"Собачий принц" - читать интересную книгу автора (Эллиот Кейт)

НЕЗРИМАЯ ЦЕПЬ

— Капитан Ульрик, к воротам! — Голос Лавастина перекрыл вопли и ропот, сменившие тишину, воцарившуюся после смерти Кровавого Сердца. Собор немедленно наполнился шумом битвы. Люди Лавастина высыпали из подземелья.

Она вынула вторую стрелу, когда Лавастин уже отчаянно защищался от трех взбешенных Эйка. Рядом с графом упал его солдат, он — на очереди. Вот Лавастин уже упал на колени под ударами Эйка.

Увидев графа в опасности, Санглант рванулся вперед. Лиат сжалась, ожидая рывка, когда цепь натянется. Но рывка не последовало.

Цепей не было. Они с грохотом упали на камень пола, на глазах превращаясь в ржавую пыль, как будто разъеденные временем. Они обратились в прах, покрывший Кровавое Сердце.

Она еще не успела прицелиться, а Санглант и полдюжины его собак уже вмешались в схватку. Оружия у него не было, лишь голые руки. Не соображая, что она делает, Лиат перенесла ногу через перила, собираясь с высоты шагнуть ему на помощь.

Атака Сангланта была столь же молниеносной и жестокой, как и нападение собак Эйка. Он уложил двоих и вонзил зубы в горло третьего раньше, чем она успела даже ужаснуться. Еще один Эйка замахнулся на него, но удар приняла на себя одна из собак. Остальные повалили нападавшего и рвали его на части, не давая подняться с пола. Больше никто не хотел драться с ним, следующий Эйка сбежал. Собаки набросились на трупы. Лавастин вскочил на ноги и вместе с Санглантом побежал к большим дверям собора. Лиат опомнилась и втащила ногу обратно. Тяжело дыша, она пыталась успокоиться.

— «Орел»! — В дверях появился Эрканвульф. — Надо уходить. Их тут тьма, нам надо обратно в туннель.

— Ложись! — крикнула она и вскинула лук. Эрканвульф упал на четвереньки, а ее стрела пронзила появившегося за солдатом Эйка, удивленно охнувшего и покатившегося кувырком вниз по лестнице. Она подбежала, поставила Эрканвульфа на ноги и вытащила меч.

— Пошли! — крикнула она. Они перепрыгнули через труп Эйка и заспешили вниз. Не зная, что происходит внутри, Лиат замедлила бег и остановилась перед дверью.

Прямо за дверью строились солдаты Лавастина. Поодаль виднелся ряд Эйка. Они не двигались, но преградили путь к большим дверям, не оставляя Лавастину пространства для маневра.

Рядом с дверью существо, которое оказалось Санглантом, усмиряло пятерых собак. Наконец он заставил их лечь. Псы лежали неспокойно, повизгивая и ерзая, с их морд капала кровь, свидетельствовавшая об их недавнем занятии.

От принца гадостно воняло. Иначе не скажешь. Вонь была настолько сильна, что, казалось, ее можно потрогать. Увидев Лиат, он отступил. Рот его был в крови. То, что осталось от одежды, висело лохмотьями: ткань, остатки брони, грязь причудливо смешались. Во время своих странствий она видела много оборванцев и нищих, но такого — никогда. Трудно было поверить, что он когда-то был человеком, мужчиной, рыцарем. Она старалась не смотреть на него, но не могла не заметить выражения его лица. Он стыдился своего облика.

— Боже милостивый! — прошептал сзади Эрканвульф. — Что же это, а?

— Тихо! — Она выскользнула из двери.

Собаки при ее появлении заворчали, но не двинулись с места. Они хотели кинуться на следовавшего за нею Эрканвульфа, но Санглант их быстро утихомирил. Молча. Сохранил ли он дар речи?

— Отступаем! — объявил Лавастин. — Снаружи их больше сотни, не считая этих. Но капитан Ульрик со своей группой успел прорваться. Надеюсь, с Божьей помощью он пробьется к воротам.

