"Не забывай" - читать интересную книгу автора (Кендал Джулия)12Стефания припарковала «пежо» возле небольшого ресторанчика и зашла в помещение. Месье и мадам сердечно приветствовали ее, но сына видно не было, и ей коротко поясняли, что он повез свою сестру на праздник. Вздохнув по случаю такой незадачи, Стефания решила во что бы то ни стало скрасить вечер и попросила меню. Но удача все же улыбнулась ей: пятью минутами позже на пороге возник интересный темноволосый мужчина ее лет, преисполненный достоинства. В нем сразу можно было узнать американца. Его французский оставлял желать много лучшего, но он все же доблестно попытался объясниться с мадам: – Извините, мадам. Э-э... Мадам поймала взгляд Стефании и широко улыбнулась: – – – Я могла бы вам помочь, – сказала она, все еще улыбаясь. – Надеюсь, вы не обидетесь, но даже я не могла понять, что вы сказали. – Что вы, я был бы безмерно благодарен. Все, что мне нужно – это бокал вина и что-нибудь перекусить. – А я решила было, что вы со страшного похмелья, – ее глаза блестели. – Вашу проблему мы сейчас решим. Сразу сообщу, что здесь одно и то же неизменное меню. Вечером здесь подают суп, отбивную, картошку, салат и сыр. К еде прилагается поллитра вина и счет на сорок франков. – На слух звучит заманчиво, – он облегченно засмеялся, увидев, как она распоряжается за него. – Я был бы счастлив, если бы мог присоединиться к вам. Глубокие карие глаза умоляюще смотрели на нее. – Что же, прекрасная идея. Я – Стефания! – она жестом пригласила его к столу. – А я Дэвид, изголодавшийся американец, решивший уже было, что мне суждено умереть от недоедания в этой стране, – он придвинул свой стул поближе к столику. – Благодарю вас. – Вы здесь давно? – Достаточно долго для того, чтобы пропустить два обеда, но в ожидании заказа я дожил до вечера и начал уже думать, что с таким же успехом смог приготовить для себя обед сам. – Очень мудрое решение. Вы на отдыхе? – Да, хотя не предполагал, что для отдыха может потребоваться знание языка. Догадываюсь, что я один из тех противных американцев, которые полагают, что весь свет обязан говорить по-английски. – Просто великолепно без всякой борьбы оказаться победителем. Но часто ли здесь бывают американцы? Я не поверю, что такого рода репутация не опиралась на опыт общения с предшественниками. – Несколько англичан, остановившихся здесь проездом, вот, пожалуй, все. Американцев можно перечесть по пальцам. Кстати, моя подруга – американка, но ее французский так хорош, что ей приходится сообщать о своей национальности во избежание ошибки. – И никто ее не хватает и не целует как освободительницу? – Боже упаси! Им пришлось бы в долю секунды бежать с поля боя, спасая свои жизни, – Стефания засмеялась, вообразив такую картину. – Понимаю. Вашей подруге не до объятий и поцелуев. – Именно так: в настоящий момент она совершенно не в поцелуйном настроении. – Жаль бедняжку. Что с ней? – в его глазах блеснул интерес. Стефания пожала плечами: – Разбитое сердце. Ей нужно время, чтобы прийти в себя. – Ба! Какая драматическая история! Впрочем, держу пари, вам-то как раз не до смеху. Вам следовало бы съездить в Канн или что-то в этом роде. – Вот этого не надо! Я ненавижу Канн. – Но почему такая привлекательная, свободная девушка, как вы, выбирает для отдыха этот Богом забытый уголок? – А почему интересный свободный мужчина, как вы, выбирает для отдыха тот же самый заброшенный уголок? Вы здесь один, я полагаю? – К сожалению, да. Но я приехал навестить старого друга и взглянуть на места, где я никогда раньше не бывал. Теперь ваша очередь исповедоваться. Мадам поставила на стол дымящуюся суповую миску, и Стефания разлила содержимое по тарелкам. – Моя приятельница решила заняться генеалогическими изысканиями, восстановить дальнюю ветвь своего фамильного древа, а я к ней присоединилась в качестве попутчицы. Вот вы, например, были бы способны бросить на произвол судьбы человека с разбитым сердцем? – она подала ему тарелку. – Разумеется, нет, – он попробовал блюдо. – Какой превосходный суп! Что это? – Помесь всех овощных пюре на свете, по преимуществу, кажется, картофельного и