"Пир для Воронов (пер. Цитадель Детей Света)" - читать интересную книгу автора (Мартин Джордж)

Пророк

Когда Пророку сообщили о смерти короля, он топил людей на Большом Вике.

Утро было мрачное и холодное, море было свинцового цвета в тон небу. Первая тройка бесстрашно пошла к Утонувшему Богу, но вера четвертого была не столь крепка, и когда его легкие взмолились о воздухе, он начал сопротивляться. Стоя по пояс в воде, Эйэрон взял обнаженного мальчика за плечи и погрузил его голову обратно, не позволив сделать вздох.

— Смелее, — сказал он. — Из моря мы пришли — в него и вернемся. Открой рот и выпей божье благословение. Наполни свои легкие водой, чтобы умереть и возродиться. В сопротивлении нет смысла.

То ли мальчик не мог его слышать из-под воды, то ли он окончательно расстался с верой. Он принялся брыкаться так отчаянно, что Эйэрону пришлось позвать на помощь. Четверо из его утопленников вошли в воду, чтобы помочь удержать негодника под водой. — Господь Бог, утонувший за нас, — глубоким, словно море, голосом молился жрец, — Позволь Эммонду — твоему верному слуге возродиться из моря, как возродился ты сам. Благослови его солью, благослови его камнем, благослови его сталью.

Наконец, все было кончено. Из его рта перестали вырываться пузырьки воздуха, и жизнь покинула его тело. Эммонд плавал лицом вниз в воде: бледный, холодный и спокойный.

В этот момент Мокроголовый осознал, что к его утопленникам на покрытом галькой берегу присоединились три всадника. Эйэрон узнал Спарра — старика с водянистыми глазами и похожим на топор лицом, слово которого, сказанное вибрирующим голосом, являлось законом в этой части Большого Вика. С ним был его сын, Стеффарион, вместе с другим юношей, чей темно красный, подбитый мехом плащ был заколот на плече застежкой в виде черного с золотом боевого рога Гудбразеров. — Явно один из сыновей Горольда, — с первого взгляда определил жрец. После дюжины дочерей жена Гудбразера наконец родила ему трех высоких сыновей. Говорили, что никто не может отличить их друг от друга. Эйэрон Мокроголовый не стал и пытаться. У него не было времени выяснять — был это Грейдон, Гормонд или Гран.

Он выкрикнул короткий приказ, и его утопленники подхватили мальчишку за руки и за ноги, и вынесли за линию прибоя. Жрец последовал за ними, обнаженный, если не считать набедренной повязки из шкуры тюленя, прикрывавшей его мужское достоинство. Покрытый гусиной гожей от холода и каплями воды, он вернулся на берег по холодному мокрому песку и гальке. Один из его утопленников передал ему груботканую тяжелую робу, окрашенную в зеленых, синих и серых цветах моря и Утонувшего Бога. Эйэрон надел платье и распустил волосы. Они были темные и влажные, их еще ни разу не коснулось лезвие, с тех самых пор, когда его возродило море. Они падали на его плечи словно плетенный из веревок плащ, свешиваясь ниже пояса. Кроме того, Эйэрон вплетал ленты водорослей в свои волосы и в нестриженую бороду.

Его утопленники встали в круг, центром которого служил утонувший мальчишка и начали молиться. Норджен двигал его руки, в Рас встал над ним, надавливая на его грудь, но оба посторонились, освободив место для Эйэрона. Он раздвинул холодные губы мальчика пальцами и подарил ему поцелуй жизни снова, снова и снова, пока у него изо рта не хлынула морская вода. Мальчик начал кашлять и плеваться, открыв полные ужаса глаза.

Еще один вернулся. Для него это было знаком благоволения Утонувшего Бога. Каждый жрец иногда терял людей, даже сам Тарл Трижды Утопленный, святость которого, в свое время, была оценена столь высоко, что его избрали короновать короля. Но никогда Эйэрона Грейджоя. Он был Мокроголовым — тем, кто видел подводные чертоги бога и вернулся, чтобы о них рассказать остальным. — Встань, — приказал он отплевывающему воду мальчику, похлопав его по обнаженной спине. — Ты утонул и вернулся. То, что мертво, умереть не может.

— Оно лишь восстает вновь. — Мальчик отчаянно кашлял, извергая новую воду. — Восстает вновь. — Каждое слово доставляло боль, но таков мир. Чтобы жить, мужчина должен сражаться. — Восстанет вновь. — Эммонд поднялся на дрожащие ноги. — Сильнее и крепче, чем прежде.