— Кровавое Сердце убит, — доложила Лиат. Лавастин кивнул.

— Приготовиться к отходу! — приказал он. Лиат заметила, что людей в группе графа меньше, чем было в туннеле. — Принц Санглант, вы должны идти впереди, с «орлом». Мы проводим вас к королю.

Строй Эйка зашевелился, расступился и пропустил вперед принца с кольцом Единства. На языке Эйка он отдал какой-то приказ, и строй тотчас отступил на несколько шагов назад. Эрканвульф подал Лиат стрелу из ее колчана, она прицелилась в принца. Он произнес еще несколько слов, и строй Эйка спокойно направился к выходу из собора.

Лавастин осторожно вышел навстречу Эйка.

— Вас обоих я видел в снах Алана, — сказал Эйка на хорошем вендском, указав острием копья сначала на Лавас тина, потом на Лиат.

— Пятый Сын! — воскликнул Лавастин.

— Однажды вы взяли меня в плен, а Алан отпустил. Я помню об этом. — Он оперся на копье и вскинул голову. Казалось, он напряженно размышлял.

«Потрясающая бестия!» — думала Лиат, как бы стыдясь за Сангланта. Она не считала этого Эйка симпатичным, слишком мало человеческого было в этих резких чертах, в металлическом отсвете чешуйчатой кожи. Но, бесспорно, он был ярким явлением природы. Особенно поражали его ясные обсидиановые глаза. По рукам змеились золотые браслеты, улыбка сверкала сиянием вставленных в зубы драгоценных камней. Каждое движение его сопровождал тонкий перезвон кольчужных юбок, как будто маленькие колокольчики выбалтывали какие-то тайны.

— Скажите, граф Лавас, почему Алан солгал мне? Ведь король Генрих не подошел, а вы не стали его ждать.

Лавастин ответил не сразу, но он понимал, что в долгу перед этим Эйка, который подарил ему и его людям жизнь.

— Видения не могут лгать. Я сказал Алану не все, что задумал.

— Понятно. — Пятый Сын свистнул, и собаки ринулись на свист из разных концов собора. По мордам, по налипшим на них клочкам одежды и бурой слюне было ясно, что они жрали трупы. Может быть, даже Кровавое Сердце. — Вы — мудрый противник, граф Лавас. Вам не повезло, что король Генрих не подошел раньше.

Пятый Сын слишком не доверял людям, чтобы подставлять им спину. Пятясь, он достиг двери и скрылся в потоках солнечного света.

Санглант сорвался с места. Лавастин дернулся было к нему, но принц бежал не за исчезнувшим Эйка, а к алтарю, где лежал труп Кровавого Сердца. Старый жрец исчез, оставив обломок стрелы. Санглант опрокинул деревянную коробку, пух взвился в воздух, посыпались перья. Он закашлялся, роясь в этом мусоре, но ничего не нашел и наконец оставил это занятие и склонился над телом Кровавого Сердца. С ревом он сорвал с трупа золотую цепь королевского отличия.

Пять собак, сгрудившихся возле него, обнюхивая и царапая труп, взвыли в ответ.

— Нам пора идти, — сказал Лавастин. — Мы направимся к воротам.

— Это на самом деле принц Санглант? — пробормотал сбитый с толку Эрканвульф, выражая явное недоумение остальных солдат.

— Молчать! — отрезал Лавастин, но они и сами умолкли, потому что принц во главе своей гавкающей свиты шел теперь к ним. Он вооружился копьем и коротким мечом, подобранными с пола собора. Лиат не могла смотреть на него — но не могла и оторвать взгляда. Она все еще не могла поверить, что он жив, но если и так, то неужели это существо могло быть тем человеком, которого она оставила в Генте более года назад?

