"Первые впечатления" - читать интересную книгу автора (Деверо Джуд)

Глава 1

– Мама! Мамочка! С тобой все в порядке? – Мелисса с тревогой смотрела на мать. Минут пять назад она принесла почту, бросила ее на столик в холле и нырнула в кухню, чтобы поскорее съесть что-нибудь. Мелисса пребывала на пятом месяце беременности, и голод мучил ее постоянно и неотступно.

Мать как раз вернулась с работы и сразу же принялась перебирать почту. Обнаружив конверт от какой-то юридической фирмы, она распечатала его и углубилась в чтение.

– Мама! – Призыв прозвучал не слишком отчетливо, так как Мелисса как раз откусила солидный кусок от бутерброда с арахисовым маслом. Ее муж, Стюарт, свято верил словам, что за время беременности очень важно не набирать лишний вес. Поэтому на обед Мелисса ела овощи из пароварки и вареное мясо. Но днем муж работал – в весьма солидной бухгалтерской компании, между прочим, – и тогда она позволяла себе расслабиться. – Мама! – Мелисса наконец прожевала хлеб и возмущенно повысила голос: – Ты обратишь на меня внимание или нет?

Не отрывая взгляда от письма, Иден опустилась на маленький диванчик, стоявший здесь же, в холле. Этот диванчик восемнадцатого века они с Мелиссой обнаружили как-то в маленьком грязном магазинчике подержанной мебели. Шесть уик-эндов Иден посвятила ремонту находки. Диванчик был отремонтирован, покрыт новым слоем лака и обтянут новой тканью. «Ну надо же!» – изрек Стюарт в своей обычной высокомерной манере, которая подчеркивала, что Иден относится к низшему классу существ, а потому даже странно, что ей удался такой фокус. Иден искусала губы, но сумела промолчать. К сожалению, такое случалось почти всякий раз, как она разговаривала со своим зятем. Совершенно непонятно, за что Мелисса так любит этого надутого болвана. Встряхнувшись, Иден бодро сказала:

– Миссис Фаррингтон завещала мне дом.

– Миссис Фаррингтон? – рассеянно переспросила Мелисса, глядя на часы. Она занималась подсчетами: до прихода мужа с работы оставалось семнадцать с половиной минут. Хватит ли у нее времени, чтобы намазать и съесть еще один бутерброд?

– Действуй, – улыбнулась Иден. Ей не нужны были слова: мать и так прекрасно понимала, о чем думает ее большая девочка. – Я тебя прикрою.

Мелисса рванулась в кухню. Иден не спеша пошла следом и, усевшись у стола с письмом в руке, наблюдала, как дочь торопливо мажет хлеб толстым слоем масла.

– Кто такая миссис Фаррингтон? – спросила Мелисса.

– Я думала, ты хоть немного ее помнишь. Мы жили в ее доме, пока тебе не исполнилось пять лет.

– А, ну да, что-то такое припоминаю. Она очень старая была, да? И еще как-то давно ты упомянула мужчину с тем же именем. Это был, кажется, ее сын.

– Да, у нее был сын. – По телу Иден пробежала дрожь ужаса: даже сейчас, через столько лет, мысль об этом человеке пугала ее. – Он, кажется, умер за несколько лет до миссис Фаррингтон.

– Я думала, ты ей писала все это время, – пробормотала Мелисса, щедро сдабривая молоко шоколадным сиропом.

Хорошо, что Стюарт никогда не снисходит до того, чтобы заглянуть в холодильник, подумала Иден, которая регулярно покупала всякие вкусные, но калорийные продукты для дочери. Обнаружив их, зять, пожалуй, мог бы устроить скандал. Но Стюарт не станет заглядывать в холодильник в поисках «чего бы съесть».

– Нет, милая, – ответила Иден на вопрос дочери. – После того как мы уехали из города, я не поддерживала отношений с миссис Фаррингтон. Видишь ли… Так получилось. – Она решила закрыть эту тему. Конечно, теперь Мелисса уже взрослая, но все же Иден не хотелось рассказывать ей, что сын миссис Фаррингтон оказался педофилом и что им пришлось убегать из дома ночью.

Много раз за прошедшие годы Иден думала о миссис Фаррингтон, и ей очень хотелось узнать, как дела у пожилой леди, жива ли она. Иной раз Иден даже чувствовала себя виноватой – ведь она убежала, оставив беззащитную старую женщину один на один со злодеем сыном. Но потом она вспоминала, как он подошел тогда к кроватке ее дочери, и вновь убеждала себя, что поступила правильно. Нельзя было рисковать Мелиссой, ее здоровьем и счастьем. Иден взглянула на часы и повернулась к дочери:

– У тебя всего две с половиной минуты до возвращения твоего господина и повелителя, так что допивай молоко и вымой стакан.

– Не надо так говорить, мама. – Мелисса скорбно поджала губы. – Стюарт добрый и заботливый, и я его люблю… очень. – Последние слова получились не слишком членораздельными, так как Мелисса активно жевала и быстрыми глотками допивала молоко.

– Я знаю, он просто чудо, – отозвалась Иден и устыдилась, услышав сарказм в собственном голосе. Конечно, это нехорошо, но, с другой стороны, вполне объяснимо. Она так старалась вырастить свою дочь независимой и умной – и для чего? Чтобы ее девочка стала женой такого самовлюбленного типа, как Стюарт? Этот человек обожает все контролировать, к тому же он ужасный позер. А как еще можно охарактеризовать мужчину, который все время рассуждает о своих блестящих перспективах, а сам охотно переезжает в квартиру тещи? «Всего на несколько недель». Он сказал это перед свадьбой! И еще добавил: «Мы поживем у вас, пока я не найду милое местечко поближе к центру». Подумать только: одной фразой Стюарт свел на нет ее щедрое предложение. Он не благодарил, а милостиво соглашался принять подарок! Иден тогда еле сдержалась, чтобы не сказать какую-нибудь резкость. Свадьба Мелиссы была два года назад, и с тех пор ничего не изменилось: Стюарт и Мелисса по-прежнему живут в квартире Иден, позволяют ей заниматься готовкой и не замечают того, что она оплачивает большую часть расходов. Несколько месяцев назад терпение ее лопнуло, и она твердо решила избавиться от загостившейся молодежи. Готовясь к решительному разговору, Иден повторяла себе, что им нужно почувствовать, что такое трудности, только тогда они научатся их преодолевать. Когда же наконец она решилась на этот разговор, то не получила шанса его начать! Прежде чем мать успела открыть рот, Мелисса бросилась ей на шею и заявила, что беременна. Иден быстро взглянула на зятя – тот насмешливо улыбался. Неужели он понял, какие мысли бродили в голове тещи, и подгадал с ребенком так, чтобы Иден не смогла вышвырнуть их на улицу?

