"Не делись со мной секретами" - читать интересную книгу автора (Филдинг Джой)

Глава 9

Лечебный кабинет Стефани Банэк находился на проспекте Мичиган, в самой гуще торгового центра города.

– Видно, дела у нее идут блестяще, – шепнула Джесс в воротник, ожидая лифт, чтобы подняться на четырнадцатый этаж. Она уже много лет не видела Стефани Банэк, не имела ни малейшего желания встречаться с ней, никогда не понимала, почему сестра поддерживает дружбу с этой женщиной. Но в Морин было много такого, чего Джесс не понимала. Особенно в последние дни. Но это уже из другой оперы. Это не имело отношения к тому, почему она пришла сюда.

Почему она оказалась здесь?

Джесс осмотрела черно-белое мраморное фойе с зеркалами в рамках, пытаясь найти подходящий ответ. Но она сразу решила, что такого ответа просто не существует. У нее не было особых оснований приходить сюда. Она теряла свое драгоценное время и энергию на что-то ненужное. Она посмотрела на свои часы, увидела, что было уже без пяти минут двенадцать, что у нее все еще было время позвонить по внутреннему телефону, отменить эту встречу, не создавая неловкого положения для подруги своей сестры. Эта женщина сказала, что примет Джесс в свой обеденный перерыв. И ей не придется приносить такую жертву. Она ей не только не доставит неудобств, но даже сделает ей одолжение.

Джесс искала глазами телефонный аппарат на зеркальной стене, когда открылась дверь лифта. Пустой лифт стоял и ждал. Ну так что, казалось, говорил он, что вы собираетесь делать? Телефонов тут нет, а я долго ждать не стану. Назвался груздем – полезай в кузов, лифт издал нетерпеливое жужжание. Что вы собираетесь делать?

– Думаю, я поеду наверх, – ответила Джесс, довольная, что в фойе никого не было, кто бы мог услышать ее слова. – Я начала разговаривать с лифтами и спрашиваю себя, что я здесь делаю?

Она вошла в лифт, двери за ней закрылись. Три стороны лифта были закрыты такими же зеркалами, как и в фойе, и Джесс обратила внимание, что как бы она ни поворачивала голову, было почти невозможно не видеть своего отражения. Неужели это специально задумали психотерапевты, которые занимали большую часть здания? Заставляли ли они подспудно своих упирающихся пациентов смотреть на себя?

– Дай мне шанс, – сказала Джесс вслух, не позволяя своему изображению напугать себя, не глядя на встревоженные глаза и поправляя волосы за ушами.

Двери лифта раскрылись на четырнадцатом этаже. Джесс стояла, прижавшись к задней стенке, ощущая спиной вибрацию лифта, как будто он потихоньку подталкивал ее к выходу. Сначала ты не хотела входить, а теперь не желаешь выходить, казалось, говорил лифт. Джесс вытолкнула себя в коридор, чуть ли не прикусив язык, чтобы он не попрощался с лифтом.

– Теперь ты пересекла границу, отделяющую относительного неврастеника от круглой растяпы, – сказала она, ступая по мягкому голубому с серым ковру в направлении нужной двери в конце коридора. На темной дубовой двери золотыми буквами было выведено СТЕФАНИ БАНЭК и впечатляющее перечисление различных степеней и званий.

Слишком впечатляюще, подумала Джесс, вспомнив девочку-подростка, которая часто, казалось, приклеивалась к боку сестры; она была не в силах представить ее себе женщиной с таким количеством сокращений: Б.Н., М.Н., Д.Н. – бакалавр наук, магистр наук, доктор наук. Видно, женщина страдает недостатком самоуважения, подумала Джесс. Все эти важные степени и звания для того, чтобы подкрепить ее уверенность в себе, хотя, может быть, ей нужно было просто повыше задирать нос.

Джесс потянулась уже рукой к ручке двери, когда та отворилась, и на пороге показалась молодая женщина со светлыми волосами, собранными в конский хвост, и густыми фиолетовыми тенями вокруг глаз. Она улыбнулась хитроватой улыбкой, направленной сразу во все стороны.

