"Боваллет, или Влюбленный корсар" - читать интересную книгу автора (Хейер Джорджетт)

Глава X

На следующее утро сэр Николас, еще лежа в постели, прихлебывал горячий шоколад и слушал своего слугу. Джошуа узнал все, что было нужно, и теперь раскладывая одежду хозяина, вел рассказ в свойственной ему манере. Бутылочка вина, распитая им вместе с хозяином «Восходящего Солнца», развязала язык, и без того привыкший к сплетням. Кто, как не Джошуа Диммок, мог так хитро выяснить всю интересующую его информацию? Сэр Николас может быть спокоен: леди найдена.

— Она под опекой своей тетки, я знаю, — коротко заметил сэр Николас.

Джошуа был ошарашен.

— Да, так и есть, дон Мануэль умер три месяца тому назад. И леди наследует все. Все!

— Это уже не наше дело, — сказала Бовал-лет. — Не повезет же она свои земли в Англию.

— Верно, хозяин, все верно. Но есть еще кое-что, о чем вы еще не слышали. Поговаривают о ее замужестве.

Сэр Николас зевнул.

— Им еще будет о чем поговорить!

— Хозяин, болтают, что она вскоре выйдет за своего кузена, некоего Диего де Карвальо.

— Так-так! — сказал Боваллет. — Но ведь еще рано говорить о помолвке. Кузен, ты говоришь? Значит, он должен получить специальное разрешение церкви на брак между родственниками, если только я что-нибудь в этом понимаю.

— Вы не так поняли, хозяин. Еще ничего не решено. Все это только слухи. — Джошуа приложил палец к носу. — Но над этим стоит подумать, хозяин. Я узнал, что эти Карвальо бедны, как церковные мыши. Вы скажете, тут нечему удивляться? Верно, даже среди тутошней знати мало найдется тех, у кого есть чем позвенеть в кармане. Чудно, чудно! А сколько важности! У нас в Англии все по-другому. Это я говорю почти шепотом, можете не бояться. Подумаем дальше, хозяин. А что, если эта тетка, ее зовут Беатриса, да будет вам известно, что, если она затевает темное дельце с целью прибрать к рукам все состояние?

— Вполне возможно, — кивнул сэр Николас. — Прибавь еще взятку церкви, чтобы ускорить получение разрешения.

— Конечно, хозяин, я тоже так думаю. Ох уж эти мне священники! Если, конечно, все, что о них болтают — правда!

— А что ты узнал об этом доне Диего? — потребовал сэр Николас.

— Не так уж много, сэр. Безвредное создание, так мне кажется. Тоже мне, испанские кабальеро! Тьфу, сравните их с любым молодым англичанином! Конечно, он позер и мот, но здесь все молодые люди такие. Он занимается тем же, что и вся молодежь, то есть шатается по городу. Что касается остального, так я слышал, что он довольно привлекательный человек, хорошо ездит верхом, знает, как пользоваться мечом, и считается образцом элегантности. Сразу можно представить себе этакого фата и щеголя. Ничего не хочу сказать, но мне кажется, мы вполне можем о нем особенно не думать.

— Очень может статься, что нам придется о нем думать, и немало, — предостерег сэр Николас. — Что еще? Отец этого достойного отпрыска еще жив?

— Жив, хозяин, но это тоже безвредное создание, если только я все верно понял. Об этом человеке говорят странные вещи — будто бы он целиком у жены под каблуком, — тут Джошуа сделал соответствующий жест. — Вот так! Еще, если только я все правильно понял, его жена — очень странная дама, сэр. Вы бы даже назвали ее оригиналкой. Несомненно, мы с ней еще познакомимся. Как мне удалось выяснить, у них есть поместья где-то к северу от Бургоса, но в настоящее время, сэр, они все вчетвером живут в собственном доме в Мадриде. Дом этот, как я узнал, стоит чуть в стороне от Пласа дель Ориенте. Пока вы спали, хозяин, я немного побродил по городу. Здесь есть отличные постройки, будьте уверены, и превеликое множество папистских церквей, столько, что от одного их вида все внутри просто-таки переворачивается. Дом Карвальо найти очень легко. Позади него есть стена, вся поросшая плющом, и, насколько я могу судить, за этой стеной находится сад. — Он понимающе подмигнул. — Думаю, это нам пригодится. Кроме того, хозяин, ровно через неделю в этом доме дается бал в честь дня рождения Диего. Об этом здесь много говорят, так как, похоже, испанцы не очень-то часто устраивают праздники. На этом балу будет вся местная знать.