Санглант обогнул Лавастина с его людьми, как бы не желая приближаться к ним, и подошел к громадным дверям собора. Здесь он замер, как будто натянув незримую цепь. Казалось, он не решается шагнуть дальше.

— Идемте, — сказал Лавастин принцу, подводя своих людей немножко ближе к принцу и собакам. Некоторые зажимали носы — насколько им позволяли закрытые шлемы. Граф вышел на крыльцо собора. Перед ними лежала опустевшая площадь, ярко освещенная солнцем. — Надо спешить. Мой сын…

Он замолк. Издалека донеслись звуки горнов и возбужденные крики Эйка.

О том, что Санглант вышел из собора, Лиат узнала не глядя. По запаху. Но теперь он заговорил. Хриплым, словно заржавевшим от долгого молчания, голосом. Но у него всегда был хриплый голос.

— Горны, — сказал он, прислушиваясь. — Это горны короля.

Эйка падают. Удар, еще удар. Властительница косит их ряды. Иные успевают увидеть в глазах Алана свой приговор, другие просто бросают оружие и пытаются спастись бегством. Даже их дикая ярость не может устоять перед Ее гневом, тем более без смолкшего теперь барабанного боя.

И все же их слишком много, даже когда они беспорядочно разбросаны по полю, силы слишком неравны. Вот какой-то принц сумел построить своих солдат и повел их на остатки пехоты Алана. Но Она сразила принца, и его строй, потеряв управление, сломался. Эйка под радостный вопль людей Алана обратились в бегство. Но на их место пришли другие Эйка. Их было так много, а их кожа так крепка, ее так трудно проткнуть.

Нам не пробиться. Не продержаться.

И тут по рядам его солдат пронесся крик:

— Фесс! Знамя Фесса!

Они услышали горны и грохот копыт.

— Генрих! Король, король! — ликовали люди.

С новыми силами люди Алана навалились на пришельцев. Штандарты Эйка отступали, падали. Эйка были в растерянности. Некоторые организованно покидали поле, другие продолжали сражаться, но постепенно холм очистился. Стало свободнее, Алан смог приблизиться к вершине.

Все верно! Перед ним фесское знамя и личный штандарт герцогини Лютгард.

Далее кавалерия под штандартом принцессы Сапиентии. Она отходит на восток, к берегу, отступая перед Эйка, стремившимися пробиться к своим ладьям. Удлинившиеся к вечеру тени пересекают западную дорогу. Еще одна колонна солдат появилась из леса под знаменем короля Генриха.

Ноги Алана подкосились, он закачался и осел. Падение смягчили собаки, лизавшие его и повизгивавшие.

— Милорд Алан! — Солдат подхватил его под руку, озабоченно склонился над ним. — Милорд! Эй! Эй! Воды милорду!

К нему сбежались люди, которых собаки пропустили без помех, позволив принести воды, снять шлем и омыть лицо Алана.

— Еще бы, такое напряжение! Я в жизни не видел, чтобы человек так рубился. — гудели вокруг голоса его людей. — Нас бы уже жрали псы, если бы не он.

— Милорд, вы аж светились от пыла битвы, истинно говорю! — шептали очнувшемуся Алану его бойцы.

Он поднялся. Ноги гудели.

— Победа! — кричали вокруг. Ни одного живого Эйка рядом! В стороне сражение еще продолжалось.

Исчезла и Властительница Битв.

Алан подозвал собак и направился к вершине.

— Победа! — распевали солдаты под аккомпанемент горнов, возвещавших о прибытии короля.

Склон холма был усеян трупами Эйка. Но на каждого убитого Эйка приходится убитый солдат Лавастина, солдат Алана, а может быть, и не один солдат.

Некоторые еще шевелятся, еще стонут, им не была дарована легкая смерть. Собаки Алана толпятся вокруг. Они окровавлены и изранены, но живы, тогда как очень многие мертвы, люди и животные, среди них и Привет.

