мира. Там у них была возможность избегать международных законов о труде. Мне пришлось застрять там на какое-то время. Меня не было в Штатах, когда случилась вся эта… истерия вокруг демонов. Я видел кое-что по телевизору, но мне показалось, что тут какая-то мистификация, спецэффекты – что, э-э… – Да, разумеется, – прервал Уиндерсон с нетерпеливым жестом. – Итак, ты решил, что все это обман, а позже счел галлюцинацией, так ты сказал? – Ну да; говорили, что была какая-то террористическая акция с применением галлюциногенов… что все эти люди слетели с катушек и принялись крушить… – Да-да, хорошо, – вновь вмешался Уиндерсон, на этот раз оживленно. Он смотрел на Стивена невидящим взглядом. Его вечная улыбка незаметно перетекла в напряженную гримасу. – Что ж, некоторые из наших людей были обвинены в том, что помогали распространять ядовитый газ или что там это было – то, что вызвало галлюцинации. Мне хотелось знать, что ты думаешь по этому поводу. Предъявленные иски еще ожидают решения. Беспочвенные, уверяю тебя. Все было подстроено террористами, внедрившими галлюциногенные вещества типа ЛСД в систему водоснабжения по всему миру. Разумеется, очень многие до сих пор считают… – Он пожал плечами, словно желая, чтобы Стивен закончил за него фразу. – Э… да, многие люди, видимо, думают, что это действительно было, в буквальном смысле, – но ведь нет никаких видеоматериалов, где были бы засняты настоящие демоны. Когда все это происходило, я видел несколько клипов – но они все были какие-то размытые… Через некоторое время их прекратили показывать. Мне всегда было интересно, что сталось с этими материалами. – А ты знаешь, сколько пленки было тогда отснято? Слишком много, чтобы всю ее найти и стереть. И однако все, кто заявлял, что у них есть домашние видеозаписи демонов или записи выпусков новостей, где они фигурировали, – пленки всех этих людей оказались стертыми. Цифровые записи тоже были уничтожены. Значит… значит, они лгали. – Но прежде всего откуда могли возникнуть видеоматериалы о галлюцинациях? – Их и не было. Были пленки с записями людей, охваченных галлюцинациями, беснующихся, убивающих друг друга, некоторые из них были в причудливых костюмах. Многие из них обладали исключительной силой – побочный эффект наркотика. – Костюмы. Да, я видел кое-что из этого – целые демонстрации людей в самодельных костюмах демонов, с раскрашенными телами… – Совершенно верно. Это была массовая истерия, еще более подогретая убийствами. Некоторые люди поддались ей, некоторые нет. Пленки были конфискованы, направлены на исследование правительственными экспертами. Как бы то ни было, террористическая группировка была уничтожена, так что мы имеем, что имеем. – Ну что ж… – Стивен встал, решив, что интервью подошло к концу. – Не торопись, сынок! Это не единственная причина, по которой ты находишься здесь! Мне просто было интересно, что ты думаешь обо всем этом. Нет-нет, нам нужно обсудить кое-что еще. Перед тобой открываются особые возможности. Стивен снова сел, несколько неуклюже, с пересохшим ртом. Вот оно, наконец. – О тебе спрашивали, Стивен. – Кто спрашивал? – Это не то, что тебе нужно знать. Ты должен был спросить, – Да, – продолжал Уиндерсон, возможно, разгадав выражение сомнения на лице Стивена. – Да… Он выпрямился. В комнату через боковую дверь поспешно вошла пожилая женщина в серовато-синем костюме. Женщина из сна Стивена. – Мне нужно сделать несколько звонков. Проводи Стивена к его счастливой возможности, Латилла, – сказал Уиндерсон. – Я буду поблизости. Дверь в задней стене фешенебельного офиса открывалась на лестницу: пыльную лестницу, спиралью взбиравшуюся вверх. С бешено стучащим сердцем Стивен обнаружил, что идет вслед за Латиллой, в точности так, как шел вслед за ней в своем сне, хотя во сне она была одета по-другому. Пока они поднимались, она не говорила ничего, лишь что-то немелодично напевала себе под нос, пока они не подошли к узкой площадке и двери. Она положила руку на дверную ручку. Стивен почувствовал звон в ушах, как при гипервентиляции. Лица в лохани. Она насмешливо взглянула на него. – Вы хорошо себя чувствуете, мистер Искерот? Она произносила его имя почти как «Искэррот». Ему захотелось поправить ее, сказать, что это должно звучать скорее как «Искерот». Нет. Было кое-что другое, что было гораздо более важно сказать: Она слегка качнула головой, выражая озадаченное