"Белые яблоки" - читать интересную книгу автора (Кэрролл Джонатан)

ПОЛ К. Г. САХАРА И ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ МЫШЕЙ

Следующим утром Этрих, проснувшись, обнаружил, что рядом с ним в постели лежит совершенно незнакомая женщина.

Он медленно приходил в себя, голова была точно свинцовая, в ушах стоял звон, как после приема большой дозы снотворного. Как долго он спал, да и спал ли вообще? Самочувствие у него было такое, как будто он несколько ночей кряду провел на ногах и после этого отключился всего минут на пять. Ему стоило немалых усилий заставить себя открыть глаза. Видел ли он сны? Что-то смутное мелькнуло в глубине памяти и тотчас же бесследно исчезло, так и не сформировавшись в отчетливый образ, растаяло, как утренний туман под лучами солнца.

Обрести некоторую ясность сознания ему помог потолок. Потолок порой может заменить собой компас. По нему можно определить, где находишься. За последние месяцы Этрих провел столько времени, лежа на постели и глядя в потолок, что успел изучить его во всех деталях. Большинство заключенных, томящихся в одиночках, а также те, у кого разбито сердце, могли бы написать о своих потолках пространные диссертации и получить ученую степень.

Почти над самой его головой виднелось маленькое коричневое пятнышко, которое он про себя называл картофелиной, иного сравнения ему было не подобрать. Появилось оно в результате небольшой протечки с верхнего этажа, и хозяева здания спросили у Этриха, когда он въезжал в эту квартиру, желает ли он, чтобы пятно закрасили. Представив себе рабочих, снующих по его новой квартире, и запах краски, который наверняка не выветрится за несколько дней, он поспешил отказаться. И после, во время своих грустных раздумий, не раз поздравлял себя с удачным решением. Пятно стало его отрадой, островком посреди унылого мелового моря.

Обнаружив над головой знакомое пятнышко, Этрих понял, что находится в своей квартире и что на дворе утро, единственное время суток, когда в его окна проникал солнечный свет. Осознав оба эти факта, он медленно повернул голову вправо и увидел рядом с собой очень симпатичную блондинку. Этрих оторопел от неожиданности, но через миг физиономия его расплылась в блаженной ухмылке. Пусть он понятия не имеет, кто эта милашка, но до чего же здорово, что она здесь! Подобно чревовещателю, он произнес, не разжимая губ:

– О боги!

Не придумав ничего лучше, он снова воззрился на потолок и, скользнув взглядом по пятну, лениво подумал: интересно все же, что за девица спит в моей постели? И где я, во имя всего святого, был вчера вечером, что делал? Как мы с ней познакомились? Как мне удалось зазвать ее сюда? При желании он смог бы выскользнуть из постели, не потревожив ее, но к чему? Нет уж, самым правильным было остаться на месте.

Он повернулся к незнакомке и стал изучать ее. Она и впрямь была хорошенькой – как раз тот тип, какой он всегда предпочитал. С лица девушки взгляд его переместился на ее шею. Остальные части стройного тела были скрыты лимонно-желтой простыней. Судя по всему, одежды на мисс Загадке не было вовсе. Чтобы удостовериться в этом, он подтянул колено к животу и стал неторопливо и осторожно ощупывать ступней ее тело. Усилия его не пропали зря – девушка спала под простыней обнаженной.

Сколько их было в жизни Винсента Этриха, этих первых любовных свиданий с новыми подругами, – не счесть. Великое множество начатых романов. В разных местах и при разных обстоятельствах – забавных, интригующих. Но такого с ним еще ни разу не случалось. Впервые в своей жизни он не мог вспомнить решительно ничего о женщине, рядом с которой проснулся, и даже то, чем они с ней занимались ночью, полностью стерлось из его памяти.

Как ее имя? Где они встретились? Как давно друг друга знают? Какова она в постели? Список его вопросов растянулся на целую милю. Сейчас она мирно спит в его кровати, но каким образом ему удалось заманить ее сюда? Нет, это попросту невозможно – не помнить ничего о девушке, с которой провел ночь. И Этриху страстно захотелось приподнять завесу над этой тайной.

Придвинувшись к незнакомке поближе, он втянул носом воздух. Этриху нравились любые запахи, издаваемые женскими телами утром, вечером, во время занятий сексом, после душа, на пляже. Сейчас ему хотелось уловить аромат ее кожи, а после – запах ее дыхания. Он подобрался к ней еще ближе, затем еще. Теперь уже можно было вволю насладиться ее запахом. Открыв глаза и увидев его, она несколько раз моргнула.

– Эй, привет.

У нее был чудный голос, очень сексуальный, сонный, томный. И зубы отличные, он успел разглядеть их едва ли не все сразу, когда она ему улыбнулась.

Ему очень хотелось дотронуться до нее, но он сдержался. Не теперь. Прежде надо получить от нее хоть какую-нибудь информацию.

Она перевернулась на спину. Вытянула руки над головой, отчего простыня скользнула вниз, полностью обнажив ее грудь, и сладко зевнула.

– Который час?

Этрих, как ни силился, не мог отвести глаз от ее груди.

– Не знаю. Погоди-ка. – Он нащупал часы на ночном столике. – Девять.

– Неплохо. Я-то думала, мы с тобой после вчерашнего проспим до полудня.

Она подняла на него глаза, в которых читалось: «секс-секс-секс». Английский ее был безупречен, хотя она и говорила с едва уловимым акцентом.

Без всяких усилий, совершенно машинально Этрих придал своему лицу соответствующее выражение, мол, еще бы! За долгие годы своей донжуанской практики Винсент Этрих научился безупречно владеть лицом и при необходимости совершенно автоматически подбирал выражение, приличествующее конкретному случаю. Со временем это умение стало неотъемлемой частью его личности, оно вписалось в его характер настолько, что порой он сам не мог бы определить, является ли чувство, отразившееся на его лице, настоящим или мнимым. Бывало, что ему становилось от этого неловко, но в целом Этрих был собой доволен, в том числе и этой стороной своей натуры.

Некоторое время он безмятежно лежал в теплой постели рядом с обнаженной незнакомкой. Но вдруг она произнесла нечто, разом положившее конец его умиротворенности:

– Не забудь, что сегодня у твоей мамы день рождения.

Давящая тишина навалилась ему на грудь так, что он едва не задохнулся и лишь через минуту нашел в себе достаточно сил, чтобы просипеть:

– Откуда ты об этом знаешь?

– Ну как же, в прошлом году ты позабыл ее поздравить и она очень рассердилась. Ты хоть это-то помнишь?

В прошлом году? Он не был знаком с этой женщиной. Возможно, минувшей ночью он ее познал, что называется, в библейском смысле, но в прошлом году?… Нет, это никак невозможно.

– Как зовут мою мать?

Загадка улыбнулась, не открывая глаз. Лицо ее оставалось спокойным, кожа была гладкой и нежной. Возле правого уха на скуле виднелась небольшая родинка телесного цвета.

– Это игра в вопросы и ответы, да? Что ж, изволь: твою маму зовут Бригитта, отца – Питер. У них двое детей – Винсент и Джудит.