Он наконец выбрался на вершину. Лагерь разграблен, полностью разорен, палатки опрокинуты, разорваны и растоптаны, сундуки раскрыты, содержимое мешков разбросано по трупам и по земле. От шатра графа не осталось и следа. Спешно сооруженный вчера помост разломан, но из земли торчат его бревна и доски. Алан по обломкам взобрался повыше.

Отсюда, с самой высокой точки холма, Алан видел знамена, штандарты и вымпелы войск Генриха, но среди них не было тех, что сопровождали Лавастина сегодня утром.

— Милорд, прошу вас, не рискуйте зазря, — остановился под ним один из солдат. — Тут еще шастают Эйка, у некоторых луки. Алан спрыгнул, покачнулся и споткнулся о древко копья. Схватившись за что-то, он обнаружил в руке край накидки. Потянув, он вытащил из-под обломков тело капитана графа Лавастина, своего опекуна. Рядом валялся втоптанный в грязь штандарт Лаваса.

Алан очистил лицо покойного от грязи и уложил его повыше. Среди всеобщего ликования он мог лишь плакать.

Они все скакали во весь опор, но авангард герцогини Лютгард, как и следовало ожидать, прибыл на поле боя первым.

Все же принцесса Сапиентия не оставляла надежды отхватить свой куш славы. После первого взгляда на поле битвы, когда казалось, что Эйка падали под копыта лошадей без всякого сопротивления, Сапиентия сдержала лошадь и осмотрела местность, на которой развивались дневные события.

Перед глазами Ханны царила неразбериха. Она никогда не видела такого скопления народа в одном месте и в одно время, никогда не слышала такой какофонии воплей и визгов, грохота и звона оружия. Находясь рядом с Сапиентией, она была под надежной защитой. Отец Хью и несколько опытных телохранителей постоянно плотным кольцом окружали принцессу.

В этот момент Ханна не могла понять, что ей больше не по душе: наблюдать за кошмаром сражения с безопасного расстояния, из кольца крепких защитников, или кинуться в гущу битвы, в ее смертельные вихри. Пожалуй, она предпочла бы еще раз пережить лавину в Альфарских горах.

— Ладьи! — вдруг воскликнула Сапиентия с торжеством в голосе. — К ладьям! Мы остановим их там.

Сказано — сделано. Они поскакали через поле боя. Некоторые отряды армии Генриха наступали, других задержала ожесточенная оборона противника, кто-то даже отступал, но Сапиентия более не обращала внимания на все это. Она хотела отрезать Эйка от их судов. Достигнув берега, они оказались вне сражения, все еще кипевшего вокруг далекого холма. Им попадались лишь небольшие группы отколовшихся от основной массы Эйка, которые они без труда уничтожали.

— Ладьи стояли вдоль берегов, восточного и западного. Сапиентия находилась на западном. Восемь ладей покачивались у берега, готовые к отплытию. Мимо них река несла тела убитых.

— Пошлите людей поджечь ладьи! — приказала Сапиентия одному из своих капитанов.

— Ваше высочество, — обратился к ней отец Хью, — стоит ли нарушать строй? Кроме того, мы прижмем своих лошадей к реке, потеряем мобильность.

— Но они полностью рассредоточены и дезорганизованы! — возразила Сапиентия. — Какая разница, если у нас такое численное превосходство?

Ее приказание было исполнено. После небольших стычек над несколькими заклубился дым, пламя охватило мачты.

С дальнего фланга послышался короткий сигнал горна. Ханна привстала в стременах. То, что она увидела, заставило ее содрогнуться. Несмотря на жару и палящее солнце, она похолодела.

Эйка действительно неорганизованно бежали с поля боя. Но не все. Убитые и умирающие оставались на земле. А те, кто сохранил присутствие духа, сохранили и способность действовать. Быстро и целенаправленно вдоль берега реки на них наступал отряд Эйка из нескольких сот бойцов под несколькими штандартами. Эйка огородились плотной стеной щитов, в просветах между которыми ощетинились копья. Арьергард колонны отбивался от наседавшей пехоты Генриха. Что-то странное болталось на их штандартах. Кости? Благодарение Богу, с такого расстояния она не могла разглядеть этого.