нетерпение, повернула ручку и вошла в комнату, держа дверь открытой перед ним. За дверью был еще один короткий коридорчик, ведущий в маленький офис, в котором едва помещались пять рабочих мест. Стивен огляделся. У него кружилась голова от облегчения. Его сон был всего лишь сном. Он осторожно выдохнул, несколько расслабившись. Кабинки, в которых были установлены столы с компьютерами, не были привычными взгляду кубиками – хотя они так же были разделены белыми звуконепроницаемыми перегородками, их форма была странной, почти треугольной, углом к посетителю, так что сидящий за компьютером оператор располагался за своим столом спиной к центру комнаты, где стояли Стивен и Латилла. Окон в комнате не было; тихая неопределенная музыка в стиле «нью-эйдж» сочилась из скрытых динамиков. К ним присоединился шестой человек, улыбка которого чем-то напоминала музыку. Это был бледный человек с высоким лбом и тонкими губами, в белом лабораторном халате. В руке он держал цифровой блокнот. – Это Г. Д. – Гаррисон Дин, – сказала Латилла, сжав плечо Дина с такой силой, что тот поморщился. Г. Д. прищурился на Стивена. – А это? – Да, это – Да неужели! И мы с ним уже скоро начнем? – Вначале были запланированы, э-э… небольшие полевые работы. Ты же знаешь, как Дейл любит делать дела. – Полевые работы? – Г. Д. в замешательстве посмотрел на нее. Потом на него, казалось, снизошло озарение. – Ах да, конечно… – Я тут пока что немного плаваю, – произнес Стивен, пытаясь скрыть смехом свое смятение. У него было такое ощущение, словно эти двое скрывали какой-то сюрприз и пытались говорить об этом так, чтобы не дать ему ключа. – Г. Д. – сын Джорджа Дина, – сказала Латилла, словно это все объясняло. – Джордж основал психономику. – Психономику… – Стивен не мог заставить себя признаться, что не знает, что это такое. Латилла улыбнулась. – Психономика – это наука об использовании психической силы в бизнесе, что, в свою очередь, усиливает твое психическое влияние на окружающий мир. Стивен был не уверен, что правильно расслышал. Она действительно говорила о Гораздо сильнее ему хотелось спросить: «Где здесь туалет?» Ему было отчаянно необходимо облегчиться. Но почему-то ему казалось, что это не совсем удобный момент для такого вопроса. – Д-да, – неопределенно протянул Г. Д. – Посмотрите на Эла, он за третьим столом. Кажется, он сегодня в ударе. Они подошли поближе и остановились за спиной долговязого сутулого человека с редеющими каштановыми волосами, склонившегося к плоскому экрану мониторa. Он пристально вглядывался в экран. Клавиатуры перед ним Сам экран был разделен пополам, по нему рывками ползли вниз две колонки цифр. – Слева, – пояснил Г. Д., – вы видите цифры, генерируемые, как вы сами можете предположить, генератором случайных чисел. А с правой стороны Эл пытается внедрить в поток случайных чисел устойчивые структуры – в особенности тенденции к увеличению. Когда ему это удается, компьютер дает звуковой сигнал. Словно спеша проиллюстрировать его слова, компьютер издал громкое «бип», и цифры с правой стороны экрана вспыхнули ярко-зеленым цветом. – Он награждает меня, – проговорил Эл. Его голос звучал отстраненно, словно он говорил во сне. – Компьютер награждает меня. Я чувствую это. – Но как это происходит? – спросил Стивен, переминаясь с ноги на ногу. Он пытался не дергаться, хотя ему все сильнее хотелось в туалет. – Как он вознаграждает? Но Г. Д. уже оживленно продолжал: – Так что, как видите, он изменяет тенденцию исключительно силой своего ума. Подобные вещи могут использоваться для воздействия, например, на фондовые биржи тем или иным образом. – Он продолжал бормотать, а Стивен начал оглядываться вокруг, ища дверь туалета. – С вами все в порядке? – спросила Латилла. – Э-э… да – я вообще-то хотел спросить, если бы мне на минутку заглянуть в туалет… – Прямо в эту дверь и направо. Мимо не пройдете, – сказал Г. Д., показывая рукой. Он вновь переключил внимание на свой блокнот. Стивен поспешил к указанной двери и оказался в незнакомом коридоре. Он пошел вперед, два раза завернул за угол и наконец обнаружил туалет. «Нью-эйдж» изливался на него обильным успокоительным потоком, пока он облегчался в писсуар. Выйдя, он направился обратно к компьютерной комнате, открыл дверь, за которой, как ему казалось, она должна была находиться, и понял, что заблудился. Вместо кабинета психономики он оказался в