"Нарисованная смерть (Глаза не лгут никогда)" - читать интересную книгу автора (Фалетти Джорджо)

13

Снова темнота.

Постепенно вслед за пробуждением в мозгу зашевелились кошмарные образы.

От шероховатых простыней пахло дезинфицирующим средством – похоже, она в больничной палате. Собственное тело показалось ей невесомым и словно бы утопало в вате облаков, а на лицо, на глаза что-то странно давило. Она подняла было правую руку, но почувствовала легкую боль от иглы капельницы. Тогда она с невероятным трудом поднесла левую руку к глазам. Пошевелила забинтованными пальцами. Где-то далеко – может, в этом мире, а может, в ином – тихонько шелестели голоса. Затем рядом раздались шаги и голос отца, в котором звучали любовь и нескрываемая тревога.

– Морин, это я.

В собственном голосе она расслышала и радость, и облегчение, и жалобу.

– Привет, пап.

– Ну как ты, детка?

Как я?… Все бы ничего, вот только избавиться бы от этой тьмы, в которой то и дело вспыхивает образ падающего на землю Коннора, или исчезнуть самой раз и навсегда.

– Хорошо, – солгала она. – Где я?

– В клинике «Джемелли».

– Давно?

– Ты двое суток пролежала без сознания.

– Как вы меня нашли?

– Когда вас похитили, Франко, твой адвокат, стоял у окна и все видел. Он тут же позвонил в полицию. К сожалению, он не разглядел номер машины – пришлось искать только по описанию. А потом они позвонили…

– Кто позвонил?

– Голос с иностранным акцентом позвонил в комиссариат и сказал, где тебя искать.

В памяти всплыло лицо Арбена Галани.

Ну как, плохо?

Щелчок выстрела. Серьга в форме креста качается и сверкает перед глазами, пока он…

Она спросила, надеясь вопреки всему, что пережитое ей только приснилось.

– А Коннор?

– Коннора, увы, уже нет в живых. Американское консульство после соблюдения необходимых формальностей заберет его тело в Штаты. Я не знаю, чем тебя утешить, кроме как…

– Говори.

– Коннор стал легендой и, подобно всякой легенде, не умрет никогда.

Морин с огромным усилием подавила рвущийся из груди вопль.

Зачем ему вечная жизнь? Пускай бы дожил со мной до старости, и довольно.

Вместе с этой мыслью пришла другая, леденящая кровь. А ведь это я всему виной, потому что пулей, поразившей тогда в лесу Авенира Галани, я фактически убила и Коннора.

Она инстинктивно отвернулась, чтобы не показать, что плачет под бинтами и легкая ткань впитывает ее слезы, как губка. Она оплакивала себя и удивительного парня, с которым только встретилась и тут же простилась. Плакала и думала о том, что каждый человек способен сотворить зло и каждый способен стать его жертвой. Плакала молча и ждала, что милосердные небеса ниспошлют ей божественный дар гнева.

Плакала долго (хрупкой женщине трудно вынести такую боль), пока не выплакала все слезы.

– Когда снимут повязки?

На смену голосу Карло Мартини пришел другой, низкий и глубокий.

– Комиссар, я профессор Ковини, заведующий офтальмологическим отделением клиники «Джемелли». Вы человек сильный, поэтому буду с вами откровенен. К сожалению, новости не из приятных. Вероятно, у вас была врожденная патология, о которой вы не подозревали, а перенесенное вами насилие спровоцировало так называемую посттравматическую лейкемию, оказывающую необратимое влияние на роговицу глаза.

Несколько секунд Морин переваривала сообщение врача.

И тут ее охватила дикая ярость – вряд ли в душе ее насильника уместилось бы столько страшной, первобытной – ярости.

Нет.

Нет, не выйдет.

Она не позволит Арбену Галани, помимо глаз, лишить ее возможности мщения. Сквозь плотно сжатые зубы пробился наконец голос, который она признала своим.

– Я ослепла?

– Практически да.

– Что значит «практически»?