— Теперь ты принадлежишь богу, — сказал ему Эйэрон. Другие утопленники собрались вокруг, чтобы дружески приветствовать его, похлопывая по плечу и поцеловать. Один из них помог надеть сине-зелено-серое облачение из грубой шерсти. Другой — вручил ему дубинку из принесенного морской водой дерева. — Отныне ты принадлежишь морю, и оно тебя вооружает, — сказал ему Эйэрон. — Мы молимся о том, чтобы ты яростно сражался этой палицей со всеми врагами нашего бога.

Только затем жрец обратился к всадникам, наблюдавшим за церемоний из седел. — Вы явились, чтобы утонуть, милорды?

Спарр закашлялся. — Я был утоплен еще мальчишкой, — ответил он, — и мой сын в день именин.

Эйэрон фыркнул. Он не сомневался в том, что Стеффарион Спарр был отдан Утонувшему Богу вскоре после рождения. Но ему было известно и то, как это происходило: быстрое погружение в ванну с морской водой, которого едва хватает, чтобы омочить голову младенца. Неудивительно, что железные люди, те, кто, однажды правили всюду, где был слышен звук волн, оказались покорены. — Это — не настоящее утопление, — сказал он всадникам. — Тот, кто не умирает на самом деле, не может надеяться на воскрешение. Зачем же вы явились, если не собирались доказать свою веру?

— Сын Лорда Горольда разыскивал тебя, чтобы сообщить тебе новости. — Спарр указал на юношу в красном плаще.

На первый взгляд ему было не больше шесть-на-десять лет. — Ага, и который ты? — поинтересовался Эйэрон.

— Гормонд. Гормонд Гудбразер, если угодно милорду.

— Это Утонувшему Богу нам следует угождать. Был ли утоплен, Гормонд Гудбразер?

— В день принятия имени, Мокроголовый. Мой отец отправил меня разыскать тебя и отвести к нему. Он должен тебя видеть.

— Вот он я. Пусть Горольд приходит и любуется. — Эйэрон взял у Раса наполненный свежей морской водой кожаный мех. Жрец вытащил пробку и сделал глоток.

— Я должен доставить тебя в замок, — сидя в седле, настаивал молодой Гормонд.

Он боится промочить ноги. — Я должен служить моему богу. — Эйэрон Грейджой был пророком. Он терпеть не мог, когда какие-то мелкие лорды приказывали ему как какому-то рабу.

— К Горольду прилетела птица, — проронил Спарр.

— С Пайка, от мейстера, — подтвердил Гормонд.

Темные крылья, темные вести, — Вороны летят над солью и камнем. Если есть для меня новости, то говори.

— Эти новости только для твоих ушей, Мокроголовый, — ответил Спарр. — Это вовсе не то, чем я хотел бы поделиться с другими.

— Эти люди — мои утопленники, такие же слуги бога, как и я. У меня нет от них секретов, как и от моего бога, перед чьим священным морем я стою.

Всадники переглянулись. — Скажи ему, — согласился Спарр, и юноша в красном плаще собрался с духом.

— Король мертв, — произнес он просто. Два коротких слова, но при их звуке вздрогнуло само море.

В Вестеросе было четыре короля, но Эйэрону не пришлось уточнять, какой. Железными островами правил Бейлон Грейджой и никто другой. Король мертв. Как это возможно? Эйэрон видел своего старшего брата, вернувшись на Железные Острова из набега на Каменистый берег, меньше лунного цикла назад. Пока жрец был в отлучке, седые волосы Бейлона наполовину побелели, и горбился он сильнее, чем перед выходом в море. Но, несмотря на это, больным король не выглядел.

Эйэрон Грейджой выстроил свою жизнь на двух мощных опорах. Эти два коротких слова вышибли из-под его ног одну из них. Теперь у меня остался только Бог. Пусть он предаст мне сил и сделает неутомимым, как море. — Расскажи, как пришла к моему брату смерть.

— Его Величество шел через мост на Пайке, упал и разбился о скалы.

Твердыня Грейджоев стояла на расколотом на части утесе, и ее башни возвышались на вершине уходящих в море массивных каменных глыб. Арочные мосты, вырезанные из камня, и подвесные мосты из дерева на джутовых канатах связывали Пайк вместе. — Когда он упал, был шторм? — спросил Эйэрон.