какой-то прихожей, перед стеклянной дверью. По другую сторону были две женщины в медицинских халатах, суетившиеся вокруг неразличимой фигуры на кровати. «Должно быть, какие-нибудь другие аспекты психономики», – предположил он. Он решил спросить у них, как ему вернуться в комнату с пятью компьютерами. Он робко открыл стеклянную дверь и вошел в комнату, в которой стоял запах больничной дезинфекции, перекрывавшийся ароматом от огромного букета цветов, стоявшего на широком подоконнике. Спиной к двери на широкой, комфортабельной с виду больничной койке лежал на боку исхудавший, кожа да кости, старик в больничной одежде. «Его дела плохи», – подумал Стивен. В комнате все было белым, пастельным и хромовым: больничный покой, целиком перенесенный на верхний этаж административного здания. Здесь был телевизор – выключенный – на стене над раковиной, ванная, металлический стол с суднами, катетерами, свернувшимися в кольца шлангами. Стивен подошел поближе к старику на кровати. – Я не думаю, что у вас есть пропуск в это помещение, – раздался сзади тихий и резкий голос Латиллы, внезапно появившейся в двери, заставив его подпрыгнуть. – Я искал, э-э… Он понял, что стоит, уставясь на старика на кровати. Он узнал его, он видел его фотографии, когда знакомился с историей компании: это был Джордж Дин, сооснователь «Западного Ветра». Бывший президент компании невидящим взглядом глядел в пустоту с выражением страха и отчаяния, его губы беззвучно шевелились. Его тонкие, как щепки, руки были вытянуты вперед, словно лапки богомола, пальцы шевелились, трепетали перед его лицом, словно антенны в поиске. – Это ведь мистер Дин – отец Г. Д., – так ведь? – спросил Стивен. И тут позади Латиллы показался Уиндерсон. Он остановился, подняв брови и глядя на Стивена. Латилла повернулась к Уиндерсону. Удивительно, что она совсем не боялась его. Уиндерсон поджал губы. – Ты сам нашел сюда дорогу, Стивен? – Возвращался из уборной и не туда свернул. – Вот как? Вижу, ты узнал его. Что ж – ты уже здесь… думаю, мы можем с таким же успехом показать тебе все. И, может быть, это и неплохо. Может быть, для этого есть причины… возможно, они… Уиндерсон взглянул на Латиллу. Она пожала плечами. – Мы как раз закончили умывание, – сказала сиделка-филиппинка, семеня вслед за ними. – Постарайтесь побыстрее. Ему нужно отдохнуть. Вторая сиделка, негритянка с задумчивыми глазами, взглянула на Стивена, выходя из комнаты вслед за своей напарницей. У него было такое ощущение, что она хотела ему что-то сказать. Латилла обошла кровать и остановилась с другой стороны. Дин никак не отреагировал на присутствие людей рядом с собой. Он почти не моргал; время от времени он судорожным движением плотно сжимал веки, но тут же снова распахивал глаза. К его руке была присоединена капельница, на данный момент перекрытая. Его постель состояла из единственной хрустящей простыни, плотно подоткнутой, покрывавшей его тело только до талии. – Им приходится по большей части кормить его внутривенно, – сказала Латилла. – Бедняга. Как вы себя чувствуете, мистер Дин? – По-видимому, она не ожидала ответа, поскольку тут же протянула руку и принялась поправлять его подушку. Он даже не взглянул на нее. – Хорошо отдыхали сегодня? Мистер Уиндерсон тоже пришел повидать вас. При этих словах Дин застонал. Затем вновь принял прежний вид. – Уиндерсон здесь, Джордж! – весело объявил генеральный директор, наклоняясь к уху Дина. Дин вновь застонал и отвернулся. Уиндерсон выпрямился и с мгновение смотрел на Стивена, прежде чем задумчиво заметить: – Ты, должно быть, удивлен, обнаружив здесь подобное помещение. – Да, немного – но, я полагаю, вы хотели присматривать за ним лично. – Именно. Мы можем это себе позволить, так что – почему бы и нет? – Удар? – тихо спросил Стивен. Уиндерсон покачал головой и потрепал неподвижного старика по костлявому вздрагивающему плечу. – Нет. Не совсем. Скорее это что-то вроде… Уиндерсон, протянув руку, сжал предплечье Джорджа Дина. – Мы оставляем тебя. Отдыхай, Джордж. Дин, застонав, отдернул руку. Уиндерсон сердито хмыкнул и отвернулся. – Ты можешь идти, Латилла. Не соединяй меня ни с кем. – Просто не знаю, зачем вы носите с собой телефон – вы же им совсем не пользуетесь, – проворчала она, уходя тем же путем, которым они вошли сюда. Стивен смотрел ей вслед. Действительно ли это та самая женщина, которую он видел в своем