"Грехи. Книга 2" - читать интересную книгу автора (Гулд Джудит)

Глава 4

Через неделю Жак уже принялся за съемки для «Л'Офисьель». Для осуществления своего замысла он снял квартиру на авеню Фоша. Кроме Элен, там присутствовали еще двое мужчин в смокингах явно английского пошива (пришлось-таки французам, всемирно признанным гениям в деле конструирования женской одежды, признать, что в создании мужского гардероба англичанам нет равных). Один из мужчин должен был играть роль любовника Элен, второй – роль ее мужа.

Выйдя из кабинета, который использовался как комната для переодевания, Элен остановилась на пороге гостиной. Жак сидел в кресле, ее «любовник» и «муж» вынуждены были стоять, чтобы не смять смокинги. Мужчины разом уставились на модель. На ней был новейший образец вечернего платья от Одиль Жоли: открытого, с лифом без бретелек и узкой, обтягивающей бедра юбкой до середины икр. Все было расшито блестками и горным хрусталем, которые, сплетясь в причудливом узоре, сверкали всеми цветами радуги.

Жак, не торопясь, встал с кресла и жестом пригласил Элен приблизиться. Посреди комнаты он также жестом остановил ее. Затем несколько раз обошел вокруг, остановился, нахмурился и задумчиво погладил подбородок.

– Красивое платье, – выдавил он, наконец.

– Одиль Жоли считает, что это платье достойно персидской принцессы, – отозвалась Элен, подходя к зеркалу между двумя высокими окнами и критически оценивая свой вид. Каждый раз, когда она поворачивалась, ее тело вспыхивало миллионами бриллиантов. – Тебе не нравится, – внезапно заключила она.

– Сними его, – попросил Жак. – В нем ты выглядишь как воин-самурай. Позже мы пораскинем мозгами и решим, как исправить ситуацию.

Пожав плечами, Элен покорно вернулась в кабинет. Она переоделась в белый шелковый халат, затянула пояс и вернулась в гостиную.

Жак посмотрел на нее и кивнул:

– Вот это подходит больше.

– Уж, не в этом ли ты собираешься ее снимать? – недоверчиво воскликнул один из мужчин.

Внезапно Жак возбужденно прищелкнул пальцами.

– Есть! – воскликнул он. – И как я раньше не додумался?! – Он расплылся в улыбке и, развалившись в кресле, заложил руки за голову.

– Ну?– потребовала Элен, уперев руки в бока.

– Мы сделаем неслыханное, – сказал Жак. – Вместо того чтобы наряжать тебя, мы нарядим их. Женщины ведь любят, когда их мужчины хорошо одеты. Мы сошьем для «мужа» и «любовника» еще несколько новых смокингов, по смокингу для каждой сцены, но таких, чтобы они не отвлекали внимания от главного действия.

– Что я скажу Одиль Жоли? – Элен нервно заходила по комнате. – Она оказала мне честь, разрешив сниматься в этом платье!

– Придумай что-нибудь подипломатичнее, – ответил Жак. – Ты занята сегодня вечером?

– Это мое личное дело, – огрызнулась Элен.

– Естественно, но у меня самые благородные намерения. Я приглашен на прием и хочу предложить тебе составить мне компанию.

Дом, по мнению Элен, был построен в семнадцатом веке, а родословные большинства гостей, по всей вероятности, уходили корнями еще глубже. Здесь были послы, кинозвезды, политики, промышленники, художники и финансисты. Гости толпились в холле, разгуливали по гостиной, концертному залу и солярию.

– Жак! – позвала элегантная, средних лет женщина с худощавым лицом, когда они осторожно пробирались сквозь толпу собравшихся.

Она величаво подняла свою худую, украшенную драгоценностями руку, и Жак, согнувшись в поклоне, галантно поцеловал ее.

– Ты все время скрываешься, противный мальчишка, – надув губки, упрекнула она Жака.

– Разрешите представить вам мою новую модель Элен Жано, – улыбнулся в ответ Жак. – Элен, это наша милая хозяйка, виконтесса де Севинье.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Элен и словно завороженная уставилась на виконтессу.