— Строиться! — закричала Сапиентия, но времени на построение не оставалось. Поддавшись самоуверенному порыву, она позволила войскам слишком широко растянуться по местности.

— Пошлите «орла» за помощью! — крикнул Хью. — Если они ударят сзади, а мы будем защищаться здесь…

— Нет! — рассердилась принцесса, оглядывая через плечо оставшихся при ней всадников.

Поджигатели ладей спешно вскакивали в седла и скакали назад. В одного из них попала стрела, пущенная лучником с судна, он упал под ноги своей лошади и забился в конвульсиях.

— Не хочу, чтобы говорили, что я запросила подмоги при первой опасности. Да поможет нам святая Перпетуя! Кто со мной? — Подняв меч, она пришпорила лошадь и понеслась к строю Эйка. И принцесса, и ее лошадь имели боевой опыт и не боялись сверкания копий и каменных топоров.

Хью выругался. Прежде чем Ханна успела последовать за принцессой, он схватил ее за локоть:

— Скачи к королю! — Он подтолкнул ее, выхватил мечи кинулся догонять Сапиентию.

Севернее строй Эйка уже вышел на берег, отрезав Ханне путь в том направлении. Принцесса Сапиентия исчезла в вихре схватки. Некоторые всадники покидали поле боя, другие, наоборот, пытались догнать принцессу и присоединиться к ней. Люди и Эйка дрались ожесточенно — одни за жизнь, другие за честь. Чтобы выполнить поручение, Ханна должна не допустить, чтобы бой поглотил ее.

Она повернула лошадь к югу, вдоль берега, к развалинам Гента. На скаку, под ритмичное похлопывание древка копья по бедру, она начала молиться.

Санглант перебежками вел их по улицам Гента. Пятый Сын вывел войска, но отставшие Эйка шныряли по городу, уклоняясь от стычек, так как барабаны молчали, а Кровавое Сердце и его иллюзии исчезли.

Под бесстрастным оком небесного светила Санглант был, пожалуй, не столько отвратителен, сколько удручающе жалок. Но в окружении пяти мощных собак — все, что осталось от его верных «драконов», — он внушал и ужас. Он был «Королевским драконом». Сейчас, кроме осанки принца, мало что отличало его от его собак.

Но убивать он не разучился.

Стычки были кратки. Лавастин потерял в соборе троих солдат. В городе потерь не было. Потому что с ним был Санглант. Завидев его, Эйка старались убраться с дороги.Городские ворота были открыты, мост охраняли люди Ульрика с ним самим во главе. Они всматривались вдаль, пытаясь разобрать, что происходит на поле боя. Наблюдение осложнялось облаками пыли и рельефом местности.

— Милорд граф! — воскликнул Ульрик, завидев приближающуюся группу.

— Берегись! — крикнул один из людей Ульрика. В них полетели стрелы. Один из солдат схватился за бедро, другой упал, держась рукой за простреленное горло.

Санглант зарычал и прыгнул в растущие неподалеку кусты, собаки за ним. Лиат заметила четырех затаившихся там Эйка и вскинула лук.

Стрелять было уже не в кого. Двоих опрокинул Санглант, его собаки рвали в клочья оставшихся. Одна из собак была тяжело ранена, и ее мигом добили другие.

Лавастин резко повернул голову. Лиат проследила за его взглядом и увидела группу кавалеристов, вырвавшихся из-за пыльной завесы битвы. Всадники замахали руками и закричали. Вот уже лорд Жоффрей подскакал к графу. С ним следовало два десятка людей и несколько оседланных лошадей без всадников.

— Кузен! — закричал он и спрыгнул с лошади, чтобы схватить графа за плечо.