«Ты ведь не против, мам? – спрашивала Мелисса. – Так получилось, совершенно случайно, честно. Мы, конечно, планировали иметь детей, но немного позже, когда сможем купить свой дом. Стюарт скоро получит повышение, и мы хотели немного подождать, чтобы уж сразу обзавестись достойной квартирой».

Иден сжала губы. Кто бы мог подумать, что ее дочь превратится в марионетку.

Выкинув из головы мысли о зяте, чтобы не нервничать и сохранить ясную голову, Иден еще раз перечитала письмо.

– Похоже, у миссис Фаррингтон не осталось родных, поэтому она оставила все свое имущество мне.

– Здорово. А деньги она тебе завещала?

Иден ясно расслышала страх в голосе дочери. И она знала его причину: дело в Стюарте. Мелисса, наверное, действительно любит мужа, но за два года брака успела неплохо его изучить. И обе они прекрасно понимали: если Иден вдруг унаследует большие деньги, то у них в семье возникнут серьезные проблемы.

– Нет, к сожалению, никаких денег не предвидится, – легко сказала она. – Только старый-старый дом. Да ты должна его помнить, там ведь прошло твое детство.

– Это был такой ужасный викторианский особняк, да?

Иден хотела было поправить дочь, но передумала. Пусть считает, что дом не представляет особой ценности. Если Стюарт сообразит, что к чему, он догадается, сколько денег можно выручить от продажи такого дома. Глупышка Мелисса еще не поняла, что не стоит рассказывать мужу всего и, уж конечно, не нужно посвящать его во все свои мысли.

– Ты права, – рассеянно сказала мать. В письме говорилось, что ей нужно как можно скорее приехать в Северную Каролину, встретиться с поверенным миссис Фаррингтон и подписать бумаги, чтобы вступить в права наследования. Наверное, дом совсем плох, подумала она, и эти люди боятся, что крыша обвалится или еще что-нибудь случится.

– А что ты сделаешь с этим домом? – спросила Мелисса, испуганно глядя на мать.

Иден поняла, что дочь боится, не захочет ли она переехать. С момента рождения Мелиссы, все двадцать семь лет, они практически не разлучались.

– Я его продам, – ответила Иден, – и куплю домик в деревне, где мой внук сможет проводить лето. А на заднем дворе будет расти огромный бук, и мы к нему привяжем качели.

Мелисса успокоилась, улыбнулась матери и услышала, как повернулась ручка входной двери. Одним глотком допив молоко, она вымыла стакан, вытерла рот и повернулась к двери, готовая встретить вернувшегося с работы мужа. Высокий стройный Стюарт, как всегда, был хорошо одет и даже после рабочего дня не казался уставшим или помятым. Глаза Мелиссы вспыхнули, когда он появился на пороге.

Иден кивнула зятю в знак приветствия и выскользнула из кухни. Оказавшись в своей спальне, она прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. Ей вдруг вспомнилось то лето – семнадцатое лето ее жизни, когда она только-только закончила школу. В тот вечер Иден возвращалась домой после репетиции церковного хора. Мужчина появился из темного проулка, схватил ее, бросил на траву… К счастью, Иден почти не помнила, что было потом. Когда все кончилось и насильник исчез, она поднялась на ноги, кое-как отряхнула юбку и побрела домой. Она просила родителей сообщить о том, что с ней случилось, в полицию, но они отказались. Родители не хотели, чтобы о происшествии узнали соседи и чтобы об их семье судачили в городе.

«Но ведь я не виновата», – плакала девочка, однако родители лишь качали головами и поджимали губы. А когда через несколько недель ее стало тошнить по утрам, они велели ей убираться из дома. Иден плакала, умоляла сжалиться над ней, но все было напрасно. Она собрала чемодан, взяла триста долларов, которые родители дали ей, и села в автобус, шедший на восток. Так она попала в Северную Каролину. Никогда раньше Иден не бывала в этом штате и не знала здесь ни одной живой души, но ей понравились красивые старинные дома, прекрасный ландшафт – и она решила остаться.

Она упорно искала работу, но безуспешно: для девушки, чья беременность была уже заметна, ничего не было. Прочитав очередное объявление, Иден забрела в редакцию одной из газет в Арунделе. Мужчина, который искал сотрудницу, изучил анкету и с жалостью взглянул на девушку. Потом покачал головой и, не зная, как бы повежливее отказать, с удивлением заметил:

– Надо же, вы не сделали ни одной ошибки.

Иден молча смотрела на него. Ей было муторно, жарко и ужасно хотелось есть и пить. Даст он ей работу или нет, черт бы его побрал?

Мужчина внимательно посмотрел на нее, потом сказал:

– Позвольте, я попробую угадать, что случилось с маленькой мисс. Я вообще-то неплохо разбираюсь в людях. Итак, вы из приличной семьи, каждое воскресенье ходили в церковь и хорошо учились в школе. А потом согрешили на заднем сиденье машины с капитаном футбольной команды. И вам с ним пришлось бежать из города. Или он потерялся по дороге, и теперь вы путешествуете одна?

Иден слишком устала, чтобы играть в какие бы то ни было игры. К тому же она почти ничего не ела последние два дня.

– Вы правы, сэр, я из приличной семьи, – сказала она ровным голосом. – Мои родители очень набожные люди, и они воспитывали меня в страхе перед грехом. Я была лучшей ученицей в школе, но это легко объяснить – ведь если моя оценка не была самой высокой, отец порол меня ремнем с металлической пряжкой. И не было никакого капитана футбольной команды – меня изнасиловали на улице, когда я шла домой. А когда оказалось, что я беременна, родители вышвырнули меня из дома. И теперь у меня всего пятнадцать долларов в кармане и мне негде жить. И знаете, что мне представляется самым заманчивым в последнее время? Местная железная дорога. Думаю, мои несчастья кончатся, если я решусь добраться до нее и лечь на рельсы.

Мужчина некоторое время молча смотрел на Иден, потом снял телефонную трубку и набрал номер.

– Грейси? Это Генри. Я сейчас пришлю к тебе одну молодую особу. Накорми ее и позволь выспаться в задней комнате, хорошо? Ей надо немного прийти в себя, а потом я отошлю ее к Элис. – Некоторое время он слушал, затем сказал: – Да, я знаю, что Элис далеко не сахар, но, поверь мне, эта девочка с ней справится. Она успела немало повидать за свою недолгую жизнь.

Иден сумела встать и добраться до двери. В глазах плясали точки, голова кружилась. Только бы не упасть в обморок, твердила она себе. Все это время ее поддерживали гнев и обида на несправедливость того, что с ней случилось, но теперь, когда впереди забрезжил лучик надежды и нашелся человек, который пожалел ее, силы вдруг стремительно покинули девушку. Мужчина не стал провожать ее до двери и помогать ей. Должно быть, он знал, что гордость заставит девочку продержаться еще некоторое время.

