"Властелин мургов" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)Глава 11Сади соскользнул с седла, подошел к дверям и постучал заржавленным дверным молотком — где-то внутри храма откликнулось гулкое эхо. — Кто явился в дом Торака? — раздался из-за дверей глухой голос. — Я принес послание от Джахарба, великого вождя из Кахша, предназначенное для ушей Агахака, иерарха Рэк-Урги. Внутри помолчали с минуту, и тяжелая дверь, надсадно скрипнув, открылась. На них подозрительно глядел рябой гролим. — Но вы же не дагаши! — заявил он Сади тоном обвинителя. — Увы, это так. Но между Джахарбом и Агахаком существует договоренность, и я — часть ее. — Ничего не слышал ни о какой договоренности. Сади пристально поглядел на гладкий, без отделки капюшон балахона гролима — неопровержимое доказательство того, что перед ним жрец низкого ранга. — Прости меня, слуга Торака, — холодно сказал евнух, — но неужели твой иерарх привык поверять свои тайны привратнику? Лицо гролима потемнело, он кинул на евнуха недобрый взгляд. — Прикрой голову, найсанец! — наконец произнес он. — Это святое место. — Разумеется. — Сади натянул капюшон своего зеленого одеяния на бритый череп. — Не попросите ли кого-нибудь приглядеть за лошадьми? — О них позаботятся. Это твои слуги? Гролим взглянул через плечо Сади на его спутников, сидевших на лошадях. — Да, благородный жрец. — Скажи им, чтобы следовали за нами. Я отведу вас всех туда, где принимает Хабат. — Простите, благородный жрец бога-дракона, но мое послание — лично для Агахака. — Никто не предстает перед Агахаком, прежде не поговорив с Хабат! Возьми слуг и следуй за мной! Все спешились и вошли через мрачные двери в коридор, освещенный факелами. Тошнотворный запах паленой плоти, пропитавший весь город, здесь был в десять раз сильнее. Ужас охватил Гариона, когда он шел вслед за гролимом и Сади по дымным залам храма, где все дышало древним злом, а жрецы со впалыми щеками глядели на пришельцев с недоверием и почти нескрываемой угрозой. И тут где-то в глубине храма раздался отчаянный вопль и следом — громкий лязг железа. Гарион содрогнулся, поняв, что означают эти звуки. — Неужели здесь все еще совершается древний ритуал жертвоприношения? — изумленно спросил у гролима Сади. — Я полагал, что все это уже в прошлом — ввиду определенных обстоятельств. — Не произошло ничего, что могло бы заставить нас пренебречь выполнением нашего священного долга, найсанец, — холодно ответил гролим. — Каждый час мы приносим человеческое сердце на алтарь великого бога Торака. — Но Торака больше нет. Гролим остановился. Лицо его сделалось злым. — Никогда не говори больше таких слов! — отрывисто бросил он. — Негоже чужеземцу богохульствовать в стенах храма. Дух Торака живет, и однажды великий бог возродится, чтобы править миром. Он сам взмахнет ножом, когда его враг, Белгарион из Ривы, будет кричать, лежа распростертым на алтаре! — Вот радость-то! — шепнул Шелк Белгарату. — Нам тогда придется начинать все сначала. — Помолчи-ка, Шелк, — шепнул Белгарат в ответ. Просторный покой, в который ввел их жрец-гролим, слабо освещали масляные светильники. Стены сплошь покрывала черная ткань, в воздухе стоял густой аромат благовоний. За столом, на котором стояла мерцающая свеча и лежала тяжелая черная книга, виднелась чья-то худощавая согбенная фигура. По коже Гариона пробежал холодок — он физически ощутил силу, исходящую от этой фигуры. Он бросил взгляд на Полгару — та мрачно кивнула. — Простите меня, святая Хабат, — дрожащим голосом заговорил рябой гролим, — но тут послание от Джахарба-убийцы. Фигура выпрямилась, и Гарион до глубины души изумился. Это была женщина, притом безусловно красивая женщина, но вовсе не это поразило Гариона. На бледных щеках ее устрашающе алели глубокие шрамы — они сбегали от висков к подбородку, и рисунок их явственно напоминал языки пламени. Темные глаза женщины пылали огнем, а на полных губах блуждала злобная усмешка. Край ее черного капюшона был окантован пурпуром. — Ну? — хрипловато