морковного. Все, что под рукой, мечешь в суповой котел, и блюдо готово. – Удивительное варево. Итак, ваша подруга наполовину американка, наполовину француженка, – он лукаво поглядел на Стефанию. – О, нет, Франция – это скорее приятное времяпрепровождение, довесок к еде и загоранию на солнце. – Как же вы тогда изучаете семейное древо в этой части мира? – Точно так же, как и в любой другой, для этого достаточно иметь язык. Вы расспрашиваете всех окрест, отыскиваете старые записи. Конечно, многое утрачено, во время войны многие нити оборвались. Вам приходилось когда-нибудь заниматься восстановлением генеалогической ветви вашего фамильного древа? – Пожалуй, нет. – Надо же, а мне казалось, что это чисто американский пунктик – страсть к генеалогии. Для молодой страны, страдающей комплексом неполноценности, это, впрочем, естественно. Вы представить себе не можете, сколько американцев спят и видят себя обладателями фамильного герба. – Это вы, британцы, зациклились на своих фамильных гербах, все больше вырождаясь и уходя от традиций, не замечая, как впадаете в тривиальность. Стефания засмеялась: – Такое впечатление, что вы так и не прекратили сбрасывать чай со своего Бостонского моста. – Совершенно верно замечено – все наши споры оттуда. Пришел черед отбивных, нежно шипящих, обильно политых соусом, поданных на сковородках. В отдельной тарелке – гарнир, картофель-фри. Дискуссии были временно приостановлены, собеседники чинно ели, воздавая должное поварскому искусству мадам. Затем последовал салат-латук и томаты, сбрызнутые ореховым маслом, и, наконец, сыр, разложенный ломтиками на сплетенном из виноградной лозы подносе. – Это лучший ужин в моей жизни, – сказал Дэвид, предложив сигарету, а затем поднеся зажигалку. Закурив сам, он продолжал: – Как жаль, что ваша подруга не смогла разделить с нами удовольствие этого вечера; впрочем, она, вероятно, уже заснула в слезах? – О, нет. Она встретила очень приятных людей, которые пригласили ее поужинать. Я, однако, решила, что способна получить удовольствие только от самостоятельных поступков, и вот я здесь. – Браво, мы с вами родственные души, только мне здесь гораздо труднее проявить самостоятельность. Язык! Вы не слышали моего испанского? Это просто сказка! – Бедный вы, бедный! А всего-то надо было взять на несколько сот миль к югу. А вообще-то, все не так сложно: вы запасаетесь хорошим словарем или разговорником – не сомневаюсь, что их можно свободно найти в Париже, – и, приобретя для комплекта путеводитель, вы вполне сможете осмотреть эти и любые места. – С вами все становится простым и нестрашным. Я так и сделаю. – Уверена, вы справитесь. Было очень приятно познакомиться с вами, но мне, к сожалению, придется вас покинуть. Вы остаетесь, не так ли? – Да, я выписал чек на небольшой пансион, это оказалось на удивление легко. Я располагаю некоторой суммой и получил в свое распоряжение ключ. Спасибо, Стефания. Я действительно в восхищении от ужина и возможности насладиться вашим обществом. – Я также. Они вместе вышли на улицу, и Стефания села в «пежо». – Спокойной ночи, Дэвид. Надеюсь, ваш отдых будет приятным. – Спокойной ночи. Взглядом проводив машину, он прошел к своему автомобилю, припаркованному кварталом дальше. Себастьян расплылся в улыбке, когда Кейт вскочила с кровати и в полном изумлении вперилась в него глазами: – Фон Фидлер – британский агент? Не нацист? Возможно ли такое? Ты уверен? – Абсолютно. Джо Харрингтон, человек, под чьим руководством я работал, и Эрнст фон Фидлер были близкими друзьями много лет. Они вместе учились в Кембридже, и когда Эрнст стал выражать тревогу в связи с приходом Гитлера к власти, Харрингтон уговорил друга вступить в СС в качестве тайного агента Британии. Это произошло в 1936, оба были убеждены, что война неизбежна и нужно встретить ее во всеоружии. Эрнст быстро стал одним из «золотых мальчиков» Гиммлера и был переведен в СД – контрразведку, занимаясь «перевербовкой» захваченных союзных агентов. Он вел очень рискованную двойную игру. – Невероятно! Но как попала в эту историю Жизель? Если то, что ты сказал насчет фон Фидлера правда, то он не мог