— О Господи, я уж и не чаял увидеться вновь…

— Что вы знаете о тех, кто остался на холме?

Лорд Жоффрей мог только развести руками. Тут глаза его расширись, он увидел, как какое-то непонятное существо схватило одну из лошадей, взмахнуло копьем и галопом помчалось к самому густому облаку пыли на северо-западе. Все это было проделано совершенно беззвучно, что придало ситуации еще больше загадочности.

— Владычица над нами! Что это?

— «Орел»! Скачи за ним! — крикнул Лавастин. — Король не простит, если я допущу, чтобы принц снова погиб, — добавил он, обращаясь уже к Жоффрею. — Он не в своем уме. — Это граф пробормотал уже совсем под нос сам себе. — И снова к Жоффрею: — Король прибыл? Я не знаю, кузен. Там такое безумие! Полная неразбериха, ужасные потери, — он показал на свой отряд.

— Слава Богу, ты выжил, — сказал граф примерно с тем же выражением, с каким называл Сангланта безумным. — «Орел», живее!

Исполнить приказание всегда легче, чем размышлять. Лиат вскочила на подведенную ей лошадь и пустилась прочь, как раз когда появилась новая группа Эйка и завязалась очередная стычка.

Хаос.

Она скакала сквозь битву вслед за несшимся молнией Санглантом. Одни Эйка бежали сломя голову, другие отступали организованно, кавалерия истребляла первых и ломала строй вторых.

Санглант направлял лошадь туда, где схватка была особенно жестока. Без сомнения, он был храбр, возможно, безумен. Он на ходу построил и возглавил группу кавалеристов, отрезанную от своего отряда и капитана. И вот она уже слышит его имя, повторяемое как заклятие. Она просто пытается держаться подальше от Эйка, потому что здесь у нее мало шансов сделать удачный выстрел и много шансов быть сбитой сзади. К счастью, большинство Эйка уже отступают. И конечно, она всеми силами старалась не потерять Сангланта из виду.

Один раз перед нею мелькнуло, но сразу исчезло фесское знамя. Знаменосец скакал с герцогиней и ее войском, а она — против ветра и за Санглантом.

Лиат уже не знала, где она. Глаза слезились от клубящейся пыли и слепящего заходящего солнца. Впереди солдат-кавалерист сбил одну из собак Сангланта и нацелился на другую, которая ничего не подозревала.

Но Санглант все видел. Он развернул лошадь и плашмя хлопнул солдата мечом по плечу. Тот рухнул наземь, и Санглант задержал собак перед самым носом поверженного кавалериста. Лиат не слышала, что крикнул ему принц, лишь увидела, как перепуганный солдат снова карабкается на лошадь.Раздались звуки горнов и крики:

— Принцесса! Принцесса в окружении!

— Сюда! Стройся! — закричал принц. Его хриплый голос перекрыл шум боя. Одержимый пылом битвы, он уже не казался так страшен, как в соборе, когда был пленником Кровавого Сердца, диким животным на цепи. Люди строились по его приказу, следовали за ним, объединялись вокруг него, уверенные в победе. Там, где была прижата к реке и окружена принцесса Сапиентия, сводный отряд Сангланта ударил на Эйка с тыла и отвлек их от рядов расстроенной кавалерии.

— Король! Король Генрих!

Лиат не видела принцессу, весь фланг был смят. Когда Эйка были окончательно опрокинуты, Санглант развернулся и поскакал на северо-запад, к сонным заброшенным полям. Она последовала за ним.

Он скакал не оглядываясь. За ним неслись три собаки. За спиной Лиат услышала конский топот и, обернувшись, увидела десяток с лишним людей, в которых по накидкам узнала его временных подчиненных, кавалеристов сформированного Санглантом отряда.

Впереди деревья и кустарник росли вдоль берега одного из рукавов реки. Найдя оставленную им лошадь, она спешилась и благоразумно подождала, когда подъедут кавалеристы.