спросила она. — С каких это пор дагаши присылают с поручениями чужеземцев? — Я… я счел за лучшее не спрашивать, святая Хабат, — затрепетал гролим. — Но этот утверждает, что он друг Джахарба. — И ты предпочел на этом прекратить расспросы? — Хрипловатый голос превратился в угрожающий шепот, а пылающие глаза пронизывали дрожащего жреца. Затем ее взгляд устремился на Сади. — Назови свое имя, — приказала она. — Я Усса из Стисс-Тора, святая жрица, — ответил Сади. — Джахарб повелел мне предстать перед правителем и на словах передать ему его просьбу. — А что это за просьба? — О, простите, святая жрица, но то, что я должен передать, предназначено только для ушей самого Агахака. — Уши Агахака — это я, — произнесла жрица устрашающе тихим голосом. — Ничто не достигает его ушей прежде, чем это услышу я. И тон, которым это было сказано, открыл Гариону больше, чем сами слова. Хотя этой изуродованной шрамами женщине каким-то непостижимым образом удалось достичь здесь, в храме, определенной власти, она все еще не уверена в себе и своей силе. Эта ее неуверенность — словно открытая рана, и стоит кому-то подвергнуть сомнению ее могущество, как из глубины ее существа поднимается темная волна ненависти к этому человеку. Гарион горячо надеялся, что Сади отдавал себе отчет в том, насколько она опасна. — О, я не вполне представлял себе положение дел здесь, в храме, — вежливо поклонился Сади. — Мне сказали, что Джахарб, Агахак и король Ургит по некоторым причинам хотят, чтобы некто Кабах беспрепятственно попал в Рэк-Хаггу. И я призван обеспечить его безопасность во время путешествия. Глаза жрицы сузились. — Уверена, это далеко не все, что тебе приказано передать, — обличительным тоном произнесла она. — Боюсь, что все, благородная жрица. Полагаю, Агахак все поймет. — А больше ничего тебе Джахарб не говорил? — Ничего, кроме того, что этот Кабах находится здесь, в храме, под защитой Агахака. — Этого не может быть, — отрезала жрица. — Я бы знала об этом, если бы он здесь находился. Агахак ничего от меня не скрывает. Сади беспомощно развел руками. — Могу лишь повторить все то, что говорил мне Джахарб, святая жрица. Глаза жрицы вдруг сверкнули. — Если ты лжешь мне, Усса, или пытаешься что-то утаить, из твоей груди вырвут сердце, — пригрозила она. — И тем не менее это все, святая жрица. Могу ли я теперь поговорить с самим иерархом? — Иерарх сейчас во дворце Дроим, на совете у короля. Он не вернется раньше полуночи. — А найдется ли тут место, где я и мои спутники могли бы дождаться его возвращения? — Я еще не закончила, Усса из Стисс-Тора. Что надобно этому Кабаху в Рэк-Хагге? — Джахарб не счел нужным ввести меня в курс дела. — Полагаю, ты лжешь мне, Усса. — Кончиками пальцев жрица нервно барабанила по столешнице. — Мне нет никакого резона лгать тебе, святая Хабат, — возразил евнух. — Агахак рассказал бы мне об этом деле. Он ничего от меня не утаивает — ровным счетом ничего. — Возможно, это дело просто показалось ему малозначительным. Хабат тем временем пристально оглядывала каждого. Потом бросила взгляд на все еще трепещущего гролима. — Скажи мне, — почти прошептала она, — как так случилось, что один из этих людей вошел в мои покои, имея при себе меч? — И она указала на Гариона. Лицо жреца посерело. — Прости меня, Хабат, — забормотал он, — но я… я не заметил никакого меча. — Не заметил? Как можно не заметить оружия таких размеров? Объясни-ка мне! Гролим затрясся с головы до ног. — Может быть, этот меч невидимый? Или, возможно, моя безопасность тебя совершенно не заботит? — Ее изуродованное шрамами лицо стало еще более жестоким. — А вдруг ты затаил против меня зло и надеялся, что этот чужестранец умертвит меня? Лицо гролима сделалось совсем серым. — Полагаю, придется довести все происшедшее до сведения Агахака, когда он вернется. Вне всяких сомнений он возжелает побеседовать с тобою об этом мече-невидимке немного погодя. Дверь в покои Хабат распахнулась, и на пороге возник худощавый гролим в черном одеянии, с капюшоном, откинутым