Она читала о де Севинье во всех светских хрониках. Их считали одними из самых богатых людей Франции. Старый виконт был финансистом, а виконтесса – непременной участницей всех вечеров, хозяйкой постоянных приемов и владелицей шикарного бутика одежды и ювелирных украшений. Кроме того, она занималась оформлением интерьера – исключительно для друзей, сооружала замысловатые прически только себе и прославилась как своего рода кутюрье ведущих домов моды, по требованию которого модельеры преображали свои великие творения. Просто виконтесса от природы обладала безупречным вкусом.

– Жак – необыкновенно талантливый молодой человек, – обратилась виконтесса к Элен. – Его фотографии – произведения искусства. И к тому же он очень красив. Половина женщин Парижа лежит у его ног. – Виконтесса пригубила шампанского.

– К сожалению, он предпочитает ходить по общественным туалетам, чтобы найти себе партнершу для постели, – проговорил кто-то сзади заплетающимся языком.

Лицо виконтессы под тщательно наложенным макияжем побледнело. Разговоры разом стихли. Взгляды гостей устремились на любопытную троицу. Некоторые в смущении поспешили отойти. Жак густо покраснел. Виконтесса и Элен повернулись на голос. Перед ними, невинно улыбаясь, стоял Юбер де Леже.

Элен едва не стошнило от отвращения. Она меньше всего ожидала встретить здесь Юбера, а уж его бестактное высказывание звучало и вовсе омерзительно.

– Я сказал что-нибудь не так? – искренне удивился Юбер.

– Ты ублюдок, – выдохнул Жак, стараясь не терять самообладания. – Погоди же, я до тебя доберусь. – Жак угрожающе сжал кулаки.

Элен быстро схватила Жака за руку.

– Подумать только, какие мы храбрые! – с издевкой проговорил Юбер. Он посмотрел на виконтессу и недоуменно пожал плечами. – При столь огромном скоплении гостей всегда существует риск, что к тебе могут проникнуть всякие извращенцы. Вы прощены, мадам.

Оставив Юбера без ответа, виконтесса взяла Элен и Жака под руки.

– Думаю, следует поторопиться, чтобы отдать дань уважения нашему почетному гостю, – сказала она и тотчас извинилась перед ними за поведение Юбера: – Он ведет себя хуже деревенщины!

Где-то посреди зала виконтесса остановилась.

– Вот он, наш дорогой гость, – проговорила она и осторожно «извлекла» из толпы седовласого старичка. – Станислав, дорогой! – воскликнула она, целуя его в щеку.

Элен, взглянув ему в лицо, узнала в нем всемирно известного пианиста. Она уже видела его однажды в Опере, когда они с графом сидели в ложе.

– Станислав, мне хотелось бы познакомить тебя с моими друзьями. – Виконтесса представила ему молодых людей: – Элен Жано и Жак Рено.

Старичок добродушно улыбнулся и поклонился им обоим, а Элен, целуя руку, сказал:

– Я в восторге от встречи с вами, мадемуазель. – Его теплое дыхание коснулось ее кожи.

Элен словно онемела. «Какой он маленький и сморщенный, – подумала она. – Странно, что такой щупленький старичок покорил весь мир». Впрочем, Элен не могла не заметить его красивых рук с длинными пальцами и коротко подстриженными ногтями. Он был по-своему очень привлекательным; даже венчик седых волос у него на голове выглядел как королевская корона. Его темные глаза под густыми седыми бровями оживленно блестели.

– Мадемуазель Жано – модель, – пояснила виконтесса. – Она только что снималась для «Вог», а фотографировал месье Рено.

– Наверняка великолепные получатся фотографии, – с улыбкой заметил старичок. – С такой-то очаровательной моделью! Думаю, месье Рено они удались, если, конечно, он не забыл зарядить пленку.

– Надеюсь, – рассмеялась Элен. – Он заставил меня свеситься вниз со второй площадки Эйфелевой башни.