изнасиловать ее? – Вот тут-то и начинается самое интересное. Но ты уверена, что у тебя хватит сил подождать до утра? – Какой сон! Вся моя дальнейшая жизнь зависит от этого! – она прижалась к его груди. – Ну, пожалуйста, Себастьян, неужели ты не понимаешь? – Как не понять. Да разве можно устоять против такого жалобного взгляда? Но дай мне время собраться с духом. Он слез с кровати, обернув полотенце вокруг пояса, и подошел к раковине, чтобы ополоснуть лицо. – Ну, ладно, – сказал он, насухо вытирая лицо полотенцем, и вешая его на стул. – Я сам услышал эту историю сегодня утром, поэтому будь терпеливой. Я расскажу все, что знаю, и, может быть, вместе нам удастся восстановить недостающие звенья. Итак, Жизель. Как тебе известно, она под псевдонимом «Ласточка» успешно работала в течение трех лет, тогда как другие проваливались через несколько месяцев. При всей осторожности удача должна была однажды изменить и ей. – И это произошло, когда ее первый раз арестовали. – Совершенно верно. Это было в 1943 году. Она должна была встретиться с неким майором Штаде из абвера, тоже двойным агентом. Тот уже был под колпаком, и ее увидели сидящей рядом с ним в парижском парке – она передала в газете ключ от конспиративной квартиры. Штаде бежал, но Жизель была арестована и доставлена в штаб-квартиру гестапо. Допрос вел Эрхардер. Себастьян сел на край кровати. – Говорят, он придал слову «гестапо» новое значение, но от нее ничего не смог добиться. Жизель молчала, и он отправил ее в концлагерь Равенсбрюк, надеясь, как я думаю, сломать ее. – Но затем она была спасена человеком под псевдонимом Жак. Он был бойцом Сопротивления, мне сказал об этом Жюмо. – Точно, – сказал Себастьян с улыбкой. – Ты, кажется, уже знаешь эту историю. – Да, но лишь постольку, поскольку это касается Жизель. А что же фон Фидлер? – Продолжаю. Жак имел отношение к специальным операциям и понимал, как важно для Штаде незамедлительно переправиться к своим. Он и Жизель сумели организовать его вылет на ночном самолете. Жак послал с ним свое очень важное сообщение. Остаток ночи он и Жизель провели в мансарде маленького загородного домика Жизель в полной безопасности. Там, думаю, все и началось. – Значит, они были любовниками! – с восхищением сказала Кейт. – Жюмо не был в этом до конца уверен. – О, да, они были любовниками. Они встречались так часто, как это было возможно, все лето и осень, но гораздо реже, чем хотелось бы – обоим все труднее было работать. – Но, Себастьян, а что же фон Фидлер? Мы вернемся к этому. Тебе важно будет узнать, что в результате этой связи Жизель забеременела. Представь себе их расстройство, учитывая обстоятельства в которых они находились. Жизель снова взяли. Она на железнодорожной станции отправляла дальше по линии беглеца. Гестапо устроило облаву и после проверки удостоверения личности установило ее имя – Мари Бюрелль – именно под этим именем ее несколько месяцев разыскивал Эрхардер, к нему она и попала. Теперь он не рискнул отпускать ее от себя и прибегнул к пыткам. Кейт ужаснулась, вспомнив рассказ о покрытой шрамами груди Жизель. – Эрхардер не успел войти во вкус: по приказу своего начальника из СД он вынужден был прервать допросы. Между полковником и майором Эрхардером никогда не было особой любви. Фон Фидлер настаивал на передаче пленницы ему для допроса в связи с ее причастностью к побегу, вроде тот проходил по его отделу. Он попытался доказать Эрхардеру, что Жизель ни к чему не причастна, и велел ее выпустить, к бешенству Эрхардера, тот вел дело Мари Бюрелль, и перед тем как приступить к пыткам, предложил Жизель выбор – сексуальная близость в обмен на терпимое отношение. – Не могу поверить! Господи, какой внезапный поворот! – О, это действительно поворот. Я не сомневаюсь, что после ее категорического отказа он применил особо зверские пытки. Но что бы там ни было, полковник фон Фидлер позаботился, чтобы Жизель была освобождена. – Вероятно, он знал, как она нужна была Сопротивлению. – И он позаботился, чтобы Эрхардер не смог немедленно схватить ее снова. – Итак, полковник фон Фидлер, зная, кто такая Жизель Жюмо, узнал, где она проживает, и