— Значит, и я должен быть там, — ответил сэр Николас, соскакивая с постели. — Вот только как познакомиться с этими Карвальо?

— Прогуляйтесь по Ментидеро, хозяин, — посоветовал Джошуа. — Как я слышал, там собираются все придворные. Можно сказать, это что-то вроде аллеи герцога Хэмфри у нас дома, только в карикатурном виде!

— Хорошая мысль, — согласился Боваллет, одеваясь. — Может, мне повезет, и я повстречаюсь с моим вчерашним собеседником.

Ментидеро представляло собой слегка приподнятую дорогу вдоль стен церкви Сан Фелипе эль Реаль, стоявшей у входа на Калле Майор. Здесь встречались, чтобы блеснуть остроумием, все придворные кавалеры — обменяться сплетнями, поболтать о последнем скандале, продемонстрировать друг другу новую моду. Внизу виднелся ряд небольших магазинчиков, где можно было купить всякие пустяки: пару вышитых перчаток для дамы, узел любви[73], пряжку, или брошь из тяжелого серебра хитрой работы. Напротив Калле Майор находился дворец Оньяте, где вдоль узкого тротуара художники выставляли свои работы, стремясь привлечь внимание придворных. В центре Калле находился рынок, там собирались водоносы, площадь кипела народом и шумела. Тут и там виделись кофейни, где можно было встретиться с друзьями.

Господин из Андалусии, и в самом деле, прогуливался по Ментидеро и был, по его словам, крайне рад снова встретиться с шевалье. Сэр Николас присоединился к нему, они стали прохаживаться туда и сюда, вскоре сэр Николас заговорил о своем деле. В связи с кончиной дона Мануэля, которого он надеялся застать в Мадриде, он хотел бы познакомиться с его достойным родственником. Однако он не знал, как к этому подступиться, поскольку не был знаком с семейством Карвальо.

Оказалось, это было очень легко исправить. Дон Хуан де Аранда сам представит шевалье, когда тому только будет угодно. С доном Диего де Карвальо можно было познакомиться даже этим утром, ибо дон Диего находился неподалеку, они только что прошли мимо него, когда разговаривали с де Лара и молодым Васкесом.

Собеседники повернули и медленно пошли той же дорогой назад.

— Насколько мне известно, дон Диего — настоящий кабальеро? — спросил Боваллет. — Единственный наследник, не так ли?

— Именно так, сеньор, — дон Хуан был несколько сдержан, и Боваллету пришло в голову, что он явно недолюбливает дона Диего. Дон Хуан кивнул и заговорил снова: — Вот дон Диего, сеньор, тот, что пониже ростом.

Впереди них грациозно прогуливался стройный молодой человек, занятый ленивым разговором с другим, не менее элегантным. Дон Диего был очень смугл, с черными волосами и бровями, почти сросшимися над тонкой переносицей, полными, хорошо очерченными губами. В мочке его левого уха покачивалась серьга, он был обильно надушен мускусом, а в белых пальцах кружил алую розу. Плоская бархатная шляпа с пером ловко сидела на его тщательно завитой голове, высокий воротник был богато отделан кружевом, а короткий плащ позволял видеть подкладку из алого шелка.

Сэр Николас не мешкая прошел вперед и, дождавшись, когда дон Хуан представит их друг другу, отвесил один из самых вежливых поклонов.

Дон Диего тоже поклонился. Выпрямляясь, он увидел, что на него смотрят блестящие голубые глаза. Мужчины застыли, оценивая друг друга, возможно, каждый из них почувствовал мгновенную неприязнь к другому, но оба скрыли это неблагородное чувство.

— Шевалье путешествует ради собственного удовольствия, — сказал дон Хуан. — Все мы должны оказать ему настоящее испанское гостеприимство, чтобы дома, в Париже, он мог рассказать о нашей стране только самое лучшее.