— Да, — подтвердил юноша, — штормило.

— Его низверг Бог Штормов, — заявил жрец. Тысячелетиями продолжалась война между морем и небом. Из моря вышли железнорожденные и рыба, которая даже зимой служила им пищей, но шторма рождали только печаль и горе. — Мой брат Бейлон возвеличил нас вновь, чем и заслужил гнев Бога Штормов. Сейчас он пирует в водных дворцах Бога, где ему прислуживают морские девы, исполняя малейшую его прихоть. Значит нам, тем, кто остался на жалкой суше, нужно завершить его великий труд. — Он заткнул мех пробкой. — Я поговорю с твоим лордом-отцом. Сколько отсюда до Хамерхорна?

— Шесть лиг. Ты можешь ехать со мной в седле.

— Один сумеет добраться быстрее, чем двое. Отдай мне своего коня, и Утонувший Бог тебя благословит.

— Возьми мою лошадь, Мокроголовый, — предложил Стеффарион Спарр.

— Нет. Его скакун — крепче. Твоя лошадь, мальчик.

Юноша задумался всего на мгновенье, затем он спешился и отдал поводья Мокроголовому. Эйэрон вдел свою босую потемневшую ногу в стремя и оказался в седле. Он терпеть не мог лошадей — этих тварей с зеленых земель, из-за которых мужчины становились слабее, но сейчас у него не было иного выбора. Темные крылья, темные вести. Надвигался буря, ему это было отчетливо слышно в плеске волн, а они обычно не приносят ничего, кроме зла. — Ждите меня у Пебблитона, у башни Лорда Мерлина, — крикнул он своим людям, разворачивая коня.

Дорога оказалась нелегкой, сначала вверх по холмам, через леса и скалы, по узким тропам, осыпающимся под лошадиными копытами. Большой Вик был самым большим из Железных Островов, настолько, что владения некоторых из лордов не достигали священного моря. Горольд Гудбразер как раз был одним из им подобных. Его крепость стояла в месте, названном Прочные Скалы, далеко от царства Утонувшего Бога, как и все, что находилось на острове. Люди Горольда работали в горных шахтах, в темноте, царящей под землей. Некоторые проживали всю жизнь, так и не увидев соленой воды. Неудивительно, что эти люди были странными и даже неприятными.

По дороге Эйэрон размышлял о своих братьях.

Девять сыновей родились у Повелителя Железных Островов Квеллона Грейджоя: Харлон, Квентон и Донел — от первой жены, женщины из Каменного Древа. Бейлон, Эурон, Виктарион, Урригон и Эйэрон были сыновьями от второй жены рода Сандерли из Соленого Уступа. Третьей женой, Квеллон взял девушку из зеленых земель, родившую ему болезненного идиота, мальчика по имени Робин, про которого лучше не вспоминать. Жрец ничего не знал о Квентоне и Донеле, которые умерли еще в младенчестве. Харлона он помнил смутно, неподвижно сидящим с посеревшим лицом в комнате без окон, и что-то слабо бубнящим, пока серая хворь не превратила его язык и губы в камень. Придет день, и все мы четверо вместе с Урри, до отвала наедимся рыбы, пируя в водяных дворцах Бога.

Девять сыновей родились у Квеллона Грейджоя, но только четверо дожили до взрослого возраста. Такова воля этого холодного мира, в котором мужчины ловят рыбу, копают землю и умирают, пока женщины рожают им недолго живущих сыновей на ложе крови и боли. Эйэрон был последним и младшим из четырех Кракенов. Бейлон — старший и сильнейший, яростный и бесстрашный мальчик, живший с единственной целью — вернуть железнорожденным их древнюю славу. В десять лет он карабкался на Кремневые Скалы к полной приведений башне Слепого Лорда. В тринадцать он мог управляться с веслами корабля и танцевать танец пальцев не хуже любого островитянина. В пятнадцать, он плавал с Дагмером Щербатым, к Уступам и провел в набегах все лето. Там он убил своего первого человека и взял двух первых морских жен. В семнадцать, Бейлон стал капитаном собственного корабля. Он был тем, чем должен быть старший брат, хотя и никогда не удостаивал Эйэрона ничем, кроме презрения. Я был слаб и греховен, и презрение все, чего я заслуживал. Лучше уж быть презираемым Бейлоном Храбрым, чем заслужить любовь Эурона Вороний Глаз. Если возраст и горе с годами сделали Бейлона еще жестче, они же придали ему больше целеустремленности, чем у кого бы то ни было еще из ныне живущих. — «Он был рожден сыном лорда и умер королем, убитый ревнивым богом», — подумал Эйэрон, — «и теперь грядет буря, подобной которой еще не видели эти острова».

