"Прелюдия любви" - читать интересную книгу автора (Маклейн Джулиана)ГЛАВА СЕДЬМАЯДревесная кора взорвалась около самой головы Джоселин, потом послышался визг шин, и машина умчалась прочь. Джоселин вглядывалась в номерную табличку, но ее усилия были напрасны. Донован вышел на проезжую часть, провожая взглядом преступника. – Садитесь в машину. Я поведу, – твердо сказала Джоселин, доставая из кармана сотовый телефон, чтобы позвонить в полицию. Сев на место водителя, она рассказала по телефону подробности происшествия. Донован наблюдал, как она выводит машину со стоянки. – Слушайте, что здесь произошло? – За нами следили, и не только те двое подростков. Посмотрите в заднее стекло: может, нас все еще преследуют? – Никого нет. Машина дала задний ход и выехала на главную дорогу. Потом вдруг лихо нырнула в переулок и так же лихо вынырнула через пару минут. Донована прижало к окну на повороте. – А вы неплохо водите. – Приходится иногда. Посмотрите, пожалуйста, еще раз, нет ли «хвоста». – Нет, все чисто. Оставшуюся часть пути они так и петляли по переулкам, опасаясь прямой дороги. Добравшись наконец до его дома, они объехали здание и оставили машину сзади, вместо того чтобы занять привычное место в гараже. У Джоселин оказались ключи от запасного хода, о котором Донован не имел ни малейшего понятия. – Вы отлично выполнили домашнее задание, верно? – Подготовка – это все. – Она заглянула во все углы холла и поспешила к лифту. Лишь после тщательного осмотра она, как обычно, впустила Донована. Двадцать два этажа пролетели в полной тишине. Со всеми предосторожностями Джоселин проскользнула в квартиру пентхауса и проверила все комнаты. Опустив шторы и жалюзи, она потребовала, чтобы Донован держался подальше от окон. Наконец, убедившись, что сейчас им ничто не угрожает, она проследовала на кухню, где Донован занял один из центральных стульев. – Как ты? – спросила она, неожиданно для себя самой перейдя с ним на «ты». Но преодолев смущение, предложила: – Хотите стакан воды? – Да, пожалуйста, – проговорил он в некотором оцепенении, все еще думая о том, что произошло. Джоселин протянула ему стакан минералки. – Похоже, ваш недоброжелатель очень решителен. То, что произошло сегодня, будет повторяться снова и снова. Я намерена во всем помогать полиции в их расследовании. – Она подошла к окну. – Скоро они будут здесь. Вам следует еще раз подумать, кто может желать вам зла. Полиции нужно за что-то зацепиться. Подумайте, не теряли ли вы пациентов за последнее время? Может быть, кто-то винит вас в потере близкого человека? – Да, пожалуй, это возможно. Я хороший хирург, но не Господь Бог. – Постарайтесь вспомнить имена. Полиция могла бы проверить этих людей. Донован кивнул. Она набрала номер полиции, чтобы спросить, не остановили ли они ту машину, и не удивилась отрицательному ответу. Преступник умчался слишком быстро, и она не успела разглядеть номер. Ей сказали, что следователь будет у них с минуты на минуту для допроса. Два часа спустя после того, как ушел полицейский и она рассказала о происшедшем Тесе, Джоселин вошла на кухню, где Донован готовил ужин. Примостившись на одном из стульев у стола, она участливо спросила: – Как вы себя чувствуете? Донован стоял у плиты и помешивал что-то в большой кастрюле. На нем были знакомые ей потертые джинсы и белая рубашка, заправленная вовнутрь. – Лучше. Я люблю готовить, это помогает отвлечься, – ответил он. – Хотите закусить горячим чебуреком? Не услышав возражения, он открыл духовку и достал хорошо подрумянившийся чебурек. Откусив кусочек, Джоселин воскликнула: – Какая вкуснятина! – но, почувствовав нарастающий жар во рту, стала махать рукой около губ. – Уф! Донован улыбнулся и вернулся к плите. – Что, обожглись? Если бы вы имели хоть частичку этой неосторожности, охраняя меня! – Вы бы сейчас не улыбались. – Да, пожалуй. Но машину вы водите все-таки здорово. – А вы, дорогой сэр, прекрасно готовите! – заметила она, улыбнувшись, и вернулась к уже несколько остывшему чебуреку. – Над чем колдуете? – Вы будете первая женщина, которая отведает волшебного жареного цыпленка под лимонным соусом и волшебное овощное рагу. Оба рассмеялись. – Первая женщина и вправду очень голодна. Мы ведь с вами забыли пообедать по объективной причине. Он кивнул. – Послушайте, Донован, перед тем как мы сядем есть, я бы хотела