– Жак! – в ужасе воскликнула виконтесса. – Неужели случай с Нотр-Дам так ничему тебя и не научил? – Виконтесса как завороженная смотрела на Элен. – Не представляю, как вы вынесли такое. Вы, должно быть, очень храбрая. Лично я даже по лестнице с трудом поднимаюсь. Такая вот ужасная трусиха.

– Сомневаюсь, моя дорогая, – возразил Ковальский. – Для меня вы самая отважная на свете женщина.

– Пожалуйста… – запротестовала виконтесса. Пианист поднял веснушчатую руку, призывая к вниманию.

– Во время войны она спрятала в своем замке тринадцать сбитых американских пилотов и две еврейские семьи. И представьте, в это же самое время нацисты оккупировали другое крыло того же самого здания! Она целых три года прятала нас прямо у них под носом!

– Она прятала вас? – удивилась Элен.

– Мою семью и еще одну. Она очень храбрая, не правда ли?

Элен с еще большим уважением посмотрела на виконтессу. Она казалась такой хрупкой и изящной, что в ее героизм верилось с трудом. Впрочем, глаза де Севинье светились решимостью. В них угадывались непреклонность, сила и твердый характер. И, однако, надо обладать большим мужеством, чтобы при таком социальном положении и благосостоянии поставить на карту свою жизнь ради спасения других: слишком уж многое она теряла.

– А как же ваша игра на рояле? – спросила Элен Ковальского. – Говорят, пианисты должны практиковаться по нескольку часов в день. Вам, должно быть, пришлось после войны начинать все с самого начала?

Старичок улыбнулся:

– Нет, я беспрерывно играл все три года. Виконтесса была настолько добра, что демонтировала клавиатуру своего «Бехштейна». Она приносила мне ее посреди ночи, и я мог практиковаться сколько душе угодно.

– Подумать только! – добавила виконтесса. – Иметь под своей крышей всемирно известного пианиста и не слышать ни единого звука! Неслыханная жестокость по отношению ко мне – ведь я так люблю слушать, когда он играет!

Элен кивнула и нежно улыбнулась Ковальскому:

– Наверное, и для вас это было ужасно.

– Видите ли, я все прекрасно слышал. Не забывайте, что Бетховен сочинял музыку, будучи глухим. Думаю, я тоже смог бы играть в таком состоянии. Потерять слух, конечно, ужасно, но еще хуже – утратить свой дар пианиста. Вот это катастрофа. Слава Богу, этот дар пока со мной.

– Идемте, идемте. У нас сегодня прием, – упрекнула их виконтесса. – Что скажут гости, если мы будем так долго предаваться грустным воспоминаниям?

– Вы правы, – отозвался Ковальский. Внезапно глаза его вспыхнули. – А рояль у вас настроен?

Виконтесса затаила дыхание и недоумевающе подняла на него глаза.

– В самом деле, Станислав, не стоит… – Он жестом прервал ее.

– Я с удовольствием сыграю несколько произведений. Виконтесса была в восторге. Своей выходкой Юбер чуть было не погубил вечер. Игра Станислава Ковальского не только сгладит впечатление, но и сделает прием у нее гвоздем сезона.

– Вы же знаете, это совсем необязательно, – возразила она, в душе надеясь, что он все-таки сыграет.

– Именно поэтому я и буду играть, – ответил старичок. – Для вас я готов на все.

Виконтесса хлопнула в ладоши. В комнате мгновенно воцарилась тишина.

– Как вам известно, месье Ковальский – наш почетный гость, – объявила она чистым, мелодичным голосом. – Мне нет нужды говорить вам, что все билеты на его благотворительный концерт распроданы на два месяца вперед, и вот сегодня он решил оказать нам большую честь… – Виконтесса сделала многозначительную паузу. – Если вы проследуете в музыкальный салон…

Гул восторженных голосов прокатился по залу.

– Доставьте мне удовольствие сопровождать вас обеих в музыкальный салон, – поклонился Ковальский виконтессе и Элен.

– С радостью, – ответила виконтесса, ни секунды не колеблясь.