Едва Иден ступила на дорогу, как рядом взвизгнули тормоза пикапа – машина вильнула, чуть не сбив еле бредущую девушку, шофер выругался и поехал дальше. А Иден перешла дорогу и оказалась у ресторана «У Грейси». Из дверей ей навстречу выбежала высокая худая женщина с седыми волосами, забранными в аккуратный пучок, и обхватила девушку за талию.

– Ах ты, Господи, да тебе еще хуже, чем говорил Генри! – воскликнула она.

Иден съела столько, что Грейси только качала головой: она ни разу не видела такой голодной девушки. Потом она отвела Иден в комнату с постелью, и та проспала остаток дня и всю ночь. В воскресенье утром Грейси посадила девушку в машину и отвезла в большой старый дом за мостом, где жила миссис Элис Августа Фаррингтон.

Иден с интересом разглядывала дом. Она неплохо разбиралась в истории, так как всегда любила этот предмет в школе и часто смотрела исторические фильмы. Правда, родители не позволяли ей смотреть то, что было снято после 1959 года, считая, что вся кино– и телепродукция, произведенная в шестидесятые и позже, является прямым оскорблением нравственности и благочестия. Но теперь Иден сразу же поняла, что возвышавшееся перед ней здание – это подлинное произведение своего времени. Самый настоящий особняк колониального периода, никаких подделок.

– Жуткое место, да? – с улыбкой спросила Грейси. – Я сто раз говорила Элис, что эту рухлядь надо бы снести бульдозером и построить на ее месте миленький кирпичный коттедж.

Иден с ужасом уставилась на женщину, но потом заметила искорки смеха в ее глазах и подрагивающие уголки губ. Так это всего лишь шутка! Облегченно вздохнув, девушка улыбнулась.

– Небольшая проверка, – пояснила Грейси извиняющимся тоном. – Знаешь, мы тут любим старые дома.

Иден снова взглянула на особняк. Рядом с ним росли большие деревья, и она задумалась: а могли ли они быть ровесниками здания?

Элис Августа Фаррингтон заставила невысокую Иден почувствовать себя большой и неуклюжей. Дело в том, что старая леди была так хрупка и мала, что походила на ребенка. В ней не больше четырех с половиной футов, подумала Иден. А уж весит она наверняка не больше девяноста фунтов. Пока они шли к дому, Грейси успела предупредить девушку, что, несмотря на кажущуюся хрупкость и эфемерность, старая леди на редкость крепка духом и обладает суровым нравом. Еще хозяйка ресторана успела вкратце рассказать девушке о Фаррингтонах.

Они построили этот дом в начале восемнадцатого века и с тех пор живут в нем. Миссис Фаррингтон уверена, что это делает ее в некотором роде аристократкой. «Подумать только, – говаривала она. – Эти купчишки, приплывшие на том корабле[2] как крысы, смеют воображать, что они голубой крови! Вот если вспомнить моих предков!..» И миссис Фаррингтон пускалась в рассказы о своих английских предках, которые все как один были весьма знатного рода. А потом с торжеством заканчивала свое повествование моралью: «Мы бы и в Америке были аристократией, если бы этот идиот, Джордж Вашингтон, не испугался короны и не ударился в демократию. Я была бы герцогиней, но этот тип все испортил! Откуда он только такой взялся, и кто его воспитывал, хотела бы я знать!»

Грейси сказала, что никто точно не знает, какова доля правды в рассказах миссис Фаррингтон. Впрочем, это и не важно, просто старушка любит поговорить, и ей нужен внимательный слушатель. Иден кивнула. «Это будет легко, – подумала она. – Недаром я провела все свое детство, выслушивая рассуждения отца, который толковал замыслы Бога, его волю и то, что Господь должен думать о современных нравах. Уж что-что, а слушать я умею».

Когда они подошли к дому, стало видно, что время и бури оставили свои следы на его стенах. Грейси заметила, как нахмурилась Иден, разглядывая облупившиеся стены. Хозяйка ресторана пояснила, что, хотя снаружи дом не красили уже лет двадцать, крыша всегда содержится в идеальном состоянии. Миссис Фаррингтон до смерти боится протечек и не может позволить, чтобы пострадали бесценные документы, хранящиеся в доме. Местная молва гласит, что, вселившись в дом, Фаррингтоны бережно собирали все, написанное членами семьи. Они не выбрасывали ни одной бумажки и хранили все, включая письма, счета, дневники, старые рецепты.

Но даже и после этого рассказа Иден оказалась совершенно не готовой к тому зрелищу, которое предстало ее глазам, когда она вошла в дом. Через центральный холл пройти было весьма непросто. Огромное пространство было плотно заставлено мебелью, выстроившейся вдоль стен двумя рядами. Прямо перед собой Иден увидела письменный стол, на котором были сложены пачки писем, перевязанных выцветшими розовыми лентами, а сверху на письмах загадочным образом располагалась пара изящных кофейных столиков. Иден разглядывала эту своеобразную пирамиду, буквально раскрыв рот. Потом она заглянула в глубину дома и увидела бюро, столы, кушетки, все горизонтальные поверхности которых были покрыты бумагами. Пачки и пачки бумаг, перевязанных бечевками и лентами, лежали в коробках и громоздились беспорядочными кучами на сундуках. Взгляд Иден задержался на шляпной картонке. Да она же видела точно такую на картинке в книжке! Это, должно быть, восемнадцатый век. Неужели это подлинная вещь? Интересно, а что там внутри?

– Элис, – сказала Грейси, обращаясь к хозяйке дома, – я нашла для тебя девушку.

Миссис Фаррингтон смерила Иден внимательным взглядом и недовольно поморщилась:

– Вот эту? Но она слишком худа и к тому же, если мне не изменяет зрение, беременна. Я что, должна открыть приют для сбившихся с праведного пути девиц?

Грейси проигнорировала сарказм и упорно гнула свое:

– Генри Уолтерс – ну ты знаешь, он младший сын старого Лестера – навел о ней справки и велел все тебе рассказать. Девочка из хорошей семьи. Ей двадцать три, ее молодой муж трагически погиб. Вне себя от горя, девочка убежала из дома. Само собой, семья беспокоится и разыскивает ее, но бедняжка уговорила Генри найти ей местечко, где она могла бы прийти в себя и отвлечься от своих горестей. Сейчас ей нужна работа, и она с ней справится, я уверена. Пройдет какое-то время, и она вернется к семье… думаю, после того как родится ребенок. Не беспокойся, тебя никто не станет обременять уходом за младенцем.

Иден удивленно смотрела на Грейси. Какая потрясающая история. Но ведь это ложь – от первого до последнего слова. Девушка перевела взгляд на миссис Фаррингтон. Перед ней оказался непростой выбор. Должна ли она рассказать о себе правду, рискуя потерять жизненно необходимую работу? Кстати, Иден еще не поняла, в чем именно она будет заключаться. А вдруг ей предстоит очистить этот дом от вековой пыли? Но такая задача вряд ли выполнима.