назад и отороченным зеленым. Грязные черные волосы сальными сосульками свисали ему на плечи. От этого человека с выпученными глазами фанатика нестерпимо несло — то был тошнотворный кисловатый запах давным-давно немытого тела. — Настало время, Хабат, — объявил он скрипучим голосом. Мрачные глаза Хабат тотчас же смягчились. — Благодарю, Сорхак, — ответила она, странно-кокетливо опуская ресницы. Потом она поднялась и достала из ящика стола черный кожаный футляр. Раскрыв его, она почти любовным жестом извлекла оттуда длинный сверкающий нож и мрачно взглянула на гролима, которого только что отчитывала. — Сейчас я пойду в святилище, чтобы совершить там жертвенный ритуал, — сказала она, рассеянно проводя пальцем по остро отточенному лезвию. — И если хотя бы единое слово о том, что произошло в этих покоях, сорвется с твоих губ, ты сам умрешь при следующем же ударе гонга. А пока отведи этих работорговцев в пристойные покои, где они смогли бы дождаться возвращения иерарха. — Она обратила взор к Сорхаку, и ее глаза внезапно сверкнули. — Ты проводишь меня в святилище, чтобы понаблюдать за тем, как я буду приносить священную жертву? — Для меня это величайшая честь, Хабат, — коротко кивнув, ответил тот. Но стоило жрице отвернуться, как губы его скривила презрительная усмешка. — Оставляю вас на попечение этого недотепы, — сказала она, проходя мимо Сади. — Мы еще не окончили разговора, но я должна идти — мне надо приготовиться к жертвоприношению. — И жрица удалилась, сопровождаемая Сорхаком. Когда двери закрылись, рябой жрец с ожесточением плюнул на пол — на то самое место, где только что стояла Хабат. — Никогда не подозревал, что женщина может достичь ранга Пурпурных в одном из храмов Торака, — сказал ему Сади. — Хабат любимица Агахака, — мрачно пробормотал гролим. — Колдунья она никудышная, так что своим продвижением всецело обязана ему. Правителю по нраву все отвратительное. И только благодаря его заступничеству ей до сих пор не перерезали глотку. — Политика, — вздохнул Сади. — Здесь все так же, как и везде в этом мире. Кстати, она, как мне кажется, весьма ревностно относится к исполнению религиозных ритуалов. — Ее страсть к ритуалам имеет мало общего с религиозностью. Она обожает кровь. Я сам видел, как она пьет ее, когда кровавая струя хлещет из тела жертвы. И омывает в ней лицо, руки. — Жрец оглянулся, желая убедиться, что его никто не подслушивает, и продолжил: — Однажды Агахак все же прознает, что она связана с нечистой силой, что они с Сорхаком справляют свои черные шабаши здесь, в священном храме, когда все остальные спят. И как только наш иерарх обнаружит предательство, она сама будет истошно вопить на алтаре, а все гролимы храма передерутся за право располосовать ее ножом. — Он выпрямился и приказал: — Пойдемте со мной. Комнаты, куда он проводил путешественников, более всего напоминали мрачные застенки. В каждой келье была низенькая кровать, а на колышке, торчащем прямо из стены, висело черное одеяние гролима. Жрец, кивнув, удалился. Шелк оглядел центральную комнату, которая была чуть попросторнее. Ее освещала единственная лампа, а в самом центре стоял грубый стол и скамьи. — Роскошью все это никак не назовешь, — презрительно произнес он. — Можно подать жалобу, — предложила ему Бархотка. — Что у нее с лицом? — дрожащим голосом спросила Сенедра. — Она просто ужасна. — Таков был обычай в некоторых гролимских храмах в землях Хагги, — ответила Полгара. — Жрицы, владевшие искусством колдовства, покрывали свои лица такими вот шрамами в знак вечной преданности Тораку. Теперь так почти нигде не делают. — Но ведь она могла бы быть такой красавицей! Почему же она так страшно себя изуродовала? — Люди в состоянии религиозной истерии порой способны на странные вещи. — А как получилось, что этот гролим не разглядел меча Гариона? — спросил Шелк у Белгарата. — Шар обладает властью отводить глаза тех, кому не следует его видеть. — Это ты велел ему? — Нет. Порой он принимает решения самостоятельно. — Ну