"Госпожа замка Меллин" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)

Глава 3

Наступило утро, и мои ножные страхи показались мне смешными. Я недоумевала, почему столько людей, да и я сама, считали таинственным то, что однажды случилось в этом доме. История ведь довольно обычная.

Знаю почему, сказала я себе. Когда люди видят такой старый дом, как Маунт Меллин, они думают, что, умей он говорить, он рассказал бы много интересного. Размышляя о тех поколениях, которые жили и страдали в этих стенах, они дают волю своему воображению. Вот почему может показаться, что призрак трагически погибшей хозяйки замка все еще бродит по дому, и несмотря на то, что она умерла, ее присутствие еще ощущается здесь. Что касается меня, надеюсь, я достаточно рассудительна. Элис погибла в том поезде, и здесь нет никакой тайны.

Я посмеялась над собственной легковерностью и впечатлительностью, Разве Дейзи и Китти не объяснили мне, что тот шепот, который я слышу по ночам, всего лишь звук волн, разбивающихся о скалы?

Впредь я больше не собиралась позволять себе подобные фантазии.

Моя комната была залита солнечным светом, и сегодня я чувствовала себя совершенно иначе, чем всегда. Я была на седьмом небе от счастья и знала почему. Это все из-за него, из-за Коннана Тре-Меллина. Не то чтобы он мне нравился, скорее он бросил мне вызов. Я обязательно справлюсь со своей работой. Я сделаю из маленькой Элвины не только образцовую ученицу, но и хорошо воспитанного, живого и непосредственного ребенка.

Я была так довольна собой, что невольно начала напевать песенку, которую отец бывало часто играл для Филлиды. Надо сказать, что моя сестра Филлида, помимо всех прочих достоинств, обладала прелестным голосом. Спев одну, я запела другую нашу любимую песню и на какое-то мгновение забыла, где я, и вновь увидела отца, сидящего за фортепиано: его очки съехали ему на нос, а ноги в домашних тапочках энергично давят на педали.

Я вдруг с удивлением обнаружила, что, сама того не замечая, запела песенку, которую услышала в лесу от Джилли: Элис. Где ты…

Ну нет, только не это, одернула я себя. Тут я услышала топот копыт и подошла к окну, но никого не увидела. Как красиво, подумала я. Покрытые утренней росой лужайки выглядели свежо, а пальмы придавали пейзажу несколько тропический вид. Ясное утро обещало великолепный день.

— Таких дней осталось совсем мало, — произнесла я вслух и, широко распахнув окно, свесилась через подоконник. Мои густые с медным отливом волосы, заплетенные на ночь в косы, тоже свесились из окна.

Я снова принялась что-то напевать. За этим занятием и застал меня Коннан Тре-Меллин, выходивший из конюшни. Он заметил меня прежде, чем я успела спрятаться, и я чувствовала, как покрылась краской смущения оттого, что меня увидели в ночной сорочке с неубранными волосами.

— Доброе утро, мисс Лей, — весело поздоровался он.

Так это его лошадь я слышала! Интересно, это он с утра ездил на прогулку или же его с вечера не было дома и он только что вернулся? Я живо представила себе, как он отправляется с визитом к какой-нибудь соблазнительнице, если таковая живет по соседству. Да, он на это способен. Меня разозлило, что он-то не выказал ни тени смущения, тогда как я покраснела с головы до пят — во всяком случае, покраснели все видимые глазу участки тела.

— Доброе утро, — сухо ответила я. Он быстро шагал через лужайку, наверное, с намерением поближе рассмотреть меня во всей красе и еще больше смутить.

— Прекрасное утро, — воскликнул он.

— Очень, — с трудом выдавила я.

Я быстро отошла от окна и услышала, как он сказал:

— Здравствуй, Элвина! Вижу, ты уже встала.

Стоя от окна на безопасном расстоянии, я услышала ее ответ:

— Здравствуйте, папа.

Ее голос звучал мягко и нежно, но с той же грустной ноткой, которую я заметила еще накануне, когда она говорила об отце. Я знала, что она в восторге от того, что увидела его, что она уже давно проснулась и как только услышала его голос, тут же бросилась к окну. Она будет счастлива, если он остановится поболтать с ней.

Но ничего подобного не произошло. Не останавливаясь, он направился к дому.

Подойдя к зеркалу, я взглянула на свое отражение. В ночной сорочке из розовой фланели, наглухо застегнутой на все пуговицы, с нерасчесанными волосами и лицом цвета этой сорочки я представляла зрелище не только малопривлекательное, но лишенное какого бы то ни было достоинства.

Мне вдруг захотелось пойти к Элвине. Накинув халат, я прошла через классную к ее комнате, открыла дверь и вошла. Она сидела верхом на стуле спиной к двери и говорила себе:

— Это совсем не страшно. Нужно только крепко держаться и не пугаться, тогда не упадешь.

Она была так увлечена этим занятием, что не слышала, как отворилась дверь, и некоторое время я стояла, наблюдая за ней.

В тот момент я многое поняла. Ее отец был прекрасным наездником; он хотел, чтобы его дочь тоже хорошо ездила верхом, но Элвина, которая так отчаянно хотела заслужить его благосклонность, боялась лошадей.

Я было направилась к ней. Моим первым естественным желанием было поговорить с ней, сказать, что я помогу ей. Это единственное, что я умела делать по-настоящему хорошо: у нас в деревне всегда были лошади, и уже в пятилетнем возрасте я и Филлида участвовали во всех местных верховых состязаниях.

Но в ту же минуту я передумала, так как уже начинала понимать Элвину, Она была несчастна. Трагедия оставила в ее душе глубокий след. Она лишилась матери, а это самое большое несчастье, которое может случиться с ребенком; но когда стало ясно, что отец, которого она обожает, совершенно равнодушен к ней, это усугубило трагедию.

Я тихонько прикрыла дверь и вернулась к себе. Но стоило лишь взглянуть на залитый солнцем ковер, как хорошее настроение вновь вернулось ко мне. Я обязательно добьюсь успеха! Я принимаю вызов Коннана Тре-Меллина, я буду бороться, если он так хочет. Я заставлю его гордиться своей дочерью, заставлю его уделять ей внимание: она имеет на это полное право. Только бездушное чудовище может отказывать во внимании своему ребенку.

Заниматься в то утро было трудно. Начать с того, что Элвина опоздала; по семейному обычаю она завтракала с отцом. Мысленно я вообразила их сидящими за большим столом в той комнате, которая, как я узнала, служила столовой, когда в доме не было гостей. Ее называли малой столовой, хотя небольшой она была только по меркам Маунт Меллина.

Он, конечно же, принялся читать газету или просматривать письма, размышляла я, в то время как Элвина сидит напротив него в надежде услышать хоть слово, но тщетно: он так и не удостоит ее своим вниманием — он слишком большой эгоист.

В конце концов, мне пришлось послать за ней, чтобы наконец мы смогли начать занятия. Она даже не пыталась скрыть свое возмущение.

Я постаралась сделать наши занятия как можно более интересными, и, кажется, мне это удалось, потому что несмотря на все свое раздражение и неприязнь ко мне Элвина не смогла скрыть свой интерес к истории и географии, которыми я решила заняться в то утро.

Обедала она вместе со своим отцом, а я обедала одна в классной комнате. После обеда я решила поговорить с Коннаном Тре-Меллином.

Размышляя о том, где мне его искать, я увидела, как выйдя из дома, он направился к конюшням. Я немедленно последовала за ним и услышала, как он велел Билли Тригаю оседлать для него Королевского Дублона.

Казалось, он удивился, увидев меня, но затем на его лице появилась улыбка. Несомненно, он вспомнил нашу утреннюю встречу, когда застал меня в ночной сорочке.

— Неужели это мисс Лей? — сказал он.

— Я хотела поговорить с вами, — ответила я официальным тоном. — Но, возможно, это не очень подходящий момент.

— Как долго вы собираетесь говорить со мной? — Он вынул из кармана часы и взглянул на них. — Я могу уделить вам пять минут, мисс Лей.

Билли Тригай стоял рядом, а мне не хотелось, чтобы слуга стал свидетелем моего унижения, если Коннан Тре-Меллин вздумает осадить меня.

Коннан Тре-Меллин предложил сам:

— Давайте немного пройдемся. Управишься за пять минут. Билли?

— Да, хозяин, — ответил Билли. Развернувшись, Коннан Тре-Меллин направился прочь от конюшен, и я последовала за ним.

— В детстве я целые дни проводила в седле, — сказала я. — Похоже, Элвина хотела бы научиться ездить верхом. Прошу вас разрешить мне давать ей уроки верховой езды.

— Разрешаю, попробуйте, мисс Лей, — ответил он.

— Вы, как мне кажется, сомневаетесь, что я смогу добиться успеха.

— Боюсь, что так.

— Не понимаю, как вы можете ставить под сомнение мои способности. Вы даже не видели меня в седле.