Элен бросила извиняющийся взгляд на Жака, в то время как Ковальский подхватил их с виконтессой под руки. Гости столпились перед большим роялем. Ковальский сел, улыбнувшись Элен, встряхнул руками, задирая манжеты, осторожно опустил руки на клавиши и вдохновенно начал «Балладу соль-минор» Шопена. Мелодичные ноты звучали с воздушной легкостью; тема лилась легко и свободно. Элен неотрывно смотрела, как пальцы мэтра порхают по клавишам, то замедляя темп, то снова ускоряя его. За роялем он словно вырос, стал прекрасным и значительным. Он был похож на укротителя львов, только львом его был рояль. Музыка лилась и стихала, завихрялась и искрилась, пока не прозвучал последний, заключительный аккорд. Но Ковальский не остановился, а сразу перешел к исполнению Шуберта.

Элен была в восторге. Музыка, прекрасная музыка! Она завораживала, вихрем проносилась в голове – и вот, наконец, крещендо.

Гости, на мгновение, онемев от восхищения, тут же разразились шквалом аплодисментов.

Улыбнувшись, Ковальский слегка поклонился, а затем заиграл «Серенаду кукле» Дебюсси. Играя, он глаз не сводил с Элен. Она же слушала, словно под гипнозом: дыхание ее участилось, по коже поползли мурашки. У нее было такое чувство, что он играл только для нее. Аплодисменты прозвучали как удар грома. Пианист встал, вежливо поклонился и взял руку виконтессы.

– Не знаю, как вас и благодарить за такой щедрый подарок, Станислав, – растрогалась она.

– Не стоит, – отозвался Ковальский. – Я получил не меньшее удовольствие. – Он едва заметно улыбнулся. – Правда, я немного устал. Завтра у меня концерт, и мне не мешает отдохнуть. Вы меня простите?

– Конечно, Станислав, – успокоила его виконтесса. – Спасибо еще раз за ваш концерт. Мои гости будут вспоминать его долгие годы.

– Всегда счастлив, услужить вам, – галантно ответил он и повернулся к Элен. – Очень рад был познакомиться с вами.

– Взаимно, – откликнулась Элен.

– Не сочтите за нахальство, но я был бы весьма польщен, если бы вы присутствовали завтра на моем концерте. Разумеется, в качестве гостьи.

– Но… ведь все билеты проданы.

– Для вас обязательно найдется место.

– Тогда почту за честь, – обрадовалась Элен.

– До свидания. – Пианист слегка поклонился. Виконтесса с благодарностью проводила его взглядом.

– Добрейший он человек, – проговорила она с нежностью. – Жаль только, что чувствует себя моим должником.

– Как же он играет! – воскликнула Элен. – Просто волшебство какое-то!

– Причем всегда так. А что касается «Серенады кукле», то здесь все ясно как Божий день. Он играл ее только для вас.

Элен, краснея, отвернулась.

Виконтесса осторожно дотронулась до ее руки.

– Станиславу, конечно, уже много лет, но душа его по-прежнему молода. Не верится, что ему уже семьдесят два, не правда ли?

– Да, он держится еще бодро.

– Его дети – сын и дочь – гораздо старше вас. Они живут в Америке со времени окончания войны.

– И их вы тоже прятали? – спросила Элен.

– Да, но, к сожалению, война разлучила их. – В глазах виконтессы застыла печаль. – То, что все они так долго ютились в тесной чердачной комнатке, не пошло им на пользу. Они просто возненавидели друг друга.

– Вы были ему хорошим другом, – заметила Элен. – По-видимому, он очень вас ценит.

– Он оценил и вас тоже, – сказала виконтесса, внезапно меняя тему разговора.

– Меня? В каком смысле?

– А вы, конечно, не догадываетесь? Он же в вас влюбился!

– Чепуха, – отмахнулась Элен от подобной шутки, но темные глаза де Севиньи и решительно сжатый рот свидетельствовали о серьезности данного заключения. – Но он ведь даже не знает меня! – воскликнула девушка с нескрываемым удивлением.