что ж, дела наши идут неплохо, как вы считаете? — Сади довольно потирал руки. — Говорил же я, что буду вам весьма и весьма полезен. — Ух, как ты нам полезен, Сади, — насмешливо сказал Шелк. — Сперва ты затащил нас в гущу битвы, потом в самое логово дагашей и вот теперь — прямо в пасть гролимов Хтол-Мургоса. Ну, что ты там дальше задумал для нас, если, разумеется, эта госпожа с экстравагантной внешностью не прирежет тебя до утра? — Мы непременно сядем на корабль, — заверил его Сади. — Даже Хабат не посмеет оспаривать волю Агахака, как бы ни была уязвлена ее гордость. А путешествие по морю сэкономит нам несколько месяцев. — Нам с Гарионом надо еще кое-чем здесь заняться, — сказал Белгарат. — Дарник, выгляни в коридор, погляди, не выставили ли стражу. — Куда вы направляетесь? — спросил Шелк. — Мне необходимо отыскать библиотеку. Хочу проверить, прав ли был Джахарб, когда утверждал, что книга именно здесь. — Не лучше ли повременить до ночи — пусть все лягут спать, и тогда… Старик покачал головой. — Нам понадобится время, чтобы найти то, что нам надобно. Агахак будет во дворце около полуночи, поэтому именно сейчас самое подходящее время покопаться в его библиотеке. — Он улыбнулся маленькому драснийцу. — Кстати, — прибавил он, — возможно, это для тебя непривычно, но пора тебе знать, что зачастую днем много легче перемещаться, чем ночью, шныряя во тьме и пугливо выглядывая из-за каждого угла. — Да, мне это более чем странно слышать, Белгарат. — Коридор пуст, — сообщил возвратившийся Дарник. — Прекрасно. — Белгарат ушел и вскоре возвратился с грудой черных балахонов. — Вот, — сказал он, протягивая один из них Гариону. — Надевай. Они стянули зеленые одежды работорговцев и облачились в черные балахоны. Дарник продолжал наблюдать за дверью. — Все еще никого, Белгарат, — сказал он, — но вам лучше поторапливаться. В дальнем конце коридора я слышу шаги. Старик кивнул, натягивая на глаза капюшон. — Пошли, — приказал он Гариону. В коридорах было темно — их освещали лишь дымные факелы, торчащие в кольцах, укрепленных вдоль стен. Изредка им встречались одетые в черное жрецы-гролимы. Они ходили как-то странно, чуть покачиваясь на негнущихся в коленях ногах, спрятав руки в рукава и скрывая капюшонами лица. Гарион догадался, что эта странная походка имела какое-то значение, и пытался подражать гролимам, следуя за дедом вдоль бесконечных коридоров. Белгарат уверенно шел к цели, ибо знал, где находится то, что ему нужно. Они вышли в более широкий коридор, и старик остановился, глядя в дальний его конец, где виднелись раскрытые двери. За этими дверями мерцал свет. — Не туда, — шепнул Гариону старик. — А что это? — Это святилище. Тут находится алтарь. — И старик быстро свернул в другой коридор. — Мы можем потратить долгие часы на поиски, дедушка, — тихо сказал Гарион. Белгарат покачал головой. — Архитектура гролимов в высшей степени предсказуема, — возразил он, — мы в нужной нам части храма. Ты погляди, что вон за той дверью, а я пойду туда. Они пошли по длинному коридору, осторожно заглядывая в каждую дверь. — Гарион! — вдруг прошептал старик. — Это здесь! Комната, в которую они вошли, была просторной — тут пахло старым пергаментом и отсыревшими кожаными переплетами. Вдоль стен высились книжные полки, а в углублениях стен стояли столы и скамьи — над каждым столом с потолка свешивалась тусклая лампа. — Возьми книгу! Любую! — приказал Белгарат. — Теперь сядь вон за тот стол и делай вид, что внимательно ее изучаешь. Глаз не спускай с двери! Я тут осмотрюсь, а ты покашляй, если кто-либо явится. Гарион кивнул, взял с полки тяжелый фолиант и сел за стол. Минуты тянулись мучительно медленно — он невидящими глазами глядел на страницу, чутким ухом ловя малейший шорох. И тут вдали послышался знакомый уже вопль — долгий и мучительный крик боли, за которым последовал металлический звук — это звенел гонг в святилище, где гролимы справляли свои изуверские ритуалы. Невольно перед внутренним взором Гариона возникло испещренное