В душе у Этриха, словно стая вспугнутых голубей, взметнулась паника. Дрожащим голосом он спросил:

– Откуда тебе это известно?

Глаза она так и не открыла. Вместо этого высунула язык, дразнясь.

– Откуда? Не ты ли сам мне это рассказал?

Он протянул руку, чтобы коснуться ее плеча, потом отдернул ее, затем решительно тронул пальцами белую кожу:

– Как тебя зовут?

– Ха-ха, очень смешно.

– Нет, правда. Пожалуйста.

– Винсент, прекрати. Еще слишком рано для дурацких шуток. Давай хоть кофе попьем.

– Какой колледж я закончил?

Она скорчила гримасу:

– Роде, в Мемфисе, Теннеси, и поступил на работу в агентство «Ортпонд» в Сан-Франциско.

Лишь теперь она наконец открыла глаза, собираясь потребовать, чтобы он прекратил эту нелепую игру, которая выводит ее из терпения. Но, взглянув на его лицо, с беспокойством спросила:

– Что с тобой?

– Просто ушам своим не верю! Откуда ты знаешь все это?

– Перестань! Это уже не смешно! – Она с силой оттолкнула его.

Он растерянно помотал головой:

– Кто ты такая?

– Винсент, прекрати немедленно!

На лице его отразилась растерянность. И тут она наконец поняла, что он ее вовсе не разыгрывает.

– Господи Иисусе! – В мгновение ока она очутилась в самом дальнем углу кровати и инстинктивно прижала край простыни к груди. Ведь он повел себя с ней как чужой, а следовательно, не должен видеть ее обнаженной. Она была не на шутку испугана. – Изабелла. Я Изабелла.

Но он снова помотал головой. Это имя ничего ему не говорило.

– О боже! – Она приподнялась на постели, но он не дал ей уйти, удержав за руку. Она громко вскрикнула.

Он тотчас же разжал пальцы.

– Нет, пожалуйста, останься. Я тебя не трону. Я не сделаю тебе ничего плохого. Просто объясни мне…

Она еще плотней закуталась в простыню и осталась сидеть на кровати.

– Что тебе объяснить? Что происходит? Ты всерьез утверждаешь, что видишь меня впервые?

– Да. – Слово выпало из его рта, тяжелое, как камень.

– А остальное помнишь?

Этрих был благодарен ей за то, что она больше не пыталась сбежать. Он потер лицо обеими ладонями и уверенно произнес:

– Остальное? Конечно. А как же?

– Расскажи.

Он небрежно махнул рукой, словно давая понять: то, что он сейчас скажет, известно всем и каждому.

– Я Винсент Этрих, работаю в рекламном агентстве, мне сорок один, разведен, имею двоих детей.

Изабелла сосредоточилась на одном из перечисленных пунктов:

– Разведен. А почему?

– Ну… – Он придал своему лицу скорбное выражение. – Потому что я не был образцовым мужем. Моя жена славная женщина. Она со многим мирилась, но в конце концов у нее лопнуло терпение и она вышвырнула меня вон.

– Но за что? Объясни, в чем конкретно была твоя вина?

Он с неудовольствием покосился на нее и признался:

– Другие женщины.

– Какая-нибудь конкретная из них?

– Слишком много. Мне следовало бы принять ислам. Тогда я мог бы жениться сразу на нескольких и, возможно, удовольствовался бы ими. Хотя как знать.

Изабелла мало-помалу поняла, что случилось с Винсентом. Но прежде чем сообщить об этом ему самому, ей следовало удостовериться в правильности своей догадки. И она снова стала задавать ему вопросы о прошлом.

Этрих уверенно отвечал на них, а между тем беспокойство в его душе все нарастало. Эта очаровательная незнакомка слишком много о нем знала.

В конце концов Изабелле стало не о чем его спрашивать. И тогда плечи ее печально поникли. Теперь она твердо знала, что не ошиблась. Из памяти Этриха было намеренно удалено все то, что касалось их взаимоотношений. Остальное сохранилось в неизменном виде, лишь она, Изабелла, была стерта без следа.

Разве что… Она выпрямилась, сбросив с груди простыню.

– Ты помнишь свою болезнь?

– Болезнь? Какую?

Она собралась было ответить, но вместо этого прикоснулась ладонью к животу. Лицо ее приняло безмятежное выражение. Слегка склонив голову набок, она кивнула:

– Хорошо. Постараюсь.

Энжи что-то сказал ей.

Этрих ничего не понял и растерянно переспросил:

– Что? Что ты постараешься сделать?

Она не ответила. Лицо ее оставалось спокойным.

– Сегодня я хотела бы кое-что тебе показать. Можешь уделить мне немного времени?

Этрих замешкался с ответом. Он побаивался этой женщины, ее необъяснимой осведомленности о подробностях его жизни. И хотя она была чудо как хороша собой, ему больше всего хотелось бы вытолкать ее за дверь. Разумеется, позволив предварительно одеться. Этрих был джентльменом. Именно поэтому он пользовался таким успехом у женщин. Неизменно вежливый и предупредительный, он ни разу не дал ни одной из своих женщин почувствовать, что просто переспал с ней.

– Да ну же, Винсент, сегодня суббота и ты свободен. Давай позавтракаем. Омлет, бекон и кофе.

До чего же странно ей было говорить с ним в таком тоне. Нервы ее были напряжены до предела, а надо было казаться беззаботной, флиртовать с ним, но делать это тонко, без нажима. Словно мужчина, сидевший на противоположном краю кровати, был не единственной ее любовью и отцом ее будущего ребенка, а случайным знакомым, которого она хладнокровно пытается задобрить.

– Прости, я только на минутку.

Он кивком указал на дверь ванной. Уверенно встал с кровати и сделал несколько шагов, потом вдруг сообразил, что шествовать по комнате голым под взглядом чужой женщины не очень-то прилично. Он смущенно развел руками и заторопился в ванную. Вслед ему зазвенел беззаботный смех. Над чем, интересно, она так смеется? Над его пенисом или ситуацией в целом?

Ее позабавило, что жест, которым он извинился за причиненную неловкость, был так типичен для него. Она ощутила прилив такой острой, такой безудержной любви к нему, что тотчас же поклялась во что бы то ни стало пробиться сквозь эту новую преграду.

Закрыв за собой дверь ванной, он подошел к раковине. Пристально изучил свое отражение в зеркале и мрачно изрек:

– Ну что? – Потом вынул из шкафчика полотенце и обернул его вокруг бедер.

Что же теперь прикажешь с ней делать? Угостить завтраком, вывести на прогулку, а после сердечно, но твердо сказать: «Прощай». Где она живет, хотелось бы знать? Хорошо, если в центре города, тогда он без разговоров усадит ее в такси.

Дверь ванной распахнулась, и девушка появилась на пороге в одной из его футболок, держа в каждой руке по куску шоколадного торта. Она откусила от одного из них, а другой протянула ему.

– Что это?

– Твой любимый завтрак.