кошмаре? Женщина, которую он до сегодняшнего дня никогда в жизни не встречал? Нет. Это невозможно. Должно быть, ему показалось, что это так, потому что его мысли были все еще полны ночным кошмаром. Он, должно быть, сам изменил свое воспоминание, решив, что та женщина из сна похожа на… Уиндерсон хохотнул: – Она давно работает со мной. Я ей многое позволяю. Так-то, Стивен. Поскольку ты все равно здесь, я уж заодно покажу тебе все остальное. Они прошли через боковую дверь в комнату, служившую чем-то наподобие хранилища трофеев. Здесь тоже было окно во всю стену с видом на затянутый туманом серый город. Залив Сан-Франциско у горизонта казался озером ртути. Другие три стены комнаты были заполнены полками с гражданскими наградами, почетными знаками и фотографиями в рамочках, на которых Джордж Дин пожимал руки знаменитостям – политикам, кинозвездам, президентам. Здесь стоял кожаный диван и несколько эдуардовских кресел, повернутых к нему лицом. – Мы приносим сюда Джорджа время от времени, – сказал Уиндерсон, разваливаясь на диване. – Присаживайся. Стивен сел в кресло напротив, несколько раз сменив позу так, чтобы выглядеть достаточно расслабленным и в то же время достаточно внимательным. – Эта комната – она, наверное, хорошо действует на него? Я имею в виду, психологически? – спросил он. – Умница. Да, мы устроили здесь нечто вроде выставки его побед – чтобы восстановить его твердость, его веру в себя. Мы не знаем в точности, что с ним произошло, поскольку он не сказал ни слова с тех самых пор, как это случилось. Но MP-томография, да и вообще все тесты указывают на то, что это не был удар. И кроме того, мы видели и других людей в состояниях, подобных этому. – Он помолчал, глядя на облачную струйку, ползущую мимо окна. – Боже, как хочется курить! Я бы сейчас не отказался от сигаретки. – Он закинул руку на спинку дивана и сделал приглашающий жест. – Сядь сюда, сынок. Мне будет удобнее, если не придется повышать голос. Стивен опустился на податливое сиденье на другом конце дивана. – Стивен, теперь ты уже немного знаешь, что такое психономика. Позволь мне немного просветить тебя относительно ее истории. Для Джорджа все началось в начале 1970-х. Он тогда интересовался всевозможными способами самоусовершенствования – Эзален, гештальт-терапия, система Янова [44], все что угодно. Особенно большое впечатление на него произвел человек, называвший себя Вернером Эрхардом [45]. Джордж участвовал в EST и Forum – все это время одновременно управляя своими капиталами, вложенными в исследования в области нефтяной и химической промышленности. Терапия была его призванием, но он искал путей к слиянию ее со своими интересами в промышленности… Затем они вместе с профессором Шеппардом оказались вовлечены в нечто, именовавшееся прагматическим постмодернизмом – это была биология экономики, нечто вроде социобиологии капитализма. Они с Шеппардом разработали представление о том, что бизнес является духовной силой – ведь духовное и телепатическое родственны между собой, – и назвали это психономикой. – Это как во всяких христианских фирмах, которые пытаются применять духовные идеи у себя на рабочем месте? – Нет… не совсем, нет. Скорее это относилось к духовной – То есть психически? – В первый раз за весь разговор Стивен почувствовал, что его интерес превышает нервозность. – Н-ну… да, за неимением лучшего слова. Какая-то часть этого действительно выражается в психической энергии, протекающей через физическую структуру предприятия; например, с ее помощью можно спланировать новое дело – скажем, нефтеперегонный завод. – Что-то вроде фэн-шуй? – Да, фактически психономика использует некоторые из этих принципов. И даже больше. Они пошли еще дальше, придя к тому, что они назвали Психическими Подкачивающими Станциями. Это определенные индивиды в сочетании с определенными, э-э… я бы сказал, духовными воздействиями… воздействиями, которые могут быть распространены психически на всю корпорацию. Члены корпорации могут быть психически соединены вместе так, что становятся более или менее единым умом. В результате мы получаем преданных, не брезгающих тяжелой работой служащих, подключающих свою индивидуальную энергий к коллективной энергии корпорации. – Но это все же остается всего лишь… всего лишь психологическим эффектом, не так ли? Уиндерсон устало улыбнулся. – Только на поверхности. Уверяю тебя, в бизнесе тоже