– Станислав прекрасно разбирается в людях, и, кроме того, последний раз он играл «Серенаду кукле», когда впервые встретил свою покойную жену.

Элен покачала головой и отвела взгляд. Слова виконтессы ошеломили ее, дело принимало серьезный оборот. Но даже если Станислав Ковальский и влюбился, он никогда не станет поддерживать с ней отношения не только потому, что она гораздо моложе, но еще и из-за этой мерзкой связи с графом.

Как оказалось, она ошиблась. Когда после концерта они обедали в венгерском ресторане, он спокойно выслушал ее историю и нежно пожал ей руку.

– Мы все делаем глупости, о которых потом стыдно вспоминать, – бесстрастно заметил он. – У нас порой просто нет выбора.

– Но как вы понимаете, у меня-то выбор был! – горячо возразила Элен. – Я знала, на что я иду!

Но эти слова никак не отразились на его отношении к ней. Через три недели он предложил ей руку и сердце.

Впервые за многие месяцы Юбер чувствовал себя по-настоящему хорошо. Он и не догадывался, какой ужасный поворот готовит ему судьба, пока не учинил полный разгром в «Уютном уголке» – маленьком бистро неподалеку от университета. Но не успели жандармы отдать его под суд, как расторопный адвокат семьи де Леже Морис Юго мгновенно взял дело в свои руки. Еще до зари хозяин бистро получил три конверта с деньгами: один – за причиненный во время драки ущерб, второй – за потерю клиентов в течение восстановительного периода и третий – за то, чтобы стать самым забывчивым человеком на свете, который мог легко спутать рукопашную схватку с шумным празднеством. Четвертый конверт передали в руки жандармов, и, словно по волшебству, имя Юбера де Леже вмиг исчезло из полицейских сводок.

Неприятности, которые мог породить этот инцидент, были быстро устранены, но граф, узнав о случившемся, побелел от злости. Поведение Юбера стоило ему кучу денег, но что гораздо важнее – скандал в бистро мог нанести непоправимый урон семейной репутации, как в политике, так и в дипломатии. Граф прекрасно осознал, что его сын – бомба с часовым механизмом, готовая взорваться в любое время. Юбер явно нуждался в лечении. Без всяких колебаний граф поместил сына в очень дорогую клинику неподалеку от Довиля, которая специализировалась на лечении алкоголизма и связанных с ним последствий.

Поначалу клиника была для Юбера настоящим адом. Он цеплялся ко всем и вся, постоянно сражался с докторами и медицинскими сестрами, устраивал драки с пациентами. Однажды ему даже удалось сбежать, но его нашли в местном баре – он едва стоял на ногах – и водворили обратно в клинику. И тут он случайно увидел в «Иси Пари» фотографию Элен, радостно улыбавшуюся прямо в объектив, а рядом с ней стоял сморщенный старичок. Юбер пять раз перечитал заголовок, прежде чем до него дошел смысл написанного: «ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНЫЙ ПИАНИСТ ВСТУПАЕТ В БРАК С МАНЕКЕНЩИЦЕЙ».

Теперь молодой де Леже знал, что ему делать. Он перестанет грубить. Просто одурачит докторов, демонстрируя им свое хорошее поведение, и, возможно, тогда они выпустят его отсюда в рекордно короткие сроки. Ему оставалось лишь надеяться, что он еще успеет воспрепятствовать этой омерзительной свадьбе. Впрочем, в любом случае он найдет способ разорвать их узы.

Губы Юбера искривились в усмешке: по крайней мере, теперь он знает, где ее искать.

Элен смотрела на медленно въезжавший под своды вокзала Монпарнас поезд. Окна были открыты, и большинство пассажиров высунулись наружу. Она моментально узнала Жанну и Эдмонда и принялась махать им рукой.

Как только они ступили на платформу, Элен бросилась в их объятия.

– Как я счастлива вас видеть! – воскликнула она охрипшим от волнения голосом.

Какое-то время никто из них не мог произнести ни слова, Эдмонд только нежно гладил сестру по голове.