Уже давно стемнело, когда жрец увидел пронзавшие полумесяц своими железными шпилями укрепления Хамерхорна. Крепость Горольда была огромной, сложенной из громадных глыб, которые были взяты прямо из горы, служащей ей основанием. Под ее стенами, подобно черным, беззубым ртам зияли входы в древние пещеры и шахты. Железные ворота Хамерхорна были закрыты и крепко заперты на ночь. Эйэрону пришлось стучать в них камнем, пока от грохота не проснулся стражник.

Впустивший его юноша был копией Гормонда, у которого он одолжил лошадь. — Который ты? — поинтересовался Эйэрон.

— Гран. Мой отец ждет тебя внутри.

Зал был сырым, полным сквозняков и теней. Одна из дочерей Горольда поднесла жрецу рог эля. Другая пыталась раздуть тлевший очаг, дававший больше дыма, чем тепла. Сам Горольд Гудбразер тихо беседовал с тощим человеком, облаченным в серое платье хорошего покроя. У него на шее висела цепь, выкованная из нескольких металлов, что обличало в нем мейстера из Цитадели.

— Где Гормонд? — спросил Горольд, увидев Эйэрона.

— Возвращается пешком. Отправь женщин прочь, милорд. И мейстера тоже. — Он недолюбливал мейстеров. Их вороны были тварями Бога Штормов — и после смерти Урри он не доверял их целительству. Ни один стоящий мужчина не изберет себе жизнь раба, и не выкует для собственной шеи цепь.

— Гизелла, Гвин, оставьте нас, — коротко распорядился Гудбразер. — И ты, Гран. Мейстер Муренмур останется.

— Уйдет, — настаивал Эйэрон.

— Это мой дом, Мокроголовый. И не тебе приказывать, кому уйти, кому — остаться. Мейстер — останется.

— Он слишком долго прожил вдали от моря, — сказал себе Эйэрон. — Тогда уйду я, — ответил он Гудбразеру. Сухой тростник шелестел под его черными растрескавшимися ступнями, когда он развернулся и пошел прочь. Похоже, он зря скакал в такую даль ночью.

Эйэрон уже почти дошел до выхода, когда мейстер прокашлялся и сказал: — Эурон Вороний Глаз сел на Морской трон.

Мокроголовый обернулся. Зале внезапно показался холодным. Вороний Глаз был на другом конце мира. Бейлон выслал его два года назад, и поклялся, что возвращение будет стоить ему жизни. — Рассказывай, — хрипло выговорил он.

— Он высадился в Лордпорте спустя день после смерти короля, и предъявил свои права на замок и корону, как старший брат Бейлона, — начал свой рассказ Горольд. — Теперь он рассылает воронов, созывая капитанов и королей со всех островов к Пайку, чтобы склонить перед ним колени, как перед их королем.

— Нет. — Эйэрон Мокроголовый не тратил время на раздумья. — Только преданный богу человек может сидеть на Морском троне. Вороний Глаз не поклоняется ничему, кроме своей собственной гордости.

— Ты был на Пайке не так давно и видел короля, — продолжил Гудбразер. — Разговаривал ли с тобой Бейлон о престолонаследовании?

Да. Они беседовали в Морской Башне, слыша, как ветер ревел за окнами и о берег внизу без устали бьются волны. Бейлон в отчаянии качал головой оттого, что должен был рассказать ему Эйэрон про его последнего выжившего сына. — Как я и боялся, Волки сделали из него слабака, — сказал король. — Я молю бога, чтобы они убили его, и он не мог встать у Аши на пути. — В этом заключалась слепота Бейлона. Он видел в своей дикой, упрямой дочери себя, и верил, что она сможет стать его преемницей. Тут он был не прав, что и пытался ему втолковать Эйэрон. — Ни одна женщина никогда не сможет править железнорожденными, даже такая, как Аша, — настаивал он, но Бейлон был глух к тому, чего не хотел слышать.