Дон Диего вежливо улыбнулся.

— Надеюсь, так оно и будет, сеньор. Однако шевалье приехал в самое неподходящее время: сезон развлечений заканчивается, все мы подумываем об отъезде за город, как только двор переедет в Вальядолид![74] — Он посмотрел на Боваллета. — Жаль, что вас не было здесь месяц назад, сеньор. Бой быков мог бы заинтересовать вас, было также и auto da fe[75]. Собралось великое множество народу… — задумчиво продолжал он. — Можно было упасть в обморок от жары и зловония простолюдинов.

— В самом деле? — саркастически поинтересовался Боваллет. Он очень старался, но не мог не скривить губы в презрительной улыбке. — Как же много я пропустил!

— Да, и я боюсь, что на некоторое время мы будем лишены подобных развлечений, — сокрушенно сказал дон Диего. Его ленивый взгляд снова остановился на Боваллете. — Я сожалею, что вчера вечером меня не было в доме де Лоса, где, как мне сказали, я мог бы иметь счастье познакомиться с вами. — Он опять довольно небрежно поклонился.

— Мне тоже жаль, сеньор, — ответил сэр Николас. — Я искал дона Мануэля де Рада и Сильва, мы немного знакомы, но, увы! — я услышал печальное известие о его смерти.

— В самом деле, увы! — отозвался дон Диего. Однако Боваллету показалось, что эти слова были произнесены отнюдь не искренним тоном.

— Я буду иметь честь нанести визит вашему отцу, сеньор, — сказал Боваллет.

— Это большая честь для моего отца, сеньор. Надолго вы в Мадриде?

— Возможно, всего на несколько недель. Но я, мне кажется, задерживаю вас. — Ник отступил на шаг назад, снова снял шляпу и поклонился. — Надеюсь, мы еще увидимся, сеньор.

— Я буду с удовольствием ожидать этой встречи, — ответил дон Диего.

На этом они расстались. В этот же день сэр Николас разыскал своего покровителя, дона Диаса де Лоса, и без труда получил от него письмо, рекомендующее его дону Родригесу Карвальо.

— Все идет отлично, — сказал себе сэр Николас, шагая к «Восходящему Солнцу». — На сегодня хватит, пожалуй. Терпение, Ник!

Утром он направился в Каса[76] Карвальо, ему повезло, и он застал дона Родригеса дома. Однако если он надеялся увидеть Доминику, то его поджидало разочарование. Он не заметил даже ее тени, хотя он внимательно осмотрел все окна, когда слуга вел его через patio[77] в дом.

Николаса провели в темноватую библиотеку, окна которой выходили в тот самый окруженный стеной сад, который приметил Джошуа. Вдоль стен комнаты стояли шкафы с толстыми книгами в переплетах тисненой кожи, кроме этого здесь стояло несколько стульев орехового дерева, покрытых тонкой резьбой, каталанский сундук с плоскими пилястрами спереди и по бокам, и низенькая скамеечка для ног у окна.

Вскоре вошел дон Родригес, держа в руке письмо дона де Лоса. Это был худощавый человек средних лет, с чересчур близко посаженными глазами. Глаза эти перебегали с места на место, нигде подолгу не задерживаясь. Линия его рта говорила о слабости характера и какой-то раздраженной неуверенности, особенно когда он обидчиво выпячивал нижнюю губу.

Он приветливо принял шевалье и долго распространялся по поводу печальной смерти своего родственника. Он шумно вздыхал, качал головой, опускал глаза и без передышки говорил об опасных контрастах климата Вест-Индии.

Боваллет начал было уже терять терпение, когда их разговор прервал звук шагов по песчаной дорожке во дворе. Тень упала на высокое и узкое окно, послышалось тихое шуршание юбок.