Морин неожиданно обрадовалась тому, что не видит выражения лица, которое соответствовало бы его тону.

– В принципе, возможно сделать пересадку роговицы. Такие операции уже проводились, и довольно успешно. Но в вашем случае, к сожалению, есть серьезное препятствие. Сейчас я попытаюсь вам все популярно объяснить. Роговица донора в любом случае является инородным телом в глазу реципиента, но необходима так называемая генетическая совместимость, иначе наступит отторжение. Вся беда в том, что, судя по анализу крови и гистогенетическому исследованию, вы тетрагамная химера.

– Что это значит?

– При вашем зачатии две материнские яйцеклетки были оплодотворены двумя сперматозоидами, и на ранней стадии эмбрионального развития два зародыша срослись в один, вместивший в себя генетически различные клетки. Поэтому совместимого с вами донора найти крайне трудно. Процент подобных генотипов близок к нулю. – Ковини сделал небольшую паузу. – Как я уже отметил, это плохая новость.

– Стало быть, есть и хорошая?

– Есть.

Холодный, безапелляционный голос врача сменился родным, отцовским.

– Я звонил матери в Нью-Йорк, чтобы сообщить о случившемся. Она тут же развернула бурную деятельность. Оказывается, у нее есть знакомый врач, непревзойденный авторитет по таким патологиям. Его зовут Уильям Роско.

– Это, безусловно, хорошая новость, – вновь вступил в разговор Ковини. – Не стану утомлять вас долгими научными подробностями – вам они все равно будут непонятны. Имейте в виду главное: возможность пересадки существует. Я проконсультировался с профессором Роско. Он крупнейший специалист по микрохирургаи глаза и к тому же много занимался трансплантацией, пересадкой стволовых клеток и тому подобными экспериментами. Вам совершенно необходимо лететь в Штаты, поскольку в Италии закон об искусственном зачатии запрещает пересадку стволовых клеток. Мы долго говорили с профессором по телефону. Как выяснилось, есть нечто еще более уникальное, нежели Тара.

– Что-что?

– Донор, который может оказаться совместимым. Профессор Роско путем пересадки стволовых клеток берется блокировать лимфоциты, способные оказать противодействие чужеродной роговице, и таким образом избежать возможного отторжения.

Эстафету надежды подхватил Карло Мартини:

– Только это нельзя откладывать. Один клиент матери, большая шишка, предоставляет в наше распоряжение свой личный самолет. Завтра вылетаем, а на послезавтра назначена операция. Если, конечно, ты согласна и чувствуешь себя в силах…

Расслышав мольбу в голосе отца, она поспешно отозвалась:

– Конечно, согласна.

Еще бы мне не согласиться. Я готова перенести все муки ада.

Щекотливый момент миновал благодаря новому вмешательству профессора Ковини.

– Очень хорошо, – подытожил он. – А теперь, синьор Мартини, нам лучше дать ей покой. Полагаю, мы изрядно утомили вашу дочь.

– Разумеется, профессор.

Отец поцеловал ее в щеку и прошептал на ухо, как будто поделился некой тайной:

– Пока, моя радость. До завтра.

Затем чужая рука слегка сжала ее пальцы.

– Примите мои наилучшие пожелания, синьорина. Поверьте, это не пустые слова. Я глубоко вам сочувствую и восхищен вашим огромным мужеством.

Морин услышала неловкую возню (видимо, они с трудом разминулись со штативом капельницы), затем шаги, удаляющиеся от кровати. Тихо открылась и закрылась дверь, и Морин осталась одна в палате. Должно быть, в капельницу ввели успокоительное, потому что Морин почувствовала, как на нее накатывает дремота, и стала ждать погружения в сон.

Хотя бы несколько часов не думать о том, что ей предстоит, и не молиться всем богам, чтобы на минуту, всего лишь на минуту ей вернули зрение.

Большего она не просит.

На одну минуту.

Этого будет достаточно, чтобы заглянуть в глаза и удержать в памяти издевательскую мину Арбена Галани, а затем навсегда стереть ее выстрелом из пистолета.

Дальше – темнота.