Еще до того, как жрец смог ответить, вновь открыл рот мейстер. — По праву, Морской трон принадлежит Теону или Аше, в случае, если принц мертв. Таков закон.

— Это закон зеленой земли, — с вызовом ответил Эйэрон. — Что нам до него? Мы — железнорожденные, сыны моря, избранники Утонувшего Бога. Ни одна женщина не может нами править, и ни один безбожник.

— А Виктарион? — спросил Гудбразер. — С ним Железный Флот. Заявит ли Виктарион свои права, Мокроголовый?

— Эурон — старший брат… — начал мейстер.

Эйэрон взглядом заставил его замолчать. И в маленьких рыбачьих деревушках и в крупных каменных крепостях, от подобного взгляда Мокроголового девицы падали в обморок, а орущие от страха детишки разбегались к матерям, и его было достаточно, чтобы заткнуть слугу с рабской цепью на шее. — Эурон — старший, — признал жрец, — но Виктарион благочестивее.

— Они станут воевать между собой? — спросил мейстер.

— Железнорожденный не должен проливать кровь железнорожденного.

— Весьма набожно сказано, Мокроголовый, — заметил Гудбразер, — но твой брат не разделяет твоих взглядов. По его приказу был утоплен Савэйн Ботли, который заявил, что Морской трон по праву принадлежит Теону.

— Если он был утоплен, значит кровь не пролилась, — ответил Эйэрон.

Мейстер и лорд переглянулись. — Я должен дать ответ Пайку, и не могу тянуть, — сказал Гудбразер. — Мне нужен твой совет, Мокроголовый. Что это будет — присяга, или вызов?

Эйэрон дернул себя за бороду, размышляя. Я видел бурю, и ее имя — Эурон Вороний Глаз. — Пока — молчание, — сказал он лорду. — Я должен помолиться о даровании мне просветления.

— Молись, сколько угодно, — ответил мейстер, — но это не меняет закон. Теон — наследник, Аша — следует за ним.

— Молчи! — взревел Эйэрон. — Слишком долго железнорожденные слушали болтовню мейстеров о зеленых землях и их законах. Пришло время, прислушаться к морю. Самое время прислушаться к голосу Бога. — Его собственный голос гремел в задымленном зале, наполненный такой мощью, что ни Горольд Гудбразер, ни его мейстер не посмели ответить. Со мной мой Утонувший Бог, — подумал Эйэрон. Он указал мне путь.

Гудбразер предложил ему переночевать в замке, но жрец отказался. Он редко спал под крышей замка, и никогда так далеко от моря. — Настоящее удобство для себя я познаю под волнами — в водных дворцах Бога. Там я устроюсь со всеми удобствами. Мы рождены для того, чтобы страдать. Страдания делают нас сильнее. Все, что мне нужно — свежая лошадь, чтобы добраться до Пебблтона.

Гудбразер охотно удовлетворил его просьбу. Он так же отправил с ним собственного сына, Грейдона, чтобы тот указал жрецу кратчайшую дорогу через холмы к морю. Когда они выехали, до рассвета оставался еще час, но у них были сильные кони, уверенно шедшие по земной тверди, поэтому, несмотря на темноту, они быстро двигались вперед. Эйэрон закрыл глаза и беззвучно молился. Спустя какое-то время он уже дремал в седле.

До него донесся тихий звук, похожий на скрип ржавых петель. — Урри, — прошептал он, и проснулся от страха. Здесь нет ни петель, ни двери, ни Урри. Брошенный топор отрубил Урри пол руки, когда ему было четыре-и-десять лет. Он играл в танец пальцев, пока воевали его отец и старшие братья. Третьей женой лорда Квеллона была Пайпер из замка Розовой Девы — девица с большой мягкой грудью и карими глазами лани. Вместо того, чтобы вылечить руку Урри Старым Способом — огнем и морской водой, она передала его заботам своего мейстера с зеленых земель, который поклялся, что сможет пришить отрубленные пальцы обратно. Он сделал это, и продолжил лечение настойками, мазями и прочими травами, но рука омертвела и у Урри началась лихорадка. К тому времени, когда мейстер отнял руку, было уже поздно.