поговорить с вами о происшедшем. – Сегодня меня чуть не застрелили, только и всего. – Нет, до того. – А, вы о том, чем были так заворожены те двое подростков! Наверное, это и правда было интересное зрелище, – сказал он, улыбнувшись. – Это было более чем интересно, это было недопустимо. Донован выключил газ и подошел к ней уверенной походкой, с чувственной улыбкой на лице. – Почему же это было недопустимо? Он взял ее за руку и легким рывком поставил на ноги. Она смотрела в его глаза, в то время как он целовал ее пальцы, тыльную сторону руки, – и испытывала острое чувство наслаждения. – Вот поэтому? – Он хитро сощурился. – А вы жестокий, – тихо произнесла она, борясь со страстной волной, охватывающей все ее существо. – Не больше, чем вы, которая не оставляет мне надежды. Она нервно сглотнула. – Мы не должны думать об этом сейчас. – Вы сами об этом заговорили. – Да, но я хотела, чтобы мы… Его влажные губы касались ее руки все выше, и в нарастающем возбуждении она начинала забывать, о чем они говорят. – Чтобы мы выяснили ситуацию? – подсказал он. – Ну так давайте выяснять. – Он выпустил ее руку. – Я слушаю. Она начинала злиться на себя. «Ты же обещала себе быть несокрушимой стеной, почему же одно его прикосновение превращает тебя в полную идиотку?» – Я знаю, мне следовало бы уволиться, но в свете произошедших сегодня событий, видимо, придется задержаться. Тем более что поиски замены идут неважно. Он облизал влажные губы. – Догадываюсь, что сейчас вы скажете, что нужно прекратить поцелуи. – Точно. Она уже готовила массу аргументов, чтобы возразить на его следующую реплику, когда он вдруг неожиданно ретировался: – Договорились. Она покачала головой. – Договорились? Я вам не верю. – Вы мне не доверяете? – спросил он в притворном удивлении. – Доверяю, но… не в этой области. Вы ведь и раньше давали обещания… – Но я много думал, и мое отношение к этому изменилось. – В какую сторону? – Я вижу, что вы нервничаете из-за возникающей между нами близости и боитесь, что… я окажусь тем легкомысленным плейбоем, которого вы видели во мне в начале нашего знакомства. Я понял, что нужно время, чтобы доказать вам, что я не такой. А в данной ситуации давить на вас было бы вдвойне преступно, ведь я ваш клиент и вы чувствуете свою ответственность. – Значит, вы обещаете вести себя хорошо? спросила она, ловя себя на мысли, что это первый случай, когда Донован говорит с ней о себе, и вполне серьезно. – В общем, да. Но, конечно, надеюсь получить награду в конце концов. – Плитку молочного шоколада? – Ваше сердце. Ужинали в столовой при свечах, сидя за столом из красного дерева с переливающейся лаковой поверхностью. Затем пили клюквенный коктейль из высоких фужеров. Когда посуда была вымыта, часы пробили десять вечера. – Последний шанс отменить завтрашние операции: давайте не будем рисковать и проведем грядущий день, сидя у телевизора. – Операции – слишком серьезное дело, чтобы их отменять. Она вздохнула. – Тогда отправляйтесь спать, если вам удастся заснуть после всего, что случилось. – В чем я очень сомневаюсь. – Тогда можно посмотреть какой-нибудь фильм… – Нет, мне завтра в шесть утра нужно быть в операционной. Нужно постараться заснуть. – Не волнуйтесь. Вы же знаете: я сплю с одним открытым глазом, кроме того, у вас теперь улучшенная сигнализация. Вы хорошо отдохнете. Он прислонился плечом к дверному проему. – Вы думаете? Джоселин почувствовала легкий жар в крови, глядя в зеленые глаза, такие манящие при тусклом свете лампы. – Уверена, – ответила она бодрым тоном. Но он все не уходил, глядя ей в глаза, потом на губы, снова в глаза. – Перестаньте. Вспомните, что вы обещали. – Я обещал не целовать вас. О том, чтобы не смотреть, речи не было. Не смотреть на вас я не могу – Лучше вам все-таки смочь, если вы собираетесь завтра оперировать с открытыми глазами. – Вы правы. Я должен идти. – Он двинулся по направлению к двери. Потом оглянулся. – Спасибо, Джоселин. – За что? – За то, что вы здесь. – Это моя работа. – Нет, это больше… С вами я впервые в жизни чувствую себя… счастливым, не так, как с другими женщинами. – Просто счастье легче разглядеть из соседней комнаты. – Вы чудо, Джоселин. – Спокойной ночи, доктор. – И вам того же, хоть вы и разбиваете мне сердце. Она заперла дверь и прислонилась к ней ухом, слушая, как его тяжелые шаги смолкают в глубине