Этрих и в самом деле любил сладкое, но никогда не ел пирожных на завтрак. Кусок, предложенный незнакомкой, он взял и с наслаждением принялся уничтожать. Так они и стояли в ванной. Этриху трудно было поручиться за девушку, но лично ему это занятие пришлось по душе. Съев примерно половину своей порции, Изабелла жестом предложила ему взглянуть в зеркало. Он повиновался. Из зеркала на него глядели два довольных лица с губами, перемазанными шоколадным кремом, и подбородками, к которым пристали крошки торта.

– Где твоя камера? Хорошо бы нам сейчас сфотографироваться на память.

Он вытер рот тыльной стороной левой руки:

– Какая камера?

У нее на языке вертелось: «Та, что я тебе подарила», но вместо этого она спросила:

– У тебя ведь есть цифровой фотоаппарат?

– Нет.

– О-о… Ну, тогда… гм…

Ей пришлось отступить, но сдаваться она не собиралась. Ее осенила новая идея. Быть может, это именно то, что сейчас нужно. С горящими от энтузиазма глазами она предложила:

– Раз уж мы занялись едой, вот тебе вопрос дня. Только хорошо подумай, прежде чем отвечать. Не говори наобум. Ладно? Опиши мне самые памятные для тебя завтрак, обед и ужин.

Вот это вопрос так вопрос. Как раз для Винсента. Вообще-то их было пять. Он так и называл эту их игру: «Пять вопросов». Пристально наблюдая за ним, Изабелла ожидала увидеть в его глазах искру узнавания, но он спокойно доел последний кусок торта, явно обдумывая ответ на только что заданный ею вопрос.

Однажды поздним вечером в Кракове, лежа в постели, они не могли заснуть – слишком упоительным был минувший день и обоим хотелось, чтобы он никогда не кончался. И, как это часто бывало, после занятий любовью они тесно прижались друг к другу, обнялись и несколько часов кряду разговаривали обо всем на свете. Где-то в середине разговора Винсент задал ей те самые пять вопросов. После они по многу дней обсуждали их, погружаясь в воспоминания, делясь друг с другом подробностями своей жизни, смакуя эти подробности, перескакивая с одного на другое и стараясь не упустить ни одной детали. Изабелла не уставала благодарить его за удачную идею с пятью вопросами, эта игра по-настоящему ее увлекла и никогда ей не надоедала.

И вот теперь он стоял в ванной своей квартиры и вытирал руки полотенцем, которое было обернуто вокруг его талии. Он невозмутимо спросил:

– А три обеда не сгодятся?

– Нет. Завтрак, обед и ужин.

Она заранее знала, что он ответит. Вернее, что ответил бы, если бы… Неужто он мог позабыть тот солнечный воскресный день, кафе «Редольфи» в Кракове? Стояло жаркое лето, они сидели за столиком у окна, выходившего на городскую площадь, и пили замечательный кофе, чашку за чашкой. Оба были перевозбуждены избытком кофеина, к тому же прошлой ночью они почти не спали: у них нашлось занятие поинтересней. Они не могли наглядеться друг на друга. Обоим пришла в голову мысль прямо сейчас вернуться в отель, но они остались в «Редольфи», потому что и там чувствовали себя совершенно счастливыми, упоенными друг другом. Неужели это возможно – испытывать такой восторг, такую полноту жизни?

Винсент должен был ответить на первый из вопросов:

– Ладно, так, говоришь, завтрак, который мне больше всего запомнился? Что ж, однажды в августе, в нестерпимую жару, мы гуляли всю ночь по венским улицам, а утром сели на пароходик и добрались до загородной пристани. Не забыла?

Она хорошо помнила то утро. Все магазины оказались закрыты. Еще бы: воскресенье в католической Австрии! Им посчастливилось купить молока на заправочной станции. А еще у нее в сумке оказалась коробка с пирожными – нелепое, как всегда, подношение от матери. Усевшись на круглые валуны у реки, они позавтракали слегка подсохшими пирожными и свежим молоком. Экипаж румынской баржи, проплывавшей вверх по реке, приветствовал их гудком. А через десять минут в сторону Черного моря проследовал белоснежный российский теплоход. Потом они увидели двух старичков в гребной лодке. Те вытащили весла из воды, предоставив быстрому течению нести их легкое суденышко вниз по Дунаю. Этрих покончил с завтраком и подобрал с земли небольшую ветку. Пока они молча сидели на валунах, любуясь рекой, он счистил с ветки всю кору. А после сунул ее в карман и в ответ на вопросительный взгляд Изабеллы пояснил:

– На память.

Что же до нового Винсента, страдающего приступом амнезии, то, стоя в ванной своей холостяцкой квартиры, он растерянно пожал плечами:

– Не знаю, что и сказать. Затрудняюсь ответить. Кстати, где ты раздобыла торт? Очень вкусный.

И в самом деле, откуда? Разумеется, из Вены. Она везла его, упакованный в фирменную деревянную коробку, в своем рюкзаке. Американские таможенники чуть было его не конфисковали и ей стоило немалого труда уговорить их пропустить торт через границу. Ведь он должен был стать ее подарком Винсенту по случаю их примирения. Изабелла тщательно все продумала и еще в Вене стала рисовать в своем воображении будущую сцену, участниками которой должны были стать он, она и венский торт.

И до чего же тяжело было у нее на сердце, когда десять минут тому назад она открыла элегантную коробку и без всяких церемоний сорвала с торта пластиковую упаковку, чтобы отрезать от него пару кусков.

Винсент нахмурился от внезапной догадки и быстро вышел из ванной, обогнув Изабеллу, которая по-прежнему стояла в дверях. Она увидела в зеркале его удаляющуюся спину.

– В чем дело?

Ответа не последовало, и она вышла в прихожую, где, у ее раскрытого рюкзака, подбоченившись, стоял Винсент.

– Твой? – спросил он тоном обвинения и указал на рюкзак пальцем.

– Ага.

– Так вот откуда взялся этот торт – ты его с собой принесла. Значит, мы вдвоем пришли сюда вчера вечером, и ты тащила этот огромный рюкзак? Потом мы улеглись в постель, но я, хоть убей, ничего этого не помню.

Прежде чем она успела ответить, зазвонил телефон. Оба вздохнули с облегчением, потому что она не знала, что сказать, а он не желал больше ничего от нее слышать.

Он поспешно подошел к аппарату и снял трубку:

– Алло.

– Винсент, это Коко. Прости, что беспокою тебя, но…

– Кто? Простите, не расслышал ваше имя…

– Коко. Винсент, это я – Коко.

Имя было ему незнакомо. Как, впрочем, и голос звонившей женщины.

– Простите, но вы, по-моему, ошиблись номером.

– Послушай, Винсент, я понимаю, она рядом и ничего о нас с тобой не знает. Но, пожалуйста, выслушай меня, хорошо?

– Вы знаете ту особу, которая сейчас находится здесь? – Он покосился на Изабеллу.

– Еще бы! Ведь это твоя Изабелла. Мне известно, что ты встретил ее вчера вечером.

У Винсента лопнуло терпение.

– Вы уверены? А откуда, черт возьми, вам это известно? И вообще, кто вы такая?!

– Хватит валять дурака! Помолчи пару минут и внимательно меня выслушай.

Но он положил трубку на рычаг, бросив на Изабеллу враждебный взгляд.