— Ах, мисс Лей, — воскликнул он почти насмешливо, — вы несправедливы ко мне. Я сомневаюсь не столько в вашей способности обучить Элвину верховой езде, сколько в ее способности этому научиться.

— Вы хотите сказать, что другие уже пытались это сделать и потерпели неудачу?

— Я сам пытался, но напрасно.

— Но, я уверена, что…

Он махнул рукой, прервав меня на полуслове.

— Странно видеть этот страх в ребенке, — сказал он. — Большинство детей так же легко научить ездить верхом, как и дышать.

Тон его стал резким, выражение лица хмурым, и мне хотелось крикнуть ему: «Какой же вы отец!»Я представила себе эти уроки — нетерпение, непонимание, ожидание чуда. Неудивительно, что ребенок так испугался.

— Есть люди, которые так и не могут научиться ездить верхом, — продолжил он.

— Есть люди, которые не умеют учить, — вырвалось у меня.

Он остановился и уставился на меня в крайнем изумлении, и я догадалась, что в его доме никто не смел говорить с ним в подобном тоне.

Я подумала: ну вот и все. Сейчас мне будет сказано, что в моих услугах больше не нуждаются и что в конце месяца я могу собрать свои вещи и покинуть замок.

У этого человека, похоже, крутой нрав: я видела, что он изо всех сил старается сдержаться. Он продолжал смотреть на меня, но угадать выражение его светлых глаз я так и не сумела. Мне показалось, я прочитала в них презрение. Затем он перевел взгляд на конюшни.

— Прошу меня извинить, мисс Лей, — произнес он и ушел, оставив меня одну. ***

Я незамедлительно вернулась к Элвине. Она была в классной комнате. В ее глазах я прочитала обиду и вызов: наверное, она видела, как я разговаривала с ее отцом.

Я сразу перешла к делу.

— Твой отец разрешил мне учить тебя верховой езде. Как ты на это смотришь, Элвина?

Она вся напряглась, и у меня упало сердце. Можно ли научить ездить верхом ребенка, который так боится лошадей?

Не дав ей возможности ответить, я быстро продолжила:

— Мы с моей сестрой, когда были в твоем возрасте, очень любили ездить верхом. Она была на два года моложе меня, но это не мешало нам обеим принимать участие во всех состязаниях, которые устраивались по соседству. Когда эти состязания проводились у нас в деревне, я помню, это были самые счастливые дни в нашей жизни.

— У нас здесь тоже устраивают такие состязания, — угрюмо ответила она.

— Это очень весело. Стоит только немного поупражняться, и вскоре ты будешь чувствовать себя в седле как дома.

Немного помолчав, Элвина сказала:

— Я не смогу. Я не люблю лошадей.

— Ты не любишь лошадей? Этого не может быть! — Со стороны могло показаться, что я сильно шокирована. — Они такие милые, добрейшие создания.

— А вот и нет. Они не любят меня. Когда я села верхом на Мышку, она вдруг как поскачет и никак не желала останавливаться, и если бы Тэпперти не поймал ее за узду, она бы убила меня.

— Мышка для тебя не годится. Для начала тебе нужен был пони.

— Потом я пробовала на Кувшинке. Она тоже вредная, только наоборот. Как я ни старалась, она так и не сдвинулась с места, стояла на берегу реки и щипала кусты, я тянула за поводья, а она все не шла. А когда Билли Тригай сказал ей: «Пошли, Кувшинка», — она сразу забыла про кусты и пошла как ни в чем не бывало, как будто это я была во всем виновата.

Я рассмеялась, а Элвина взглянула на меня с ненавистью. Я тут же поспешила уверить ее, что лошади ведут себя таким образом, только пока тебя не знают. Но как только они поймут тебя, они полюбят тебя так сильно, словно ты их самый близкий друг.

В ее глазах промелькнуло грустное выражение, а я обрадовалась, потому что наконец поняла причину ее агрессивности — она была очень одинока и страстно желала, чтобы ее любили.

Я сказала:

— Послушай, Элвина, пойдем со мной. Посмотрим, что мы сможем сделать.

Она подозрительно посмотрела на меня и отрицательно покачала головой. Я знала, о чем она подумала. Она решила что я, наверное, хочу ее проучить за упрямство и непослушание и поэтому постараюсь поставить в глупое и смешное положение. Мне захотелось обнять ее, но я хорошо знала, что этим лишь отпугну девочку.

— Прежде чем ты сядешь верхом, тебе следует усвоить одну очень важную вещь, — сказала я, словно и не заметила ее отказа. — Ты должна любить свою лошадь, тогда не будешь ее бояться. Как только ты перестанешь ее бояться, твоя лошадь полюбит тебя. Она будет знать, что ты ее хозяйка, ласковая и заботливая. Теперь она внимательно слушала меня.

— Когда лошадь не останавливается, это значит, что она чего-то испугалась. Она, как и ты, может испугаться, а когда лошади боятся, они пускаются вскачь. Главное — не показать, что ты тоже боишься. Нужно лишь шепнуть ей: «Все хорошо, Мышка. Я с тобой». Что касается Кувшинки — она просто хитрюга. Еще и лентяйка к тому же. Она прекрасно поняла, что тебе с ней не справиться, вот и не слушалась. Но достаточно один раз показать ей, кто хозяин, и она подчинится. Послушалась же она Билли Тригая!

— Я не знала, что Мышка меня боится, — сказала Элвина.

— Твой отец хочет, чтобы ты научилась ездить верхом, — сказала я и тут же пожалела об этом.

Мне не следовало этого говорить. Мои слова напомнили ей о прошлых страхах и унижениях, она снова смотрела на меня с испугом, и я почувствовала новый приступ негодования к этому надменному человеку, способному так пренебрегать чувствами ребенка.

— Как было бы замечательно удивить его, — сказала я. — Я хочу сказать… Вот если бы ты научилась скакать на лошади и прыгать через барьеры, а он бы ничего не знал об этом, пока сама ему не покажешь…

Радость, отразившаяся на ее лице, отозвалась во мне болью, и я в который уже раз подумала о том, каким жестоким должен быть человек, способный лишить своего ребенка любви, которой ей так недостает.

— Элвина, давай попробуем.

— Хорошо, — ответила она. — Давайте попробуем. Я пойду надену костюм для верховой езды.

Тут я вспомнила, что у меня нет ничего подходящего. Пока я жила у тети Аделаиды, мне не часто случалось надевать амазонку. Она сама неважная наездница, и ее никогда не приглашали принять участие в охоте. Поэтому я тоже была лишена возможности прогуляться верхом. Когда я в последний раз примеряла свою амазонку, то заметила, что ее в нескольких местах проела моль. Тогда-то я и смирилась с мыслью о том, что мне уже никогда не понадобится новое платье для верховой езды.

Элвина смотрела на меня с недоумением, и я сказала ей:

— У меня нет подходящего платья.

Она было расстроилась, но тотчас улыбнулась:

— Идемте со мной.

У нее был почти заговорщицкий тон, и эта перемена в наших с ней отношениях доставила мне огромное удовольствие: я чувствовала, что мы сделали большой шаг навстречу друг другу и нашей дружбе.

По галерее мы прошли в ту часть дома, куда мне, по словам миссис Полгрей, ходить не позволялось. Перед одной из комнат Элвина остановилась и, казалось, собирается с духом, чтобы войти. Наконец она распахнула дверь и отступила на шаг, пропуская меня вперед: почему-то ей захотелось, чтобы я вошла первой.

С первого взгляда можно было определить, что это гардеробная. Комната была небольшая, с огромным зеркалом, шифоньером, высоким комодом, шкафом для белья и дубовым сундуком. В ней, как и во многих других комнатах этого дома, было две двери. Все комнаты галереи вели одна в другую, и в этой комнате вторая дверь тоже стояла слегка приоткрытой. Когда Элвина направилась к ней, я пошла следом и заглянула в ту комнату.

Это была спальня — просторная, красиво обставленная, на полу ковер в голубых тонах, на окнах шторы из голубого бархата, у стены — кровать с пологом. Хотя я знала, что кровать большая, она не казалась такой из-за размера комнаты.

Заметив, с каким интересом я рассматриваю спальню, Элвина расстроилась. Она подошла к двери и прикрыла ее.

— Здесь много одежды, — сказала она, — и в комоде, и в шифоньере. Наверняка найдется и платье для верховой езды. Вы сможете подобрать что-нибудь для себя.

Она откинула крышку сундука. Чувствовалось, что она взволнована, а я была так рада, что мне удалось найти ниточку к ее сердцу, что позволила себе на какое-то время забыть о том, что я гувернантка.

В сундуке лежали платья, юбки, шляпы и обувь.

Элвина быстро произнесла:

— На чердаке еще больше одежды. Огромные сундуки с платьями, в которых ходили еще бабушки и прабабушки. Когда у нас бывали гости, они любили надевать старую одежду и разыгрывать спектакли.