Тем временем миссис Фаррингтон внимательно разглядывала девушку.

– Тебя выгнали из дома родители, когда узнали о беременности? – спросила она.

– Да, мэм, – не задумываясь, ответила Иден. Она встретилась взглядом со старой дамой и поразилась тому, сколько силы и ума светилось в темных глазах под морщинистыми веками. Возможно, тело миссис Фаррингтон и было немощным, но ее дух и разум сохраняли силу и ясность.

– Сколько тебе лет?

Иден увидела, как Грейси, стоявшая позади старой женщины, яростно затрясла головой, призывая девушку скрыть правду.

– Семнадцать, – ответила Иден.

Миссис Фаррингтон быстро обернулась и успела заметить, как Грейси качает головой, разочарованная непослушанием девушки и ее неуместной прямотой.

– Ты такая же, как твоя родня, – заявила старуха хозяйке ресторана. – Вы все до одного лжецы, пробы ставить негде.

После этого миссис Фаррингтон развернулась и с царственным видом покинула холл, оставив Иден и Грейси одних.

Девушка была подавлена, но Грейси довольно улыбалась. Похоже, ее ничуть не покоробило замечание миссис Фаррингтон. Она подтолкнула Иден к двери:

– Иди.

– Но она не сказала, что берет меня, – возразила девушка.

– Поверь мне, если бы ты ей не понравилась и она не собиралась бы брать тебя на работу, она так прямо и сказала бы, не стесняясь в выражениях.

– Вы думаете, я ей понравилась?

– Конечно! Ну иди же, а то мне надо возвращаться в ресторан и готовить, иначе я не успею с пирогами на завтра.

Грейси была уже около машины, когда Иден опомнилась и бросилась следом.

– Но что я должна делать? – крикнула она с порога. – В чем заключается моя работа?

– Ах, работа! – Грейси выставила на дорогу чемодан Иден и забралась в машину. – Ты должна будешь переписать все бумаги. Составить список.

– Список?

– Ну да, как в библиотеке. – С этими словами Грейси захлопнула дверцу, завела мотор, и машина тронулась с места. Иден растерянно смотрела ей вслед.

– Список как в библиотеке? – пробормотала она. И тут ее осенило: – Каталог? Она хочет, чтобы я составила каталог этих залежей?

В старших классах Иден работала в библиотеке и представляла себе объем работ, который потребуется, чтобы каталогизировать такую кучу документов. А что, если в доме есть еще и другие комнаты, где сложены бумаги?

Иден огляделась вокруг. Дом располагался на лужайке, но с трех сторон его окружали раскидистые деревья, дающие прекрасную тень. За ними до самого горизонта простирались фермерские поля. С четвертой стороны возле дома протекала река, довольно глубокая и широкая. На берегу просматривались остатки причала и мостков. Наверное, здесь когда-то приставали яхты семейства Фаррингтон.

Справа от дома среди деревьев был разбит огород, где грядки овощей перемежались цветами. Дальше виднелся сад, правда, весьма запущенный. Тут, как и в доме, требовалось приложить немалый труд, чтобы навести порядок. Иден вздохнула. Легкие ее наполнились свежим воздухом, а голова закружилась от запахов. Пахло деревьями, влажной землей, рекой и чем-то еще. Может, фруктами. А может, цветами. Какой свежий воздух, подумала девушка, и машин совсем нет. Еще один вдох – и она приняла решение: «Я буду работать как каторжная над каталогом и сделаю все, чтобы миссис Фаррингтон была мной довольна и позволила остаться здесь хотя бы на несколько лет. Тогда мой ребенок будет жить в этом спокойном и чистом месте».

Улыбаясь, девушка вернулась в дом.

Как только она захлопнула за собой дверь, откуда-то из глубины дома донесся голос миссис Фаррингтон:

– Ты умеешь готовить?

– Нет, – отозвалась Иден, продолжая улыбаться. Она давно не чувствовала себя такой счастливой.

– Придется и этому научиться.

Иден отправилась на поиски кухни. Наверняка где-нибудь в доме найдутся поваренные книги, думала она. Пробравшись между баррикадами в холле и преодолев коридор, она повернула за угол и едва удержалась от восклицания. Кухня оказалась огромной – и вся она была заставлена шкафами, а шкафы набиты бумагами так, что кое-где не закрывались дверцы. В коробке на столе нашлось несколько тарелок, сковородка и кастрюля. Девушка быстро сообразила, что это вся посуда, которая предназначена в этом доме для приготовления пищи.

…Иден стояла, прислонившись к двери своей спальни, и растроганно улыбалась нахлынувшим воспоминаниям. Да, миссис Фаррингтон пользовалась только тем, что имелось в коробке, но позже Иден обнаружила несколько прекрасных сервизов, которые были спрятаны в шкафах, столовое серебро было самое что ни на есть настоящее – с английскими пробами. Как-то раз Иден обронила, что оно должно стоить целое состояние.

– Тогда его нужно немедленно спрятать! – встревоженно вскричала миссис Фаррингтон.

Девушка замерла, испытывая неловкость. Неужели старая дама считает ее способной на воровство? Но потом она сообразила, что если бы миссис Фаррингтон не доверяла ей, то не была бы с ней столь сердечной. Причина беспокойства старой леди стала ясна Иден лишь после визита Генри.

– Он вышел, – сказал Генри, едва появившись на пороге.

Миссис Фаррингтон побледнела как полотно. И она опустилась на кушетку. Иден испугалась – днем старуха практически никогда не садилась, находясь в непрерывном движении и трудах.

– Я знала, что это должно когда-нибудь случиться, но надеялась, что у меня будет больше времени, – прошептала она.

Генри уехал, а Иден тактично не стала задавать вопросы, однако миссис Фаррингтон сочла нужным рассказать девушке о своей беде.

– У меня единственный ребенок, – сказала старая леди. – Это сын, но порой я жалею о том, что он не умер в младенчестве.

Иден догадалась, что фраза «он вышел» означает, что до этого момента сын миссис Фаррингтон находился в тюрьме. В течение следующих трех недель женщины устраивали тайники и прятали все, что могло иметь хоть какую-то ценность. Они вскрывали полы и прятали под досками столовое серебро. Наполняли различными вещами пластиковые коробки и закапывали их в саду.

Но Бог подарил им еще три года спокойной жизни. Алистер Фаррингтон вернулся домой, когда Мелиссе исполнилось уже пять. До этого момента Иден не знала, что этот человек отбывал срок за растление малолетних. Никто ей этого не сказал – до той самой ночи.