– Вы – Джесс Костэр? – спросила она.

Джесс сделала шаг назад, думая про себя, кто же это такая. Ничего не сказала, а просто кивнула.

– Я – секретарша доктора Банэк. Доктор Банэк ждет вас. Можете прямо заходить к ней.

Она придержала дверь, позволяя Джесс войти, и Джесс смело шагнула в кабинет, слегка затаив дыхание. Ей надо лишь подождать несколько секунд, пока уйдет секретарша, и тогда уйти самой. На улице она найдет где-нибудь телефон-автомат, позвонит Стефани Банэк, Б.Н., М.Н., Д.Н., и скажет ей, что никакой необходимости в консультации и не было. Ей совсем не нужно, чтобы кто-нибудь сказал ей, что она спятила. Она может и сама сообразить это. Нет нужды зря тратить время Стефани Банэк. Нет нужды оставаться без обеда.

Приемная выглядела довольно привлекательно, отметила про себя Джесс, прислушиваясь к звукам открывающихся и закрывающихся дверей в коридоре. Стены и ковер были мягко-серого цвета, два удобных стула у стены приятного светло-зеленого оттенка с серыми полосками. Стоял также кофейный столик из стекла с последними информационными и модными журналами. Стол секретарши был цвета светлого дуба, ближе к краю стола расположился компьютер. На стенах висели несколько плакатов работы Калдера и Миро, а также зеркало возле небольшого стенного шкафа. В одном углу – большое комнатное растение. В общем и целом, теплая, приветливая обстановка. Даже бодрящая. Поначалу вы производите очень хорошее впечатление, дорогая, всплыл в ее памяти признательный голос женщины – присяжного заседателя по делу об изнасиловании Эрики Барановски.

Мне надо уйти отсюда, – сказала себе Джесс.

– Джесс, это вы? – раздался голос из внутреннего офиса, четкий, дружественный, уверенный.

Джесс ничего не ответила, но не отводила взгляда от полуоткрытой двери.

– Джесс?

Джесс слышала движение, почувствовала присутствие Стефани Банэк в дверях еще даже до ее появления.

– Джесс? – вкрадчиво произнесла Стефани Банэк, заставив Джесс взглянуть себе в глаза.

– Бог, мой, да вы очаровательны! – воскликнула Джесс; слова вылетели у нее еще до того, как она успела подумать об их смысле.

Стефани Банэк рассмеялась сочным голосом психически здорового человека, подумала Джесс, пожимая протянутую ей руку.

– Кажется, вы не видели меня с тех пор, как я сделала пластическую операцию носа?

– Вы все-таки сделали это? – спросила Джесс, рассчитывая на искренность.

– И волосы сделала более светлыми. Ну вот, разрешите мне взять ваше пальто.

Джесс позволила Стефани Банэк помочь снять пальто и повесить его в стенной шкаф. Вдруг она почувствовала себя голой, хотя была одета в толстый шерстяной свитер и черную шерстяную юбку.

Доктор взмахом, руки указала на внутренний офис.

– Пойдемте туда.

Мягкие серые и зеленые тона приемной повторялись и во внутреннем офисе, так же как и плакаты, и комнатные цветы. У стены большой дубовый письменный стол, на котором стояли многочисленные вставленные в рамки фотографии трех мальчиков, у стола вращающееся кресло. Свет из окна создавал какое-то неестественное освещение, падая на висящие на противоположной стене свидетельства и дипломы в рамках. Но центральное место в комнате занимало большое кожаное кресло с откидной спинкой серого цвета, стоявшее посредине.

– Я вас давно не видела, – сказала Стефани, Банэк. – Как дела?

– Прекрасно.

– По-прежнему работаете в Управлении прокурора штата?

– Да.

– Вам там нравится?

– Очень.

– Вы не даете показаний в суде, Джесс, вам необязательно отвечать односложно. – Стефани Банэк похлопала по высокой спинке серого кожаного кресла, когда шла к своему письменному столу, села за него, тут же повернулась на кресле в сторону Джесс. – Почему бы вам не сесть?