Я вынула дамскую шапочку из черного бобра — несомненно, это была шапочка для верховой езды. Я надела ее, и Элвина рассмеялась. Ее смех растрогал и взволновал меня гораздо сильнее, чем какое-либо другое событие с момента моего появления в этом доме. Это был смех ребенка, который не привык смеяться: смущенный и какой-то виноватый. Я твердо решила, что отныне она будет смеяться часто, не испытывая при этом ни малейшего чувства вины или стыда.

Внезапно она замолчала, словно вспомнив о том, где находится.

— У вас в ней такой забавный вид, мисс, — сказала она.

Я встала и подошла к зеркалу. Определенно я выглядела не так, как всегда. Глаза блестят, а волосы под черным мехом отливают бронзой. Я решила, что выгляжу несколько более привлекательно, чем всегда, и что Элвина именно это имела в виду, сказав, что у меня забавный вид.

— Сейчас вы совсем не похожи на гувернантку, — объяснила она, извлекая из сундука платье из черной шерсти, отделанное тесьмой и бахромой, с голубым воротничком и манжетами. Это была очень элегантная амазонка Приложив платье к себе, я сказала:

— Думаю, оно мне подойдет.

— Примерьте его, — предложила Элвина и добавила, — только не здесь. Наденьте его у себя. — Казалось, что ее внезапно охватило желание поскорее уйти из этой комнаты. Она бегом бросилась к двери.

Я подумала, ей не терпится начать урок, а времени у нас не так уж и много, так как нам нужно успеть вернуться к чаю, который в Маунт Меллине подают ровно в четыре.

Взяв платье и шапочку, я направилась в свою комнату, а Элвина поспешила к себе. Оставшись одна, я немедленно примерила амазонку.

Не могу сказать, что платье сидело идеально, но поскольку у меня никогда не было дорогих нарядов, я с готовностью забыла о том, что оно тесновато в талии, да и рукава несколько коротковаты, потому что на меня из зеркала смотрела незнакомая женщина. Надев меховую шапочку, я осталась очень довольна собой.

Элвина уже переоделась, когда я зашла к ней. При виде меня ее глаза широко раскрылись, и она принялась рассматривать меня с таким интересом, словно видела впервые.

Мы спустились вниз. В конюшне я велела Билли Тригаю оседлать Кувшинку для Элвины и какую-нибудь лошадь для меня, поскольку у нас будет урок верховой езды.

Он глядел на меня с изумлением, и мне пришлось поторопить его, сказав, что у нас мало времени.

Когда, наконец, все было готово, я направила свою лошадь к загону, ведя на поводу Кувшинку, на которой сидела Элвина.

Мы занимались около часа, и, когда пришло время уходить, я поняла, что в наших с Элвиной отношениях произошла заметная перемена. Она еще не полностью доверяла мне — для этого прошло еще слишком мало времени — однако я твердо знала, что Элвина больше не считает меня врагом.

Я сосредоточила все усилия на том, чтобы вселить в нее уверенность в себе. Я велела ей разговаривать с лошадью, заставляла ее откидываться в седле и смотреть на небо почти лежа на спине у лошади, затем учила ездить с закрытыми глазами. Снова и снова я заставляла ее садиться в седло и спешиваться. Все это время Кувшинка шла шагом, и к концу нашего первого урока Элвина почти избавилась от своего страха, а это было именно то, чего я добивалась.

Я с удивлением обнаружила, что уже половина четвертого» Элвина казалась не менее удивленной.

— Нам нужно немедленно возвращаться, если мы хотим успеть переодеться к чаю, — сказала я.

Недалеко от того места, где мы занимались, из травы поднялась фигура, и я с изумлением узнала Питера Нэнселлока.

Когда мы подъехали к нему, он захлопал.

— Вот и закончился ваш первый урок, — воскликнул он, глядя на меня. — И прекрасный урок, между прочим. Я не знал, что, помимо талантов, вы еще и прекрасная наездница.

— Вы видели, как мы занимались, дядя Питер? — спросила Элвина.

— Я наблюдал за вашими успехами последние полчаса. Невозможно выразить словами мое восхищение. Элвина робко улыбнулась:

— : Вы в самом деле восхищались нами?

— Как ни велико искушение одарить комплиментом двух прекрасных дам, — произнес он, положив руку на сердце и склонившись в элегантном поклоне, — я никогда бы не позволил себе солгать.

— До этого момента, — сухо парировала я. Заметив, что радость на лице Элвины погасла, я сказала:

— Не вижу ничего достойного восхищения в желании научиться ездить верхом. Тысячи людей занимаются этим каждый день.

— Но никогда еще этому искусству не обучали с таким изяществом, и никогда еще им не овладевали с таким терпением.

— Твой дядя большой шутник, Элвина, — вставила я.

— Вы правы, — ответила с грустью Элвина.

— Интересно знать, пригласят ли меня на чашку чая в классную?

— Вы пришли повидаться с мистером Тре-Меллином, не так ли? — спросила я.

— Я пришел для того, чтобы выпить чаю с вами, дорогие дамы.

Элвина внезапно рассмеялась; было заметно, что она не осталась равнодушной к обаянию этого человека.

— Мистер Тре-Меллин уехал из Маунт Меллина сразу после обеда, и я не знаю, вернулся ли он.

— Когда кошки дома нет, мышам раздолье, — протянул он негромко, окинув меня с ног до головы взглядом, который иначе как наглым не назовешь.

Я холодно произнесла:

— Идем, Элвина, нам нужно немедленно возвращаться, если мы хотим успеть к чаю.

Я пустила свою лошадь легкой рысью, ведя за собой на поводу Кувшинку, и мы направились в сторону замка.

Питер Нэнселлок пешком отправился за нами, и когда мы достигли конюшен, я увидела его идущим в направлении дома.

Спешившись, мы с Элвиной оставили наших лошадей на попечение конюхов, а сами поспешили наверх.

Сняв амазонку и переодевшись в свое платье, я на мгновение задержалась у зеркала: я выглядела так же блекло и малопривлекательно, как это серое сукно. Рассердившись на себя из-за собственной глупости, я решила при первой же возможности узнать у миссис Полгрей, прилично ли мне пользоваться амазонкой. Боюсь, что сегодня днем я вела себя слишком импульсивно, забыв про свою привычную сдержанность, и всему виной был Коннан Тре-Меллин.

Взяв в руки черное платье, я собиралась повесить его в шкаф, как вдруг заметила на талии аккуратно вышитые буквы. «Элис Тре-Меллин», — прочитала я и невольно вздрогнула от неожиданности. Наверное, еще не раз мне придется столкнуться с подобными напоминаниями.

Теперь мне все стало понятно. Та комната была ее гардеробной, и спальня, в которую я заглянула краем глаза, была ее спальней. Как странно, что Элвина отвела меня туда и отдала мне одежду своей матери.

Мое сердце бешено колотилось. Как это глупо, сказала я себе. Где еще мы смогли бы найти современное платье для верховой езды? Уж, наверное, не в тех сундуках на чердаке, о которых говорила Элвина; та одежда годилась только для маскарада.

Я веду себя ужасно глупо, подумала я. Почему бы мне и не воспользоваться амазонкой Элис? Ей она уже не понадобится. А я привыкла донашивать чужую одежду, не так ли?

Смело взяв в руки платье, я повесила его в свой шкаф.

Что-то заставило меня подойти к окну и взглянуть на длинные ряды окон. Я пыталась угадать, которое из них было окном ее спальни, и, кажется, смогла его отыскать.

По спине пробежал холодок, я ничего не могла с собой поделать, но тут же постаралась взять себя в руки. Она должна быть рада, что я воспользовалась ее платьем.

Ну, конечно! Разве я не стараюсь помочь ее дочери?

Я понимала, что пытаюсь успокоить себя — ах, как это все глупо!

Куда девалось мое здравомыслие? Что бы я ни говорила себе, как бы я ни пыталась себя успокоить, нельзя было отрицать — мне было бы легче, если бы это платье принадлежало кому угодно, но не Элис.

В это время в дверь постучали, и я с облегчением увидела миссис Полгрей.

— Входите же, прошу вас, — воскликнула я. — Я как раз собиралась разыскать вас.

Она вошла в комнату, и в ту минуту я почувствовала, что успела привязаться к ней. Она была такая обыкновенная, такая нормальная, что все мои опасения и фантазии в миг исчезли.

— Я сегодня давала мисс Элвине урок верховой езды, — быстро сказала я прежде, чем она объяснит мне причину своего прихода. — А поскольку у меня не было подходящего платья, Элвина, кажется, отдала мне платье своей матери.

В подтверждение своих слов я открыла шкаф. Миссис Полгрей утвердительно кивнула.

— Я его сегодня надевала. Может быть, мне не стоило этого делать?

— Вы получили разрешение хозяина давать мисс Элвине уроки верховой езды?