Накануне сын миссис Фаррингтон вернулся домой, а той же ночью старая дама разбудила Иден. Взглянув в лицо хозяйке, она испугалась – та выглядела безумной.

– Они сказали мне, что он изменился и что опасности больше нет, – шептала миссис Фаррингтон и тянула за собой Иден.

Та, не понимая, последовала за старухой в соседнюю комнату, где спала Мелисса. Там Иден увидела Алистера. Он просто стоял и смотрел на спящую девочку, однако Иден хватило одного мгновения, чтобы понять, что грозит им с дочерью. Миссис Фаррингтон велела сыну убираться из комнаты, и Иден показалось, что Алистер собирается ударить мать. Но он сдержался. Взглянул на Иден и улыбнулся так, что она схватилась за горло. Ужас сковал ее.

Иден не нужно было объяснять, что ей делать. Она посмотрела на миссис Фаррингтон. Глаза старой дамы были полны слез, но она кивнула, одобряя принятое молодой женщиной решение. Иден торопливо побросала в чемодан вещи и, разбудив девочку, убежала из дома той же ночью. Это было двадцать два года назад, и с тех пор она не видела ни миссис Фаррингтон, ни ее сына.

Иден подошла к окну и уставилась на мокрую улицу, вдоль которой выстроились мусорные контейнеры. В доме напротив находился бар, и оттуда, как всегда по вечерам, доносилась громкая музыка. Иден задернула шторы. Иногда она удивлялась, с чего это ее занесло в Нью-Йорк, если всю жизнь она любила природу и сельскую местность. Она читала книги по садоводству взахлеб, словно это были увлекательные романы, и научилась неплохо разбираться в том, какие именно принципы и методы лежали в основе садоводства в восемнадцатом веке.

Сейчас, оглядываясь на прошлое, Иден могла с уверенностью сказать, что годы, проведенные в доме миссис Фаррингтон, были самыми счастливыми в ее жизни. Все в городе считали хозяйку дома Фаррингтонов эксцентричной старухой, Иден же была готова молиться на эту женщину, ибо ей нечего было вспомнить из своей прежней жизни, кроме тоскливых вечеров, когда ее родители обсуждали кары Господа, которые рано или поздно обрушатся на наш мир.

Иден обвела взглядом свою маленькую спальню. Поскольку дочь и зять собирались пожить у нее всего несколько недель, она уступила им большую комнату, где прежде была ее спальня. Но недели превратились в месяцы, а затем и в годы, и все это время Иден приходилось довольствоваться крошечной комнаткой и мириться с тем, что рядом живет этот надутый осел Стюарт. Ничего толком не добившись в жизни, он компенсировал свои неудачи тем, что смотрел на тещу как на существо второго сорта. Мелисса чувствовала напряжение, висевшее в воздухе, и постоянно словно бы извинялась за своего мужа. Она говорила, что он вот-вот получит повышение и они переедут в шикарный пентхаус в престижном районе. Иден спрашивала себя, неужели дочь верит в то, что говорит.

Иден не хотелось бы стать тем человеком, который заставит Мелиссу разочароваться в собственном муже, а потому она старалась ни во что не вмешиваться. Впрочем, иной раз она пыталась осторожно поговорить с дочерью, но Мелисса обладала редким качеством – она слышала только то, что ей хотелось услышать. И тогда Иден решила: пусть дочь сама сделает свой выбор. Ведь только столкнувшись с реальностью и набив шишки, Мелисса поймет, что материнские слова не просто пустой звук.

Иден прошла в ванную комнату и взглянула на себя в зеркало. Ей много раз говорили, что для своего возраста она выглядит просто отлично. Но это ни в коем случае не отменяет опыта сорока пяти лет жизни, и сейчас, при взгляде на свое отражение, Иден охватила острая волна сожаления. Что она успела за это время? Если вдуматься, то она никогда не жила для себя, не позволяла женщине взять верх над матерью. Все ее мысли, все заботы были только о дочери – с той самой ночи, когда она сбежала из дома миссис Фаррингтон, и до сегодняшнего дня. По большей части она была занята работой и ребенком, но иной раз выдавались свободные вечера, и тогда в голову Иден закрадывались крамольные мысли: а как могла бы сложиться ее жизнь, если бы она не стала матерью так рано? Правда, у нее случилось несколько романов, два из них очень серьезные: мужчины действительно любили ее и настаивали на браке. Но как только речь заходила об оформлении отношений, Иден начинала паниковать и сводила отношения на нет. Она никак не могла решиться впустить мужчину в свою жизнь, а главное – в жизнь своей дочери.

Когда Мелисса поступила в колледж и получила стипендию, Иден вздохнула свободнее и, обнаружив наличие некоторого времени и денег, тоже решила учиться. Она получила степень бакалавра по истории Америки, но немалую часть своего учебного времени Иден посвятила изучению английской литературы. Мелисса получила диплом специалиста в сфере начального детского образования и устроилась на какую-то незначительную должность в адвокатскую контору только для того, чтобы быть поближе к Стюарту. Все, что занимало ее в тот момент, – почаще попадаться на глаза предмету своего обожания и правильно себя повести в нужный момент, чтобы молодой человек сделал ей предложение. Нужно сказать, она своего добилась и стала миссис Стюарт. После года жизни в Нью-Йорке Мелисса мольбами и слезами заставила мать переехать в этот огромный город и найти там новую работу. Иден только что рассталась с очередным претендентом на ее руку и сердце, ей требовалась смена обстановки, а потому она довольно легко согласилась на переезд.

В Нью-Йорке Иден улыбнулась удача: она получила работу в крупном издательстве. То, что случилось потом, ее работодатель называл божественным озарением, а Иден – просто очередным везением. Так или иначе, но она нашла жемчужину в навозной куче, то есть стоящую книгу в куче непрочитанных рукописей молодых авторов. Эту рукопись отвергли уже шесть издательств, но Иден прочла ее и, положившись на свой вкус и интуицию, рекомендовала к печати. Издательство прислушалось к мнению редактора, и книгу опубликовали, после чего сей труд продержался тридцать две недели в списках бестселлеров «Нью-Йорк таймс», чего давно не случалось даже с самыми известными авторами. В знак благодарности автор потребовал, чтобы именно Иден работала с ним как редактор. К концу второго года ее повысили до должности старшего редактора, а на третий год она уже имела дело с несколькими весьма значимыми в литературном мире фигурами. Иден по праву гордилась быстрой карьерой, но предпочитала не хвастаться перед дочерью и зятем своими успехами.