Сэр Николас быстро обернулся, но женщина, заглядывавшая в окно, была не Доминика. Это была полная дама, на ней было богато вышитое платье из пурпурного шелка. Волосы ее были причесаны несколько экстравагантно, а воротник высоко поднимался за ее головой. Несомненно, когда-то она была прелестна. Губы ее слегка улыбались, как улыбались глаза под устало опущенными веками. Эта улыбка, казалось, означала, что леди сочувствует вам, слегка забавляясь при этом, смотрела на мир слегка цинично, и находила его слишком глупым. Двигалась она как человек, который никогда не спешит, и, несмотря на свое необъятое платье, передвигалась с определенной грацией.

— А, шевалье! Моя жена — донья Беатриса, — сказал дон Родригес. Он обратился к даме с некоторым волнением, словно благоговел перед ней. — Любовь моя, позвольте вам представить благородного путешественника, приехавшего в Мадрид — шевалье де Гиза.

Сочувствующие глаза осмотрели сэра Николаса, улыбка стала шире. Донья Беатриса протянула вялую руку и с явным одобрением взглянула на Боваллета, когда тот галантно склонился над ее рукой. Голос у нее был такой же ленивый, как и весь ее вид.

— Француз… — протянула она. — Мне всегда нравились французы. Но ради чего же вы приехали сюда, шевалье?

— Всего лишь ради собственного удовольствия, сеньора.

Казалось, ей было трудно поднять брови.

— Какое же удовольствие вы находите в Мадриде? — поинтересовалась она. Затем она прошла к стулу, тяжело опустилась на него и принялась медленно обмахиваться. — Мадрид кажется мне невыносимо утомительным.

— Но, сеньора, я нахожу здесь немало приятного! — возразил Боваллет.

— Вы молоды, — проговорила она оправдывающим тоном. — И вы — француз. Сколько энергии! Сколько энтузиазма!

— В Мадриде немало поводов для энтузиазма, мадам, — вежливо сказал сэр Николас.

— А! Когда вы доживете до моих лет, сеньор, вы поймете, что в мире очень мало поводов для радости…

— Я надеюсь сохранить мои иллюзии, мадам.

— Гораздо лучше не иметь их вообще, — протянула дама.

Дон Родригес, заботливо суетившийся вокруг своей супруги, извиняюще улыбнулся. Казалось, ему все время хотелось объяснить ее странности этой слабой, неуверенной улыбкой.

— Давайте поговорим на вашем родном языке, шевалье. Я говорю по-французски очень плохо, но это такой вежливый язык. — Говорила она, впрочем, очень бегло.

— Любовь моя, шевалье надеялся встретить вашего бедного брата. Мы говорили о его печальной кончине.

Она ответила, даже не удосужившись посмотреть на него.

— Почему же печальной, сеньор? Надо надеяться, он нашел успокоение. Так вы были знакомы с моим братом, шевалье?

— Нет, мадам, но одно время я был знаком с его другом, и надеялся на этом основании познакомиться с ним самим.

— Вы нашли бы его совсем не интересным человеком, — ответила донья Беатриса. — Гораздо лучше быть знакомым со мной.

Сэр Николас поклонился.

— В этом я уже уверен, мадам, — и подумал при этом, что так оно и есть.

— Вы должны прийти на мой бал в пятницу вечером, — заявила она. — Все это будет очень скучно и утомительно, но вы развеете мою скуку. Думаю, вам стоит познакомиться с моим сыном. — Она вздохнула и обратилась к дону Родригесу. — Сеньор, дон Диего еще не ушел. Прошу вас послать за ним.

— Я уже имел удовольствие, мадам, познакомиться с вашим сыном вчера на Ментидеро.

— А, тогда вы не захотите видеть его снова, — ответила она, словно точно поняла его мысль. — Сеньор, не посылайте за ним.

Сэр Николас прикусил губу.

— Напротив, я буду счастлив, мадам.

Веки ее на какое-то мгновение приподнялись. Он подумал, что никогда не видел таких холодных и циничных, но одновременно добродушных глаз.

— Сеньор, пошлите за доном Диего, — вздохнула она.

Минуту-другую спустя в комнату вошел дон Диего, принеся с собой запах мускуса. Он крайне церемонно приветствовал сэра Николаса, и, пока двое молодых людей разговаривали, сеньора откинулась на спинку стула, наблюдая за ними со всезнающей улыбкой.