— Да, конечно. Я с этого начала.

— В таком случае не о чем волноваться. Он не будет возражать, если вы станете носить это платье. Можете спокойно хранить его у себя, но надевать будете только во время занятий верховой ездой.

— Благодарю вас. Вы успокоили меня. Миссис Полгрей взглянула на меня с одобрением.

Ей было приятно, что с моим затруднением я обратилась именно к ней.

— Внизу в гостиной мистер Питер Нэнселлок, — сказала она.

— Я знаю, мы видели его, когда возвращались после занятий.

— Хозяина нет дома, а мистер Питер просит вас с Элвиной присоединиться к нему и выпить чаю в гостиной.

— Но, позволительно ли нам… то есть, позволительно ли это мне?

— Конечно, мисс, не вижу в этом ничего дурного. Думаю, что и хозяин не стал бы возражать, тем более, что мистер Питер сам предложил. Мисс Дженсен, пока жила здесь, часто помогала развлекать гостей. Помнится, однажды ее даже пригласили обедать в столовой вместе со всеми.

— Да что вы говорите, — сказала я, надеясь, что мой ответ прозвучал с должным благоговением.

— Вы понимаете, мисс, что в доме без хозяйки порой бывает трудно; а когда джентльмен сам желает, чтобы вы составили ему компанию — честно говоря, не вижу в этом ничего плохого. Я предупредила мистера Нэнселлока, что чай подадут в красной гостиной и что вы присоединитесь к нему и мисс Элвине, как только будете готовы. Надеюсь, вы не возражаете?

— Нет, нет, нисколько не возражаю.

Миссис Полгрей благосклонно улыбнулась. — Так вы спуститесь вниз?

— Да, спущусь.

Она вышла из комнаты столь же величественно, как и вошла. Я улыбнулась не без некоторого самодовольства. С каждой минутой день становился все более приятным.

Когда я вошла в красную гостиную, Элвины еще не было, и Питер Нэнселлок сидел, небрежно развалясь в старинном кресле.

Увидев меня, он стремительно поднялся.

— Ах, как мило.

— Миссис Полгрей сказала, что в мои обязанности входит развлекать гостей в отсутствие мистера Тре-Меллина.

— Как это на вас похоже — немедленно напомнить, что вы всего лишь гувернантка!

— Я подумала, что это необходимо сделать, поскольку может статься, вы об этом забыли.

— Вы такая очаровательная хозяйка! Надо признаться, вы совершенно не походили на гувернантку во время урока верховой езды.

— Это из-за платья. Роскошное, но чужое оперенье. В павлиньих перьях и ворона будет смотреться, как павлин.

— Моя дорогая мисс Ворона, позвольте с вами не согласиться. Мужчину — равно как и женщину — красит не одежда, а умение держаться. Но позвольте кое о чем спросить вас, пока не пришла малышка Элвина. Вам здесь нравится? Вы собираетесь остаться?

— Вопрос скорее в том, насколько понравлюсь я, и захотят ли власть предержащие, чтобы я осталась.

— Ага, в данном случае эти силы довольно непредсказуемы, не так ли? Что вы думаете о старике Коннане?

— Старике? Это не соответствует действительности. Что касается вашего вопроса — мне не пристало высказывать свое мнение.

Он громко рассмеялся, показав ровные белые зубы.

— Уважаемая Гувернантка! Вы меня со свету сживете.

— Мне очень жаль это слышать.

— Хотя признаюсь, — продолжил он, — я всегда считал, что умереть от смеха должно быть очень приятно. Нашу пикировку прервало появление Элвины.

— А вот и юная леди собственной персоной! — воскликнул Питер. — Дорогая Элвина, как это мило, что вы с мисс Лей позволили мне выпить с вами чаю.

— Непонятно, почему вам вдруг захотелось чаю, — ответила Элвина. — Раньше с вами никогда такого не случалось… только когда мисс Дженсен была здесь.

— Тише, тише! Не выдавай меня, — негромко произнес он.

Вошли миссис Полгрей и Китти. Пока миссис Полгрей зажигала лампу, Китти опустила на стол поднос с чайными приборами и расстелила небольшую салфетку, поставив на нее тарелку с пирожными и сэндвичами. На подносе я заметила чайницу.

— Вы желаете сами заварить чай, мисс? — спросила меня миссис Полгрей. Я ответила, что сделаю это с удовольствием, и миссис Полгрей подала знак Китти, которая все это время, не отрываясь, смотрела на Питера Нэнселлока, как на божество.

Похоже было, что Китти очень не хочется уходить из комнаты, и мне стало ее немного жаль. Подозреваю, что на миссис Полгрей тоже действовали чары этого человека. Это, наверное, оттого, думала я, что он полная противоположность хозяину дома. Питер ухитрялся льстить одним лишь взглядом, и я заметила, что он с одинаковой щедростью одаривал своим вниманием всех женщин: Китти, миссис Полгрей; Элвина и я сама не являлись исключением.

Вот цена его комплиментам! Я была немного уязвлена, потому что этот человек обладал замечательной способностью — в его присутствии все женщины, без исключения, ощущали свою привлекательность.

Я разлила чай, а Элвина протянула ему хлеб с маслом.

— Какая роскошь! — воскликнул он. — Я чувствую себя, как самый настоящий султан, которому прислуживают две прекрасные леди.

— Вы снова говорите не правду, — вскричала Элвина. — Мы вовсе не леди, потому что я еще не выросла, а мисс — гувернантка.

— Какое святотатство! — произнес он, не спуская с меня глаз. Под его пристальным, почти ласковым взглядом я чувствовала себя неловко и смущенно.

Решительно сменив тему разговора, я произнесла:

— Мне думается, что со временем из Элвины получится хорошая наездница. А вы что на это скажете? Заметно было, с каким нетерпением ждала Элвина его ответа.

— Она станет чемпионкой Корнуэла, вот увидите!

Элвина не скрывала своего удовольствия.

— И не забудь, — он погрозил ей пальцем, — кому ты этим обязана.

Элвина робко взглянула на меня, и внезапно я почувствовала себя счастливой; мне было радостно оттого, что я здесь. Моя обида на судьбу развеялась, как дым, и я больше не завидовала своей очаровательной сестре. В тот момент я желала быть тем, кем я была — Мартой Лей, сидящей в красной гостиной за чашкой чая с Питером Нэнселлоком и Элвиной Тре-Меллин. Элвина сказала:

— Пока это наша тайна.

— Да, мы собираемся удивить ее отца.

— Я буду нем, как могила.

— Почему говорят «нем, как могила»? — спросила Элвина.

— Потому что, — объяснил Питер, — мертвые всегда молчат.

— Но иногда они бродят, как призраки, — сказала Элвина, оглянувшись.

— Мистер Нэнселлок имел в виду лишь то, — быстро вставила я, — что он сохранит нашу маленькую тайну. Элвина, думаю, наш гость не откажется съесть еще пару сэндвичей.

Она немедленно принялась угощать его; было приятно видеть ее такой послушной и приветливой.

— Вы еще не были с визитом в Маунт Уиддене, мисс Лей, — сказал он.

— Мне это не пришло в голову.

— Это немного не по-соседски. Ах, я знаю, что вы скажете мне в ответ. Вы здесь не для того, чтобы наносить светские визиты, а для того, чтобы учить Элвину. Вы — гувернантка.

— Это правда, — ответила я.

— Наш дом не такой старый и большой, как Маунт Меллин. У него нет никакой истории, но это милое место, и я уверен, моя сестра будет в восторге, если вы с Элвиной навестите нас как-нибудь. Почему бы вам не зайти к нам на чашечку чая?

— Я не знаю… — начала было я.

— Не противоречит ли это вашим обязанностям? Я скажу вам, как все можно устроить. Вы приведете мисс Элвину к нам в Маунт Уидден на чай. Уверен, даже самая придирчивая гувернантка вынуждена будет признать, что сопровождение подопечной сначала в Маунт Уидден, а затем домой, безусловно, входит в круг ее обязанностей.

— А когда нам прийти? — спросила Элвина.

— В любое удобное для вас время.

Я улыбнулась. Я знала, что это значит. Это были пустые слова; у него не было ни малейшего намерения приглашать меня на чай. Я мысленно представила, как он приходил сюда, чтобы поволочиться за мисс Дженсен, которая, судя по разговорам, была привлекательной молодой особой. Мне знаком этот тип мужчин, сказала я себе.

Внезапно дверь открылась и, к моему немалому смущению, которое, надеюсь, мне удалось скрыть, в гостиную вошел Коннан Тре-Меллин.

Я почувствовала себя так, словно в отсутствие хозяина дома я принялась разыгрывать из себя хозяйку и попалась.

Я поднялась, а он слегка улыбнулся.

— Мисс Лей, не угостите ли вы и меня чаем?

— Элвина, — обратилась я к ней. — Позвони, пожалуйста, и вели, чтобы принесли еще одну чашку.

