"Опасный джентльмен" - читать интересную книгу автора (Лэндон Джулия)

Глава 14

Полли, не одобрявшая желание хозяйки перебраться в западное крыло, нахмурилась при виде истлевших занавесок и покосившейся кровати. Эти комнаты не подошли бы даже груму, а ее светлость как-никак графиня. Но она похожа на девочек Олбрайт, такая же своевольная и безрассудная.

— Здесь темно, как в царстве теней, — проворчала она и повернулась к хозяйке.

— Царство теней освещает вечный свет. — Лилиана села на скамью и закрыла лицо руками.

Полли фыркнула. Миледи сама виновата — место женщины рядом с ее мужем.

— Вы не должны тут оставаться, это нехорошо для вас.

— В самом деле? Не могли бы вы оставить меня одну? Горничная презрительно щелкнула языком.

— Прямо как девочки Олбрайт, — с раздражением пробормотала она, выходя.

Нет, Полли ошибалась. На тех девочек она совсем не похожа ни фигурой, ни манерами, сердито подумала Лилиана. И она не хочет быть одной из Олбрайтов, если под этим подразумевается холодное, жестокое равнодушие. Господи, она искала себе неприятностей? Что ж, она их нашла.

Она никогда не забудет, как он выглядел в оранжерее.

Высокий, широкоплечий, с растрепанными от ветра рыжеватыми волосами, с кривой улыбкой, от которой у нее подкосились ноги и задрожали руки. А вечером в своем любимом кабинете, прислонившись к двери, он разглядывал ее с таким…

Лилиана вспыхнула. Самодовольный осел! Да за кого он себя принимает, чтобы, потаскавшись в Лондоне по женщинам определенного сорта, потом как ни в чем не бывало явиться домой и говорить, что она чуть ли не такая же? Наверное, он считает ее законченной дурочкой, наивной деревенской девчонкой, у которой мозги величиной с горошину. Несмотря на все недостатки, Бенедикт никогда так плохо с ней не обращался. Возможно, он несколько деспотичен, зато настоящий джентльмен. Ей следовало выйти за него, а не давать волю своим детским фантазиям, повлиявшим на столь важное решение.

Лилиана раздраженно возилась с застежкой платья и наконец, потеряв терпение, дернула ворот с такой силой, что отлетевшие пуговицы рассыпались по полу. Ей нужно было выйти за Бенедикта, поселиться в Килинг-Парке и жить в кругу семьи, а она по наивности думала, что ее ждет столько интересного с Эдрианом. Лишь восторженная деревенщина могла поверить такому человеку, как он. Он негодяй и лжец!

Она сняла платье, легла на кровать, где и проворочалась до утра, надеясь, что он придет к ней, а еще больше — что он этого не сделает.

За ночь выпало много снега, и Лилиана совсем расстроилась — теперь она не могла даже выехать на прогулку. Из пропасти, куда она ненароком угодила, выхода не было.

Эдриан думал примерно то же самое, поглядывая за завтраком на брата. И долго он намерен оставаться в Лонгбридже? День, два? Бенедикт уже намекнул, что ему придется отложить свой отъезд. Граф не проявлял интереса к его веселой болтовне о Килинг-Парке и сразу после завтрака ушел в свой кабинет.

Прежде чем спустилась она.

Эдриан просидел в одиночестве сколько мог выдержать, а когда наконец вышел в коридор, услышал смех, доносящийся из музыкального салона, и направился туда. Звуки фортепьяно и новый взрыв смеха заставили его помедлить у двери. Голос Лилианы.

Затем тишина.

Целуются? Эдриан побелел от злости и толкнул дверь, предполагая застать их врасплох. Но если они и целовались, то не в данный момент. Лилиана что-то искала среди нотных листов, а Бенедикт смотрел в окно.

— Вот, — сказала она, вынимая лист из пачки. Бенедикт обернулся и увидел брата, стоявшего у двери.

— Эдриан, держу пари, ты не знаешь, что твоя жена сочиняет музыку.