Лорд Квеллон так и не вернулся из своего последнего похода. Утонувший Бог в своей доброте, упокоил его в море. Назад вернулся Лорд Бейлон со своими братьями Эуроном и Виктарионом. Когда Бейлон узнал о случившемся с Урри, он отрубил мейстеру три пальца кухонным ножом и заставил вдову своего отца Пайпер пришить их обратно. Мази и настойки сослужили мейстеру ту же службу, что и Урригону. Он умер в бреду, и третья жена Лорда Квеллона вскоре последовала за ним, когда повитуха вынула из ее чрева мертворожденную дочь. Эйэрон был рад. Это его топор отрубил Урри руку во время танца пальцев, как это водится между друзьями и братьями.

Ему все еще было стыдно вспоминать годы, последовавшие за смертью Урри. В шесть-и-десять лет он называл себя мужчиной, но, по правде сказать, он был не более, чем мехом с вином на ножках. Он пел, плясал, но уже больше никогда не танцевал танец пальцев, он шутил, паясничал и насмехался. Он играл на дудочке, жонглировал, ездил верхом, и мог перепить всех Винчей и Ботли, и половину Харлоу тоже. Бог одаривает каждого, даже его. Никто не мог мочиться дольше и дальше, чем Эйэрон Грейджой, что он и доказывал на каждом пиру. Однажды, он побился новым кораблем против стада коз, что он сумеет погасить очаг, не используя ничего, кроме собственного члена. Целый год после Эйэрон ел одну козлятину, и назвал свой корабль "Золотой Шторм", хотя Бейлон и обещал его повесить на рее собственного корабля, прознав, какой именно таран собирается водрузить его брат на носу.

Золотой Шторм пошел ко дну во время первого восстания Бейлона, разрезанный надвое громадной боевой галерой «Ярость», когда Станнис Баратеон разбил Железный Флот, заманив Виктариона в ловушку. Но Бог еще не закончил с Эйэроном и выбросил его на берег. Его взяли в плен рыбаки и угнали в Ланниспорт в цепях, где он провел остаток войны в кишках Бобрового Утеса, доказывая, что кракены могут ссать дальше и дольше, чем львы, кабаны и куры.

Тот человек умер. Эйэрон утонул и возродился из моря личным Пророком Бога. Ни один смертный не был ему страшен, как не страшили его тьма и воспоминания, кости души. Звук открывающейся двери. Крик ржавых железных петель. Эурон снова пришел. Не важно. Он жрец Мокроголовый, любимец Бога.

— Будет война? — спросил Грейдон Гудбразер, когда солнце осветило холмы. — Брат пойдет на брата?

— Если будет на то воля Утонувшего Бога. Не место безбожнику на Морском троне. — Вороний Глаз наверняка будет сражаться. И женщине не удастся одержать над ним победу — даже такой как Аша. Женщины созданы для иных, постельных, битв. Их доля — рожать детей. И Теон, если он еще жив, был столь же безнадежен — этот полный обид и улыбок мальчишка. У Винтерфела он показал, чего стоит, но Вороний Глаз не был испорченным мальчишкой. Палубы кораблей Эурона были выкрашены в красный цвет для того, чтобы скрыть пропитавшую их кровь. Виктарион. Королем должен стать Виктарион, иначе буря поглотит всех.

Грейдон покинул его с восходом солнца, чтобы принести весть о смерти Бейлона своим двоюродным братьям в крепости Глубокие башни, в Пик Ворона и Озеро Трупов. Эйэрон продолжил свой путь вверх на холмы и вниз в долины в одиночестве, по каменистой тропе, которая становилась все шире и удобнее по мере приближения к морю. В каждом селе и в домах мелких лордов он останавливался, чтобы прочесть проповедь. — Мы вышли из моря, в море мы все и вернемся, — говорил он им. — Бог Штормов в гневе вырвал Бейлона из его замка и низверг, и теперь он пирует под волнами в водных дворцах Бога. — Он поднял руки. — Бейлон мертв! Король — мертв! Но король вернется! Ведь то, что мертво, умереть не может, но снова восстанет, сильней и прочнее, чем прежде! Король восстанет!

Некоторые, услышав его, бросали свои мотыги и кирки, чтобы следовать за ним, так что, к тому времени, когда он услыхал рев волн, за его лошадью следовала дюжина мужчин, которых коснулся бог и желающих утонуть.