— Вы еще увидите шевалье на вашем бале, сын мой, — сказала она. — Но, мой дорогой шевалье, как же я невнимательна! Я не сказала вам, что мы даем бал в честь нашего сына и его дня рождения. Я не помню, сколько ему лет, но несомненно, он сам вам об этом скажет.

— Не думаю, чтобы это было интересно шевалье сеньора, — раздраженно ответил дон Диего.

— Надеюсь также, что буду иметь счастье познакомиться с вашей племянницей, мадам, — сказал Боваллет. — Или, может быть, она еще не выходит в свет?

Диего сердито посмотрел на него, донья Беатриса продолжала обмахиваться веером.

— Она будет на бале, — спокойно ответила она.

Боваллету показалось, что при этих словах и отец, и сын резко повернулись к ней, но она и виду не додала. Ник поднялся, прощаясь, поцеловал даме руку и вышел, провожаемый слугой.

Как только за гостем закрылась дверь, дон Диего зло дернул плечом и подскочил к окну.

— Зачем вам понадобилось приглашать его в пятницу? — поинтересовался он. — Он так очаровал вас? Держится он так, словно только что купил весь Мадрид.

— Я думала, что он мог бы развлечь меня, — ответила ему мать. — Очень привлекательный молодой человек. Было очень забавно видеть вас с таком невыгодном положении, сын мой.

Дон Родригес начал увещевать ее.

— Любовь моя, как же вы можете так говорить? Дон Диего настоящий кавалер — лучший во всем Мадриде, могу поклясться. Его манеры, его походка…

— Чрезвычайно утонченные, сеньор. Иным я его никогда не видела, и боюсь, что и не увижу.

— Не могу понять, что вы хотите нам сказать, сеньора , — сказал дон Диего со смешком.

Она поднялась со стула.

— Да и как вам понять? Вам надо было бы жить на картине, Диего. На картине с мягкими линиями и приглушенными тонами. Не сомневаюсь, шевалье и минуты бы там не пробыл спокойно, — и женщина вышла, посмеиваясь про себя.

Отец и сын посмотрели друг на друга.

— У вашей матери весьма… весьма странный юмор, — слабо проговорил дон Родригес.

— Моя мать, сеньор, — едко возразил дон Диего — любит говорить загадками. Она сказала, что Доминика будет на бале, но будет ли она там на самом деле? — Он достал из кармана небольшую бомбоньерку и положил в рот конфету. — Если она действительно согласится, это будет в первый раз.

— Предоставьте это вашей матери, Диего. Она… она замечательная женщина.

— Так же, как и моя кузина — замечательная своевольная девчонка, — отрезал дон Диего. Он облизнул пальцы и закрыл бомбоньерку. — Она холодна, как лед, — буркнул он нетерпеливо. — Словно заколдована. Эту полную презрения насмешницу надо как следует вышколить!

— Прошло еще слишком мало времени после смерти дона Мануэля, чтобы она могла думать о помолвке, — ответил дон Родригес извиняющимся тоном. — Возможно, вы добьетесь большего, если будете обращаться с ней помягче…

— Разве я не обращаюсь с ней мягко? — сын уже не скрывал насмешки. — Только чем больше я молю и упрашиваю ее, тем холоднее она становится. Если так будет продолжаться дальше, она достанется другому. Или же в игру вступил ее дядюшка де Тобар, который рискнет заполучить ее для этого своего переростка, Мигуэля. Да, она сама намекала, что напишет ему. Проклятая девчонка!

Дон Родригес слабо запротестовал.

— Не думаю, не думаю. Просто она еще не настроена выходить замуж, да и ваша мать присматривает за ней. Кроме того, вы не очень-то хорошо ухаживаете за ней.

— Если она и дальше будет так же холодна, я буду обращаться с ней еще жестче, — ответил дон Диего. Глаза его блеснули, дон Родригес отвел взгляд.

— Предоставьте это вашей матери, — неуверенно посоветовал он. — Еще слишком рано отчаиваться.

Именно этими причинами и объяснялось плохое настроение дона Диего. У него была на редкость красивая кузина, наследница огромного состояния. Небеса, казалось, сами предназначили ее ему в невесты, но девчонка презирала его и насмехалась над ним. Такого с ним еще никогда не бывало. Сначала он не мог в это поверить, а затем затаил обиду.