пошел к ней лично, чтобы предостеречь ее. – Да, он пошел к ней домой по адресу, который прекрасно знал, потому что не раз и не два там бывал. – То есть? – с удивлением спросила Кейт. Себастьян засмеялся: – Что, озадачена? Ты знаешь его как своего деда, не так ли, Кейт? Кейт смотрела на него не отрываясь: – Неужели Жак? – Именно он. Не могу вообразить реакцию Жизель, когда Жак вошел в камеру допросов в форме полковника СД и Эрхардер называл его Эрнстом фон Фидлером. Но она была достаточно умна, чтобы не выдать себя. Эрнст действительно действовал на линии под именем Жака. – Господи Боже! – воскликнула Кейт, откидываясь на подушки. – Не могу поверить в это. Не могу, и все тут. – Я тебя понимаю, я сам в это с трудом мог поверить. Но это правда, с первого до последнего слова. Жак был широко известен среди бойцов Сопротивления, и о его подвигах ходили легенды. Он докладывал непосредственно полковнику Харрингтону, а потом поставил своего друга Джока в известность о своих отношениях с Жизель. – Стальные нервы были у человека. – Да уж точно. А кроме того, он был всем существом предан своей идее. Но в его отношениях с Жизель было одно уязвимое место, которое заранее невозможно было просчитать. Представ перед ней в мундире полковника СД, он, очевидно, вынужден был посвятить ее во все обстоятельства. Итак, Жак и Жизель встали перед проблемой, что им делать дальше. Во-первых, Эрхардер и его ищейки. Эрнст убеждал Жизель воспользоваться линией и переправиться в Лондон. Но та отказалась, настаивая на том, что не может бросить свою деятельность здесь. Сошлись на компромиссе – Жизель согласилась вернуться в Сен-Мутон. Второй проблемой стал будущий ребенок. Эрнст настоял, чтобы Жизель пустила в оборот версию, будто он освободил ее, предварительно изнасиловав. Это создало ему имидж грязного нациста, вещь не лишняя в его положении, но, самое главное, отпадал вопрос об отце ребенка. Правду предполагалось открыть после войны. Эрнст также добился от Жизель обещания отправить ребенка в Англию после его рождения, в ожидании времен, когда все кончится. Но была еще одна проблема. Ты помнишь про документы Группы, куда-то запропастившиеся во время войны? – Да, конечно. – Отлично, поскольку все упирается в это. Существовали два идентичных комплекта документов, которые были нелегально переправлены вместе с Максом Штаде. – Но в чем была их важность? – Эрхардер неосторожно проболтался, что третий рейх переживает войну. Он разработал план создания личного, «карманного» рейха, разработал маршруты передвижения и легенды для себя и своих друзей. Если бы мы раньше получили доступ к этой информации, Группу можно было бы ликвидировать в зародыше. Но она благополучно функционирует, и информация сохраняет свою важность и по сей день. Но вернемся к истории. Полковник Харрингтон приказал Эрнсту найти одну из копий, хоть это было нелегкой задачей. В конце концов тот украл их и сообщил, что Эрхардер не подозревает о его причастности к пропаже бумаг. Деталей мы не знали, но дело сделано, и плата была несоразмерно высокой. Кейт вздохнула: – Мы подходим к концу, не так ли? – Да. Дорогая, накинь мою рубашку, ты совсем замерзла. Я понимаю, не очень радостно слушать такую историю, особенно, если знаешь заранее ее финал. – Да, радости мало, – сказала Кейт, закутываясь в рубашку Себастьяна. – Но все-таки это облегчение – узнать правду, особенно, после всего, что я слышала у Жюмо. Не знаю, есть ли что-то гаже, чем думать, что твой дед был отборным эсэсовцем. Даже теперь мысль об этом разбивает мое сердце. – Могу представить, – сказал Себастьян сочувственно. – Но я продолжу, несмотря на трагический конец. Тут ты можешь гордиться своими предками. На чем мы остановились? Ах, да, Жизель под именем «Ласточка» взяла на себя руководство линией в Сен-Мутоне, прибегая к помощи семьи. Война дошла до критической точки. Эрхардера послали в Дордони для подавления резко активизировавшегося Сопротивления, это было после дня «Д». – И там он натолкнулся на Жизель! – воскликнула Кейт, поднявшись в напряженном ожидании с кровати. Кутаясь в рубашку, она подошла к окну. Уличный фонарь