Девочка тотчас встала, чтобы исполнить мою просьбу, но в ней произошла перемена. Она вся напряглась. Ей очень хотелось сделать все правильно и доставить удовольствие отцу, но в стремлении угодить она неловко опрокинула свою чашку, когда вставала из-за стола. Девочка вся покраснела от унижения, обиды и стыда.

— Ничего страшного. Звони. Придет Китти и все приберет, — сказала я.

Я видела, что Коннан Тре-Меллин насмешливо наблюдает за мной. Знай я заранее, что он вернется, я бы так легко не согласилась угощать Питера Нэнселлока чаем в красной гостиной, расположенной как раз в той части дома, где мне не пристало появляться. Я была твердо уверена, что хозяин дома именно так и думает.

Питер произнес:

— Мисс Лей любезно согласилась взять на себя роль хозяйки. Я умолял ее об этом, и она не смогла мне отказать.

— Это действительно было очень любезно с ее стороны, — непринужденно согласился Тре-Меллин.

Пришла Китти, и я молча указала на пролитый чай и осколки чашки на ковре.

— И, пожалуйста, принесите еще чашку для мистера Тре-Меллина.

Уходя, Китти ухмыльнулась. Ситуация, по-видимому, сильно забавляла ее. Что касается меня, я чувствовала себя совершенно не в своей тарелке. Я не из тех женщин, которые умеют даже чаепитие превратить в очаровательную игру, а теперь, когда вернулся хозяин дома, я казалась себе такой же неловкой, как Элвина. Мне самой нужно быть очень осторожной, чтобы избежать подобной катастрофы.

— У тебя сегодня был тяжелый день, Коннан? — спросил его Питер.

Коннан Тре-Меллин принялся рассказывать ему о всех сложных вопросах, связанных с управлением имением, а мне показалось, он нарочно завел этот разговор, чтобы еще раз напомнить мне, что мое дело разливать чай и ничего больше. Мне не следует воображать, что я здесь хозяйка. В этом доме я в некотором роде прислуга, только и всего.

Я злилась на него за то, что он пришел и лишил меня моего маленького триумфа. Интересно, какой будет его реакция, когда он увидит, как хорошо Элвина держится в седле. Я твердо решила добиться успеха. Хотя он, верно, скажет, что-нибудь унизительное и посмотрит на нас так равнодушно, что все наши усилия покажутся нам напрасными.

Бедный ребенок, подумала я , ты пытаешься завоевать любовь человека, который не знает, что такое любовь. Бедная Элвина! Бедный Элис!

В этот момент мне показалось, что Элис вошла в красную гостиную, и сейчас я могла нарисовать ее в своем воображении гораздо более точно, чем раньше. Это была женщина чуть ниже меня ростом и более тонкая в талии, хотя, надо признаться, я с недоверием отношусь к тугим корсетам. Мне казалось, я вижу ее в черной амазонке с голубой отделкой и в черной бобровой шапочке. Только очертания ее лица оставались неясными.

Принесли чашку, и я налила чай мистеру Тре-Меллину. Он смотрел на меня, ожидая, что я встану и подам ему чай.

— Элвина, — сказала я. — Передай, пожалуйста, чай своему отцу.

Она с радостью сделала это.

Он коротко бросил «спасибо», а Питер воспользовался наступившей паузой, чтобы втянуть меня в разговор.

— Мы познакомились с мисс Лей в поезде в тот самый день, когда она приехала в Маунт Меллин.

— В самом деле?

— Истинная правда. Только она, конечно, не знала, кто я такой. Да и откуда ей было знать? Она и не подозревала о существовании знаменитых Нэнселлоков. Она даже не догадывалась о существовании Маунт Уиддена. Я-то знал, кто она. По странной иронии судьбы мы ехали в одном купе.

— Очень интересно, — сказал Коннан с таким видом, что нетрудно было догадаться, как мало это в действительности его интересует.

— Поэтому, — продолжил Питер, — она была сильно удивлена, узнав, что мы близкие соседи.

— Надеюсь, ее удивление не было неприятным, — ответил Коннан.

— Ничуть, — вставила я.

— Я благодарен вам, мисс Лей, за ваши добрые слова, — сказал Питер. Я посмотрела на часы:

— С вашего позволения мы с Элвиной оставим вас. Уже почти пять, а у нас в это время занятия.

— И мы ни в коем случае не должны им помешать, — сказал Коннан.

— Но сегодня, наверное, можно было бы сделать небольшое исключение из ваших правил? — воскликнул Питер.

Элвина с надеждой посмотрела на меня. В присутствии отца она не была счастлива, но и мысль о том, чтобы оставить его, была для нее невыносима.

— Не думаю, что это стоит делать, — сказала я, поднимаясь. — Идем, Элвина.

Она взглянула на меня с неприязнью. Неужели я уже утратила те позиции, которые мне удалось завоевать днем?

— Ну, пожалуйста, папа… — начала было она. Он сурово взглянул на нее.

— Дорогое дитя, ты же слышала, что сказала твоя гувернантка.

Она покраснела, смутившись, а я попрощалась с Питером Нэнселлоком и направилась к дверям.

В классной Элвина потребовала объяснений:

— Почему вам всегда все нужно испортить?

— Что именно испортить? — спросила я.

— Мы могли бы заняться чтением в любое другое время, когда угодно.

— Тем не менее наш урок чтения начинается именно в пять, а вовсе не когда угодно, — ответила я строже, чем хотела, потому что я испугалась проснувшегося во мне чувства. Мне хотелось объяснить ей: ты любишь своего отца. Ты страстно желаешь заслужить его одобрение, но, мое дорогое дитя, ты не знаешь, как это сделать. Я помогу тебе. Конечно, я не сказала этого, потому что не привыкла открыто выражать свои чувства и не в силах была изменить давнишней привычке.

— Приступим, — сказала я. — В нашем распоряжении только один час, и не стоит попусту терять время.

Надувшись, она села за стол и недовольно уставилась на книгу, которую мы с ней читали. Это были «Записки Пиквикского клуба» Диккенса. Я выбрала эту книгу в надежде скрасить слишком серьезную жизнь моей воспитанницы.

Она сидела, задумавшись, ее привычного энтузиазма как ни бывало. Внезапно она взглянула на меня и сказала:

— Мне кажется, вы ненавидите его. Его присутствие вам невыносимо.

— Не знаю, кого ты имеешь в виду, Элвина, — ответила я.

— Нет, знаете, — возразила она. — Вы знаете, что я имею в виду отца.

— Какая чушь, — вымолвила я, боясь покраснеть. — Не отвлекайся, мы зря теряем время.

И я углубилась в книгу, подумав, что следует пропустить сцену о ночном приключении Пиквика в спальне пожилой дамы. Это не совсем подходящая тема для девочки ее возраста.

Вечером, когда Элвина удалилась к себе, я пошла прогуляться в лес. Этот лес стал для меня прибежищем, тихим укромным местом, где я могла спокойно предаваться мыслям о жизни и о том, как распорядится мною судьба.

Прошедший день был полон событий, и все шло хорошо до тех пор, пока не появился Коннан Тре-Меллин и не нарушил мой покой. Интересно, уезжает ли он когда-нибудь надолго по делам — действительно надолго, а не на день или два. Если бы это было так, думаю, мне удалось бы сделать Элвину немного счастливее.

Забудь ты о нем, увещевала я себя. По возможности избегай встреч с ним. Ничего другого тебе не остается.

Говорить легко, но даже когда его не было рядом, я не могла перестать думать о нем.

Я гуляла в лесу, пока не стемнело. Затем я вернулась в дом, но не прошло и пяти минут после моего возвращения, как Китти постучала в дверь.

— Я слышала, что вы вернулись, мисс, — сказала она. — О вас хозяин спрашивал. Он ждет в библиотеке.

— В таком случае вам придется проводить меня туда, так как в библиотеке я еще ни разу не была.

Мне хотелось причесаться и немного привести себя в порядок, но я подозревала, что Китти интересовал лишь один аспект отношений между мужчиной и женщиной, и я не собиралась дать ей повод думать, что я специально прихорашиваюсь перед встречей с хозяином.

Она повела меня в ту часть дома, которую я до сих пор не видела, и меня с новой силой поразили огромные размеры замка. В этом крыле все было намного роскошнее, и я сразу догадалась, что эти апартаменты предназначаются исключительно для хозяина.

Китти открыла дверь и с глупой улыбкой объявила:

— Мисс Лей.

— Спасибо, Китти, — сказал Тре-Меллин. Затем пригласил:

— Входите, мисс Лей.

Он сидел за столом, на котором лежали книги в кожаных переплетах и какие-то бумаги. Стоявшая тут же на столе лампа из розового кварца была единственным источником света.

— Присаживайтесь, мисс Лей, прошу вас, — сказал он.

Я подумала: он знает о том, что я надевала платье Элис, и шокирован. Сейчас он мне скажет, что в моих услугах больше не нуждаются.