Что же касается Доминики, у нее было предостаточно оснований не соглашаться с планами ее семьи, хотя родственники и не подозревали об этом. Как могла думать о Диего девушка, которая так хорошо запомнила объятия Боваллета?

С тех пор, как кончились те безумные дни на море, многое случилось в ее жизни. Неустрашимая и осторожная, она была сбита с толку. Отец ее скончался, едва только они вернулись домой, оставив ее под опекой своей сестры Беатрисы. Доминика узнала, что она очень богата, что ей принадлежат обширные поместья на юге страны. Нет сомнения, она была очень выгодной невестой. Пока же она жила под крылышком своей тетки и не знала, что ей и думать об этой женщине.

Нельзя было не признать, что донья Беатриса добра, но в ней скрывалось нечто большее, чем ленивое добродушие. Доминика сразу обнаружила, что ее дядя и даже кузен были всего лишь марионетками, во всем повиновавшимися донье Беатрисе. Она начала подозревать, что и ей уготована такая же роль, и при одной мысли об этом вздергивала голову. Донья Доминика, за долгие годы жизни с отцом, привыкшая быть хозяйкой, не могла покорно занять второстепенное место, как не могла смириться со строгостью, в которой жили знатные девушки Испании. Она ясно дала понять, что у нее есть сила воли, и смело приготовилась к буре. Ничего особого не произошло, еще никто не видел, чтобы донья Беатриса выходила из себя. Она только прикрыла сонные веки и продолжала улыбаться.

— Очаровательно, моя милая, очаровательно! Это так тебе идет! — сказала она.

Поставленная в тупик, Доминика пробормотала:

— Что мне идет, тетя?

Донья Беатриса слегка повела веером.

— Такое своенравие, моя милая. Но все это напрасно, совсем напрасно. Ты можешь метать молнии в моего сына, а я слишком стара, чтобы почувствовать это, да и слишком ленива.

Доминика, догадавшаяся к тому времени о планах семейства, решила начать открытую игру.

— Сеньора, если вы прочите меня в невесты вашему сыну, то мне кажется разумным заранее сказать вам, что я с этим не согласна, хотя вам это может и не понравиться.

— Конечно, я хочу, чтобы ты стала его невестой, — спокойно ответила ей тетка. — Но, прошу тебя, дорогая, сядь. Ты так меня утомляешь!

— Так я и думала! — с возмущением воскликнула Доминика.

— Об этом не так уж и трудно догадаться, — сказала донья Беатриса. — Но мы пока подождем говорить о помолвке. Надо соблюсти приличия. Я часто думала, как абсурдно устроен мир, но я никогда не стану нарушать приличия.

— Сеньора!.. Но мне совсем не нравится мой кузен!

Донью Беатрису это ничуть не встревожило.

— Ну, моя милая, это меня не удивляет. Мне и самой он кажется весьма жалким, а ведь это я родила его. Но какое это все имеет отношение к браку? Не совершай эту страшную ошибку, не смешивай любовь и брак. Это не имеет ничего общего.

— А я предпочитаю думать, что имеет, тетя. Я не смогу выйти замуж за человека, которого не люблю.

Тетка зевнула, прикрыв рот веером. Похоже было, что она снисходительно забавляется.

— Послушайся моего совета, моя дорогая, избавься от таких мыслей. Выходи замуж по расчету и люби себе на здоровье, только соблюдай приличия. Заверяю тебя, любовь и брак могут прекрасно ужиться в разных местах. Сейчас ты еще юная девушка и ты обязана быть целомудренной. Все переменится, когда ты будешь надежно пристроена.

Доминика вздрогнула и с трудом подавила смех.

— Сеньора, неужели вы советуете мне выйти за моего кузена, чтобы потом я могла спокойно искать себе любовника? — спросила она.

— Конечно, девочка, если только тебе этого захочется. Только прошу тебя, соблюдай приличия. Скандалы отвратительны, никогда не следует навлекать на себя опасность, особенно в таких тонких делах. Посмотри, например, на меня.