отбрасывал узкую белесую полосу на ковер, где примостился Себастьян. – Да, натолкнулся, – сказал Себастьян, внимательно следя за Кейт. – Вообрази его радость. Первым делом он устроил штаб-квартиру в Сен-Мутоне, неподалеку от этой гостиницы, и установил слежку. Затем его головорезы арестовали девушку. Но узнав историю об изнасиловании, он на радостях отпустил ее. Одно отравляло его радость – заклятый враг лишил гестаповца удовольствия быть первым. Видеть Жизель на сносях было для него, должно быть, непереносимой мукой. Кейт прислонилась лбом к холодному окну. – О дальнейшем мы мало что знаем, Кейт. Последнее послание Эрнста из Сен-Мутона пришло утром двенадцатого июня. В нем сообщалось о рождении Элен и об ее отправке в Англию прямо к Джоку. Жизель ввиду большой опасности для жизни должна была отправиться вслед сразу после того, как семья будет в безопасности. Для Эрхардера была подготовлена версия о смерти ребенка. Тони, как и все, полагал, что ребенок родился на два месяца раньше срока, поскольку «изнасилование» имело место быть за семь месяцев до того. Эрнст также сообщал, что копии документов у него в Сен-Мутоне. Он собирался поместить их в безопасное место и затем сообщить полковнику, где они спрятаны, на случай, если с ним самим что-то произойдет. Но фон Фидлер был убит до того, как успел это сделать. Найти бумаги впоследствии так и не удалось. Кейт зябко поёжилась и обхватила себя руками. – И теперь, через столько лет, мы вынуждены вернуться к Эрхардеру и потерянным документам? – Да, не подозревая, что будем иметь в союзниках внучку Эрнста и Жизель. Кейт повернулась, чтобы взглянуть на Себастьяна. – Тебе известно, что Жак присутствовал при рождении Элен? Глаза Себастьяна блеснули. – Но... я не знал. Как интересно! Какая бы ни была причина, это рука судьбы. Что ты еще знаешь? – Только то, что он в тот день принес Жизель важное донесение. Узнав, что у нее начались схватки, он все-таки нашел способ быть рядом, хотя это было непросто – деревушка кишела гестаповцами, которые могли узнать его. – Да, риск был большой. Кейт улыбнулась. – Такой большой, что, услышав от Жюмо эту историю, я подумала, что не удивилась бы, если бы Жак оказался настоящим отцом ребенка. Оказывается, я была не так уж далека от истины. – Хм! Как ты думаешь, что за донесение он с собой принес? Черт! Тут что-то может быть. – Я не знаю. Но полагаю, что Эрнст, узнав о пребывании в Сен-Мутоне Эрхардера, хотел вывезти Жизель как можно скорее. Не забрать ли ее он собирался, когда ехал туда? Но у нее уже начались схватки, и вывезти ее никак было нельзя. – Интересная мысль, Кейт. Фактически мы имеем дело с логикой чувств. А что же эти проклятые документы? Он указал, что они в Сен-Мутоне. Кроме того, Харрингтону было известно, что фон Фидлер в ипостаси полковника СД ранним утром 13 июня выехал в Бордо по совершенно безотлагательному делу. Там был схвачен британский агент, и чтобы не провалить всю сеть, Эрнсту необходимо было добраться первым. Он успел. Агент был «повернут» и освобожден. Ранним вечером Эрнст должен был вернуться обратно в Сен-Мутон. По прибытии он был опознан гестаповцами, они зафиксировали его прибытие в восемь часов. Он, вероятно, успел узнать, что Жизель и ее семья арестованы, и через десять минут его не стало. – Но как все происходило, Себастьян? Все считают, что его застрелила Жизель, но мы-то знаем, что этого не могло быть. – Я бы хотел рассказать тебе все, но мы не имеем никакого представления о том, что было на самом деле. Бесспорно одно: Жизель не могла стрелять в Эрнста. Но любые другие предположения – гадание на кофейной гуще. Прости, если я сделал тебе больно. Это все, что я смог восстановить из того, что Эрнст сообщал полковнику Харрингтону. Последние слова Себастьяна прозвучали в полной тишине; Кейт, отвернувшись к окну, смотрела на темную площадь. Трагедия разыгралась здесь, на этих самых улицах, напротив неровной каменной стены, где сейчас висит скромная памятная табличка, такая простая и неброская – живое воплощение невыразимого ужаса той далекой ночи. Время словно бы остановилось. Кейт могла видеть Жизель у стены, слышать