Конечно, он не знает, черт побери! Лилиана повернула голову и нахмурилась, отнюдь не обрадованная его вторжением. Хьюго и Мод, лежавшие у ног Бенедикта, забили хвостами по полу, однако не двинулись с места, чтобы поприветствовать хозяина дома.

— Еще один скрытый талант. — Эдриан заставил себя улыбнуться.

Лилиана быстро отвернулась и отложила нотный лист в сторону.

— О, ее музыка столь же восхитительна, как и ее картины. Полагаю, тебе известно, что она способная художница?

— Ты осведомлен лучше меня, — ревниво ответил граф.

Полный абсурд! Как будто ему хочется сидеть с ней у фортепьяно! Но он действительно хотел остаться здесь наедине с женой и слушать, как она поет немудреную деревенскую песенку.

— Сожалею, что побеспокоил вас.

Эдриан повернулся, чтобы уйти, и перехватил уничтожающий взгляд Лилианы.

— Не беспокойся! — крикнул ему вслед Бенедикт.

Но граф уже шел по коридору в свой кабинет. Долго ли ему придется наблюдать за их приятным времяпрепровождением? И она еще имеет наглость обвинять erQ в неверности! Эдриан едва не расхохотался над собой — глупцом, чуть было не вообразившим, что он и правда влюблен в эту шлюху.

Во время ужина и на следующее утро граф опять слышал веселый смех, который доносился откуда-то из глубины дома. Эдриан не сомневался, что предметом их веселья был он, и, скрипнув зубами, продолжил свой путь к столовой. Однако возле ниши, ведущей в западное крыло, он увидел Макса и Бертрама, которые с любопытством разглядывали картину. Дворецкий случайно обернулся, заметил хозяина, побледнел, и оба бочком прошмыгнули мимо, бормоча что-то о домашних обязанностях, уборке и каком-то ведре, нуждающемся в чистке. Удивленный, Эдриан тоже подошел к картине.

Это был его портрет. И великолепный. Он гордо сидел на коне. Волосы чуть взъерошены бризом, взгляд устремлен вдаль. Она и правда талантлива, признал он, без особого интереса посмотрев на коня.

Это оказался мул.

Причем весьма упитанный.

Следя из окна кабинета за редкими хлопьями, Эдриан решил, что снегопад прекратился, и отправился в холл на поиски дворецкого. Тот как раз полировал медные стенные украшения.

— Макс! — громко рявкнул он, отчего бедняга даже подскочил.

— Д-да, милорд?

— Иди в конюшню и скажи кому-нибудь, что я велел расчистить дорогу.

— Дорогу? Но ведь снег, милорд… должно быть, в фут толщиной!

— Пусть хоть в шесть футов, меня это не интересует. Я хочу, чтобы дорога была расчищена.

Макс испуганно кивнул, открыл тяжелую входную дверь красного дерева и выскочил наружу, забыв надеть плащ. Эдриан ухмыльнулся. Теперь он пойдет в музыкальный салон, где наверняка обнаружит изменницу, воркующую со своим кавалером. Но салон был пуст.

Граф помедлил, обдумывая, где бы они могли проводить время. На террасе, решил он и направился туда.

Эдриан вошел в распахнутую дверь, оглядел комнату. Здесь тоже никого не оказалось. Перебирая в уме все возможные места, он старался не думать о том единственном, где их не должно было быть. Если парочка уединилась в западном крыле…

От этих мыслей его отвлек глухой удар по оконному стеклу, потом мимо пролетел второй снежок. Черт побери, они же не дети! Однако зеленый плащ Лилианы ярким пятном выделялся на белоснежном фоне. Бенедикт швырнул в нее снежок, она прыгнула в сторону, поскользнулась и так быстро упала, что Эдриан не успел ей помочь. Зато Бенедикт моментально оказался рядом, поднял ее, обнял за плечи и поцеловал в щеку.

У Эдриана все поплыло перед глазами, поэтому он не заметил, что Лилиана решительно оттолкнула его брата. Ничего не видя и не слыша, он как безумный сбежал по ступенькам, попав под снежок жены, который угодил ему в плечо. Граф поморщился.