страшными шрамами лицо Хабат, он словно воочию увидел, как она с наслаждением вонзает нож в тело беспомощной жертвы. Он сжал зубы, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не вскочить и не кинуться на звук. Раздался тихий свист Белгарата. — Нашел! — прошептал старик. — Следи за дверью! Я сейчас вернусь. Гарион, нервничая, сидел за столом, весь превратившись в слух. Он с величайшим трудом справлялся со своей миссией. Волнение его все возрастало по мере того, как текли минуты в ожидании, не войдет ли ненароком кто-нибудь в книгохранилище. Что делать, если сейчас на пороге появится жрец в черной одежде? Заговорить с ним или продолжать сидеть молча, склонившись над книгой? Таковы ли здешние обычаи? Он перебирал в уме множество вариантов поведения, но когда скрипнули дверные петли, прибег к варианту, которого даже в мыслях не держал, — стремглав кинулся наутек. Он стремительно перепрыгнул через скамью, на которой сидел, и бесшумно бросился в глубь библиотеки, ища среди стеллажей Белгарата. — Здесь безопасно? Никто не подслушает нас? — раздался чей-то голос. Другой голос с усмешкой промолвил: — Сюда больше никто не заходит. Так о чем ты хотел поговорить? — Разве она тебе еще не осточертела? Ты готов действовать? — Тише ты, дурак! Если кто-то услышит и донесет ей, твое сердце будет жариться на раскаленных угольях при следующем же ударе гонга! — Ненавижу эту шлюху со шрамами! — плюнул первый гролим. — Все ее ненавидят, но от того, узнает она об этом или же нет, зависит наша жизнь. До тех пор, покуда к ней благоволит Агахак, власть ее безгранична. — Она перестанет быть его любимицей, когда он узнает, что она занимается колдовством здесь, в стенах храма. — А как он об этом узнает? Ты, что ли, разоблачишь ее перед ним? Она станет все отрицать, а потом Агахак предоставит ей право поступить с тобой по ее усмотрению. Наступила долгая пугающая пауза. — К тому же, — вновь заговорил второй гролим, — не думаю, что Агахаку есть дело до ее невинных развлечений. Единственное, что в данный момент волнует иерарха — это поиски Ктраг-Сардиуса. Он и другие иерархи страстно стремятся его обнаружить. Если она хочет любезничать с Сорхаком, совокупляться с ним и пытаться среди ночи пробудить демонов — это ее личное дело, и более никого оно не касается. — Но это омерзительно! — Голос первого жреца дрожал от гнева. — Она оскверняет наш храм! — Не желаю слушать! Предпочитаю, чтобы мое сердце оставалось у меня в груди. — Очень хорошо, — хитренько сказал первый гролим. — Возможно, все именно так, как ты говоришь. Мы оба в ранге Зеленых, и наше возвышение до ранга Пурпурных будет более естественным, чем у Хабат. Если мы с тобой встретимся с нею в укромном месте, то ты воспользуешься своей силой, чтобы обездвижить ее, ну а я вонжу ей нож прямо в сердце. Тогда она предстанет пред самим Тораком и выслушает его мнение по поводу нарушения ею его запрета на колдовство. — Я отказываюсь слушать тебя! Послышался звук быстро удаляющихся шагов и скрип закрываемой двери. — Трус, — пробормотал первый жрец, потом тоже вышел из библиотеки. Снова скрипнула дверь, и все стихло. — Дедушка! — хрипло зашептал Гарион. — Где ты? — Здесь, у тебя за спиной. Они ушли? — Да, никого уже нет. — Занятный разговор, не правда ли? Гарион подошел к старику, затаившемуся в самой глубине библиотеки. — Думаешь, Хабат и впрямь пытается пробудить демонов — так, как это делал Мориндим? — По крайней мере, многие из гролимов так считают. А если это и впрямь так, эта женщина ступила на весьма зыбкую почву. Торак строго-настрого запретил любые занятия колдовством. Фаворитка она или нет, Агахаку придется вынести ей приговор, если он обо всем прознает. — Ты что-то нашел? — Гарион поглядел на книгу, которую старик положил перед собой на стол. — Думаю, это нам поможет. Вот послушай: «Потерянная тропа будет вновь найдена на южном острове». — Имеется в виду Веркат? — Почти убежден. Веркат — единственный более или менее крупный остров в южном Хтол-Мургосе. Это