— Бог мой, «орел», — обратился к ней один из них, судя по броне и осанке капитан. — Ведь это принц Санглант? Мы думали, он убит.

— Он был в плену.

— Больше года, надо же! — Люди что-то бормотали, иона поняла, что рождается новая легенда о подвигах Сангланта, о его храбрости и силе. — Но куда он делся?

Они пошли по его следу, отмеченному не только примятой травой, но и обрывками того, что когда-то было одеждой. Меч и золотую цепь он оставил у кромки воды.

Когда они дошли до берега, он, стоя в воде, уже срывал с себя и отбрасывал последние ошметки, которые налипли на тело. Собаки вырывали их друг у друга как изысканные лакомства, не давая им уплыть по течению.

— Милорд принц! — Капитан вышел вперед, но собаки сразу завыли и направились к берегу.

Санглант гавкнул на них. Именно гавкнул, это не была словесная команда. Они сразу уселись у кромки и рычали, если кто-нибудь подходил слишком близко. Принц пригоршнями набирал песок и тер сначала кожу, потом волосы, как будто стараясь стереть их с себя.

— Господи, благослови! Кожа да кости! — вздохнул один из солдат постарше.

Но, как будто в грубом речном песке заключалась какая-то магия правды, из этого растирания появлялось нечто узнаваемое, хорошо знакомый всем человек, единственной одеждой которого была сейчас вода, и то только до пояса.

Я никогда не полюблю другого мужчину.

Так давно это было сказано, так безотчетно! О чем она думала, когда говорила это Вулферу?

Санглант обернулся. Если он и заметил ее, то не подал виду. Он вытянул вперед руку.

— Нож! — попросил он.

Но капитан сначала снял броню, стеганку и рубаху и лишь затем, с рубахой и ножом, направился к Сангланту. Собаки рыкнули, но принц прошел вперед и успокоил их.

Лиат не сразу опустила глаза. Теперь, когда он несколько отмылся, было видно, что, хотя волосы очень отросли, бороды у него не было. Не было волос и на груди, зато ниже он во всем напоминал особей одного с ним пола. Она быстро отвела глаза. Это не работа с солдатами Фелла в устье, где все они были равны и ни у кого не было времени стесняться. Он не был диковинкой, нечего глазеть.

Когда она снова подняла глаза, его наготу уже прикрыла длинная рубаха, простая, добротная одежда из хорошего, нового полотна. Хоть она и пропотела у шеи и под мышками, но все же первая за год настоящая одежда. Несколько коротковата и чересчур свободна, причем не только из-за неимоверной худобы Сангланта: капитан оказался на полголовы ниже, но весьма широк в плечах. Взяв нож, Санглант начал кромсать волосы.

— Милорд принц, позвольте я попробую, — предложил капитан жалостливым голосом.

Санглант задержал нож:

— Нет. — Только теперь, как будто лишь очистившись от следов своего плена, он может признать ее, Санглант посмотрел туда, где она скрылась за широкие спины солдат, и произнес: — Лиат.

Она вышла вперед. Нож заточен отлично, отца своего она стригла часто, хотя, конечно, это совсем другое.

Он резко и с глубоким вздохом опустился на колени. Запах плена еще не вполне улетучился, но стоять так близко уже не было противно. Его волосы слишком густы и спутаны, чтобы быстро очиститься, но иногда она задевала его кожу и закусывала губу, чтобы не задрожать.

— Что это? — Она царапнула тыльную сторону руки о железный ошейник. Он много раз натирал кожу, и сейчас она вновь начала кровоточить.

— Оставь.

Лиат повиновалась.

Длинные лучи солнца ломались на поверхности воды. Черные клочья волос падали на землю. Птицы умолкли, кроме какой-то невелички, жалующейся в камышах на неспокойную жизнь. Вдалеке запел военный гори. Фыркали и ржали лошади. Кто-то шептался. Кто-то отошел по нужде. Деликатно — подальше, за деревья, но она все равно слышала.