Джесс упрямо не садилась. Она заметила горделивый поворот плеч Стефани Банэк, ее непринужденную изящную фигуру, теплоту и открытость улыбки. Ясно, что Джесс пришла не в то учреждение. А если даже она была и в нужном месте, то не с тем психотерапевтом. Джесс ожидала увидеть перед собой мрачную, а не одетую в элегантный брючный костюм от Армани и стильные туфли «мод фризон», женщину. Эта женщина, должно быть, другая Стефани Банэк. Не исключалась также возможность того, что существуют два психотерапевта по имени Стефани Банэк и обе работают в центральной части Чикаго. Может быть, обе они являются хорошими подругами ее сестры. А может быть, эта женщина – самозванка, которая убила настоящую Стефани Банэк и теперь выдает себя за нее. Может быть, Джесс надо опрометью удирать отсюда, пока еще не поздно. Или просто обратиться в ближайшую психиатрическую лечебницу. Ей несомненно можно было поставить диагноз, она явно свихнулась. Откуда к ней приходят эти ненормальные идеи?

– Возможно, я допустила ошибку, – услышала она свой голос, как будто он принадлежал совсем не ей.

– Что вы сказали?

– Ошиблась, придя сюда.

– Почему вы так говорите?

Джесс покачала головой, ничего не сказала.

– Джесс, раз уж вы здесь, садитесь. Если не хотите, то можете вообще ничего не говорить мне.

Джесс кивнула, но не пошевелилась.

– Когда вы позвонили мне вчера вечером, – попробовала начать разговор психотерапевт, – показалось, что вы не в себе.

– Я чересчур близко приняла все к сердцу.

– Что именно?

Джесс пожала плечами.

– Вы никогда не производили на меня впечатление человека чересчур эмоционального.

– Может быть, это никогда не проявлялось, или я не была такой.

– Возможно, вы и сейчас не такая.

Джесс сделала несколько нерешительных шагов, потрогала мягкую кожу кресла с высокой откидывающейся спинкой.

– Разговаривали ли вы с Морин?

– Обычно я беседую с ней не реже раза в неделю.

Джесс слегка запнулась.

– Думаю, что я, собственно, и хотела спросить вас об этом: разговаривали ли вы с ней?

Психотерапевт навострила ушки. Джесс сразу вспомнила о ласковой собачке коккер-спаниеле.

– Не уверена, что понимаю ваш вопрос.

– Разговаривали ли обо мне, – добавила Джесс. – Рассказывала ли она вам что-нибудь обо мне?

– Несколько недель назад она упомянула, что вы можете позвонить, – просто ответила Стефани Банэк. – Что у вас бывают проблемы.

– Говорила ли она, в чем заключаются эти проблемы?

– Не думаю, что она знает об этом.

Джесс обошла кресло с откидывающейся спинкой, медленно опустилась в него, надавила на спинку, чувствуя, как кресло поглотило ее, как мяч закрывает согнутая чашечкой ладонь. Кресло пришло в движение, одновременно с откинувшейся спинкой выдвинулся и приподнялся порожек для ног. Джесс положила ноги на эту своеобразную удобную табуреточку, чтобы дать отдых уставшим ногам.

– Отличное кресло.

Стефани Банэк кивнула.

– Так, скажите мне, что вы думаете теперь о моей сестре? – спросила Джесс, решив, что раз уж она села, то может вести себя более приветливо, кое о чем поговорить. Веди себя паинькой, как бывало говорила мама.

– Думаю, она замечательный человек. Материнство очень красит ее.

– Вы находите?

– А вы нет?

– Думаю, что это в какой-то степени означает разменивать себя. – Джесс посмотрела в окно. – И дело не в том, что я недооцениваю такое занятие, как воспитание детей, – пояснила она. – Но человек со способностями и умом Морин мог бы как-то полезнее распоряжаться своей жизнью, чем менять пеленки детям и смотреть в рот мужу.

Стефани Банэк подалась вперед.

– Вы думаете, что Морин потакает каждому капризу Барри?

– А вы не думаете?

Стефани улыбнулась.

– Нет, именно так я и думала.