свист пуль, наблюдать, как она упала на землю. Что она должна была чувствовать в этот момент, эта девушка, ее бабушка? Она и Эрнст принесли в жертву столь многое, и в конечном счете – ее. Кейт закрыла глаза, пытаясь унять судороги в горле. Руки Себастьяна обвили ее, возвращая в настоящее, он поцеловал слезы на ее щеках, прижимая ее голову к своей груди. – Кейт, любовь моя, не надо так расстраиваться. Это история не о тебе, ты лишь дальний ее отголосок. Да, это горько слышать и знать, но мы должны быть благодарны Эрнсту и Жизель за отвагу и твердость. Война отобрала у нас этих людей, готовых на любые жертвы во имя своих убеждений, их и других, подобных им. Она, дрожа всем телом, прижалась к нему, он уложил ее в постель и укутал одеялом. – Все хорошо, любимая? – спросил он кротко. – Боже, Себастьян, я такая идиотка. Сижу, плачу, хотя сама в безопасности, в тепле, цела-целехонька, – Кейт вытерла глаза и постаралась улыбнуться. – Они были так храбры перед лицом опасности, Себастьян. Не знаю, как бы я повела себя на их месте. Вероятнее всего, ты отыскал бы меня под кроватью. – Что-то сомневаюсь. – Нет, в самом деле. У меня никогда не хватало смелости иметь свои убеждения, даже в тех мелочах, которые касаются меня и только меня. – Глупая девочка, ты недооцениваешь себя, – Себастьян поцеловал ее волосы. – Никто не может знать, на что он способен, пока не попадет в ситуацию. Как я понимаю, ты способна на многое. Возможно, ты сама в этом однажды убедишься, и можешь мне поверить, Жизель и Эрнст гордились бы своей внучкой. Прислушайся к моим словам и перестань заниматься самоуничижением. – Ты очень добрый, Себастьян, но существует уйма вещей, в отношении которых я была малодушна. Взять хоть тебя: я больше тряслась за свою безопасность, чем думала о твоих переживаниях и чувствах ко мне. Себастьян засмеялся. – Однажды на пляже я, помнится, выслушал от тебя кучу таких жалоб, и уже тогда сказал, что ты судишь себя слишком строго. Твой отец шагу не давал тебе ступить самостоятельно, а когда ты пыталась что-то сделать по-своему, подвергал тебя обструкции. Он – твой бич божий, но я надеюсь, что ты не собираешься до конца жизни жить по его сценарию. – Говоря по правде, я все это плохо понимаю. – Представляю, какие адские усилия нужны, чтобы вырваться из-под его диктаторской пяты. Но я считаю, что так обращаться с кем-либо, как он с тобой, не имеет права никто. Разве это нормально, когда тебя топчут ногами? Ты действительно была игрушкой в его и Дэвида, руках, ведь это так? Господи, какой несчастной ты была на Ямайке! – Точно. И глядя назад, я не могу поверить, что была такой глупой. – Это не глупость. Уроки жизни усваиваются потом и кровью, и только тот будет хорошим учеником, кто не побоится встретить судьбу лицом к лицу. Ты прирожденный боец, Кейт, даже если иногда защищаешь не то, что нужно, – закончил Себастьян с улыбкой. – Но именно за это я тебя люблю больше всего. – Ты удивительно великодушный человек. – Вовсе нет. Все мы в пылу борьбы делаем ошибки, радость моя. Я был круглым дураком, если позволил прошлому, все равно, твоему или моему, встать на пути нашего будущего. Единственное, о чем хотел бы тебя просить – будь честной в наших с тобой отношениях. Кейт обняла Себастьяна за шею и прижалась к нему. – Я сделаю все, что в моих силах, обещаю. Ты знаешь, вчера в церкви я вдруг ощутила, как сильно люблю тебя, действительно люблю. Я думала, ты предатель и не рассчитывала когда-либо увидеть тебя вновь, и это было так больно, но теперь не имеет значения, я так виновата перед тобой и мне нет прощения. Но твердо могу сказать: я никогда не буду такой, как раньше. Благодаря тебе я изменилась, Себастьян, и, несмотря на мое предубеждение к твоим политическим взглядам, я даже не пыталась бороться с моими чувствами, понимаешь. – Слишком хорошо, можешь мне поверить, и считай это своей собственной, особой разновидностью храбрости. А теперь спи, моя любовь, и ни о чем не беспокойся. Все остальное мы обсудим утром. Он всем телом прижался к ней, и когда ее дыхание стало ровным и она сладко уснула, сам сомкнул веки в полном изнеможении. |
||
|