существует психическое воздействие. Стивен, ты помнишь, как несколько недель назад тебя попросили пройти для нас тест? Ты пытался угадать, какие образы должны заканчивать последовательность. Кроме того, ты должен был рисовать наброски, связанные с определенными числами. – Ах да! Я думал, это психологический тест. Я надеялся, что меня выбрали случайно – какая-нибудь выборочная проверка на определение неуравновешенных людей. – Это не был психологический тест, Стивен. И это было не случайно. Это был тест на определение медиумических способностей. Ты не такой уж хороший медиум, но у тебя есть определенный специфический потенциал, и это одна из причин, по которым ты находишься здесь. Когда твой отец попросил меня дать тебе работу, я протестировал тебя вместе с некоторыми другими людьми и с удовлетворением обнаружил, насколько сильны твои способности. – Нам не говорили, что это тест на медиума. – Еще раз: этот тест не определяет, являешься ли ты медиумом или нет. Он определяет, есть ли в тебе психический Ты станешь ключевой фигурой, живым вектором новой психономики. Ведьма прибыла в этот небольшой городок в Северной Калифорнии как раз к сумеркам. Она специально еще раз уточнила, что опрыскиваний в этот день больше не будет, но тем не менее, когда она шла от фургона к одиночному зданию в парке посреди города, на ней был респиратор и защитные очки. В здании ее ждало Она пересекла тротуар, направляясь к прямоугольному бетонному строению с табличкой «ОБЩЕСТВЕННАЯ УБОРНАЯ». Ее туфли-лодочки на высоких каблуках немного скользили на покрывавшей бетон бурой сосновой хвое. В городе было тихо. В парке не было ни души; по крайней мере она никого не видела. Она подумала, что большинство жителей, должно быть, обедают, сидя в своих гостиных и глядя в телевизор, как им и положено. Высокие старые деревья Поскрипывали от ветра. Прямо перед закрытой металлической дверью лежал мертвый дрозд, кишевший муравьями. Вынимая из сумочки ключ от висячего замка, она обнаружила, что у нее трясутся руки. Этим утром, поднявшись с постели, она обернулась к западу. Солнце светило ей в спину, и она произнесла слова, священные Имена Силы, она произносила их снова и снова, сосредоточив ум и все свое существо на акте магической декламации. И она визуализировала руну в сердце Сатурна и увидела внутренним взором, как она сама растет, становится огромной, как Земля, как Солнце, как Солнечная система, как галактика – ведьма размером с космос. И она всем сердцем уверовала в истинность своего видения. По каналу ее веры в нее потекла сила. Сейчас, открывая замок, она призывала эту силу из самого центра своего существа. Когда имеешь дело с астральными мирами, все имеет символическое значение, размышляла ведьма. Даже то, что она покинула свою машину, чтобы войти в здание, имело свое мифологическое соответствие: представьте себе древнюю жрицу, сходящую с колесницы, чтобы войти в пирамиду. Открывание замка было символично всегда. Оно символизировало еще одну веху в достижении ею свободы, символизировало весь риск, связанный с открыванием ящика Пандоры, символизировало размыкание цепей, наложенных на нее тираном, возжелавшим держать человечество в Саду Эдема в качестве ручных животных. Она положила ключ обратно в сумочку. Настало время войти внутрь и взглянуть в лицо Принца Духов. Она обернулась через плечо. Люди в хаки, оставшиеся в фургоне, проследят за тем, чтобы ей не помешали. Сняв маску и очки, оставив их болтаться на шее, словно гротескное ожерелье, она вступила в сырую, нездоровую атмосферу здания, подумав о том, как отыскала секреты, ведущие к ключам силы, в самых темных, зловонных трясинах своего внутреннего мира, в том месте внутри нее, которое соответствовало этой вонючей коробке. Она остановилась, переступив через порог. Прямоугольная, лишенная окон комната с одной стороны утопала в тени, там, где перегорела лампа под потолком, а с другой была резко освещена. Засиженная мухами лампочка была заключена в металлическую клетку. Она не выключалась никогда. Но что, если она тоже перегорит? Стена, отделявшая мужскую уборную от женской, была снесена сообщниками по ее просьбе. Даже это было символично! Мужское и женское объединялись в одно целое! Впрочем, унитазы остались на месте; от них по-прежнему воняло застаревшей мочой и, более слабо, фекалиями. Писсуары также были на месте, с мужской стороны, и граффити