холла. В три часа ночи в дверь ее комнаты постучали. – Да? – Вы спите? – спросил Донован. Джоселин потянулась, включила лампу и пошла открывать. Перед ней стоял ее клиент, сонный, в одних штанах от пижамы, щурившийся на яркий свет. Его загорелая грудь с соблазнительными завитками темных волос, как раз на уровне ее глаз, казалось, являла непреодолимое препятствие их разговору. – Я вас разбудил, верно? – Ничего. Мне все равно пришлось бы проснуться, чтобы ответить на ваш стук. Он улыбнулся, а она все не могла преодолеть волнение, возникшее у нее при виде его обнаженного торса. Увидев, что глаза его слегка покраснели, она спросила: – Не спится? – И не сомкнул глаз. Видимо, впечатления дня… – Мне тоже знакомо это чувство. Чем я могу вам помочь? Хотите горячего молока или чего-нибудь еще? – Горячего молока? Я похож на сумасшедшего? – Вы не пьете горячее молоко? – Я не думал, что его все еще кто-то пьет в наше время, кроме маленьких детей. – А зря. Оно действительно помогает. – Она направилась на кухню. – Сейчас вы сами в этом убедитесь. Джоселин включила свет, налила молоко в кастрюлю и поставила на огонь. Пока оно грелось, она объяснила технику процедуры: – Чтобы сработало, нужно закрыть глаза сразу, как только вы почувствуете сонливость. Если упустить момент, все насмарку. Поэтому горячее молоко нужно пить не на кухне, а прямо в спальне, чтобы потом сразу опустить голову на подушку. – Похоже, вы не раз имели дело с бессонницей. – Мы с ней подруги. Она налила кипящее молоко в чашку и размешала. – Вот. Идите. Он понюхал. – Горячее молоко… м-да. Джоселин надавила рукой на его спину, напоминая, что нужно поскорее лечь в кровать. От тепла его упругих мускулов по ее телу побежала приятная дрожь. Она попыталась бороться с ней, но из этого ничего не вышло, и она оставила попытки. Войти в его спальню она решилась не сразу, однако забота о клиенте была ее правилом, и она шагнула внутрь. – Теперь вы будете в порядке, – сказала она» наблюдая, как он поставил чашку на столик и забрался в кровать. – Все зависит от горячего молока. Она уже собиралась пожелать спокойной ночи и удалиться, но он указал рукой на стул в углу: – Садитесь. Давайте поговорим минутку. Расскажите мне немного о себе. Она нервно сглотнула. – Что, например? – Ну, например, о том, какой вы были в институте: ответственной старостой, прилежной студенткой, известной на всех курсах, или отчаянной прогульщицей, душой компании; а может, вы употребляли наркотики? – Ни то, ни другое, ни третье. Просто ходила на занятия, получала средние отметки, а свободное время проводила с небольшой компанией друзей. – А как насчет влюбленностей? Или тот студент-медик, мечтающий о блестящей карьере, был вашей единственной любовью? – Никаких влюбленностей. Были несколько парней, с которыми я общалась, но ни я, ни они не делали попыток сближения. Молодежь в нашем институте была вполне целомудренная. И все же мне было иногда одиноко. Да и теперь бывает. – Но почему? Вы красивая и остроумная. Удивительно, что вы до сих пор не замужем. – Мне так проще. Я привыкла все свое время посвящать работе. Кроме того, не знаю, какой мужчина выдержит мои постоянные разъезды. Я ведь не бываю дома по две и более недель. Но позвольте, кто вы такой, чтобы упрекать меня в этом, мистер Холостой Мужчина? Он отпил из чашки. – У меня были веские оправдывающие обстоятельства. Во-первых, я учился в медицинском институте и у меня не было почти ни одной свободной минуты, а во-вторых, я жил в общежитии, где невозможно было даже нормально выспаться. Так что у меня просто не было времени на романы. – А сейчас? Ведь вы живете в Чикаго в своем доме уже несколько лет, ходите в театр, встречаетесь с женщинами. – Наверное, я немного побаиваюсь семейных обязанностей, ведь я так долго был один. – Но ведь у вас есть семья? Братья, сестры? Он покачал головой. – Нет. Я единственный ребенок. Не то чтоб мои родители больше не хотели детей, просто они умерли, когда мне было два года. Сердце Джоселин наполнилось сочувствием. – Донован, мне очень жаль. Я не знала. То есть я знала, что ваши родители умерли, но не знала когда. Как это случилось? Глядя на чашку в своих руках, он начал рассказ: – Это был несчастный случай. Мы ехали на машине и врезались в глыбу льда. Машина перелетела через невысокую горку, и все погибли, кроме меня. Я