Элен посмотрела на Жанну: она мало изменилась. Те же мышиного цвета волосы, бледная кожа, ласковый, но решительный взгляд темных глаз, добротная провинциальная одежда. А вот Эдмонд изменился – похудел, вокруг рта залегли глубокие морщины. «Он, видимо, много работал, – подумала Элен, – ведь он был в море целых три месяца». Внезапно ее осенило: наверное, дела у них шли не так хорошо, как писала Жанна. По всей вероятности, они едва сводили концы с концами.

– Как поживает моя маленькая француженка? – с нежностью спросил Эдмонд.

Элен уткнулась ему в грудь.

– А как поживает мой старший брат? – в тон ему отозвалась она.

– Стареем потихоньку. – Он слегка отстранился и изучающе посмотрел на нее. – Чудесно выглядишь!

– Может, потому, что судьба, наконец, улыбнулась мне. – Встав на цыпочки, Элен поцеловала брата в щеку и тотчас повернулась к Жанне. – Дорогая, любимая Жанна, ты ничуть не изменилась! А как малышка Элен?

– Жаль, что мы не смогли взять ее с собой, но о ней там хорошо позаботятся, – ответила невестка, в то время как Эдмонд, подхватив их потрепанный чемодан, двинулся к выходу.

– Мне не терпится с ней познакомиться, – улыбнулась Элен. – Я читала и перечитывала твои письма, они и сейчас меня подбадривают. Да, как там мадам Дюпре? – встревожилась девушка. – Я послала ей приглашение, но она ответила, что болеет и приехать не сможет.

– Не знаю, что с ней, она избегает говорить на эту тему, но выглядит она не лучшим образом, – ответила Жанна.

– Надеюсь, ничего серьезного, – встревоженно заметила подруга.

Выйдя из здания вокзала, Элен подняла руку, сигналя такси.

– Может, обойдемся автобусом или метро? – спохватился Эдмонд. – Такси – слишком дорогое удовольствие.

– Пусть деньги тебя не беспокоят, – рассмеялась Элен. – Я скоро стану очень богатой женщиной. – Она подозвала такси. – Залезайте.

Жанна с Эдмондом обменялись многозначительными взглядами и неуклюже залезли в машину.

– Куда? – небрежно спросил водитель.

– «Георг Пятый», – ответила Элен.

– Да, мадемуазель, – с уважением отозвался шофер. Машина плавно влилась в общий поток. Эдмонд всматривался в ветровое стекло.

– Все вокруг так изменилось, – задумчиво проговорил он, поворачиваясь к Элен. – Везде так много народу и такое интенсивное движение!

– То же самое испытала и я, когда приехала. – Эдмонд отвернулся.

– Расскажи мне о своем женихе, – взяв Элен за руку и горячо пожав ее, попросила Жанна. – Он красивый?

– Нет, но он очень милый. Я писала вам, что он пианист.

– Неужели пианисты богаты? – удивилась Жанна.

– Он ездит с концертами по всему миру. Он играл для генерала де Голля и королевы Елизаветы.

– Ну и ну! – удивилась Жанна.

– Да, он очень знаменит, – ответила Элен, отворачиваясь к окну. Ей надо предупредить их, что Станислав далеко не молод, иначе встреча с ним обернется для них шоком. Впрочем, с этим можно повременить до гостиницы.

– Гостиница, должно быть, очень дорогая. – Жанна, чуть ли не раскрыв рот от удивления, рассматривала апартаменты. – Видела, какой здесь вестибюль? А как смотрел на нас портье? Может, нам лучше переехать в другую, более подходящую? Мы выглядим совсем не так элегантно, как ты.

– Глупости, – твердо возразила Элен. – Немного роскоши никогда и никому не вредило. Поверьте, вы к ней быстро привыкнете. В общем, располагайтесь, а завтра пойдем по магазинам.

Сунув руки в карманы, Эдмонд расхаживал по просторному номеру. Он задумчиво посмотрел на толстый ковер под ногами, затем быстро затушил в пепельнице сигарету, подошел к Элен и, положив ей руки на плечи, произнес:

– Не надо так уж хлопотать из-за нас и тратить столько денег, маленькая француженка. Мы не привыкли к такой жизни.