на стенах над писсуарами. Комната была пуста только с виду. Она знала, Она закрыла за собой дверь и прошла к освещенной части комнаты, стук ее каблучков по кафельному полу гулко отдавался от бетонных стен. Она говорила себе, что выбрала эту часть комнаты лишь потому, что здесь будет легче рассмотреть рисунок. Она вытащила пузырек из сумочки, откупорила его, отыскала маленькую кисточку и окунула ее в красную жидкость, которая лишь частично была кровью. Она нарисовала символ на полу вокруг себя, распевая заклинания и ощущая, как эти особые энергии вздымаются внутри нее. Сомнения затрепетали и угасли. Она была здесь королевой. Она вновь произнесла имена. – Что? Ты вроде бы что-то сказала? Голос был попеременно то сочным, то гнусавым, передразнивая выговор различных человеческих народностей. – Ты, как я понял, заявляешь свое превосходство надо мной, так, милая леди? Голос был более или менее мужским, но казалось, что звучит больше чем один голос, и уж точно больше чем один тембр; и она знала, что принцы, несмотря на то что этот человеческий термин предполагал пол, не были ни мужчинами, ни женщинами. Некоторые из них, появляясь на этом плане, обладали похожими на человеческие гениталиями – но они были лишь притворством, декорацией и иногда оружием. Оглядевшись, она увидела Голова принадлежала одному из существ, которых некоторые люди во время вторжения называли Зубачами. Голова состояла по большей части из челюстей, с довольно симпатичными голубыми человеческими глазами, посаженными ближе к верхушке плоского черепа – посаженными таким образом, каким человеческие глаза не могли бы быть посажены никогда: словно глаза манты [46]. Изгибчивый, с акульими зубами рот опоясывал голову почти кругом; сама же голова сейчас была несколько откинута назад на змеиной шее, ухмыляясь ей в лицо. – – Я в центре своей силы, – сказала ведьма, как ради соблюдения ритуала, так и в качестве заявления, – а ты находишься на ее периферии. Да будет так. – Ой, да брось ты молоть эту чушь! Голова повернулась в стене, словно глаз в глазнице, перевернувшись лицом вверх, а затем снова вернулась в прежнее положение. На одно головокружительное мгновение ей показалось, что это она выступает из стены, стоит на поверхности стены вопреки законам тяготения, а голова демона – как называли их обычные смертные – торчит из земли, словно зверек, высовывающийся из норки. Она почувствовала, что может вот– вот упасть в эту разинутую, насмехающуюся пасть… Она зарычала на себя, объятая молчаливой яростью. От существа исходило какое-то воздействие, оно каким-то образом психически дезориентировало ее, и она уже готова была поддаться, словно новенькая. Она вновь обрела правильную ориентацию и пробормотала сдерживающие имена. Внезапно позади нее раздался металлический скрежет и хруст разламываемого бетона. Она успела лишь наполовину обернуться, прежде чем нечто ударило ее сзади под колени, Она упала назад и оказалась сидящей на унитазе. Унитаз, как она сообразила, самостоятельно выломался из стены и вытянулся вперед на трубах, скребя по полу и оставляя за собой отбитые куски фарфора. Он протащился по магической диаграмме, но это не имело значения. Диаграмма, как она знала, была в действительности лишь средством, заставлявшим ее ум оставаться в нужном состоянии, чтобы контролировать вызываемые сущности. Унитаз побуждал ее сидеть, словно волшебный стул в диснеевском мультфильме, а демон проецировал свой голос так, что его смех теперь реверберировал внутри чаши унитаза, поднимаясь вверх к ее бедрам. Она подавила желание вскочить, истерично вопя и хлопая себя по ягодицам – в ее уме вдруг возникла детская картинка: унитаз внезапно отращивает зубы и вцепляется ей в задницу. Вместо этого она заставила себя царственно откинуться назад, словно все это произошло по ее собственной воле. – Любое сиденье будет троном для королевы заклинателей, даже данное в насмешку, – проговорила ведьма. – Почему бы тебе не дать мне вантуз в качестве скипетра? Но это не уменьшит моей силы, которая возрастает при любом свете, даже при аляповатом свете насмешки. – Его голос по-прежнему исходил из-под нее. Принц Духов начал без всяких усилий двигаться вверх в бетонной стене, словно она была жидкой, поднимая на ней легкую рябь. По мере движения его тело понемногу выдвигалось из стены, по-прежнему горизонтально – вначале плечи, затем верхняя