– Почему это посторонние люди знают, что ты у меня? И почему они в курсе, кто ты такая, а я понятия об этом не имею?

– Кто тебе звонил? – мягко спросила она.

– Девица по имени Коко, которой известно, что ты здесь. Она даже имя твое назвала. Сказала: «Мне известно, что ты встретил ее вечером». Откуда она могла узнать то, чего я сам не знаю? И кто такая эта Коко, черт бы ее побрал?!

Телефон снова издал трель. Винсент схватил трубку:

– Алло! Что? – Лицо его прояснилось. – Привет, Китти. Конечно, смогу! Мне это совсем не трудно. Через полчаса. Ладно? Да. – Подержав трубку возле уха еще несколько секунд, он окинул Изабеллу холодным взглядом. – Мне надо отвезти одного из моих детей к врачу. Пойду оденусь. – С этими словами он повернулся и направился в комнату.

Изабелла осталась в прихожей одна.

Не зная, как быть дальше, что предпринять, она подошла к окну и выглянула наружу. Там она и оставалась, когда позади хлопнула дверь. Этрих ушел, не сказав ей ни слова. Она не могла видеть, как он, прежде чем выйти, замешкался на миг, оглянулся, смерил ее сердитым взглядом и нахмурился. Но что он мог ей сказать? Ступай прочь? Или: подожди, пока я вернусь, и мы продолжим выяснять, кто есть кто? Пока я не ушел, объясни мне, откуда мы можем друг друга знать? Если решишь меня дождаться, мы с тобой все уладим, вот увидишь?

Еще один неприятный сюрприз он получил несколько минут спустя в гараже под домом: его машину угнали. У него было арендованное место на стоянке, и теперь оно пустовало. При виде этого он замер на месте. Желудок его болезненно сжался. Ведь Китти ждала его через двадцать минут в своем доме. Этрих просто глазам не верил – кому могла понадобиться его машина? Ничем не примечательный «форд-таурус», почти новый, но грязный до безобразия. Рядом с его опустевшим парковочным местом красовался серебристый «БМВ», на который воры почему-то не позарились. Чем это объяснить?

У него никогда еще не угоняли машину. Только теперь он понял, каково это, и почувствовал себя опустошенным, униженным, уязвимым. Жизнь перестала быть к нему дружелюбной. А тут еще эта девица в его квартире – Изабелла. Черт знает, что такое! Он понятия не имел, что общего могло быть между ними, она же подозрительно много о нем знала. Озадаченный, сбитый с толку и вконец расстроенный, он сел в лифт, поднялся на первый этаж своего дома, вышел на улицу и поймал такси.

Пока Этрих ехал к дому, где он прежде жил со своей семьей, Изабелла, отрезав себе еще кусок торта, придвинула стул к окну. Она принялась есть, поглядывая на утренний город. Откусила слишком большой кусок, и несколько крошек шоколадной глазури упало ей на колени. Она принялась подбирать их и наклонила голову. Взгляд ее невольно скользнул по поверхности подоконника, и она замерла: фигурка танцующей лягушки исчезла. Они забрали ее, как и все, что могло служить подтверждением ее связи с Этрихом.

– Проклятье!

Ведь должно же здесь остаться хоть что-то, так или иначе напоминающее о ней. Помимо нее самой, сидящей у окна, и ее рюкзака в прихожей должен отыскаться хотя бы единственный знак ее присутствия в его жизни. Не могли же они полностью удалить ее отсюда, всю целиком. А если и могли, она во что бы то ни стало займет свое прежнее место.

Не долго думая, она приступила к поискам.

В детстве и отрочестве Изабелла мастерски умела воровать. Благодаря внешности маленького ангела, светлокудрой феи, голубоглазой сказочной принцессы ей годами удавалось водить окружающих за нос. Она тащила все, что приглянется. Деньги, сласти, игрушки – то, чем ей хотелось завладеть, оказывалось у нее в карманах. Тайком присваивая чужие вещи, она никогда не испытывала чувства вины и даже нисколько не волновалась. Нервы, эта ахиллесова пята всех юных воришек, ни разу ее не подвели. Когда Изабелла крала что-либо в магазине, сердце ее билось так же ровно, как за пять минут до этого, когда она шла по улице. Она воровала не потому, что была больна или испорчена, и не ради острых ощущений. Просто без малейших угрызений совести брала все, чего ей хотелось.

Но чтобы достичь успеха в воровском деле, необходимо овладеть всеми тонкостями ремесла сыщика. И обладать богатым воображением, иначе как догадаешься обо всех до единого тайниках, где люди могут хранить дорогие их сердцу предметы – деньги, украшения, порнографические журналы?

Вершин воровского мастерства Изабелла достигла годам к восьми и с тех пор его не утратила. При желании она могла бы стать неплохим часовых дел мастером, потому что безупречно проведенный обыск вполне сравним с разборкой сложного механизма – приходится аккуратно снимать слой за слоем колесиков и шестеренок, а в случае чужих вещей столь же дотошно возвращать все на прежние места.

Еще совсем малышкой, выдвинув ящик для белья в мамином шкафу, Изабелла сперва подолгу рассматривала содержимое, чтобы запомнить, в каком порядке сложены вещи. И только потом принималась рыться в поисках сокровищ. Но, отыскав их и присвоив, она заботливо возвращала каждую из оставшихся вещей на прежнее место. Это не было проявлением паранойи, в ней говорил всего лишь здравый смысл. Попалась она всего однажды: одноклассница уличила ее в краже шариковой ручки и пребольно двинула кулаком в лицо.

Туго затянув пояс своего халата, Изабелла направилась в спальню Этриха с намерением дать бой тем, кто решил стереть из памяти Винсента ее саму и их отношения. Спальня – эмоциональный центр любого жилища. В ней обитает любовь. Но не только она: здесь находят приют и печаль, и безмятежность. Лишь очутившись в собственной постели, мы остаемся один на один с нашими тайнами и теми внутренними голосами, которые неизменно желают нам спокойной ночи и доброго утра. И если Изабелле хотелось разузнать как можно больше о ком-либо из людей, что бывало редко, поскольку люди мало ее интересовали, она при возможности устраивала обыск в спальне. Воровать она давно перестала, но иногда у нее возникала необходимость использовать талант ищейки.

Спальня у него была просторная и обставленная столь же скудно, как и остальные помещения квартиры: широкая кровать, массивный дубовый платяной шкаф, кресло, а на полу – черный китайский ковер. Переводя взгляд с предмета на предмет, она вынуждена была признать, что спальне Этриха нечего «рассказать» о своем хозяине, за исключением того, что человек этот готов выложить за кресло пару тысяч долларов. На полу возле упомянутого кресла валялась книга. Изабелла подошла, наклонилась, прочитала заглавие и улыбнулась, хлопнув в ладоши. Это оказалась «Пармская обитель» Стендаля.