Доминика, потрясенная до глубины души, и в самом деле посмотрела на нее.

— Тетя!

— А что такое? — поинтересовалась донья Беатриса, на мгновение поднимая глаза. — Не думаешь же ты, что я вышла за твоего дядю по любви, а?

Доминика почувствовала себя юной и глупой, и это ощущение ей совсем не понравилось.

— Не знаю, сеньора, но что до меня самой, так я несобираюсь замуж за моего кузена. Он… Он… короче, он мне не нравится.

Тетка посмотрела на нее — очень терпимо, но один этот взгляд показался Доминике таким нахальным, что она больше ничего не смогла сказать.

Покончить с этим делом оказалось очень непросто. Дон Диего проявлял к ней повышенное внимание, был глух к отказам, так же, как и его мать не воспринимала возражения. Доминика все чаще касалась кольца с гербом Боваллета, надежно спрятанного у нее на груди, и только дергала плечом в ответ на настойчивые ухаживания дона Диего.

Иногда, оставшись одна, она подолгу смотрела на кольцо и вспоминала, как Ник дал ей его, какие слова при этом говорил. Тогда, под влиянием его сильной личности, она верила ему. Даже сейчас, когда она вызвала в с воем воображении образ Боваллета, и снова видела его смеющееся лицо, прежняя вера мало-помалу возвращалась к ней. К сожалению, это не могло длиться вечно. Там, в открытом море, все казалось реальным; здесь, в суровой Испании, ей думалось, что романтическое приключение просто приснилось ей, и если сердце продолжало лелеять тайную надежду, то ум отвергал ее, и девушка знала, что появление Боваллета в Испании невозможно.

Скорее всего, он уже забыл ее. Может быть, как раз в эту минуту он подтрунивает над какой-нибудь английской леди так же, как когда-то над ней. Но ведь он сказал: «Я не забуду», и он не шутил…

Доминика думала, что бы сказала ей тетка, узнай она хотя бы половину случившегося. Любой другой человек пришел бы в ужас, размышляла она. Доминика никак не могла представить себе донью Беатрису, вышедшую из себя. Наверное, она посмеялась бы над этим романтическим увлечением; она, у которой в свое время бывало столько любовников, могла бы даже посочувствовать своей племяннице, но было совершенно ясно, что она не позволила бы этим выдумкам помешать браку Доминики с Диего.

Понимая все это, Доминика с самого начала была очень осторожна и постаралась скрыть от тетки этот отрезок своего прошлого. Она разыграла восхитительное безразличие к Боваллету, зная, что такое отношение будет наименее подозрительным. Она говорила, что считает, будто его могущество переоценивают, разумеется он ничем не отличается от всех остальных людей. Не только осторожность заставляла ее быть такой сдержанной, девушка содрогалась при одной мысли довериться своей тетке. Доминика думала, что донья Беатриса похожа на улитку — позади себя она оставляла липкий яд. Все, к чему она прикасалась, оказывалось оскверненным, любая добродетель становилась глупой, а грехи вызывали у нее лишь снисходительную улыбку.

Донья Беатриса с самого начала шокировала племянницу своими взглядами на религию. Когда оказалось, что Доминика слишком редко ходит к мессе, донья Беатриса указала ей на это упущение, сказав девушке, что разумнее было бы регулярно посещать службу.

Доминика, сама удивляясь своей дерзости, а возможно — просто уязвленная тоном тетки, туманно намекнула на некоторые идеи Реформации. Она была потрясена ответом доньи Беатрисы:

— Все возможно, моя милая, — сказала та. — Как бы то ни было, весьма неразумно распространяться о таких идеях вслух. Наедине с самой собой можешь быть какой угодно еретичкой, но прошу тебя, позаботься, чтобы отец Педро не узнал об этом. Подобные разговоры могут привести к неприятным последствиям. Уважай религию, очень тебе советую!

Услышать такое от набожной католички! Доминика была готова к строгому порицанию и уже заранее приготовилась к угрозам и осуждению! Однако спокойный совет старой лицемерки показался ей до невозможности развращенным. Негодуя, она уставилась на донью Беатрису, но в конце концов, поразмыслив, послушалась ее.