— О Боже! Мне очень жаль, — смутилась она.

— Ничего страшного, — сердито ответил Эдриан, стряхивая с плаща снег. — А вы могли сломать ногу! Ее щеки, порозовевшие от холода, запылали.

— Я…

— Вы безрассудны. Идите в гостиную, пока не покалечились.

И он повернул обратно, негодуя, что этими упреками позволил себе проявить какие-то чувства. От второго снежка, неожиданно и с большой силой пущенного ему в спину, у Эдриана чуть не перехватило дух. Он медленно повернулся, не веря своему предположению, но, как бы желая его убедить, его супруга смеялась. В глазах у нее вспыхивали дьявольские искорки, губы раздвинулись в усмешке, а Бенедикт делал вид, что немного смущен. Первый раз в жизни у Эдриана действительно возникло желание убить.

Когда он переступил порог гостиной, Лилиана, идущая сзади, нахально толкнула его и выскочила из комнаты, оставив Бенедикта греть руки у камина. Граф проводил ее взглядом и наконец посмотрел на своего безмозглого родственника:

— Не думал, что ты столь беспечен.

— Беспечен?

— Я говорю о ваших дурацких играх. А если бы она сломала ногу?

— Она не ребенок, Эдриан, — пожал плечами Бенедикт. — Падение не причинило бы ей вреда. Кроме того, она хотела выйти на воздух, а то нас все время держали тут взаперти.

— Я приказал расчистить дорогу, так что утром не будет никаких затруднений с отъездом и тебе не придется сидеть взаперти.

Бенедикт медленно повернул голову и долго смотрел на брата.

— Понимаю, — наконец произнес он. — Значит, утром я с вами распрощаюсь.

Эдриан молча вышел из гостиной.

Но когда подали карету, граф уже склонялся к мысли, что напрасно потерял самообладание. Бенедикт — человек слабовольный, у него просто не хватило бы мужества соблазнить невестку. К счастью, утро выдалось солнечным, и уже начали таять свисающие с карниза сосульки. Провожая брата до экипажа, граф отпустил по этому поводу неудачную шутку, но тот не засмеялся. Эдриан вздохнул и провел рукой по волосам.

— Прости мою вчерашнюю грубость. Я очень беспокоился за Лилиану. — Его ложь прозвучала настолько трогательно, что он внутренне поморщился.

Натягивая перчатки, Бенедикт искоса взглянул на него.

— Я уже понял, — холодно сказал он. — Я не в обиде. Мне пора ехать домой — папа, наверное, начал беспокоиться.

Если Арчи еще не хватил удар, поскольку его драгоценный сынок отсутствует почти две недели. Кивнув, Эдриан сделал шаг назад, чтобы брат мог сесть в карету. Бенедикт дал указания своему кучеру и открыл дверцу.

— Бенедикт!

Мужчины обернулись. Из дома выбежала Лилиана, а перед ней, как всегда, с громким лаем неслись проклятые собаки.

— Погодите! Я должна вам кое-что передать! — крикнула она и, приподняв юбки, чтобы их не замочить, устремилась к карете.

Эдриан подумал, что нужно схватить ее прежде, чем она прыгнет в экипаж, но Лилиана резко остановилась перед его братом и протянула ему нотный лист:

— Я наконец закончила. Если вы будете так добры и…

— Лилиана! Это великолепный подарок, дорогая, — с чувством произнес Бенедикт. Она робко улыбнулась:

— Это не подарок. Но я обещала…

— Самый драгоценный из всех. — Он сжал ладонями ее лицо и нежно заглянул в глаза.

Вопиющая наглость! Стиснув зубы, Эдриан отвернулся, чтобы не видеть двух любовников, забывших об элементарных приличиях и о том, где находятся. Возможно, они получают удовольствие, выставляя напоказ свои отношения! Граф снова посмотрел на них, однако Лилиана уже стояла в нескольких шагах от Бенедикта.