– Я хочу сказать, разве это дело, после стольких лет усилий моих родителей дать ей образование – а вы знаете, во сколько обходится Гарвардский университет, даже если ты получаешь частичную стипендию, – все это летит к черту.

– Вы думаете, ваш отец разочарован?

– Не знаю. – Джесс посмотрела в пол. – Может быть, и нет. Он в восторге от внуков. К тому же, даже если он и не доволен, он никогда в этом не признается.

– А что вы скажете об отношении матери?

Джесс почувствовала, как напряглась спина.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, вы дали понять, что ваши родители не порадовались бы недавно принятому Морин решению...

– Я сказала другое: не думаю, что они стали бы учить ее все эти годы лишь для того, чтобы она сидела дома и рожала детей.

– Как, вы считаете, отнеслась бы к этому ваша мама?

Джесс склонила голову на бок, уперлась подбородком в плечо.

– Думаю, она бы пришла в ярость.

– Почему вы так считаете?

Джесс почувствовала, как ее нога нервно подергивается на выдвижной табуреточке.

– Перестаньте, Стефани, вы же постоянно у нас бывали. Вы знаете, как она хотела, чтобы ее дочери получили хорошее образование, умело распорядились своей жизнью, прочно встали на ноги.

– Насколько я помню, это была женщина, опережавшая свое время.

– Значит, вы должны знать, как бы она отнеслась к поведению Морин.

– А именно, как бы она отнеслась?

Джесс поискала подходящее определение.

– Она бы почувствовала гнев, была бы сбита с толку, обманута в своих надеждах.

– Вы действительно так считаете?

– Я говорю, как к этому отнеслась бы мама.

– Вы считаете, что ваша мать не хотела, чтобы Морин обзавелась семьей?

– Этого я не говорила.

– А что же вы сказали?

Джесс посмотрела в потолок, перевела взгляд на окно, потом на звания и степени, висевшие в рамках на стене, и наконец остановила его на женщине, сидевшей напротив.

– Слушайте, вы должны помнить, как расстроилась мама, когда я сообщила ей, что собираюсь выйти замуж за Дона.

– Обстоятельства были совершенно иные, Джесс.

– Чем же? В чем тут разница?

– Ну, во-первых, вы были очень молоды. Дон был намного старше вас. Он уже работал адвокатом. А вы заканчивали первый курс юридического колледжа. Не думаю, что ваша мать возражала против замужества как такового, скорее против такой поспешности.

Джесс начала поглаживать свои покрытые лаком ногти. Она молчала.

– А Морин закончила образование, – продолжала Стефани. – Она уже стала самостоятельным человеком, когда встретила Барри и вышла за него замуж. Не думаю, что ваша мать имела бы что-нибудь против того, чтобы отвлечься на время от дел и создать собственную семью.

– Я не говорю, что мама не захотела бы, чтобы Морин вышла замуж и завела детей, – заявила Джесс, подогреваемая чувством гнева. – С какой стати? Мама любила детей. Ей нравилось быть замужем. Она старалась быть прекрасной женой и матерью, о чем мужчина только может мечтать. Но...

– Но что?

– Но она хотела для своих дочерей большего, – ответила Джесс. – Разве в этом есть что-нибудь плохое? Что в этом ужасного?

– Это зависит от того, чего хочет сама дочь.

Джесс зажала верхнюю губу пальцами правой руки и подождала, пока несколько успокоится сильное сердцебиение, потом продолжила разговор:

– Послушайте, я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать Морин или свою мать.

– А зачем же вы пришли?

– Честно говоря, не знаю.

Наступило непродолжительное молчание. Впервые Джесс заметила часы на письменном столе Стефани. Она наблюдала, как минутная стрелка дернулась и опять остановилась. Зря пропала еще одна минута. Время бежит, подумала она, а у нее столько незаконченных дел. На час тридцать у нее назначена встреча с медицинским экспертом, на три часа – беседа со свидетелем убийства из самострела, в четыре – разговор с несколькими полицейскими, Она могла бы использовать это время, чтобы подготовиться. Зачем она попусту тратит здесь свое драгоценное время?