Я ждала с несколько надменным видом, высоко подняв голову.

— Сегодня днем я с интересом узнал, — начал он, — что вы уже успели познакомиться с мистером Нэнселлоком.

— Вас это заинтересовало? — в моем голосе прозвучало неподдельное изумление.

— Конечно, — продолжил он, — рано или поздно это должно было произойти. Он и его сестра постоянно бывают в моем доме, однако…

— Однако, вы полагаете, ему совершенно необязательно было знакомиться с гувернанткой вашей дочери, — быстро вставила я.

— Насколько это необходимо, мисс Лей, — укоризненно произнес он, — решать вам или ему. Смутившись, я с запинкой продолжала:

— Я полагаю, вы считаете, что мне, как гувернантке, не пристало быть… держаться на равных с другом вашей семьи.

— Умоляю вас, мисс Лей, не приписывайте мне слов, которые я и не собирался произносить. Ваши знакомства касаются лишь вас одной. Но ваша тетя, позволив вам, жить в моем доме, некоторым образом возложила на меня обязанность заботиться о вас, поэтому я пригласил вас сюда, чтобы дать вам небольшой дружеский совет по одному вопросу. Боюсь, этот вопрос может показаться вам несколько деликатным.

Мое лицо пылало от смущения. Чувство неловкости еще более усиливала моя уверенность, что втайне эта ситуация его забавляет.

— У мистера Нэнселлока репутация… как бы это выразиться… очень влюбчивого молодого человека.

— Вот как! — воскликнула я, не в силах сдержаться, так велико было мое смущение.

— Мисс Лей, — он улыбнулся, и на какое-то мгновение его лицо смягчилось. — Считайте это своего рода предостережением.

— Мистер Тре-Меллин, — ответила я, усилием воли взяв себя в руки. — Не думаю, что нуждаюсь 6 подобного рода предостережениях.

— Он очень красив, — продолжил он, и в его голосе вновь зазвучала насмешливая нотка. — У него есть обаяние. До вас здесь была гувернанткой некая мисс Дженсен. Он частенько навещал ее. Только прошу вас, не истолкуйте мои слова превратно, мисс Лей. И еще одно: пожалуйста, не принимайте всерьез все то, что может наговорить вам мистер Нэнселлок.

Я услышала, что отвечаю ему высоким чужим голосом:

— Очень любезно с вашей стороны, мистер Тре-Меллин, проявлять такую заботу о моем благополучии.

— Безусловно, меня заботит ваше благополучие. Вы здесь для того, чтобы присматривать за моей дочерью. Поэтому ваше благополучие представляется мне чрезвычайно важным.

Он поднялся, я — тоже, поняв, что разговор окончен. Он быстро подошел ко мне и положил руку на плечо.

— Простите меня, — сказал он. — Я человек прямолинейный, мне не хватает той утонченности манер, которая так естественна для мистера Нэнселлока. Я всего лишь хотел дать вам дружеский совет.

Я взглянула в его холодные светлые глаза, и на какое-то мгновение мне показалось, что увидела того человека, который скрывается под маской. В это странное мгновение я ощутила всю глубину своего одиночества и трагедию тех людей, которые совсем одни на этом свете и о которых действительно некому позаботиться. Наверное, мне просто стало жаль себя, не знаю. Мои чувства в тот момент были настольно запутанными, что по сей день я не в состоянии описать их.

— Благодарю вас, — сказала я и, выйдя из библиотеки, почти бегом направилась к себе.

Каждый день мы с Элвиной отправлялись на луг, где в течение часа занимались верховой ездой. Наблюдая за Элвиной верхом на Кувшинке, я убедилась, что отец был слишком нетерпелив с ней: не будучи прирожденной наездницей, она добилась хороших успехов.

Я узнала о том, что каждый год в ноябре в деревне Меллин проводятся конные состязания, и сказала Элвине, что она обязательно примет участие в одном из видов программы.

Нам доставляло огромное удовольствие планировать выступление Элвины, потому что Коннан Тре-Меллин будет в числе судей, и мы уже воображали, с каким изумлением он узнает в наезднице, завоевавшей первый приз, собственную дочь, которая, по его мнению, была не способна научиться скакать верхом.

Триумф воображаемой победы в равной степени принадлежал нам обеим. Однако радость Элвины была более похвальна. Она желала добиться успеха ради любви к отцу; я же хотела этим сказать: смотрите, высокомерный человек! Я преуспела там, где вы потерпели неудачу.

Поэтому каждый день после обеда я спокойно надевала амазонку Элис, и мы отправлялись на луг, где я обучала Элвину всем премудростям верховой езды. Теперь меня совсем не беспокоило, кому эта амазонка принадлежала раньше.

В тот день, когда она в первый раз поскакала галопом, радости нашей не было предела. После урока мы вернулись вместе и оставили лошадей в конюшне. Элвина вприпрыжку направилась к дому, и видно было, что радость переполняет ее. Я знаю, что в ту минуту она уже видела себя в числе других участников состязаний и предвкушала тот славный момент, когда ее изумленный отец обратит на нее внимание и скажет: «Неужели это ты, Элвина? Мое дорогое дитя, я так горжусь тобой!»

Я последовала за ней, улыбаясь воображаемой картине. Когда я зашла в дом, внизу ее уже не было. Наверное она бегом, перепрыгивая через ступеньки, отправилась к себе.

Сейчас она больше походила на того нормального, счастливого ребенка, в которого я хотела ее превратить. Поднявшись по темной лестнице на второй этаж, я вдруг услышала сдавленный вздох, и чей-то голос произнес:

— Элис!

На мгновение я вся оцепенела, но затем заметила Селестину Нэнселлок. Мертвенно бледная, она стояла на ступеньках лестницы, крепко вцепившись в перила. Мне показалось, она вот-вот упадет в обморок.

Я поняла, что это она сказала «Элис». Увидев меня в ее платье, она подумала, что я действительно Элис… или ее призрак.

— Мисс Нэнселлок, — сказала я, чтобы успокоить ее. — Я даю уроки верховой езды.

Она слегка пошатнулась, лицо сделалось серым.

— Мне очень жаль, что я напугала вас, — продолжила я.

— Мне вдруг показалось… — прошептала она.

— Вам следует присесть, мисс Нэнселлок. Вы сильно испугались. — Я быстро поднялась к ней и взяла ее за руку. — Может быть, зайдете ко мне и немного отдохнете?

Она кивнула, и я заметила, что она вся дрожит.

— Мне очень жаль, что я расстроила вас, — сказала я, распахивая дверь в свою спальню. Мы вошли в комнату, и я помогла ей сесть в кресло.

— Хотите, я велю принести бренди? — спросила я. Она отрицательно качнула головой.

— Все в порядке. Вы действительно напугали меня, мисс Лей. Теперь я вижу, что это из-за костюма.

— На лестнице довольно темно, — сказала я. Она снова повторила.

— Мне вдруг показалось…

Затем она взглянула на меня то ли со страхом, то ли с надеждой. Она, похоже, думает, что перед ней действительно призрак с лицом гувернантки Марты Лей, которое с минуты на минуту может измениться, принять другие очертания.

Я поспешила успокоить ее.

— Это только одежда, — сказала я.

— У миссис Тре-Меллин была точно такая же амазонка. Я так хорошо запомнила воротничок и манжеты. Мы вместе ездили гулять верхом… даже за день до того, как она… Мы были большими друзьями, знаете ли, всегда вместе, а потом… — Она отвернулась и вытерла слезы.

— Вы подумали, что я Элис Тре-Меллин, вставшая из могилы.

— Это так глупо с моей стороны. Однако странно, что у вас точь-в-точь такая амазонка, как у нее.

— А это и есть ее амазонка, — сказала я. Она вздрогнула. Протянула руку, она дотронулась до платья. Зажав складку юбки между большим и указательным пальцем, она замерла с отсутствующим видом, словно глядя куда-то в прошлое. Я быстро объяснила:

— Я учу Элвину верховой езде, но подходящей для этого одежды у меня не было. Она отвела меня в комнату, которая, как я знаю теперь, когда-то служила гардеробной ее матери, и нашла это платье. Я спросила миссис Полгрей, могу ли я носить его, и та заверила меня, что в этом нет ничего предосудительного.

— Теперь мне понятно, — сказала Селестина. — Всему нашлось объяснение. Прошу вас, мисс Лей, не рассказывайте никому о моей глупости. Я рада, что нас никто не видел.

— Но любой на вашем месте мог испугаться, тем более, что…

— Что?

— Тем более, что присутствие Элис… миссис Тре-Меллин все время ощущается в этом доме.

— Ее присутствие?

— Возможно, это только иллюзия, обман чувств, простая игра воображения. Но мне действительно кажется, как впрочем и многим другим в этом доме, что Элис не обрела покоя.

— Какие странные вещи вы говорите! Почему вы думаете, что Элис не обрела покоя? Кто вам это сказал?