Продолжая пристально рассматривать себя в зеркале, Иден вспоминала, какой она была, когда впервые встретила миссис Фаррингтон. Так какой же она была? Юной, конечно, и совершенно неопытной. Вся ее жизнь прошла в маленьком городке, где она только училась и работала в библиотеке. Ее родители совершенно не собирались расширять кругозор дочери или обеспечивать ей какие-либо развлечения. Напротив, они… Иден покачала головой. Ведь давно дала себе слово просто не думать о них. Так проще, и нервы целее будут. После рождения Мелиссы Иден трижды пыталась связаться с родителями, но они не желали иметь с ней ничего общего. Она все же поехала на похороны отца, но мать, увидев ее, рассердилась и велела Иден убираться. Что ж, это не самые приятные воспоминания. Но ведь есть и другие! Миссис Фаррингтон спасла ее и подарила целых пять лет тепла и любви. Воспоминания о доме и проведенном в нем счастливом времени стали тайным убежищем молодой женщины. Что бы ни случалось – ссорилась ли Мелисса с противной учительницей, наступал ли очередной период безденежья или ей приходилось рвать отношения со Стивом, который мечтал, чтобы они поженились, – Иден мысленно переносилась в Арундел и входила в старый дом.

Закрыв глаза, она могла вспомнить каждую деталь обстановки, каждый предмет мебели. Да что там мебель – Иден помнила все трещины в полу! Интересно, в каком состоянии дом теперь? Сильно ли он изменился? В письме говорилось, что она унаследовала дом вместе с его содержимым. Осталось ли что-нибудь из прекрасной мебели, которой так гордилась миссис Фаррингтон, или ее ужасный сын успел продать всю обстановку? Нашел ли он тайники, которые Иден и миссис Фаррингтон устраивали в доме и в саду?

Улыбаясь, Иден припомнила день, когда они закапывали несколько пластиковых коробок, наполненных всякой всячиной. Миссис Фаррингтон давала указания, а Иден копала яму. Оторвав взгляд от ямы, миссис Фаррингтон грустно оглядела дом и вздохнула:

– Все кончится, когда я умру.

Иден не очень-то поняла, что хотела сказать старая леди, но миссис Фаррингтон продолжала, по-прежнему глядя на родовое гнездо:

– А знаешь ли ты, что моя девичья фамилия тоже Фаррингтон? Я сумела сохранить ее и в замужестве. Веками наши предки производили на свет сыновей, и проблем с передачей имени не возникало. Но мой отец оказался никуда не годным продолжателем рода. Он был женат десять лет и смог дать жизнь только такому мелкому созданию, как я. И не надо на меня так смотреть – терпеть не могу эти новомодные феминистские штучки! Уж если я говорю, что виноват был мой отец, значит, знаю это наверняка. Когда он женился на моей матери, она уже была вдовой и успела к своим двадцати шести годам родить от первого мужа троих здоровых мальчишек. Но, выйдя замуж за отца, она не могла зачать десять лет. А когда я родилась, никто не верил, что дочь Фаррингтонов выживет – такой маленькой и слабой я была. – Миссис Фаррингтон вздохнула и, глядя на цветы в саду, пробормотала: – Может, было бы лучше, если бы я и умерла тогда, младенцем-ангелочком.

Иден хотелось отвлечь хозяйку от грустных воспоминаний, и она быстро спросила:

– А что вы говорили насчет имени? Как вам удалось сохранить его?

– Да очень просто: вышла замуж за родственника. Он был довольно дальний родственник, но носил родовое имя, и для меня это было решающим фактом. Мать умоляла меня не делать этого. Она говорила, что род наш и так ослаб и кровь родственника, пусть и дальнего, сделает потомство еще менее жизнеспособным. Но я не желала ничего слушать. Все, что меня заботило, – сохранить имя и стать частью рода Фаррингтонов. Если бы я тогда послушалась мать, то вышла бы замуж за одного из братьев рода Гренвилл. Их было два брата, и оба как на подбор – высокие, статные красавцы, да и умом Господь их не обидел. Но я тогда вообще никого не слушала.

– Если мне будет позволено высказать свое мнение, вы не сильно изменились с тех пор. – Иден выпрямилась и потерла уставшую спину.

– Да, я всегда делала только то, что хотела, – мечтательно продолжала миссис Фаррингтон. – Такая всегда была безрассудная, привыкла, чтобы все было по-моему. Видать, Бог меня наказал и за это тоже… Человек, за которого я вышла замуж, оказался жалким трусом. – Она помедлила, но все же договорила: – Мой муж был, как это сегодня называется, бисексуалом.

Иден молча копала. Ей было жаль старую даму, но она не осмеливалась прервать ее воспоминания, зная, что миссис Фаррингтон ничего не делает просто так и этот ее рассказ преследует какую-то цель.

– Мой муж был ужасным человеком, но наш единственный сын превзошел своего отца. Так что я последняя из семейства Фаррингтон. Наш род умрет вместе со мной, – скорее торжественно, чем печально закончила старая дама.

Иден взглянула из ямы вверх и увидела, что маленькие ручки старухи сжаты в кулаки так, что побелели костяшки.

– Но ваш сын еще молод, и у него могут быть дети… – робко сказала Иден.

– Никогда! У него не будет детей. Последний раз я согласилась принять его после того, как он выйдет из тюрьмы, с одним условием – если он позаботится об этом. С ним поступили как с лошадью, которая не может дать нормального потомства. Я не хочу, чтобы это проклятое семя и дальше засоряло мир.

Иден не знала, что сказать. Миссис Фаррингтон, помешанная на своей семье и голубой крови, настояла на том, чтобы ее сыну сделали вазэктомию! Она не позволила ему иметь детей и тем самым продолжить род. Услышанное повергло Иден в растерянность. Однако дальнейшие слова старухи вызвали у нее настоящий шок.

– А знаешь, что самое смешное? – Миссис Фаррингтон, забыв о грусти, игриво подмигнула. – Однажды я обнаружила, что тоже бисексуальна!

Иден подняла голову и уставилась на хозяйку, открыв рот и вытаращив глаза.

– Видишь ли, – с усмешкой закончила та, – у меня был роман с обоими братьями Гренвилл!

Иден уронила лопату. Она смеялась так, что ей пришлось опуститься на землю и отдышаться. А потом миссис Фаррингтон, нимало не смущаясь, рассказала, как она и «мальчики» встречались на берегу реки под старой ивой. И что она занималась любовью с обоими – иногда по очереди, а иногда одновременно.

Иден и теперь смеялась, вспоминая тот забавный случай. История с братьями Гренвилл получила продолжение буквально через два дня после того, как миссис Фаррингтон рассказала ей свою замечательную историю. Иден была в городе и встретила одного из «мальчиков». На первый взгляд ему никак нельзя было дать меньше девяноста, но спину он держал прямо, а в глазах старика светилась усмешка. Иден поздоровалась, и старик, улыбнувшись, спросил, как поживает миссис Фаррингтон.

– Почему бы вам не навестить ее? – спросила Иден, которая изо всех сил удерживала серьезный и благонравный вид, но губы ее так и расползались в широкой улыбке. – Пока стоит теплая погода, вы могли бы устроить пикник… на берегу реки, под старой ивой.