— Напиши мне, — бросил Эдриан через плечо и направился к дому.

В холле он еще раз обернулся. Лилиана что-то серьезно говорила его брату, а он смотрел на нее с таким обожанием, что внутри у Эдриана все перевернулось. Неужели он проиграл этому слабаку? Уступил ему не только Парк, но и свою жену? Это уж слишком, а он не из тех, кто молча сносит оскорбления.

— Пусть леди Олбрайт зайдет после отъезда моего брата ко мне в кабинет, — процедил граф Бертраму, явившемуся на зов.

Бесконечные минуты ожидания Эдриан провел между гневом и раскаянием. Ладно! Он украл у них счастье, но теперь уже ничего не изменишь, и будь он проклят, если позволит им делать из него дурака!

Прошло добрых четверть часа, прежде чем она удостоила его своим присутствием. Захлопнув дверь, он с такой яростью воззрился на жену, что она невольно отступила назад; в ее взгляде были удивление и страх. Но поскольку Эдриан начал снова мерить шагами комнату, то не видел этих глаз, которые сводили его с ума. Лилиана молча ждала, уставившись в пол.

Через несколько минут он все же заставил себя остановиться и повернулся к ней.

— Итак, мадам. Из нашего положения нет выхода: мы женаты, поэтому вы ничего не сможете предпринять, чтобы это изменить.

Лилиана вздрогнула. Ее губы беззвучно двигались, словно она что-то говорила, но темные ресницы были опущены.

— Я знаю, этот брак нам обоим не доставляет удовольствия. — Эдриан на секунду умолк, сам удивившись сказанному. — Но мы, повторяю, женаты, и я просил бы вас помнить об этом. Напряженное молчание.

— Я не ослышалась? — хрипло спросила Лилиана. Она наконец подняла глаза, и в них полыхала такая ярость, что Эдриан содрогнулся. — Вы просите, чтобы помнила я?! Должно быть, вы потеряли рассудок?

— Наоборот, мадам, я его обрел. А рассудок я потерял, когда позволил вам и моему брату делать из меня дурака! Но потом я осознал, что буду полным идиотом, если не положу конец вашим нежным играм, которые несколько затянулись.

Лилиана сжала кулаки, и он был уверен, что сейчас она его ударит.

— На что вы намекаете?

— Я не намекаю, Лилиана, а приказываю вам больше не привлекать к себе его внимание. Как бы там ни было, вы моя жена, поэтому не делайте из меня идиота в моем собственном доме!

— Не могу поверить своим ушам! — крикнула она и, повернувшись к камину, закрыла лицо руками. — Господи, как только я могла подумать, что брак с вами будет раем? Это не вы потеряли рассудок, а я, когда приняла ваше предложение!

— Ваше негодование почти убедительно, — насмешливо произнес Эдриан. — Но, повторяю, вам не удастся сделать из меня идиота. Думаете, я не знаю… не видел, что вы влюблены друг в друга?

Ошеломленная, Лилиана потеряла дар речи.

— Мне жаль вас, Эдриан, — наконец тихо сказала она. — Вы лишены сострадания, поэтому не можете ни понять, ни принять дружбы между братом и своей женой. Мои действия представляются вашему искаженному мозгу ужасными, зато вы принимаете как должное собственные веселые проделки в Лондоне или Бог знает где еще…

— Черт побери! Опять Лондон! Этот вздор…

— Это не вздор. Вы мне изменяете! Если бы вы дали себе труд вспомнить о моем существовании, то не обходились бы со мной таким образом, что я уже не знаю, кто я: ваша жена или одна из служанок в вашем доме. Вы даже не считаете нужным разговаривать со мной, а если делаете это, то подчеркнуто снисходительно и без малейшего интереса. Что же касается вашей страсти… Вы просто используете меня в качестве сосуда для семени, а потом еще обвиняете в любовной интриге с вашим братом! Он по крайней мере любезен со мной, на что вы явно не способны. Так почему я не должна предпочитать его общество, Эдриан? Господи, мне следовало выйти за Бенедикта! — крикнула она и тут же прикрыла рот ладонью.