У Винсента было немало безобидных причуд, одной из которых являлось его настойчивое желание стать эрудитом. Много лет назад он положил себе за правило прочитывать по пять произведений классической литературы в год. Даже отправляясь на очередную короткую встречу с ней, он почти всегда прихватывал с собой пухлый том и с усилием продирался сквозь сложный и скучный текст, совсем как путешественник, прокладывающий себе путь среди зарослей лиан при помощи острого мачете. Но данный роман был для него настоящим проклятием. За время их знакомства Этрих трижды принимался за него, но одолеть так и не смог. Дочитав том примерно до сотой страницы, он постыдно капитулировал. Однажды неподалеку от Зальцбурга он даже вышвырнул «Обитель» из окна поезда. А потом виновато посмотрел на нее и сказал:

– Я прочитаю ее, вот увидишь. Но не теперь. Выходит, он снова взялся за Стендаля. Изабелла не могла понять, почему бы ему не отказаться от этой непосильной задачи и не взяться за другую книгу. Но такое необъяснимое упрямство было одной из особенностей характера Винсента. Изабелла обрадовалась «Пармской обители», как старому знакомому. Это была пусть совсем тонкая, но все же нить в ее поисках. Она хорошо знала, какое место занимал этот роман в жизни ее любимого. Она и саму его жизнь знала почти досконально и не собиралась покидать то место, которое по праву в ней заняла.

Тем временем Этрих и водитель такси, находившиеся в другой части города, вели приятную беседу. Этрих полушутя спросил водителя, сможет ли тот вспомнить самые забавные, роскошные или курьезные завтраки, обеды и ужины в своей жизни. И пока они один за другим пересекли на зеленый свет пять перекрестков, шофер успел описать ему самые памятные для него завтраки и обеды. Этрих не знал, чему больше удивляться – пяти светофорам с зелеными огнями или удивительной реакции шофера.

– Ну и ну! А я не смог ответить на такой простой вопрос, как ни пытался.

Мужчина закурил, не спросив у пассажира разрешения.

– Так ведь я же наугад сказал. Может, через час и что поинтересней вспомнилось бы. Хотя вряд ли. Впрочем, у меня много веселых обедов было. – И оставшуюся часть пути он ехал в молчании, вспоминая о своих давних обедах и ужинах.

Изабелла сидела на кровати и внимательно разглядывала фотографию. Она была так поглощена этим занятием, что не услышала, как открылась и тотчас же захлопнулась входная дверь. С фотографии на нее смотрели Винсент, его бывшая жена Китти и двое детей. Они сфотографировались на пляже – в купальниках и плавках, загорелые, как в меру поджаренные тосты, улыбающиеся, тесно приникшие друг к другу. Но Изабеллу больше всего заинтересовало то, как они расположились, позируя перед объективом. Изабелла и прежде не раз видела эту фотографию. Винсент носил ее в своем бумажнике, и ей это нравилось. У него при себе всегда был снимок детей. Он их любил, и они платили ему взаимностью. Он был хорошим отцом.

Фото она обнаружила в ящике платяного шкафа и, поскольку оно было ей памятно, решила еще раз на него взглянуть. И не зря – на сей раз она обнаружила нечто, чего прежде не замечала, – Китти сидела между мальчиком и девочкой, Винсент стоял позади, склонившись к своему семейству и положив ладони на плечи детей. Он прикасался только к ним, а с Китти у него не было физического контакта. Имело ли это значение? Она прочитала немало статей о том, как психологи, изучая старые фотографии, безошибочно определяли по языку жестов и поз, каковы были истинные отношения между запечатленными на них людьми. Вспоминая об этом, она снова подумала, случайно ли Винсент встал позади жены и детей и как истолковать то, что он не коснулся Китти ни подбородком, ни грудью. Или это у нее просто разыгралось воображение, как у тех, кто видит в проплывающих над головой облаках очертания животных, рыб и птиц?

– О, привет.

Едва не подпрыгнув от испуга, она вскинула голову. В дверях спальни стояла хорошенькая женщина невысокого роста.

– Привет. Как вы попали в квартиру?

– Ключ.

Женщина кивнула, давая понять, что вопрос исчерпан, но по выражению ее лица было видно, что она не хуже Изабеллы понимает: в данной ситуации единственное произнесенное ею вместо объяснений слово – все равно что взрыв атомной бомбы. Откуда у этой совершенно посторонней женщины ключ от квартиры Этриха?

– Винсента нет дома?

Сердце Изабеллы вдруг отяжелело. Разумеется, она поняла, кто такая эта особа, хотя и не была с ней знакома. Одна из подружек Винсента. И премиленькая вдобавок, что лишь подтверждает правильность ее вывода. Симпатичная молодая девица, у которой есть ключ от его квартиры и которая говорит и держится с уверенной невозмутимостью человека, имеющего полное право здесь находиться. Черт побери!

– Ему позвонила жена и попросила отвезти одного из детей к врачу.

Девица неожиданно обогнула кровать и уселась рядом с Изабеллой.

– Я Коко Хэллис. – С этими словами она протянула руку. – А ты Изабелла.

Теперь сердце Изабеллы стало еще тяжелее.

– Да.

Несколько минут прошло в молчании. Внезапно Коко, слегка перегнувшись вперед, подняла с покрывала семейную фотографию. Она скользнула по ней взглядом, но выражение ее лица при этом не изменилось.

Изабелла оглянулась через плечо, и ни с того ни с сего вскочила на ноги с такой поспешностью, как будто ее ужалили. Ей только сию минуту пришло в голову, что обе они трахались с Винсентом на этой кровати.

– В чем дело?

– Так, пустяки. – Она сделала несколько шагов к двери. – Кофе хотите?

– Нет. Пожалуйста, не уходи. Чего ты испугалась?

Изабелла впервые видела эту девушку. Что она могла ей ответить?

Коко положила фотографию на колени:

– Хочешь, скажу, откуда я тебя знаю?

Изабелла скрестила руки на груди. Она готовилась к самому худшему.

– Догадываюсь. – Помолчав, она вдруг выпалила: – Нет, не желаю ничего слушать, не хочу ничего о вас знать!

– Хочешь. Потому что неизвестность хуже всего. Сядь-ка вот сюда. – Она похлопала ладонью по кровати рядом с тем местом, где сидела сама.

Но Изабелла отвергла это любезное приглашение. Она резко вытянула вперед руку с поднятой ладонью, мол, мне и здесь неплохо.

Коко равнодушно кивнула:

– Скажи, в нем ведь появилось что-то новое? Он вел себя сегодня не так, как всегда?

– Он меня не узнал! Проснулся и посмотрел на меня как на чужую. С этого все и началось. Он и не думал шутить. Это было ужасно!

И она подробно описала минувшее утро с Винсентом. Ее переживания, облеченные в слова, сделались еще острее и нестерпимее.

Коко задумчиво склонила голову набок и прикусила нижнюю губу, словно решая, следует ли поделиться с Изабеллой тем, что у нее на уме.

– А как отнесся к этому Энжи?

Изабелла дернулась, как от удара током:

– Что?

Коко пальцем указала на ее живот:

– Что об этом думает Энжи?

– Но откуда тебе известно о…

– Так ведь именно поэтому я здесь, Изабелла. Чтобы защитить тебя. Спроси его сама. Спроси Энжи, кто я такая.