Пебблтон служил домом нескольким тысячам рыбаков, чьи лачуги жались к подножию квадратной крепости, с башенками по углам. Две дюжины утопленников Эйэрона ждали его, расположившись на сером песчаном берегу в палатках, сшитых из тюленьей кожи и укрытиях из принесенного морем дерева. Их руки огрубели от соли, их покрывали шрамы от сетей и лески, мозоли от весел, копий и топоров, но теперь в этих руках были палицы из прочного, как железо, плавника, которым вооружил их Бог из своих подводных арсеналов.

Чуть выше линии прилива они построили навес и для жреца. Он благодарно забрался внутрь, утопив перед тем своих новых последователей. — Боже, — молился он, — позволь мне услышать в шуме волн твой голос, наставь меня на истинный путь. Капитаны и короли ждут твоего слова. Кому быть королем вместо Бейлона? Пропой мне на языке левиафанов его имя. Скажи мне, о, Господин подводного мира, у кого на Пайке есть силы сразиться с грядущей бурей?

Хотя его поездка в Хамерхорн и утомила его, Эйэрон Мокроголовый не знал покоя в своем убежище под крышей из черных морских водорослей. Набежавшие тучи своим плащом затмили луну и звезды, и над морем распростерлась густая, непроглядная тьма, как и воцарившаяся в его душе. Бейлон отдавал предпочтение Аше — плод от его плоти, но женщина не может править железнорожденными. Это должен быть Виктарион. Девять сыновей родилось у Квеллона Грейджоя, и Виктарион был сильнейшим, бык рода людского, бесстрашный и обязательный. В этом заключена опасность. Младший брат обязан слушать старшего, и Виктарион не тот человек, который направит свой корабль наперекор традиции. Хотя, он не любит Эурона, с тех пор, как умерла та женщина.

Он слышал снаружи храп своих утопленников, завывания ветра и звук прибоя — молот Бога, зовущий его на битву. Эйэрон вылез из своего укрытия в ледяные объятья ночи. Он стоял — нагой и бледный, худой и высокий, и как был нагим он вошел в темное, соленое море. Вода была ледяной, но он не отверг ласку своего Бога. Удар волны в грудь едва не сбил его с ног. Следующая перехлестнула через голову. Он почувствовал вкус соли на губах, и ощутил Бога вокруг себя, а его уши наполнились славой его песни. Девять сыновей родилось у Квеллона Грейджоя и я был последним из них, слабым и пугливым, как девчонка. Но это в прошлом. Тот человек утонул, и Бог дал мне силу. Холодное, соленое море обняло его, проникло сквозь его слабую человеческую плоть и коснулось его костей. «Кости», — подумал он. — «Кости души. Кости Бейлона и Урри. Правда в наших костях, ибо плоть разлагается, а кость остается. И на холмах Нагга остались кости чертогов Серого Короля…»

Дрожащий, худой и бледный, нетвердой походкой Эйэрон Мокроголовый вышел обратно на берег, став мудрее, чем был, вступая в морской предел. Он нашел в своих костях ответ, и ясно видел предназначенный ему путь. Ночь была ледяной, и когда он пробирался обратно к своему убежищу его тело, казалось, было окутано паром, но в сердце его пылал огонь, и сон пришел легко и сразу. И стон железных петель более его не тревожил.

Когда он проснулся, был ясный и ветреный день. Эйэрон позавтракал похлебкой из мидий и водорослей, приготовленной на костре из того же плавника. Едва он закончил, как из крепости явился Мерлин с полудюжиной своих стражников. — Король — мертв, — сказал ему Мокроголовый.

— Да. Я получил птицу. И затем еще одну, — Мерлин был полным лысым человеком, называвшим себя на манер зеленых земель лордом и одетым в меха и бархат. — Один ворон призывает меня к Пайку, другой к Десяти Башням. У вас Кракенов, слишком много щупалец. Вы разрываете человека на части. Что скажешь, жрец? Куда мне отправлять корабли?

Эйэрон нахмурился. — Ты сказал, Десять Башен? Какой из кракенов зовет тебя туда? — Десять Башен были владением Лорда Харлоу.

— Принцесса Аша. Она повернула свои паруса к дому. Чтец рассылает воронов, призывая всех ее друзей к Харлоу. Он утверждает, что Бейлон собирался посадить на Морской трон ее.