— Я… Я не могу припомнить, — заколебалась я. — Возможно, это только мое воображение. Может быть, никто ничего и не говорил, и эта мысль сама пришла мне в голову. Мне очень жаль, что я расстроила вас.

— Не нужно извиняться, мисс Лей. Вы были очень добры ко мне. Я чувствую себя значительно лучше. — Она встала. — Не говорите никому о том, что случилось. Так значит, вы обучаете Элвину верховой езде. Я рада. Скажите, как вы с ней поладили? Мне показалось, когда вы только приехали, Элвина испытывала к вам некоторую враждебность.

— Она из тех детей, которые враждебно относятся к дисциплине. Да, мне кажется, мы постепенно становимся друзьями. Этому очень помогают уроки верховой езды. Кстати, мы их держим в секрете от ее отца.

Селестина Нэнселлок была несколько шокирована моими словами, и я поспешила разъяснить:

— Он знает про уроки. Естественно, я сначала спросила его позволения. Но он совершенно не догадывается о том, что она уже добилась больших успехов. Именно это мы и держим в секрете. Мы готовим ему сюрприз.

— Понятно, — сказала Селестина. — Мисс Лей, я надеюсь, Элвина не слишком переутомляется во время уроков?

— Переутомляется? Но почему? Она нормальный здоровый ребенок.

— Она очень эмоциональна. Честно говоря, я сомневаюсь, что с ее темпераментом она станет хорошей наездницей.

— Она еще достаточно мала, поэтому у нас есть возможность формировать ее характер, а это обязательно отразится на ее темпераменте. Ей очень нравятся уроки, и она ждет не дождется, когда сможет удивить своего отца.

— Итак, вы с Элвиной становитесь друзьями. Я рада это слышать, мисс Лей. Мне пора. Еще раз спасибо за вашу доброту. И помните… никому ни слова.

— Конечно нет, если вы так хотите.

Она улыбнулась и вышла.

Я подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение — боюсь, это вошло у меня в привычку с тех пор, как я здесь. Я тихо сказала вслух:

— Если бы не мое лицо… Это могла бы быть Элис. — Затем, слегка прикрыв глаза, отчего мое отражение несколько смазалось, я мысленно нарисовала совершенно иное лицо.

Да, это, должно быть, было ударом для Селестины.

И мне было ведено молчать, а я с готовностью согласилась. Интересно, что скажет Коннан Тре-Меллин, когда узнает, что я разгуливаю в одежде его жены и пугаю таких рассудительных людей, как Селестина Нэнселлок, подкарауливая их в темных углах.

Мне кажется, ему не понравится, что я могу быть так похожа на Элис.

А поскольку мне нужно это платье для того, чтобы продолжить уроки — ведь я совершенно твердо решила, что мы будем заниматься и что я не откажу себе в удовольствии сказать ему: «Я же вам говорила!»— то я ничуть не меньше, чем Селестина Нэнселлок, была заинтересована, чтобы никто ничего не узнал о нашей странной встрече на лестнице.

Прошла еще неделя, моя жизнь текла своим чередом. Занятия как в классной, так и вне ее продвигались довольно успешно. Раза два приезжал Питер Нэнселлок, но мне удалось избежать встречи с ним. Я очень хорошо запомнила предостережение Коннана Тре-Меллина, сознавая его правоту. Я заставила себя признаться, что мне нравится общество Питера, и, может статься, что легко и незаметно во мне произойдет перемена, когда я с нетерпением стану ожидать его прихода. У меня не было ни малейшего желания ставить себя в подобное положение, поскольку я и без Коннана Тре-Меллина сознавала, что Питер Нэнселлок настоящий повеса.

Временами я думала о его брате Джеффри и пришла к выводу, что Питер должен быть сильно похож на него; а думая о Джеффри, я вспоминала и о дочери миссис Полгрей. Она никогда не говорила о своей Дженифер, тихой и скромной Дженифер, с «самой тонкой талией на всем белом свете», которая не устояла перед обаянием Джеффри и уступила ему среди, луговых трав и ночных фиалок. А потом она однажды зашла в море и больше не вернулась.

Я содрогнулась, думая о том, какие ужасные ловушки поджидают неосторожных женщин: таких же непривлекательных как я, вынужденных зарабатывать себе на жизнь и зависеть от капризов своих хозяев, или других — красивых, но не менее несчастных. На свою беду они ненадолго привлекают внимание распутных повес и однажды осознают, что жизнь может предложить им единственный выход — смерть.

На некоторое время я забыла про малышку Джилли, потому что меня больше интересовали уроки с Элвиной и личность ее отца. Джилли была таким тихим ребенком, что забыть про нее было нетрудно. Иногда я слышала ее тонкий голосок, нескладно напевающий что-то в доме или в лесу. Комната четы Полгреев находилась прямо под моей спальней, а Джилли жила рядом, поэтому когда она пела у себя в комнате, я хорошо ее слышала. И каждый раз говорила себе: если она может выучить песни, она может научиться всему остальному.

По-видимому, я слишком часто позволяла себе предаваться мечтам, так как рядом с картиной, на которой Коннан Тер-Меллин вручает своей дочери приз за первое место в конных состязаниях, одновременно одаривая меня взглядом, полным восхищения и преклонения перед моим талантом, в моем воображении рисовалась еще одна картина, на которой Элвина и Джилли сидят бок о бок за одной партой. Я даже слышала слова: «Если бы не мисс Марта Лей, этого никогда бы не произошло. Они просто волшебница, как хорошо она понимает детей! Посмотрите, сколько она сделала для Элвины… а теперь и для Джилли».

На самом же деле Элвина оставалась все такой же упрямой, а Джилли такой же неуловимой, и у нее, как говорили сестры Тэпперти, было «на чердаке не все в порядке».

Затем мое более или менее мирное существование было нарушено: произошли два события, которые сильно обеспокоили меня.

Первое событие было довольно незначительным, но, как ни старайся, я никак не могла выбросить его из головы.

Однажды во время урока, пока Элвина писала сочинение, я просматривала ее тетрадь по арифметике, исправляя ошибки. Перевернув несколько страниц, я наткнулась на листок бумаги. Он был весь в рисунках. Я уже обнаружила, что у Элвины определенно был талант к рисованию, и при первой удобной возможности собиралась поговорить об этом с Коннаном Тре-Меллином. Ведь такие способности нужно развивать! Сама я могла научить ее только основам рисования, но мне казалось, что она достойна, чтобы с ней занимался квалифицированный учитель рисования.

Это были изображения лиц. В одном из них я узнала себя. Неплохо. Неужели у меня на самом деле такой чопорный вид? Надеюсь, не всегда. Хотя, возможно, она видит меня именно такой. Было там и изображение ее отца, даже несколько. Его тоже не составляло труда узнать. На обратной стороне листка я увидела изображения девочек. Было трудно понять, кого она хотела нарисовать. Себя? Да нет… Вот это, похоже, Джилли. Однако одно лицо чем-то неуловимо напоминало и Элвину.

Я долго смотрела на эти странные лица и так задумалась, что не заметила, как Элвина, перегнувшись через парту, выхватила листок из моих рук.

— Это мое, — сказала она.

— А это — ужасно дурные манеры, — отомстила я.

— Вы не имеете права брать мои вещи.

— Дорогая моя, листок был в твоей тетради.

— Ему там не место.

— Тогда его и наказывай, — легко ответила я. Потом добавила, уже более серьезным тоном:

— Прошу тебя, не вырывай ничего у людей из рук. Это очень некрасиво.

— Извините меня, — сказала Элвина, но голос ее еще звучал дерзко.

Я вернулась к проверке примеров, большинство из которых она решила неверно. Арифметика не была ее любимым предметом. Возможно, именно поэтому вместо того, чтобы решать задачи, она рисовала разные лица. Почему она так рассердилась? И зачем нарисовала эти лица так, что они напоминали сразу и Джилли и ее саму?

— Элвина, — сказала я ей, — тебе нужно уделять больше внимания арифметике.

В ответ она что-то буркнула невразумительное.

— Ты совсем не усвоила правило умножения. Если бы ты считала так же хорошо, как рисуешь, я была бы тобой очень довольна.

Она промолчала.

— Почему ты не захотела показать мне свои рисунки? Некоторые из них получились действительно хорошо.

Снова молчание.

— Особенно мне понравилось изображение твоего отца.

Даже сейчас при одном лишь упоминании его имени, на ее губах появилась нежная, хотя и немного грустная, улыбка.

— А лица этих девочек? Скажи мне, кто они? Это ты или Джилли?

Улыбка словно примерзла к ее губам. Затем она быстро спросила:

— А вам как кажется, мисс?

— Дай-ка мне еще раз взглянуть на них. Поколебавшись, она все-таки протянула мне листок; ее глаза горели от нетерпения.