подтверждает то, что говорил нам Сади, а я люблю получать подтверждения. — Но все равно это означает, что мы тащимся в хвосте у Зандрамас! Ты не нашел каких-либо сведений, которые помогли бы нам опередить ее? — Пока нет, — признался Белгарат и перевернул страницу. — Что это? — раздался его изумленный голос. — А что такое? — Слушай. — Старик приподнял книгу так, чтобы тусклый свет лампы падал прямо на страницу, и стал читать: — »Внемлите: во дни, что последуют за восшествием бога Тьмы на небеса, король Востока и король Юга двинутся друг на друга войной, и это будет знаком для вас, что встреча близится. Поспешите в Место, которого больше нет, когда кровавая битва разорит равнины юга. Возьмите с собой избранную жертву и короля Ангарака в свидетели того, что произойдет. Клянусь Ио4, тот, кто явится пред Ктраг-Сардиусом с жертвой и королем Ангарака, вознесется превыше всех прочих и будет ими править. Узнайте также, что в момент жертвоприношения бог Тьмы возродится и восторжествует, победив Дитя Света в самый момент своего возрождения». Гарион, чувствуя, как кровь отхлынула у него от лица, уставился на старика. — Жертва? — воскликнул он. — Так вот что задумала сделать Зандрамас с моим сыном! — Похоже на то, — произнес Белгарат. С минуту он размышлял, а потом сказал: — Это кое-что объясняет, но все же я не вполне понимаю, почему необходимо присутствие короля Ангарака. Цирадис не говорила об этом, нет ничего подобного и в Пророчествах. — Но то, что у тебя в руках, — книга гролимов, дедушка, — заметил Гарион. — Может быть, она лжет. — И это возможно, но теперь, по крайней мере, понятно, почему Зандрамас держит свои перемещения в тайне. Если бы Урвон узнал об этом — а Агахак, вне сомнения, уже знает, — они сделали бы все от них зависящее, чтобы отобрать у нее твоего сына. Кто бы из них ни достиг Сардиона с Гэраном и одним из королей Ангарака, он получил бы абсолютную власть над гролимской церковью. — Но почему именно мой сын? — воскликнул Гарион. — Почему именно его избрали в качестве жертвы? — Этого я пока не понимаю, Гарион. Этому мы пока не отыскали объяснения. — Думаю, не стоит рассказывать обо всем этом Сенедре. У нее и без того достаточно проблем. Снова скрипнули дверные петли, и Гарион обернулся, а рука его стиснула рукоять меча. — Белгарат! Ты здесь? — раздался голос Шелка. — Заходи! — откликнулся старик. — И разговаривай как можно тише. — У нас неприятности, — сказал маленький человечек, входя в библиотеку. — Эрионд исчез. — Что-о?! — воскликнул Гарион. — Он ускользнул незамеченным. Белгарат в сердцах хватил кулаком по столу и выбранился. — Что стряслось с мальчишкой? — воскликнул он. Шелк откинул со лба капюшон черного балахона гролимов. — Полгара собиралась отправиться на поиски, но мы с Дарником с трудом ее отговорили. Я сказал, что пойду и отыщу вас. — Да, надобно его найти, — сказал старик, поднимаясь. — Полгара способна подождать, но потом начнет действовать самостоятельно. Нам лучше разделиться. Так дело пойдет побыстрее. Он поманил своих соратников к двери библиотеки, осторожно выглянул и лишь после этого вышел в коридор. — Веди себя как можно осторожнее, — предупредил он Гариона. — Тут кругом полным-полно гролимов, а у них острый слух. Гарион кивнул. — И время от времени связывайся с нами. Мы немногого добьемся, если один из нас обнаружит Эрионда, а потом будет бродить в поисках остальных. Ну, пошли! И старик бесшумно двинулся вперед по мрачному коридору. — Как удалось Эрионду проскользнуть мимо Полгары? — шепотом спросил Гарион Шелка. — Сенедра впала в истерику, — ответил Шелк. — Ее доконали вопли жертв. Полгара увела ее в одну из келий и там пыталась успокоить. Именно тогда Эрионд и убежал. — С нею все в порядке? — требовательно спросил Гарион. Сердце короля сжалось от леденящего ужаса, не оставлявшего его со времен Пролгу. — Думаю, да. Полгара чем-то напоила ее, и теперь она крепко спит. — Шелк осторожно заглянул за угол. — Я пойду туда, — шепнул он. — Будь осторожен! — и