— Кому сидеть на Морском троне — решать Утонувшему Богу, — сказал жрец. — Преклони колени, чтобы я мог благословить тебя. — Лорд Мерлин встал на колени, и Эйэрон полил морской водой его лысую голову, из своего меха. — Господь Бог, утонувший за нас, позволь Мелдреду, слуге твоему, возродиться из моря. Благослови его солью, благослови его камнем, благослови его сталью. — По толстым щекам Мерлина стекала вода, смочившая его бороду и подбитую лисьим мехом мантию, — То, что мертво, никогда не умрет, — закончил Эйэрон, — Оно снова возродится, сильнее и крепче, чем прежде. — Но, когда Мерлин поднялся, он сказал ему: — Поднимись и слушай, чтобы мог передать слова бога остальным.

В трех футах от границы прибоя волны размыли круглую глыбу гранита. Именно на ней встал Эйэрон Мокроголовый, чтобы его могли видеть и слышать его слова все последователи.

— В море мы родились, и в море вернемся, — начал он, как и сотни раз до этого. — Бог Штормов в своем гневе низверг Бейлона и теперь он пирует в подводных дворцах. — Он поднял руки. — Железный король мертв. Но король вернется вновь! Ибо то, что мертво, умереть не может, но вновь восстанет, сильней и прочнее, чем прежде!

— Король восстанет! — выкрикнули утопленники.

— Так и будет. Но кто? — Мокроголовый прислушался, но ему ответил только шум волн: — Кто должен стать королем?

Утопленники начали греметь своими палицами, постукивая ими одна по другой. — Мокроголовый! — Кричали они. — Мокроголовый — Король! Король Эйэрон! Хотим Мокроголового!

Эйэрон покачал головой. — Если у отца два сына, и он дает одному из них топор, а другому — сеть, какой из них станет воином?

— Топор для воина, — крикнул в ответ Рас, — сеть для рыбака.

— Верно, — ответил Эйэрон. — Бог взял меня на глубину и утопил того никчемного человека, которым я был. Вернув меня, он дал мне глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, и голос, чтобы нести его слово. Чтобы я мог стать его Пророком и учить его истинам тех, кто позабыл. Я не был рожден, чтобы сидеть на Морском троне… не более, чем Эурон Вороний Глаз. Я слышал глас бога, который произнес: ни один безбожник не сядет на мой Морской трон!

Мерлин скрестил руки на груди. — Значит, Аша? Или Виктарион? Скажи нам, жрец!

— Вам ответит Бог, но не здесь. — Эйэрон указал на жирное, белое лицо Мерлина. — Не мне внемлите, не законам человеческим, но морю. Ставьте паруса и погрузите в воду весла, милорд. И отправляйтесь на Старый Вик. Вы, все капитаны и короли. Не ходите ни к Пайку на поклон к безбожнику, ни в Харлоу, чтобы вступить в сговор с коварной женщиной. Правьте к Старому Вику. Туда, где стояли чертоги Серого Короля. Именем Утонувшего Бога я призываю вас. Я призываю всех! Покиньте свои жилища, свои замки и форты, и возвращайтесь к холму Нагга, на вече королей.

Мерлин открыл рот: — Вече королей? Настоящего вече королей не было уже…

— Слишком долго! — В ярости вскричал Эйэрон. — Но, на заре времен железнорожденные избирали своих королей, возвышая достойнейших из своего числа. Настало время вернуться к Старым Обычаям, ибо лишь это снова нас возвеличит. Вече королей избрало Урраса Железноногого Верховным Королем и увенчало его короной из плавника. Сайласа Плосконосого, и Харрага Хоара, Старого Кракена — их всех избрали на вече королей. Избранный на этом вече восстанет тот, которому суждено завершить начатое королем Бейлоном, отвоевать нам наши свободы. Я повторяю, не ходите ни к Пайку, ни к Десяти Башням Харлоу, только к Старому Вику. Разыщите холм Нагга и останки чертогов Серого Короля, потому что именно в этом священном месте, когда утонет и возродится луна, мы должны избрать себе достойного, богобоязненного короля. — Он снова поднял свои костлявые руки. — Слушайте! Внемлите волнам! Внемлите богу! Он говорит с нами, он говорит: "Нам не нужен иной король, кроме выбранного на вече!"

Его слова утонули в реве толпы, и утопленники внесли свой вклад стуком своих палиц. — Вече! — кричали они. — Вече, вече. Никого, кроме избранного на вече! — И поднятый ими грохот наверняка был слышен на Пайке Вороньему Глазу, и Богу Штормов в его облачном чертоге. И Эйэрон Мокроголовый знал, что он поступил верно.