Мистер Гренвилл хохотал так, что Иден начала опасаться за его здоровье.

– Ох уж эта Элис, – наконец проговорил он. – Элис, Элис, Элис. Чудесное было время. Передай ей мой привет и скажи, что я по-прежнему люблю ее.

Да, время, проведенное в доме миссис Фаррингтон, было самым счастливым в жизни Иден. Прекрасные годы, полные тепла и спокойствия. А теперь миссис Фаррингтон умерла и завещала Иден свой чудесный дом. Интересно, уцелели ли тайники в доме и в саду? Или этот негодяй, Алистер Фаррингтон, нашел их все? Иден вздохнула. Как жаль, что не пришлось свидеться со старой леди, пока она была еще жива. Опасаясь за дочь, Иден не поддерживала отношений со своей хозяйкой, но некоторое время была в курсе происходящего в Арунделе, так как переписывалась с Грейси. Та писала охотно, хоть и не слишком часто. Хозяйка ресторана даже не спрашивала, почему Иден покинула Арундел так внезапно. В маленьком городке трудно скрыть что-то от соседей, и все жители прекрасно знали, за что попал в тюрьму Алистер Фаррингтон. Грейси писала, что он продает мебель, которая хранилась в доме веками и имела большую историческую ценность. А однажды он явился к торговцу недвижимостью и объявил, что выставляет дом на продажу. Но миссис Фаррингтон прибыла в офис буквально через час после сына и категорически заявила, что дом не продается. Некоторое время соседи опасались за ее жизнь, и тогда поверенный миссис Фаррингтон во всеуслышание объявил, что, согласно завещанию старой леди, если с ней что-нибудь случится, дом отойдет благотворительному обществу.

Читая эти письма, Иден переживала за миссис Фаррингтон, но чем она могла ей помочь? Пока был жив Алистер Фаррингтон, Иден не решалась даже написать старой леди из опасения, что ее сын увидит адрес и выследит ее и Мелиссу.

Грейси умерла, когда Мелиссе исполнилось одиннадцать, и после этого Иден не получала никаких известий из Арундела. Она решила, что миссис Фаррингтон, должно быть, давно отошла в лучший мир, а ее ужасный сын смог наконец завладеть домом. Однако, как оказалось, миссис Фаррингтон на несколько лет пережила своего сына.

Иден вновь заглянула в письмо. Там не было никаких подробностей, говорилось только, что Алистер Фаррингтон «скончался несколько лет назад». Он не оставил наследников, и миссис Фаррингтон завещала свой дом и его содержимое мисс Иден Палмер. Потом Иден обратила внимание, что письмо подписано мистером Брэддоном Гренвиллом, эсквайром. Она улыбнулась – должно быть, это внук одного из «красавцев Гренвиллов».

«Конечно, я не смогу сохранить дом, – думала Иден. – Это наверняка очень дорого и хлопотно. Может, передать его какому-нибудь историческому обществу, чтобы туда могли водить экскурсии?» Идея показалась ей неплохой. В начале восемнадцатого века в том районе вдоль реки располагались сотни плантаций и множество подобных особняков, но с тех пор прошло много времени, и окрестности Арундела разительно изменились. Часть домов сгорела в пожарах, часть была разрушена временем, а некоторые просто снесены, чтобы освободить место под новую застройку. Фаррингтон-Мэнор сохранился практически в первозданном виде. Конечно, в доме было проведено электричество и оборудованы две современные ванные комнаты, но строители были очень тактичны и аккуратны и сохранили даже панели, которыми стены обшили еще в 1720 году.

Впрочем, может, теперь там все по-другому, вздохнула Иден. Пожалуй, стоит взять на работе неделю отпуска за свой счет и съездить в Северную Каролину. Просто взглянуть на дом, а потом сразу же вернуться в Нью-Йорк, чтобы быть на месте, когда дочери придет время рожать. Наверняка от Стюарта толку никакого не будет.

«А может, если не будет меня, он позаботится о Мелиссе?» – спросила себя Иден и сама удивилась подобной мысли. Возможно, они жили бы лучше и дружнее, если бы она не находилась рядом, как довесок к Мелиссе, ревниво оберегая ее от вымышленных и реальных обид и вольно или невольно встревая между мужем и женой? Вдруг Стюарт набрался бы смелости и потребовал от босса заслуженного повышения, если бы ему не на кого было рассчитывать и он бы сам содержал семью?

Вопросы возникали один за другим, и Иден словно взглянула на себя, дочь и зятя со стороны. Увиденное заставило ее без сил опуститься на стул. «А вдруг я допускаю ошибку, оставаясь все время рядом с дочерью? Я мать-одиночка и Мелисса – мое единственное дитя. Немудрено, что наши жизни тесно переплелись, мы словно все еще связаны пуповиной. Но что же делать? Покинуть дочь?» Иден вспомнила тот единственный раз, когда они с Мелиссой ненадолго разлучились: дочь уехала в Нью-Йорк, чтобы быть поближе к Стюарту. Она провела там год. За это время Иден летала в Нью-Йорк три раза, а уж телефонная трубка просто превратилась в неотъемлемую часть ее тела – они с Мелиссой созванивались раз по десять на дню. Страшно вспомнить, сколько денег тогда ушло на оплату телефонных счетов и на авиабилеты!

Именно нежелание Иден расставаться с дочерью стало причиной ее разрыва со Стивом. После очередной поездки в Нью-Йорк Иден вернулась разбитая и несчастная и ни о чем не могла говорить, кроме как о Мелиссе. Стив тогда рассердился по-настоящему.

– Что ты делаешь? – возмущался он. – Дай ей жить самостоятельно! Твоя дочь – взрослая женщина!

– Она навсегда останется для меня ребенком, – ответила Иден и на следующей же неделе вернула Стиву кольцо, решив, что он никогда не поймет ее, и не желая связывать себя с человеком, который возражает против ее общения с дочерью.

Но теперь, теперь Мелисса замужем, скоро у нее родится ребенок и она тоже будет мамой. И сейчас дочь попала в ловушку. Мелисса разрывается между любовью к матери и любовью к мужу. «А я, – спросила себя Иден, – что я делаю? Может, я просто ревную свою дочь, и мои поступки продиктованы не только заботой, но и желанием досадить Стюарту? Взять хотя бы еду. Да, Мелиссу мучает голод, но это естественно в ее положении, и все пособия для беременных утверждают, что можно обойтись фруктами, если уж так захотелось перекусить. Что делает Стюарт? Заботясь о здоровье своей жены, он настаивает, чтобы она питалась правильно. А что делаю я? Набиваю холодильник выпечкой и шоколадом. Может быть, зять никогда не открывает холодильник, потому что знает, что именно он там увидит?»