Элен, выдержав его взгляд, спокойно ответила:

– Эдмонд, позволь мне делать то, что я хочу…

– Мадам Дюпре говорила нам, что ты живешь в доме. Может, лучше нам остановиться там? – перебил ее Эдмонд.

– Нет. – быстро возразила Элен. – Я там уже не живу.

– Тогда где же ты живешь? – полюбопытствовала Жанна.

– У меня была квартира, но сейчас я съехала. Последние несколько дней я живу здесь, в гостинице, а после свадьбы перееду к Станиславу. У него свой дом.

– Ладно, – добродушно улыбнулся Эдмонд. – Мы родственники послушные и не будем ставить тебя в неловкое положение.

Элен с благодарностью посмотрела на брата.

– Мне… мне надо вам еще кое-что сказать. – Элен зашагала по комнате, нервно ломая руки. – Понимаете, я люблю Станислава. Возможно, не совсем так, как любите друг друга вы. На такую любовь я только могу надеяться…

Жанна явно была смущена.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила она. – Может, тебе лучше…

– Пожалуйста, дай мне закончить. – Элен остановилась у окна и стала смотреть на поток машин на авеню Георга V. – Дело в том, что мы со Станиславом уважаем, друг друга, мы друг другу подходим. Не требуйте от меня никаких объяснений. Я просто чувствую это.

– Почему бы тебе просто не познакомить нас? – удивился Эдмонд. – У нас бы сложилось о нем собственное впечатление.

Элен повернулась и посмотрела ему в лицо.

– Знаете, вам может показаться, что у нас с ним нет ничего общего. Но я хочу сказать вам, что это не так.

Жанна с Эдмондом обменялись непонимающими взглядами. Наконец Жанна не выдержала и, подойдя к Элен, обняла ее за плечи.

– В чем дело? – ласково спросила она. – Что тебя так беспокоит?

– Ваша реакция, – ответила Элен. – Дело в том, что Станислав не молод.

Жанна рассмеялась и попробовала прийти подруге на помощь.

– Уж не собираешься ли ты выходить замуж за своего дедушку? – пошутила она.

Элен побледнела и сбросила руку Жанны со своего плеча.

– Именно так, – с мукой в голосе произнесла она. – Дело в том, что Станиславу семьдесят два года.

Элен прочитала телеграмму и медленно опустилась на край кровати. «Этого не может быть, – мелькнуло в голове. – Здесь какая-то ошибка». Она снова перечитала лаконичный текст. Ошибки не было:

С СОЖАЛЕНИЕМ ИНФОРМИРУЕМ МАДЛЕН ДЮПРЕ СЕГОДНЯ УТРОМ УМЕРЛА ОТ РАКА В БОЛЬНИЦЕ НАНТА.

В дверь постучали. – Да? – сказала Элен, не поднимая головы.

В комнату вплыла Жанна.

– Ты еще даже не оделась! – проворчалаона. —Мы же через полчаса должны быть в церкви! Илиты опять нервничаешь? Мыс Эдмондом считаем, что Станислав – прекрасный человек.

Элен, утирая слезы, молча протянулаподруге телеграмму. Пробежав строчки глазами, та побледнела.

– Какой ужас! Кто бы мог подумать, что у мадам Дюпре рак!

– Она умерла в самый день моейсвадьбы, – всхлипнула Элен изадумчиво посмотрела на Жанну.– Она была… моей спасительницей. Думаю, мне следует отложить венчание.

Жанна опустилась на кровать рядомс Элен.

– Нет, – твердо сказала она. – Вряд ли ей пришлось бы это подуше, иначе бы она дала нам знать, что ей плохо. Какое мужество! Она не хотела тебя волновать.

Элен вздохнула и достала носовой платок.

– Может, ты и права, но все равно… – Жанна похлопала ее по спине.

– Вытри слезы и иди одеваться. Я должна вовремя доставить тебя в церковь.