каким-то чудом выжил, и на следующее утро мой плач услышала какая-то женщина. – Боже! А вы что-нибудь помните? – Нет. Я и родителей-то плохо помню, но бабушка, которая взяла меня к себе, много рассказывала о них. Она любила меня, но умерла, когда мне было семнадцать. Тогда-то я и вступил во владение моим наследством, частью которого была эта квартира. Мои родители купили ее, когда поженились, и я жил здесь с ними до того, как случилось несчастье. Так что, как видите, у меня не всегда были деньги, и я никогда не просил их и не считаю их частью себя. Я бы отдал все, что имею, сию секунду, чтобы вернуть родителей. Сердце Джоселин сжималось от боли за этого человека, который почти не знал родительской ласки и заботы. – Мне очень жаль, – повторила она. – А когда вы решили стать доктором? – Сколько себя помню, я всегда хотел быть врачом, но не затем, чтобы иметь дорогой дом и крутую машину, как ваш Том. Как я уже говорил, в той катастрофе я чудом остался жив, вопреки всем физическим законам. Думаю, здесь был Божий Промысел – оставить меня в живых для какой-то цели. Я решил – для того, чтобы помогать людям, поэтому и стал врачом. Когда я переехал в эту квартиру, у меня было чувство, что я вернулся домой, хотя почти не помню то время, когда жил здесь с родителями. – Немного помолчав, он добавил: – Если бы ремни безопасности были тогда такими же надежными, как сейчас, мои родители могли бы остаться в живых. Джоселин подошла, села на кровать напротив него и, взяв его за руку, произнесла: – Мне очень жаль, Донован, что все это случилось с вами. – Мне тоже. Судя по рассказам бабушки, мои родители были прекрасными людьми. – Из-за того, что с вами случилось, вы хотите открыть Центр помощи детям, попавшим в чрезвычайную ситуацию? – Да. Я знаю, насколько необходимо таким детям получить квалифицированную психологическую помощь, которая поможет им справиться с ощущением покинутости после потери близких, со страхом и с чувством вины, что ты выжил, а другие нет. Он допил молоко и наклонился, чтобы поставить чашку на стол. Когда он протянул руку, Джоселин увидела, что, кроме шрама на плече, который она заметила во время первой пробежки, у него было еще несколько шрамов, идущих вдоль ребер. Она дотронулась до них и произнесла с сочувствием: – Это следы двух несчастных случаев? Похоже, это были серьезные ранения. Донован поднял руку и дотронулся до шрамов. – Но их хорошо вылечили. – Да. – Она продолжала гладить его кожу, безумно желая облегчить боль от потери родителей, которая все еще мучила его, хотя прошло так много лет. – Вы говорили, что в последнем несчастном случае была виновата женщина, которая проехала на красный свет? – Да. – Она выжила? – Нет, она не пристегнула ремень безопасности. – Она была пьяна? – Нет, но очень взволнована. Видимо, поссорилась с мужем. – Вспомните, пожалуйста, точную дату несчастного случая. Донован сказал ей. – Но ведь в этот же день, год спустя, к вам в дом в первый раз влезли и оставили письмо с угрозой. Вы не думаете… Донован выпрямился. – Что меня преследует муж той дамы? – Ведь это возможно? Я сейчас же оставлю сообщение на автоответчике следователя, который приходил к нам сегодня, чтобы он проверил эту версию. Джоселин сделала звонок из кухни и вернулась в спальню Донована. Он уже спал: его глаза были закрыты, дыхание было ровным и глубоким. Она приблизилась к кровати и поцеловала его в лоб. – Видите? Горячее молоко помогло, – прошептала она и осторожно укрыла его одеялом. Некоторое время она стояла и смотрела на его лицо: на четко очерченную линию подбородка, высокие скулы, прямой нос. Донован был очень красивым мужчиной, но в нем было и нечто большее, чем физическая красота. Через всю свою жизнь он пронес боль утраты от потери родителей, и никто не мог облегчить эту боль. Теперь он хочет помочь детям, оказавшимся в такой же ситуации, хочет облегчить их боль в надежде, что они не будут страдать так же, как страдал он. К ее горлу подкатил комок. Она посмотрела на грудь Донована. Там бьется горячее, но раненое сердце, которое не знало родительской любви и не нашло в себе мужества полюбить кого-то. Джоселин еще раз поправила одеяло на его груди и вышла из комнаты. Ее переполняло незнакомое доселе острое желание во что бы то ни стало защитить этого человека, даже ценой собственной безопасности. |
||
|