Одним из главных недостатков зятя Иден считала его нежелание предпринять какие-нибудь шаги для того, чтобы он и Мелисса могли жить отдельно. Но теперь ей припомнился один вечер, когда она услышала из своей комнаты, что Мелисса плачет. Конечно, мать тут же подошла к двери соседней спальни и уже собралась постучать, когда услышала слова дочери:

– Но если мы уедем, она будет ужасно одинока. Ты не понимаешь: я – это все, что у нее есть. Мама видит смысл жизни в том, чтобы быть рядом. И я всем ей обязана…

Тогда, в тот вечер, Иден улыбнулась и вернулась к себе, довольная услышанным. Но теперь она вдруг взглянула на эти слова с другой стороны: а что, если именно Мелисса настаивает на том, чтобы жить с матерью, а Стюарт просто выполняет прихоть жены?

«Черт возьми, как я могла так долго витать в облаках? – удивилась Иден. – Да, Мелисса – моя дочь, моя жизнь. Но не разрушаю ли я ее брак, обращаясь со своей дочерью как с маленьким ребенком, а с ее мужем как с узурпатором? Если так пойдет дальше, не нужно быть психоаналитиком, чтобы предсказать неизбежное – брак Мелиссы не будет долгим. Но разве этого я желаю своей дочери?» А ведь скоро выйдет книга, вспомнила Иден, и тогда отношения станут совсем невыносимыми.

Собираясь переезжать в Нью-Йорк, Иден разбирала шкафы и в дальнем углу самого глубокого из них наткнулась на коробку с бумагами. Она не открывала ее много лет, и бумажная наклейка со словами «Интересная информация» уже пожелтела от времени. Иден сняла крышку и, вынимая кипы бумаг, погрузилась в воспоминания. Эту коробку она сунула в чемодан той ночью, когда в спешке и страхе покидала дом миссис Фаррингтон. За годы, проведенные с миссис Фаррингтон, Иден услышала от хозяйки множество интересных историй. Иден записывала их, складывая записи в эту самую коробку. Сюда же попали письма некоторых членов семьи. Молодая девушка из семьи Фаррингтон вышла замуж по большой любви, но ее молодой муж вскоре отправился служить в армию Конфедерации. Жена писала ему чудесные письма. А потом пришло известие о его гибели. Тогда она написала своему мужу еще одно – последнее – письмо, добавила его к их переписке и бережно перевязала всю связку лентами. Так она и сохранилась в одном из шкафов. Иден плакала, читая эти письма, полные любви. Но даже тогда она сумела понять, что письма могут стать материалом для биографа. Именно тогда Иден решила, что когда-нибудь напишет историю семьи Фаррингтон. Составляя каталог, она делала копии некоторых документов и складывала их в эту коробку вместе со своими записями.

Устроившись в Нью-Йорке, Иден вновь достала коробку и принялась разбирать и перечитывать материалы – сначала без какой-то определенной цели. Ей просто хотелось вспомнить свою первую работу, миссис Фаррингтон и Арундел. Но, просматривая бумаги, Иден автоматически раскладывала их в хронологическом порядке и писала вступление к каждой части. Потом она отправилась в библиотеку и потратила несколько выходных, выстраивая историческую канву вокруг истории рода. Ей нужно было знать, что происходило в то время в мире и в Америке, чтобы вплести события из жизни одной семьи в ткань истории страны и мира.

Она работала в издательстве уже второй год, когда книга приобрела более или менее законченный вид. Тогда Иден рискнула попросить заведующую секцией документальной литературы взглянуть на результаты ее трудов. Через три дня редактор вернула рукопись со словами восторга и сожаления:

– Я хотела бы опубликовать вашу книгу, потому что она замечательная во всех отношениях. Но нас замучают судебными исками. Вы не можете писать такие вещи про людей, пока они живы и могут подать в суд. Нужно ждать, пока все действующие лица отойдут в мир иной.

Расстроенная Иден забрала рукопись домой. Она решила убрать из книги все, что может вызвать негативную реакцию героев, например, описание любовных похождений миссис Фаррингтон. Некоторое время Иден следовала намеченному плану. Потом выключила компьютер и разочарованно уставилась на экран монитора. Книга умирала. Она становилась безжизненной и неинтересной. Иден мрачно таращилась на экран. И вдруг ей в голову пришла спасительная мысль: а почему бы не превратить документальную биографию в художественное произведение? Вернувшись к компьютеру, она принялась заменять подлинные имена на вымышленные, попутно внося и другие изменения, чтобы затруднить поиск источника и сделать обстановку менее узнаваемой. Иден работала всю ночь, встретив рассвет за компьютером.

Шесть недель спустя она принесла рукопись в художественную редакцию и попросила коллегу просмотреть ее работу. На следующее же утро та влетела в кабинет Иден и заявила, что не могла оторваться всю ночь и что книгу надо срочно издавать. Иден сумела сохранить спокойствие, хотя ей хотелось вскочить и, размахивая руками, понестись по редакции, рассказывая всем и каждому, что ее книга принята, принята!

Она этого не сделала. Больше того, она не рискнула рассказать о своем успехе даже самому близкому человеку – Мелиссе. Дочь наверняка поделится новостью со Стюартом, а он будет завидовать, и опять Мелисса окажется между ними – не слишком преуспевающим мужем и успешной в делах матерью.

Книга должна выйти – Иден бросила взгляд на календарь – через три месяца. Пилотные экземпляры уже отпечатаны и разосланы критикам и в библиотеки. И пока все полученные отзывы были весьма благосклонны. Попадались среди них и восторженные. Иден настраивала себя на спокойное отношение к происходящему и повторяла, что не расстроится, если книга не попадет в список бестселлеров. Но в душе – в самом темном и амбициозном ее углу – жила надежда, что еще как попадет! Ведь в ее собственной редакции книгу читали охотно и очень хвалили. А фраза «бисексуальная любовь поистине многогранна» стала буквально крылатой.

Итак, она не сможет скрывать свой успех от дочери и ее мужа бесконечно. До сего момента Иден рассматривала книгу как очередной триумф над этим высокомерным снобом, Стюартом. Но теперь она с ужасом осознала, что ее успех может стать той каплей, которая переполнит чашу терпения молодых, и брак Мелиссы станет еще ближе к тому, чтобы потерпеть крах.

«Я знаю, что нужно делать, – сказала себе Иден. – Много лет назад миссис Фаррингтон спасла жизнь мне и моей нерожденной дочери. Похоже, что и сегодня она выступает в роли доброго ангела. Ее завещание убережет мою дочь от развода и поможет сохранить нам с ней нормальные отношения. Я не стану виновницей ее бед.

Сейчас я пойду к ним и скажу, что уезжаю. Мелисса будет плакать, а Стюарт не сможет скрыть торжества. Ну и черт с ним. Я приняла решение и смогу быть сильной и гордой. Как всегда».