Они уставились друг на друга с опасливым любопытством. Коко не терпелось увидеть реакцию Изабеллы на происходящее. Разумеется, первым побуждением Изабеллы было бежать без оглядки. Но куда? Все это зашло слишком далеко, от опасности нигде не скроешься. Ни в соседней комнате, ни в Вене, ни на краю земли. Собравшись с духом, она сказала:

– Я пойду в другую комнату. Хочу побыть одна.

– Как знаешь. Я останусь здесь, но советую тебе поговорить с ним как можно скорее. Времени у нас мало.

– На что?

– На то, чтобы спасти вас троих, – бесстрастно ответила Коко. Ты ведь помнишь, что случилось с Винсентом прошлым вечером? С тех пор все стало еще хуже.

Изабеллу начало трясти. Она добрела до соседней комнаты и опустилась на кушетку. Всего несколько часов тому назад они сидели здесь с Винсентом, обнимаясь и целуясь впервые после долгой разлуки. Она взглянула на то место на кушетке, где он тогда лежал. На подушке до сих пор сохранилась вмятина от его головы. Она провела по подушке рукой, вспоминая его позу, почти ощущая его присутствие.

– Мне страшно.

Она произнесла это, обращаясь к самой себе, и к Энжи, и к Богу, но все же заставила себя закрыть глаза, чувствуя, как вокруг нее медленно материализуется иная атмосфера. Это всегда происходило именно так. Она успела привыкнуть к подобным перемещениям.

Все начиналось со звуков. Уличный шум – рев моторов, скрип тормозов, грохот тяжелых грузовиков. Улица, на которой располагалось кафе, была очень оживленной, и гул транспорта доносился до посетителей даже сквозь толстые стекла огромных окон. Затем она вдруг ощутила под собой пружинистое сиденье стула. Она никогда не знала наперед, в какой части зала окажется: за одним из столиков, окруженных деревянными стульями без подлокотников, или в кабинке, на потертой кожаной подушке, лежащей на сиденье кресла, или на мягком бархате дивана, в углу зала. Но как только это произошло, она почувствовала, что теперь ей позволено открыть глаза.

Кафе «Риттер» в Вене. Там она впервые встретила Энжи после своего неудачного свидания с Берном в «Звезде морей».

Ей также не было известно наперед, в каком обличье предстанет перед ней Энжи. Несколько раз он появлялся в виде безобразного малыша. Однажды перевоплотился в высокую некрасивую женщину средних лет, безвкусно одетую и без устали тараторившую на плохом английском с немецким акцентом. Как-то он прикинулся официантом по имени Карл. Случалось, что, когда она переносилась в кафе, он уже сидел там, но порой ей приходилось дожидаться его появления. Перед ней на столике неизменно оказывался стакан апельсинового сока, которому она отдавала предпочтение из всего здешнего меню. Вокруг сидели люди: их было немного, ровно столько, чтобы атмосфера выглядела естественной и не напоминала кинопавильон.

После ночного сна она чувствовала сильную жажду и отпила большой глоток сока, подняв глаза к потолку. А когда опустила взгляд, то увидела возле столика Авраама Линкольна с цилиндром в руках.

– Привет, – грустно сказал он и сел напротив нее.

Коко услыхала громкий смех Изабеллы и на миг прервала свое занятие. Она тщательно осматривала вещи в платяном шкафу Этриха. Над чем это она так хохочет? Коко собралась было пройти в гостиную, дабы убедиться, что с Изабеллой все в порядке, но решила воздержаться от этого, сказав себе, что, быть может, этот смех – добрый знак. Возможно, Энжи удалось ее развеселить и тем хоть немного поднять ей настроение.

Вынув из ящика очередную спортивную куртку, она один за другим обследовала все карманы. Похоже, Изабелла права и им обеим необходимо найти конкретные доказательства того, что они – часть жизни Винсента. И представить эти доказательства ему. Стереть обеих женщин из его памяти, безусловно, умный ход, но у Коко было довольно сил, чтобы испортить эту игру.

У Этриха было своеобразное отношение к одежде. Он покупал дорогие куртки, рубашки, джинсы, словно вещи были произведениями искусства, которые он коллекционировал. Но этим его причуды и странности не исчерпывались. Например, он терпеть не мог пользоваться ножом во время еды и старался при малейшей возможности обходиться без него. Находясь за рулем своей машины, он всегда разговаривал сам с собой, как если бы их было двое и это его второе «я» остро нуждалось в собеседнике. Невероятный чистюля, нередко брившийся по два раза на дню, он не утруждал себя мытьем машины, и та почти всегда выглядела безобразно как снаружи, так и внутри. Он коллекционировал красивые дорогие рюкзаки и портфели, но они обычно лежали дома без дела. Зато карманы его одежды вечно топорщились: он ухитрялся засовывать в них мобильник, записную книжку, толстый классический роман в мягкой обложке.

Все эти и многие другие странности лишь добавляли ему привлекательности в глазах женщин, окружая его персону ореолом загадочности. Коко вряд ли обрадовалась бы, узнай она, что четверть часа тому назад Изабеллу посетили точно такие же мысли насчет Винсента, поскольку она занималась в точности тем же – рылась в его вещах. Исследуя содержимое карманов его брюк и пиджаков, Коко не переставала думать об Изабелле, пока не осознала, что это отвлекает ее от дела. Ей очень хотелось разговорить эту девушку, чтобы понять, какая она. Ведь все сведения о ней она почерпнула из скупых и кратких рассказов Винсента, его пристрастных отзывов.

К несчастью, в эту самую минуту она нащупала в одном из карманов листок из блокнота и вытащила его наружу. На листке красивым почерком Винсента было написано имя некоей Люси Уоллес и номер телефона.

– Засранец!

Коко смяла бумажку в кулаке и собралась бросить ее на пол. Но вместо этого, хмурясь, сунула в карман. Как знать, вдруг Люси Уоллес на что-нибудь сгодится? В глубине души Коко в это не верила. Ни капельки. Скорей всего, мисс Люси – одна из цыпочек Винсента. Она не уставала удивляться, как это Изабелле удалось смирить такого сердцееда и подчинить его себе. Ну ни дать ни взять волшебница – эта Нойкор! А на вид совершенно заурядная женщина. Коко продолжила поиски, ведь если они и впрямь стерты из памяти Винсента, им обеим придется немало потрудиться. С этой мыслью она принялась исследовать очередной карман.

Когда Изабелла десятью минутами позже вернулась в спальню, первым, что она увидела, был зад Коко, торчавший из платяного шкафа Этриха. Изабелла кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание, но это не дало результата. Она повторила попытку – снова безуспешно.

– Эй!

Из глубины шкафа донеслось бормотание:

– Я знаю, что ты здесь. Погоди минутку, хочу тебе кое-что показать. Может, поищешь фонарик? Так у нас дело пойдет быстрее.

Изабелла была рада хоть чем-то себя занять. Она отправилась на поиски, хотя и без особой надежды на результат. Винсент любил всевозможные технические приспособления, но в этой полупустой квартире, похожей на монашескую келью, вряд ли найдется даже коробок спичек, не то что электрический фонарь. Да и что он мог бы им освещать? Свою унылую гостиную? Ей вспомнилось, как однажды в Вене, когда они сидели в ее машине, он вытащил из бардачка фонарик, включил его и поднес к своей ноздре. И сказал: «Проверка». Она взглянула на него и обмерла: внутренняя поверхность его левой ноздри пламенела зловещим ярко-оранжевым светом. Фонарик освещал лишь половину его лица, что делало зрелище еще более странным и зловещим. Но она успела привыкнуть к подобным выходкам. Винсент был неистощим на всякого рода шутки. Он часто бывал ребячлив, любил позабавиться и повеселить других.