Эдриан вздрогнул, как будто здесь стоял Арчи, сравнивая его с братом и перечисляя все его прегрешения. Но многолетняя привычка скрывать боль унижения не подвела и теперь.

— Да, вам нужно было выйти за Бенедикта, — с кривой улыбкой пробормотал он.

— Я… я не то имела в виду, — смутилась Лилиана. — Это неправда!

— Разве? — Граф равнодушно пожал плечами.

— Это неправда! — настойчиво повторила она. — Я могу сомневаться в чем угодно, только не в этом. Он просто любезен со мной, Эдриан, вот и все.

— Говорите, что вам угодно… «дорогая», — передразнил он брата, — но это же очевидно. И ради Бога, не спорьте со мной. Вы больше не станете привлекать его внимание. Понятно?

— Я не привлекаю его внимание!

— Неужели? А ноты? — с издевкой напомнил он.

— Ноты были не… — Голос у Лилианы сорвался от возмущения. — А зачем, собственно, я пытаюсь вам объяснить? Вы зверь!

— Возможно. У меня есть хорошие и дурные качества, но, уверяю, глупость в их число не входит. Пользуйтесь моим богатством, именем, титулом, домом, но оставьте в покое моего жеребца и моего брата. Вы поняли меня?

Она его поняла. Настолько хорошо, что могла бы умереть на месте. Глаза у нее вдруг наполнились слезами, и Лилиана быстро пошла к двери, чтобы он не заметил, как сильно обидел ее. Обидел? Это еще мягко сказано.

Из ада, уготованного им для них обоих, нет выхода. И ей некого винить, кроме себя. Брак с ним был самым глупым, безрассудным, ребяческим поступком в ее жизни, и замужество кончилось, даже не начавшись. Выйдя из этой комнаты, она должна навсегда забыть о надеждах на счастье с героем ее снов.

Но сначала нужно выяснить, почему он сделал ей предложение.

У двери Лилиана оглянулась. Он стоял, упершись руками в каминную полку, и смотрел на огонь, как провинциальный джентльмен, спокойно ожидавший ужина, и ее охватило непреодолимое желание отплатить ему обидой за обиду.

— Лучше бы я вышла за Бенедикта! — в ярости повторила она.

Граф окинул ее сердитым взглядом и покачал головой.

— Скажите, почему вы на мне женились, Эдриан?

— Вы хотите узнать это? — ухмыляясь, спросил он. — Мой отец лишил меня наследства, Лилиана, передав все, что по праву было моим, вашему слабовольному любовнику. Отобрал даже самое дорогое — Килинг. А у Бенедикта никогда не хватало мужества поддержать меня. Вот почему!

Она дрогнула, услышав прозвучавшую в его словах горечь.

— Мне известно о вашей ссоре с отцом, но я не понимаю…

— В самом деле? Не можете понять, что я отобрал у Бена единственное, чего он хотел? Не смотрите на меня с таким ужасом, я уже похвалил себя за эту дьявольскую шутку.

Лилиана не шевельнулась. Она просто не могла шевельнуться, парализованная отвращением. Месть? Он женился на ней, чтобы отомстить? Каким-то образом ей удалось поднять руку к горлу, чтобы сдержать тошноту.

— Так это была ложь? — Она не узнала свой голос.

— Ну, в общем, да, — без тени сожаления ответил Эдриан.

Ничего не видя перед собой, она кинулась к двери, нашарила медную ручку, но в последний момент все же повернулась и взглянула на чудовище. Он безучастно стоял, будто не произнес только что этих жестоких слов.

— Вы сын своего отца, — сдавленно пробормотала Лилиана и выбежала в коридор.

Ее душили рыдания, слезы застилали глаза. Если бы не Полли, она бы разбилась насмерть, упав с лестницы. Но та успела подхватить хозяйку и повела в западное крыло, бормоча себе под нос;

— Прямо как девочки Олбрайт.