бесшумно заскользил прочь. Гарион смотрел вслед удаляющемуся другу, покуда тот не скрылся из виду, а затем пошел по другому коридору, сложив руки на груди и склонив покрытую капюшоном голову, стараясь походить на набожного гролима. В самом деле, что на уме у этого Эрионда? Безответственность мальчишки настолько взбесила Гариона, что ему захотелось со всего размаху ударить кулаком по стене. Однако он степенно вышагивал по коридору, стараясь своим видом не вызывать подозрений, и тихонько приоткрывал все двери подряд. — Кто здесь? — раздался хриплый голос с характерным произношением из-за одной из дверей. — Прости, брат, — пробормотал Гарион, стараясь имитировать здешний выговор. — Ошибся дверью. Он не мешкая закрыл дверь и поспешил по коридору прочь. Но дверь распахнулась, и на пороге возник полуодетый гролим со злобным лицом. — Эй, ты! — закричал он вслед Гариону. — А ну-ка стой! Гарион взглянул назад краем глаза и, скользнув за угол, очутился в центральном коридоре храма. — Вернись сейчас же! — заорал гролим. Гарион услышал шлепанье босых ног по каменным плитам пола: гролим кинулся в погоню. Гарион выругался и решился на рискованный шаг. Он распахнул первую попавшуюся дверь и нырнул во тьму. Быстро оглядев комнату, с облегчением понял, что она пуста, затем прикрыл дверь и прижался к ней ухом, чутко прислушиваясь. — Что стряслось? — услыхал он в коридоре чей-то голос, — Кто-то только что пытался проникнуть ко мне в келью. — Гарион узнал злобный голос того самого гролима, чей покой он потревожил. В коридоре послышался хитрый смешок. — Может, тебе стоило подождать и посмотреть, чего она от тебя хотела? — Это был мужчина! В коридоре помолчали. Затем второй гролим сказал: — Хорошо… Очень, очень хорошо… — Да что все это значит? — Ничего. Абсолютно ничего. Лучше тебе пойти одеться. Если Хабат застукает тебя в коридоре в нижнем белье, у нее могут возникнуть занятные мысли. — Пойду-ка поищу этого негодяя. Здесь происходит что-то очень странное. Ты мне поможешь? — Почему бы и нет? Мне все равно делать особенно нечего. Откуда-то издалека до ушей Гариона донеслось медленное заунывное пение и шарканье множества ног. — Быстро! — раздался один из голосов в коридоре. — Прячься! Если нас увидят, то непременно потащат за собой. И Гарион услышал торопливые удаляющиеся шаги. Он осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Шаги и пение приближались. Вереница гролимов в капюшонах и со сложенными на груди руками торжественно двигалась по освещенному факелами коридору к самому сердцу храма. Гарион подождал, покуда они не пройдут мимо его убежища, а потом, повинуясь порыву столь сильному, что не успел даже понять, чем руководствуется в своих поступках, смело распахнул дверь, вышел в коридор и пристроился в хвост процессии. Медленное шествие торжественно двигалось все дальше и дальше, запах паленой плоти делался все сильнее — вереница в черных одеждах шла прямо к святилищу. Гролимы возвысили голоса, прошли сквозь сводчатый дверной проем в мрачное святилище. Высокий потолок был едва различим во мраке. На стене прямо напротив дверей висела до блеска отполированная стальная маска, в мельчайших подробностях воспроизводящая лик бога Торака. Прямо под этой бесстрастной маской высился черный алтарь, обагренный свежей алой кровью, которая ручейками стекала с него на пол. Тут же стояла горящая жаровня в ожидании трепещущего человеческого сердца — очередной дани давно умершему богу, а неподалеку зияло огненное жерло печи, изголодавшейся по теплой плоти свежезарезанной жертвы. Дрожа всем телом, Гарион отпрянул в тень и спрятался за колонну, силясь овладеть собой. Лучше, чем кто-либо другой из живущих, он знал, что означает это страшное место. Торак был мертв. Его собственная рука ощутила последние удары пронзенного сердца бога, трепетавшего на острие его меча, проникшего в грудь врага. Страшные убийства, продолжавшиеся в этом ужасном месте с той самой ночи, были бессмысленны, и эти напрасные жертвы приносились увечному