Она открыла один за другим несколько кухонных шкафчиков. Две тарелки, две вилки, две чашки – всего по две штуки. Ее это тронуло чуть ли не до слез. Какую глубокую печаль вызывают порой в нашем сердце неодушевленные предметы! Многие красноречивей слов говорят о жизни своих владельцев. Она часто-часто заморгала, представив, как он покупает все это в магазине, оставив дом и семью. Две ложки. Две салфетки. И все с мыслью о ней, об Изабелле, которая сбежала в тот самый миг, когда он стал свободен, чтобы начать новую жизнь.

Еще одно бередящее душу открытие она сделала, выдвинув верхний ящик шкафа, стоявшего у раковины. Там лежало множество маленьких бутылочек с соевым соусом и как минимум два десятка пар палочек для еды в бумажных пакетах. Они так и остались не распакованными. Она сразу поняла, откуда у него все это. Они оба любили восточную кухню. Но Винсент всегда пользовался вилкой – есть палочками у него не получалось. Она же, напротив, орудовала ими с ловкостью, которая его восхищала. В ящике, который она только что открыла, хранились свидетельства того, что Винсент слишком часто пользовался китайской едой, продающейся навынос, и приберегал палочки для нее. Иначе зачем бы ему их хранить? Она бездумно поворошила палочки ладонью, мысленно прикасаясь ко всем его грустным ужинам в одиночестве. Печальный шелест бумажных оберток оказался удивительно созвучен ее настроению. Она начала задвигать ящик, но в последний момент заметила внутри кроме бутылочек с соусом и деревянных палочек еще что-то. Вглядевшись внимательнее, она обнаружила на самом дне ящика исписанный лист бумаги, сложенный вдвое. Почерк Винсента. Она поспешно достала листок из ящика и склонилась над ним. Прочитав три или четыре строчки, она вспомнила весь текст и от неожиданности зажала ладонью рот.

Винсент был потрясающим художником. Он изучал живопись в колледже и рисовал в течение долгих лет, но работ своих не показывал почти никому, кроме членов семьи. Изабелла почувствовала себя польщенной, когда он, робея и стесняясь, продемонстрировал ей слайды своих картин. За несколько месяцев до ее дня рождения в первый год их связи он поинтересовался, что она хотела бы получить в подарок. И она попросила нарисовать для нее картину. Он опешил от неожиданности и сказал, что подумает. И она догадалась о причинах его колебаний. Он боялся, что не справится с такой сложной задачей, ведь картина, созданная для нее, должна была получиться безупречной. Чтобы подбодрить его, она написала ему письмо:

Я хотела, чтобы ты нарисовал мне картину, потому что тогда я бы смогла увидеть себя твоими глазами. Ты мог бы нарисовать коня, или цветок, или звездное небо. Не важно – ты мог бы нарисовать все, что угодно, все, на что, по-твоему, я могла бы смотреть без устали. Цветы и звезды бессмертны, а мы нет. Но они дарят нам свою красоту, свой аромат. От них веет надеждой.

Рисунок, который он подарил ей на день рождения, висел на стене в ее гостиной, а что до письма, то о нем она давно позабыла. Она столько их ему написала. И никогда не задумывалась, что он с ними делает. Увидев свое письмо, переписанное его почерком, она представила себе, как он копирует его за письменным столом, за окном льет дождь, а перед ним стоит кружка с остывшим чаем. Она поняла, почему он решил это сделать, – тогда это был единственный из доступных ему способов приблизиться к ней. От этой мысли у нее болезненно сжалось сердце. Положив листок на стол, она вновь начала искать фонарик.

В спальню она вернулась с письмом в руке:

– Ничего не нашла.

Коко ответила ей из ванной:

– Зато я отыскала спички. Шкаф слишком узкий, вдвоем нам в нем не поместиться. Давай полезай. Я сейчас выйду.

Первой мыслью, пришедшей в голову Изабеллы, было то, что Коко вполне способна запереть ее в шкафу. Понимая, что думать так глупо, она все же не могла до конца уверить себя, что подобного не случится. Вот будет сюрприз для Винсента: он вернется домой и услышит из платяного шкафа вопли незнакомой женщины, с которой провел ночь и которая, будучи вызволена оттуда, объявит, что ее заманила в ловушку и заперла другая незнакомка.

Но тут в спальню вернулась Коко с полотенцем в руках. Вытирая руки, она деловито скомандовала:

– Лезь в шкаф и внимательно посмотри на левую стенку – увидишь кое-что интересное.

Она сунула руку в карман и выудила оттуда маленькую серебристую коробочку спичек, на крышке которой ярко-красными буквами было вытиснено: «Акумар».

– Только, пожалуйста, не забудь потом вернуть их мне. Это мое любимое лакомство. Ты не пробовала спички? Очень вкусно!

Изабелла бросила испуганный взгляд на коробок и отрицательно помотала головой. Коко не без труда подавила злорадную усмешку. Ей так хотелось высунуть язык и с торжеством заявить: «Это меня Винсент водил по дорогим ресторанам, ясно?» Но тут глаза их встретились, и душа ее преисполнилась ликования: во взгляде Изабеллы она уловила страх.

– Что, не хочешь лезть в шкаф?

Изабелла растерянно пожала плечами. Это сделало ее похожей на перепуганного ребенка.

– Боишься, что я сделаю тебе какую-нибудь пакость, верно?

– Послушай, но я ведь совсем ничего о тебе не знаю… – Она оборвала себя на полуслове.

Коко швырнула полотенце на пол, подбоченилась и сощурила глаза:

– Кроме того, что я – кто? Договаривай!

– Забудь об этом.

Коко шагнула к ней:

– Нет, не надейся. Ты ведь хотела сказать, что ничего обо мне не знаешь, за исключением того, что я одна из подружек Винсента.

– Подружек?

– Милашек.

Изабелла молчала, и это было красноречивее любых слов.

– Но если я всего лишь одна из его девиц, откуда мне известно про Энжи?

Изабелле на это нечего было ответить. Энжи подтвердил: Коко не принадлежит к человеческой расе и находится здесь, чтобы им помочь. Прекрасно. Но еще он добавил, что она одна из любовниц Винсента.

– Иди-ка сюда. Хочу тебе кое-что показать. – Коко повернулась и прошла в ванную. – Здесь практически все то же самое, что и в шкафу, так что тебе нет необходимости туда залезать, если боишься.

– О чем ты?

– Сама увидишь. Иди сюда.

Изабелла вошла в ванную с такой осторожностью, словно пробиралась по минному полю.

– Ну, я здесь. Дальше что?

Коко неожиданно выбросила руку вперед и ухватила ее за нос.