После минутного замешательства от содеянного Эдриан в испуге устремился следом и беспомощно наблюдал за миссис Дисмьюк, которая чуть ли не на руках уносила от него Лилиану. Оглядев холл, он поймал взгляд мертвенно-бледного Бертрама, который презрительно смотрел на него. Он скотина! Эдриан направился обратно в кабинет, прочь от тех, кто мог напомнить ему, какое он чудовище.

Что он наделал? Что за безумие толкнуло его на столь ужасающий поступок? Что с ним, черт побери, случилось? Эдриан пил, тупо заглатывая обжигающую жидкость, а в мозгу возникали и сталкивались демоны прошлого. Он знал, что случилась беда. Он понимал, что это расплата за смерть Филиппа. Но он никогда не предполагал, что эта смерть его погубит.

Единственным человеком, который вызывал у Макса восхищение, был лорд Олбрайт. За девять лет он ни разу не видел хозяина колеблющимся или нерешительным. Этот человек как скала: твердый, невозмутимый и хладнокровный даже в самых трудных обстоятельствах. А уж в подобных обстоятельствах Макс повидал своего лорда не единожды.

Но это было до того, как он женился на ней. О, Макс обожал леди Олбрайт и втайне посмеивался над ее попытками сдвинуть скалу. С недавних пор у миледи, кажется, все пошло вкривь и вкось. Ну, вообще-то не у нее… Взять, к примеру, лорда Бенедикта. Этот человек вел себя так, будто он в Лонгбридже хозяин, да и его внимание к невестке было весьма странным. Даже миссис Дисмьюк постоянно что-то лепечет о беде и «девочках старого графа».

Но хуже всего дело обстоит с лордом Олбрайтом. Даже в самых опасных ситуациях он никогда не терял хладнокровия, а сейчас вдруг изменился, выглядит как загнанный зверь и совершенно не похож на себя. Макс уже начал беспокоиться. И теперь вот это… несчастье. Когда прибежавший в кухню Бертрам рассказал об ужасной ссоре между хозяином и хозяйкой, Макс немедленно отправился наверх, чтобы посмотреть, нельзя ли что-то сделать. Однако граф заперся в кабинете и никого туда не впускал.

Рассудив, что огонь в камине уже погас и в кабинете скоро станет холодно, дворецкий решил подождать, когда его позовут. Время шло, у Макса были еще повседневные Дела, поэтому он неохотно покинул свой пост. В конце концов, лорд Олбрайт взрослый человек и вполне может сам позаботиться о себе.

Вернувшись часом позже, Макс обнаружил, что дверь кабинета распахнута, граф ушел, а на полу валяется пустая бутылка из-под виски.

— Ты видел лорда Олбрайта? — спросил он камердинера.

— Конечно, сэр, — хмуро ответил Роджер и показал на западное крыло. — Он направился туда с бутылкой в одной руке и шляпой в другой.

Западное крыло? Его светлость никогда туда не ходил, заметив однажды, что не хочет вспоминать прошлое чужой ему семьи.

Макс торопливо шел по коридору от одной двери к другой, пока не достиг последней, у самого выхода на террасу. Он чуть помедлил и уже собрался заглянуть внутрь, когда грохнул выстрел.

Подскочив от неожиданности, дворецкий прижал руку к бешено колотящемуся сердцу. Поскольку звук донесся со двора, Макс сразу подумал об охотничьем домике, где хранились трофеи старого лорда Олбрайта и разное оружие, выскочил на террасу, ринулся к домику и дрожащими руками распахнул дверь. В нос ему ударил запах пороха. Достав из кармана платок, Макс помахал им в воздухе, чтобы разогнать дым, потом огляделся и закричал от ужаса.

Граф лежал на полу, ружье валялось под открытым окном, а его рука, странным образом согнутая, была покрыта чем-то темным. Макс перевернул хозяина на спину и издал душераздирающий крик, разнесшийся по всему Лонгбриджу.

— Макс! Какого дьявола… — рявкнул Бертрам, влетая в охотничий домик.

— О Боже, он мертв!