– Что вы делали вчера вечером, когда позвонили мне? – спрашивала между тем Стефани Банэк.

– Что значит, что я делала?

Стефани Банэк смутилась.

– Конечно, этот вопрос слишком прямой, Джесс. Что вы делали до того, как позвонили мне вчера?

– Ничего.

– Ничего. Ни с того ни с сего вы сказали себе: «Ой-ой-ой, я же несколько лет не видела Стефани Банэк. Думаю, надо ей звякнуть».

– Что-то в этом роде.

Опять молчание.

– Джесс я не смогу вам помочь, если вы не дадите мне шанс.

Джесс хотелось выговориться, но она не могла этого сделать.

– Джесс, зачем вы попросили у сестры номер моего телефона?

– И не думала просить.

– Значит, она сама предложила вам позвонить мне?

Джесс пожала плечами.

– Почему бы это?

– Вам придется спросить ее.

– Послушайте, может быть, дело в том, что я являюсь подругой вашей сестры. Но вам следует знать, что все, сказанное мне, остается строго между нами. А, может быть, вы предпочитаете, чтобы я рекомендовала вам кого-нибудь другого...

– Нет, – быстро отозвалась Джесс. – Дело не в вас, а во мне.

– Расскажите мне о себе, – любезно попросила Стефани Банэк.

– У меня случаются приступы беспокойства.

– Что вы имеете в виду под приступами беспокойства?

– Чувство тревоги, паники.

– Что же происходит, когда вас охватывают такие чувства?

Джесс уставилась себе на колени, заметила, что часть лака с ногтей соскочила, и кусочки его лежат на черной юбке, как блестки.

– Задыхаюсь. Тело немеет. Доги не идут, слабеют, их начинает покалывать. Грудь сдавливает. Наступает паралич. Я в буквальном смысле не могу пошевелиться. Появляется тошнота, меня вот-вот может стошнить.

– Давно ли у вас появились такие приступы?

– Они возобновились неделю назад.

– Возобновились?

– Да.

Стефани Банэк положила ногу на ногу.

– Вы сказали, что они возобновились несколько недель назад.

– Разве?

– Да.

– Кажется, именно это называют «фрейдовской оговоркой». – Джесс нервно рассмеялась, Неужели подсознательно она готова раскрыть все свои секреты?

– Значит, эти приступы не являются чем-то новым? – Но эта фраза больше походила на утверждение, чем на вопрос.

– Не совсем. – Джесс помолчала, потом продолжала: – Такие приступы мучили меня после исчезновения матери. Почти каждый день в течение по крайней мере года, потом реже в течение нескольких лет.

– Потом они прекратились?

– У меня не было никаких приступов по меньшей мере четыре года.

– А теперь они возобновились?

Джесс кивнула.

– Они стали накатываться на меня все чаще. Длиться дольше. Становиться тяжелее, болезненнее.

– И все это пришло к вам опять, как бы говорите, несколько недель назад?

– Да.

– Как вы думаете, что вызвало приход этой новой волны?

– Не могу сказать с уверенностью.

– Есть ли какая-нибудь закономерность в появлении приступов?

– Что вы имеете в виду под закономерностью?

Стефани Банэк сделала паузу, потерла пальцами свой точеный нос.

– Случаются ли эти приступы в какое-то определенное время дня или ночи? Не испытываете ли вы их на работе? Когда вы находитесь в одиночестве? В каком-то определенном месте? В присутствии каких-то конкретных людей?

Мысленно Джесс по очереди обдумала все эти вопросы. Приступы действительно случались с ней в любое время дня и ночи. Бывали они на работе, в квартире, когда она находилась дома одна, когда шла по оживленной улице, смотрела кино, выходила из ванной после душа.

– Никакой закономерности нет, – ответила она упавшим голосом.

– Был ли у вас приступ вчера вечером, перед тем, как вы позвонили?

Джесс кивнула.

– Что вы делали?

Джесс рассказала ей, что собиралась идти на встречу с родственниками.

– Я все разложила, все подготовила.

– Вы собирались на встречу с новой дамой в жизни вашего отца?

– Да, – призналась Джесс.