– Это тебе не детский сад. И я не намерена тебя уговаривать выпить молочко! Если я велю подойти, мне плевать, хочется тебе этого или нет. Просто делай, что сказано!

Коко, вероятно, даже не догадывалась, что Изабелла Нойкор всегда относилась к своему носу как к священному предмету. Никому на свете не разрешалось к нему прикасаться – ни родителям, ни любовникам, ни даже знакомым младенцам, неизменно преисполненным любопытства. Она и сама не знала, почему так берегла от фамильярных касаний именно эту часть тела. Но факт оставался фактом: это был ее пунктик. Винсент подметил в ней эту особенность на довольно раннем этапе и часто ее поддразнивал. В плане секса они никогда не могли насытиться друг другом, их страсть не знала границ, они щедро одаривали друг друга самыми смелыми ласками. Но иногда, после очередного бурного соития, когда оба они чувствовали усталость во всем теле и бесконечную благодарность друг другу, Винсент коварно шептал ей на ухо:

– Если ты меня по-настоящему любишь, то сию же минуту позволишь дотронуться до твоего носа.

На что она неизменно отвечала:

– Забудь об этом!

Злобная выходка Коко застала ее врасплох. Пока она приходила в себя, Коко придвинулась ближе, так что Изабелла ощутила аромат ее дыхания – приятный, отдающий мятой. А еще от Коко тянуло холодом. Впрочем, обо всем этом Изабелла отчетливо вспомнила много поздней. И невольно поежилась.

– Энжи угрожает опасность. Тебе тоже. И ты не сможешь от нее спрятаться, Физ.

Изабелла сжала ладонь в кулак и нанесла противнице удар под ложечку. Она вложила в него всю силу и злость, которые ее переполняли. Но Коко лишь ухмыльнулась в ответ и еще крепче сжала ее нос.

– Браво, Физ, но со мной такой номер не пройдет. Так показать тебе наконец то, из-за чего у нас заварился весь этот сыр-бор?

Изабелла сперва хотела молча кивнуть, но от этого ей стало бы еще больнее, поэтому она нехотя выдавила из себя гнусавое:

– Нда-а.

Коко разжала пальцы и с насмешливой улыбкой подняла руки кверху, как будто сдавалась полиции.

– Нос побаливает? Ничего, пройдет.

Изабелла прикоснулась к своему носу пальцем, проверяя, цел ли он, находится ли на прежнем своем месте.

– Что я должна увидеть?

– Открой аптечку и гляди внимательно.

Изабелла посвятила минут пять изучению содержимого аптечки, но ничего интересного там не обнаружила.

– Ничего не заметила?

– Ничего.

– Тогда ступай за мной. – Коко решительно зашагала назад в спальню.

Изабелла засеменила следом, но, почти приблизившись к платяному шкафу, резко остановилась и наклонила голову. Мысли ее вдруг прояснились, в глубине сознания мелькнула догадка, переросшая в уверенность.

– Погоди! Погоди минутку.

Она бегом бросилась в ванную и распахнула аптечку. Схватила с полки прозрачный пузырек с большими белыми таблетками, отвинтила крышку и высыпала несколько штук на ладонь. На каждой из пилюль черными чернилами было написаны буквы. Изабелла и прежде это заметила. Мелкие черные буквы на белой глянцевой поверхности. Но на то, чтобы осознать важность увиденного, ей потребовалось время.

На одной из таблеток, что лежали у нее на ладони, было написано: «Супчик». Имя ее собаки. На другой значилось: «Краков». Взгляд Изабеллы перемещался с одной пилюли на другую. Имя ее матери. Кафе «Диглас», где состоялось их самое первое свидание. На всех предметах, помещавшихся в аптечке Винсента, имелись подобные надписи. Названия и имена, которые были памятны и дороги им обоим. История их взаимоотношений. Тюбик крема для бритья. Оранжевая зубная щетка. Слова, выведенные черными чернилами, обнаружились и на них.

– Он знал, что это случится. Знал, что они решили разлучить вас. Поэтому и сделал надписи. – Физиономия Коко снова замаячила в зеркале над раковиной. Сама же она остановилась в дверном проеме.

– Но откуда он мог узнать, что это произойдет?

– Понятия не имею. Но та часть его души, которая это предчувствовала, решила воспротивиться такому насилию. Ведь как ловко он их провел, а? Написал на каждой вещице слова, которые не имеют никакого значения ни для кого, кроме вас двоих. Я смогла догадаться, потому что он кое-что о тебе рассказывал и упоминал некоторые из этих названий. Ну, имя твоего пса и что вы оба любите Краков. Пошли. Тебе стоит увидеть остальное.

На сей раз Изабелла последовала за Коко без всяких колебаний. И когда ей снова был протянут коробок спичек, она покорно его взяла и опустилась на колени у шкафа.

– Где искать? – спросила она, зажигая спичку.

– Левая стенка, внизу. Сразу увидишь.

Изабелла скорчилась в узком пространстве и поднесла мерцающий огонек к стене. Через несколько секунд, когда спичка почти догорела, она разглядела то, о чем говорила ей Коко. Чиркнув по коробку новой спичкой, она наклонила голову.

Квадратный участок стены размером в несколько сантиметров был испещрен буквами, цифрами и знаками. При беглом взгляде все это выглядело чрезвычайно нелепо и походило на творение спятившего художника или на причудливую формулу, выведенную гениальным или безумным ученым. В особенности если учесть, что замысловатое изображение было сделано в столь укромном месте, лишенном какого-либо освещения. Даже Изабелла, единственный человек на земле, которому был понятен смысл многих фрагментов этой головоломки, в первый момент слегка растерялась. Глядя на работу Винсента, она невольно вспомнила наскальные рисунки во французской пещере Ласко и фотографию одной из стен тюремной камеры в Аргентине, сверху донизу покрытую граффити нескольких поколений заключенных. И лишь после этого она живо представила себе Винсента, как он стоял на коленях в тесном пространстве и запечатлевал на стене историю их любви, зная, что скоро это станет единственной нитью, которая, возможно, приведет его к отнятым воспоминаниям.

Вторая спичка догорела и едва не обожгла ей пальцы. Но Изабелла не стала зажигать новую. Вместо этого она нежно провела по стене тыльной стороной ладони. Коснулась рисунков, формулы их любви, выведенной его рукой, и на миг ей показалось, что она ласкает не прохладную стенку, а бесконечно дорогое лицо.

Коко не выдержала:

– А что это еще за Пол К. Г. Сахара и двадцать пять мышей?

Изабелла успела заметить все эти слова на стене. Но когда их произнес чужой голос, она улыбнулась:

– Это название рок группы, которое придумал Винсент. Он любит придумывать имена для воображаемых музыкантов. Ужасно глупо. Но «Пол К. Г. Сахара и его мыши» мне нравились, и он подарил мне футболку с такой надписью. Сказал, что я теперь их единственная верная поклонница.

– Глупо, – ревниво буркнула Коко. Ей он никогда не говорил, что придумывает названия для того, что и на свете не существует.

– Зато забавно.

– Ты что, решила остаться в шкафу? Изабелла дотронулась до стены и ощутила, как сердце учащенно забилось от прилива любви к Винсенту.

– Если б могла, осталась.