Я принялась внимательно рассматривать лица девочек, затем сказала:

— Вот это может быть либо Джилли, либо ты.

— Значит, вы все-таки думаете, что мы с ней похожи?

— Н-нет. Мне до сих пор это и в голову не приходило.

— А сейчас вы так думаете?

— Ты в том возрасте, когда дети бывают похожи друг на друга.

— Я совсем не похожа на нее! — закричала она. — Я совсем не такая, как эта… идиотка.

— Элвина, ты не должна так говорить. Неужели ты не понимаешь, как это жестоко?

— Да, вы правы. Но все равно, я не такая, как она. Я не хочу, чтобы вы так обо мне говорили. Если вы еще раз так про меня скажете, я попрошу отца, чтобы он прогнал вас. Он это сделает… если я попрошу его об этом. Мне стоит его только попросить, и вы отсюда уедете.

Она перешла на крик, пытаясь убедить себя сразу в двух вещах: в том, что она ни капельки не похожа на Джилли, и что ей достаточно только о чем-то попросить отца, как любое ее желание будет исполнено.

Почему? Снова задала я себе этот вопрос. В чем причина такой ярости?

На ее лице застыло замкнутое выражение.

Спокойно взглянув на часы, приколотые к корсажу серого платья, я сказала:

— У тебя осталось ровно десять минут, чтобы закончить сочинение. — И, придвинув к себе учебник арифметики, я сделала вид, что внимательно изучаю его.

Второе происшествие расстроило меня еще сильнее. День прошел спокойно. Закончив занятия с Элвиной, я, как обычно, пошла гулять в лес, а когда вернулась, у парадного крыльца стояло два экипажа. Один из них я узнала — это Питер и Селестина Нэнселлок приехали из Маунт Уиддена. Второй экипаж был мне не знаком: очень красивая карета с гербом. Интересно, чей это герб, подумала я, прежде чем спохватилась, что меня это не должно касаться.

С заднего крыльца я быстро поднялась к себе. Ночь была теплая, и, сидя у открытого окна, я слышала звуки музыки, которые доносились из окон гостиной. Я догадалась, что Коннан Тре-Меллин принимает гостей.

Мое воображение немедленно нарисовало их сидящими в одной из тех комнат, где я так и не была. А почему, собственно, это тебя задевает? Ты всего лишь гувернантка. Коннан Тре-Меллин, элегантно одетый, наверное, сидит сейчас за карточным столом или слушает музыку вместе с гостями.

Я узнала «Сон в летнюю ночь» Мендельсона, и меня вдруг охватило страстное желание быть рядом с ними. Странно, что никогда раньше я не испытывала такой потребности ни в доме тети Аделаиды, когда она устраивала свои вечера, ни на обедах у моей сестры Филлиды. Теперь же меня снедало любопытство, и я не удержалась от соблазна позвонить и вызвать Китти или Дейзи, которые всегда все знали и с радостью делились своими знаниями с любым, кто был готов их слушать.

На мой звонок пришла Дейзи. Она выглядела радостно взволнованной.

— Я хочу умыться, Дейзи, — сказала я ей. — Принесите, пожалуйста, горячей воды.

— Сию минуту, мисс, — ответила она.

— Сегодня в доме гости, не так ли?

— О да, мисс. Хотя сегодняшний вечер ничто по сравнению с теми приемами, которые бывали здесь раньше. Думаю, теперь хозяин будет чаще принимать гостей, ведь год уже прошел. Так говорит миссис Полгрей.

— Здесь, наверно, было очень тихо в прошлом году.

— Но так ведь полагается… после смерти в семье.

— Конечно. А кого сегодня принимает мистер Тре-Меллин?

— Приехали мисс Селестина и мистер Питер.

— Я видела у крыльца их карету. — Заметив интерес и нетерпение в своем голосе, я устыдилась: чем я лучше этих болтливых служанок?

— Я могу сказать, кто еще приехал.

— Кто же?

— Сэр Томас и леди Треслин. У нее был такой заговорщицкий вид, будто мне следовало знать что-то очень важное об этих гостях.

— Вот как? — спросила я с интересом, чтобы она продолжала.

Миссис Полгрей говорит, — сказала Дейзи, — что ему впору в постели с грелкой лежать, а не по гостям разъезжать да с дамочками кокетничать.

— Разве он болен?

— Да ему уж когда за семьдесят-то перевалило, и сердечко у него неважное. Миссис Полгрей говорит, что с таким-то сердцем недолго и на тот свет угодить и без особых стараний. Не то, что…

Она замолчала и лукаво уставилась на меня. Меня так и подмывало сказать ей, чтобы она продолжала, но я понимала, что это ниже моего достоинства. Разочарованная, она замолчала, но затем опять продолжила:

— А она-то штучка непростая.

— О ком это вы?

— Как это о ком, да о леди Треслин, конечно. Вы бы только видели ее. У нее вырез на платье вот до сих пор, а на плече такие цветы — красивее не бывает. Она — красавица, сразу видно, ждет не дождется…

— Насколько я понимаю, она не одних лет со своим мужем?

Дейзи хихикнула:

— Говорят, между ними почти сорок лет разницы, хотя она делает вид, что будто бы все пятьдесят.

— Похоже, она вам не очень-то нравится.

— Мне-то? Ну и что, что она мне не нравится. Кое-кому так даже очень!

Дейзи снова залилась смехом, а я стояла и смотрела на ее неуклюжую фигуру в тесном платье и слушала ее захлебывающийся смех. Мне было стыдно за себя из-за того, что я сплетничаю с прислугой, поэтому я сказала ей:

— Так принесите же воду, Дейзи. Я хочу умыться.

Дейзи успокоилась и отправилась за водой, оставив меня с более точной картиной того, что в тот момент происходило в гостиной.

Я все еще думала о них, когда, умывшись и вынув из волос шпильки, готовилась ко сну.

Музыканты играли вальсы Шопена, и эта музыка манила меня и влекла за собой прочь из моей комнатки к недоступным наслаждениям: и вот я уже изящная красавица, желанная гостья салонов и гостиных, таких как в этом замке, блистающая остроумием, очарованием, перед которой никто не может устоять.

Меня поразили такие мысли. Какое отношение ко всему этому имеет бедная гувернантка вроде меня?

Я подошла к окну. Теплая и солнечная погода стояла уже так долго, что трудно было предположить, что она продержится еще несколько дней. Скоро пойдут осенние туманы, а вслед за ними задуют штормовые ветры с юго-запада, которые в этих краях, по словам Тэпперти, «страшенные».

Пахло морем, и слышно было, как волны мягко и ритмично бьются о скалы. В бухте Меллин снова начинали шептать «голоса».

Внезапно в одном из окон в неосвещенной части дома я увидела свет, и мне стало жутко. Я знала, что светится окно той самой комнаты, где мы с Элвиной нашли для меня амазонку — окно гардеробной Элис.

Штора была опущена. Как странно! Еще вечером она была поднята. Я знала это наверняка: с тех самых пор, как я выяснила, что в этой комнате когда-то жила Элис, у меня появилась привычка смотреть в ту сторону всякий раз, когда я подходила к своему окну; привычка, которая меня не радовала, и от которой я тщетно пыталась избавиться.

Штора была из легкого материала, потому что за ней я совершенно отчетливо видела свет. Довольно слабый, но ошибки быть не могло. Перед моими изумленными глазами светлое пятно переместилось, словно кто-то прошел по комнате со свечой в руке.

Я стояла, не в силах оторвать глаз от того окна, и вдруг на штору упала тень — тень женщины.

Я услышала рядом чей-то голос: «Это Элис!»— и поняла, что сама произнесла вслух ее имя.

Это сон, я сплю, я все себе вообразила.

Но силуэт женской фигуры снова появился на шторе.

Мои руки, судорожно сжимавшие подоконник, дрожали, а я все смотрела на этот мерцающий свет. Я хотела было позвать Дейзи или Китти или спуститься к миссис Полгрей, но удержала себя, представив, какой у меня при этом будет глупый вид. И я не тронулась с места, не отрываясь глядя на то окно.

Через некоторое время свет погас, и стало темно.

Я еще долго стояла, но так ничего больше и не увидела.

В гостиной играли вальсы Шопена, а я все стояла, пока не замерзла, хотя эта сентябрьская ночь была очень теплой.

Потом я легла в постель, но долго не могла уснуть.

Когда же наконец сон пришел, мне приснилась женщина в амазонке с голубым воротничком и манжетами, отделанной тесьмой и бахромой. Она сказала мне:

— Меня не было в том поезде, мисс Лей. Вы все гадаете, где я. Именно вам предстоит меня найти!

Сквозь сон я слышала шепот волн, бьющихся внизу о камни; и первым делом, проснувшись поутру, а встала я как только забрезжил рассвет, посмотрела на то окно напротив. Всего лишь год назад его открывала сама Элис.

Шторы были подняты. Я отчетливо видела тяжелые занавеси из голубого бархата.