– Представляю себе, как вы волновались.

– Ну, это отнюдь не самое приятное, что мне хотелось бы испытать, что, думаю, выставляет меня в дурном свете.

– Почему вы так говорите?

– Потому что я должна была бы желать счастья своему отцу.

– А вы этого не желаете?

– Наоборот. – Джесс почувствовала, как слезы подступают к глазам. Она пожала плечами, чтобы сдержать их. – Вот этого-то я и не понимаю. Я действительно хочу, чтобы он был счастлив. То, что приносит ему счастье, приносит счастье и мне.

– Почему?

– Что «почему»?

– Почему, то, что приносит счастье другому человеку, приносит и вам счастье? Вы предъявляете к себе слишком большие требования, Джесс. Чересчур большие.

– Похоже, что у Морин в аналогичной ситуации не возникает никаких проблем.

– Морин – другой человек.

Джесс мысленно быстро просеяла все, что она сказала до этого момента.

– Но причина не может заключаться в моем отце. Приступы начались еще до того, как я узнала, что он с кем-то сошелся.

– Когда точно они начались?

Джесс вспомнила ночь, когда она проснулась вся дрожа, в холодном поту.

– Я спала в своей кровати. Мне приснился кошмар, от которого я проснулась.

– Вы не помните, в чем заключался этот кошмар?

– Что-то, связанное с матерью, – ответила Джесс. – Я пыталась отыскать ее, но не смогла.

– Думали ли вы о своей матери, перед тем, как лечь спать?

– Не помню, – солгала Джесс. Весь тот день она только и думала, что о матери. Кошмар накатился на нее раньше в тот же день, в зале суда, во время рассмотрения дела об изнасиловании Эрики Барановски. Тогда ей показалось, что она увидела мать, глядя на лицо женщины – присяжного заседателя.

Ей больше не хотелось говорить о матери.

– Послушайте, мне кажется, я понимаю, почему это происходит, – объявила Джесс. – Мне кажется, это связано с мужчиной, против которого я выступаю обвинителем. – Ей показалось, что она увидела отражение лица Рика Фергюсона в стекле рамки со степенями Стефани Банэк. – Он позволил себе некоторые угрозы...

– Какого типа угрозы?

«Люди, которые меня беспокоят, обычно пропадают...»

Пропадают.

Как ее мать.

«Мне этого не надо, Джесс. Мне не надо этого от тебя!»

Ей не хотелось думать о своей матери.

– Послушайте, честно говоря, я не думаю, что так уж важно выяснять, почему так часто случаются эти приступы. Важнее знать, что сделать, чтобы снять их.

– Я могу посоветовать вам простые упражнения, чтобы расслабиться для начала, некоторые приемы, которые снимут остроту таких приступов, – сказала Стефани Банэк. – Но думаю, чтобы по-настоящему избавиться от них, надо устранить подспудные проблемы, которые вызывают эти приступы.

– Вы говорите о долгосрочном психотерапевтическом лечении?

– Да, я говорю о некотором лечении.

– Мне не нужно никакого психотерапевтического лечения. Мне просто нужно упрятать этого малого за решетку.

– Почему же это не так просто?

– Потому что вас научили так мыслить. Такая у вас работа. – Джесс взглянула на часы, хотя знала, который час. – И коли уж мы заговорили о работе, то скажу, что мне надо возвращаться на свою. – Оттолкнувшись, она поднялась с удобного откидного кресла и быстро подошла к двери в приемную, как будто участвовала в беззвучной пожарной тренировке.

– Джесс, подождите...

Не останавливаясь, Джесс прошла в приемную, взяла из стенного шкафа свое пальто, накинула его на плечи, направляясь к двери в коридор.

– Приятно было с вами еще раз встретиться, Стефани. Будьте здоровы. – Она вышла в коридор и целеустремленной походкой направилась к лифтам.

– Я всегда на месте, Джесс, – крикнула ей вслед Стефани Банэк. – Вам достаточно лишь позвонить.

«Не надейтесь», – хотела ответить ей Джесс, но промолчала. Ей и не надо было произносить это. Ее молчание говорило само за себя.