и безумному богу, который умер, тщетно взывая к равнодушным звездам. В груди Гариона медленно закипал гнев, рот наполнялся жгучей горечью. Воля его концентрировалась сама собой, и он уже видел, как раскалывается ненавистная маска, и этот окровавленный алтарь, и все, все здесь, в этом отвратительном месте. «Не для этого ты здесь, Белгарион!» — зазвучал голос в его голове. И Гарион стал медленно расслабляться — ведь если бы он не сделал этого, то концентрированная воля его могла бы разрушить до основания весь город. У него будет еще время сокрушить это средоточие ужаса. Теперь же его цель — отыскать Эрионда. Он осторожно высунулся из-за колонны. Жрец в капюшоне, отороченном пурпуром, только что вошел в святилище. На вытянутых руках он нес темно-красную подушку, на которой посверкивал длинный страшный нож. Жрец поднял лицо к изображению своего мертвого бога и благоговейно поднял подушку с ножом, произнося молитву. — Воззри на орудие воли твоей, бог-дракон Ангарака, — нараспев произнес он, — и воззри на того, чье сердце будет принесено тебе в жертву. Четверо гролимов втащили в святилище голого кричащего раба, не обращая внимания на его сопротивление и отчаянные мольбы о пощаде. Гарион невольно стиснул рукоять своего меча. «Остановись!» — приказал голос. «Нет! Я не могу позволить этому случиться!» «Этого не случится. А теперь отпусти оружие!» — Не могу! — вслух произнес Гарион, обнажая меч и делая шаг из-за колонны, но внезапно почувствовал, что окаменел: самое большее, на что он был способен, — это моргнуть. «Отпусти меня», — взмолился он беззвучно. «Нет! Сейчас ты здесь затем, чтобы наблюдать, а не для того, чтобы действовать! Теперь стой и внимательно смотри!» И Гарион с изумлением увидел Эрионда. Юноша вошел в те же двери, через которые втащили упирающуюся жертву. Белокурые кудри Эрионда поблескивали в свете факелов. Лицо выражало печальную решимость. Войдя, он направился прямиком к изумленному жрецу. — Простите меня, — твердо произнес он. — Но вы не станете больше этого делать. — Схватить этого богохульника! — закричал жрец. — Сейчас его сердце будет шипеть на раскаленных углях! Десяток гролимов кинулись было на юношу, но вдруг замерли — их заставила окаменеть на месте та же сила, что остановила Гариона. — Это не может продолжаться, — так же решительно заговорил Эрионд. — Я знаю, как много этот обряд для всех вас значит, но подобное просто не может продолжаться. Когда-нибудь — и очень скоро, я думаю, — вы сами все поймете. Гарион напрягся, ожидая грохота, но вопреки его ожиданиям случилось совсем другое. Из пылающего жерла печи подле алтаря с ревом вырвалось пламя — языки огня достигли потолка, и удушающая жара, царившая в святилище, сменилась прохладой, словно сюда неведомо откуда проник свежий морской ветерок. Пламя мигнуло напоследок, словно догорающая свеча, и погасло. Пылающая жаровня также ослепительно вспыхнула, и стальной корпус ее на глазах стал плавиться и оседать под собственным весом. Короткая вспышка — и пламя угасло. Жрец в ужасе уронил жертвенный нож и метнулся к раскаленным останкам жаровни. Беспомощно протянув руки, словно для того, чтобы придать оплавленному металлу первоначальную форму, он взвыл от невыносимой боли — раскаленное докрасна железо впилось ему в мышцы. Эрионд с удовлетворением оглядел разрушения, потом повернулся к замершим гролимам, все еще держащим голого раба. — Отпустите этого человека, — спокойно сказал он. Гролимы непонимающе уставились на него. — Он больше не нужен вам, — просто объяснил Эрионд. — Ведь вы не можете принести его в жертву теперь, когда огонь угас. И он никогда больше не разгорится, что бы вы ни делали, вам не удастся зажечь его вновь. «Дело сделано!» — раздался в мозгу Гариона голос — столь торжествующий, что у ривского короля ослабли колени. Обожженный жрец, издавая стоны и потрясая почерневшими руками, поднял бледное лицо. — Схватить его! — завизжал он, указывая на Эрионда скрюченной рукой. — Схватить его и отвести к Хабат! |
||
|