часть груди. Он принялся декламировать свою демоническую глоссолалию, в которой некоторые адепты Подводного течения воображают какое-то огромное значение, но которая, как она чувствовала, была лишь косвенным методом дезориентировать ее. – Погребай, чтобы отблагодарить погребающего, поскольку рассматриваемая сущность почитается вероятной, а вовсе не чем-то существующим в необходимости, то есть предметом значения терминов, используемых для изложения наблюдений относительно двух рассматриваемых разновидностей. Так восславим же Джереми Бентама, британского философа, бывшего рупором количественного сравнения сумм наслаждения и страдания, которые случатся в качестве последствий различных направлений действия. Ах, если бы только я был там! Он бросил несколько фраз на тартаране, которые она не смогла с ходу перевести. Демон вылез из стены уже до пояса, бредя сквозь стену вверх, по направлению к потолку. Затем его монолог вновь перешел на английский. О, если бы я только был там, когда Бентам перечислял Измерения Страдания и Наслаждения! Представить только – он расставил их все по порядку, в соответствии с интенсивностью, продолжительностью, несомненностью, близостью, чистотой, изобильностью и ограниченностью! А насколько более непосредственно он может изучать измерения страдания, в частности, а также наслаждения других, находящихся как раз за пределами его досягаемости, теперь, когда он принадлежит Нижним Принцам! Ведьма хмыкнула. Она знала, что «Нижними Принцами» назывались так называемые «дьяволы», которых «Сатана» использовал в «Аду», где они питались теми, кто настаивал на том, чтобы оставаться вне того, что Круг Осознающих называл «Сферой Божьего Света». Время от времени Принцы Духов испытывали лидеров Подводного течения, чтобы проверить, не пугает ли их подобная мифология. Встав, она сказала: – Прекрати проецировать свой голос. – Его голос шел из воздуха, из точки примерно в десяти футах слева от ее головы. – Так-то лучше. Теперь давай вернемся к нашей Великой Работе. Предварительные шаги уже завершены. Демон дошел до потолка и теперь висел вниз головой, словно отвратительный канделябр. Его руки еще не были до конца свободны – кисти рук оставались погруженными в материал потолка. – Предварительные шаги завершены, надо же… Было совершенно не исключено, как она понимала, что если представится возможность – скажем, если ее голова окажется в пределах досягаемости для его когтей, – Зубач убьет ее, и убьет с восторгом, даже несмотря на то что это разрушит все планы Принцев. Это было больше, нежели простая импульсивность – у Принцев не было ничего похожего на человеческую систему ценностей, и они не всегда ставили свои планы выше наслаждения убийством. Слюна капала с усеянных сверкающими коническими зубами челюстей, с шипением испаряясь на полу. – Как она беспечна! «Предварительные шаги завершены», да неужели? А я вот думаю, что нет! Его голос по-прежнему проецировался в точку на другом конце помещения, и она внезапно поняла, что он пытался разделить надвое ее внимание, чтобы сбить ее с толку. Она решила действовать так, словно это не беспокоило ее. Хотя это было и не так. – Он отщелкнул последнее «нет» ей в лицо с тарелочным звоном челюстей, верхняя часть его тела бросилась к ней, как кобра, так что она отшатнулась назад и вновь упала на унитаз, больно ударившись копчиком. Демон расхохотался, словно спятившая музыкальная пила, и небрежно откинулся, продолжая говорить, время от времени делая головой выпады вперед на более громких словах, просто чтобы увидеть, как она дергается. – – Теперь послушай меня, о Принц! – сказала она, вставая. – Ты действительно принц; но я – богиня, а также королева. Я – Та, Кому Ты Должен Повиноваться! Стой где стоишь и не переступай черты круга! Твоя королева и богиня повелевает тебе! – Он замотал головой, изображая человеческую страстную привязанность. Поскольку он проделывал это, свисая с потолка вниз головой, то был похож на охваченную спазматической судорогой летучую мышь. – Ты вот г'ришь: «Эй, слышь, не лезь ко мне», а я в ответ: «Это ТЫ зря залезла сюда, девочка!» – Прекрати меня дразнить, – приказала она. – Это не смущает меня. Теперь слушай: требуемый предмет вскоре будет на месте. Нам только сейчас удалось отыскать Ретривера. – – Я трехмерное существо, – сказала она, пытаясь противостоять его запугиваниям. – А вот здесь ты ошибаешься. Ты трехмерна только в самых тривиальных аспектах. Демон что-то быстро проговорил – это была почти тарабарщина, на смеси тартарана и какого-то варианта древней латыни, которую она не смогла разобрать – и затем вновь перешел на английский. – Так вот что я тебе скажу: Ретривер должен быть поставлен перед вашими земными делами; его руки должны стать грязны или мы не сможем направлять его. Он должен пройти по полям, ощутить запах смерти и не раскаяться. – Это мы понимаем. – Он снова побрел через потолок, спустился по стене, погрузился в пол – на этот раз повернувшись нужной стороной вверх – и направился к ней, уйдя в пол по пояс и макая руки в кафельную плитку, словно это было болото. – О моя дорогая милочка, моя милая королевочка, королевка ты моя! Он рывком вздернул руку, и его когтистая лапа, освободившись из пола, хлестнула в ее направлении. Она не сдвинулась с места, напрягая свою магическую Волю, чтобы поддерживать целостность создаваемой кругом защитной оболочки, – и готовые рвать когти демона замерли на самой границе круга. Демон захохотал; его хохот звучал как песня умалишенного. А потом он потянулся сквозь то, что она считала своей несокрушимой защитной стеной, и его рука все вытягивалась, вытягивалась, как пластилиновая… Рука пощекотала ее когтем под подбородком. Ущипнула за правый сосок. Она едва осмеливалась дышать. Внезапно она поняла, что он мог прикоснуться к ней в любой момент, если бы захотел. Челюсти демона раскрылись, словно расстегнулась застежка-молния, открывая его голову по кругу до самого затылка. Триста шестьдесят градусов челюстей; они должны бы были развалиться, нижняя челюсть отвалиться от верхней, голова от шеи. Но вместо этого круговая верхняя челюсть лишь задрожала, как дрожит монетка, крутящаяся на столе, за мгновение перед тем, как упасть на бок. А затем челюсти захлопнулись, и демон завопил: – Хи-и-и! И начали возникать другие головы – появляясь из потолка, из стены, из пола. Вот над поверхностью кафеля вынырнула голова, похожая на человеческую, но все черты ее лица были перемешаны и свободно передвигались по передней поверхности черепа: глаза ползли как слизни, губы тащились как гусеницы, нос описывал скользящие круги вокруг чего-то похожего на состоящую из плоти сигарету. Потом наконец они отыскали нужное направление и разбрелись по местам, и перед ней предстал Принц, которого люди называли Придурком. – Будь моей, В-валентина! – произнес он. – У меня ко-е-щщ' ешть для тебя, ждешь, в дешяти футах под полом. Молольщик, ревевший так, что тряслось все здание, выкарабкивался из стены. Потрепанные щупальца Тряпки покачивались и кивали с потолка. Крокодиан двигался к ней, рассекая пол, словно… Словно крокодил. И она начала пятиться к двери. – Я поняла твои советы, о Принц, – проговорила она, сумев сделать так, чтобы голос не очень дрожал, но едва слыша сама себя за буханьем собственного пульса. – Я прослежу за тем, чтобы программа была ускорена. А теперь – я приказываю тебе… удалиться… прочь, в твое… Крокодиан ринулся на нее с пола, словно касатка, выпрыгивающая из воды… … и сцапал ее, как раз когда она повернулась бежать. Он сжал ее плечи сзади. – Ты… ты должен отпустить меня… сейчас же… Послышался механически-металлический смех, и она почувствовала, что ее выбрасывают в дверь, словно пьяницу из бара… Она упала на тротуар лицом вперед, ободрав нос и ладони, услышав, как позади захлопнулась дверь. Едва переводя дух от ужаса, с горящим лицом и ладонями, она поднялась на ноги и тут же едва не упала вновь, покачнувшись на ослабевших ногах. Люди в фургоне смотрели во все глаза, но ни один не вышел, чтобы помочь. Вероломные трусы. Она заставила себя встать тверже и обернуться. Дверь туалета была закрыта – на висячий замок. Она поспешила к фургону, залезла внутрь, выдохнула: – Включите фильтр! Зажужжал очиститель воздуха. Она, не двигаясь, сидела на своем сиденье, пока фургон торопливо сдавал назад, а затем несся по дороге. Другие поглядывали на нее, но предпочли не спрашивать, почему она была выкинута подобным образом. Боялись ее, должно быть, – или боялись услышать ответ. Ее пальцы впились в колени; костяшки были белыми. Я – королева ведьм. Я богиня, Становящаяся. Я не чья-то игрушка!» Лишь когда они выехали на шоссе, ведьма заговорила. – У кого-нибудь есть что-нибудь выпить? – проскрежетала она. – Что-нибудь покрепче? |
||
|