— Его сердце, — вдруг прошептал Санглант. — Как ты поняла, что оно в теле жреца? И чье сердце спрятано в Рикин-фьолле? Жреца?

— Я не понимаю. — Но, возможно, она начала понимать. Она сказала это, чтобы он не замолк, чтобы слышать его голос.

— Его нельзя было убить, потому что он спрятал свое сердце. Он… — Санглант замолчал так внезапно, как будто вдруг потерял дар речи.

— Готово, — сказала она быстро. Ей просто нужно было сказать что-то — что угодно. Она разрывалась между только что полученным обещанием его близости и полным неведением о том, кем он теперь стал и насколько отличается от того человека, которого она полюбила год назад в осажденном Генте. — Пока придется ограничиться этим. Могу еще расчесать, гребень у меня с собой. — Тут она вспыхнула, проклиная свою болтливость. Волосы мужчины, кроме него самого, расчесывают лишь матери, жены и слуги.

Не отвечая, он встал и повернулся — не к ней. Она наконец тоже обернулась, услыхав треск в зарослях. Приближалась еще одна группа всадников.

Солдаты уже преклонили колени. Она слишком опешила, чтобы это сделать, и приняла подобающую позу уже в самый последний момент, когда из-за деревьев появился король.

Генрих быстро вышел вперед и остановился шагах в десяти от принца. Все молчали. Журчал, обегая упавшее в воду бревно, поток, да пела все та же птичка.

Молчание затягивалось, и птичка в камышах замолкла. Зато, ободренные тишиной, в кронах деревьев запели другие, более крупные птицы. Из листвы вылетел дятел, желтым пятном мелькнувший на фоне зелени. Лиат все еще держала в одной руке нож, а в другой последний клок волос с головы Сангланта.

— Сын мой, — нарушил молчание король. Его голос был грубым, но она видела текущие по щекам короля слезы и услышала в этой грубости всю глубину переживаний прошедшего года и первый расцвет новой радости.

Ничего больше не сказав, король расстегнул золотую, украшенную сапфиром пряжку, снял с плеч короткий плащ и накинул его на плечи Сангланта. Сам — как слуга. Лиат видела, как от волнения дрожат его руки. Перед ним живым стоял сын, которого он считал мертвым.

Санглант рухнул перед отцом на колени, тоже во власти переживаний, и прижал свою влажную голову к рукам Генриха, как грешник, ищущий отпущения грехов, или ребенок в поисках утешения.

— Встань, сын, встань, — быстро сказал король. Потом он тихо засмеялся. — Ты только появился, а я уже слышало тебе множество историй. О храбрости в битве, о твоем сводном отряде…

Санглант не поднял взгляда, но в его голосе сквозила жестокость:

— Я убивал бы и убивал их, если бы мог.

— Боже, помилуй нас, — устало произнес Генрих. Он подхватил сына под локоть и поднял его. — Как ты выжил?

Как бы в ответ — единственный ответ, который он мог дать, — Санглант повернул голову и посмотрел на Лиат.

Первыми Лавастина учуяли собаки. Они рванулись от Алана — все, даже Тоска и Ярость — и с радостным лаем понеслись вниз по склону, задрав хвосты. К разрушенному лагерю на вершине приближалась группа всадников. Перешагивая через мертвых и умирающих, Алан побрел навстречу отцу.

Вдоль валов, где лежали груды мертвых Эйка, бродили немногие выжившие. Они искали среди трупов раненых, которых еще можно спасти. Алан отдал потрепанный штандарт Лавастину.

— Я уж и не надеялся, что ты жив, — сказал он. Из глаз брызнули слезы.

Лавастин поднял бровь:

— Я ведь сказал, что вернусь сюда, чтобы встретиться с тобой.

Он взял Алана под руку и повел вниз, подальше от предстоявшей здесь неприглядной работы: мертвых Эйка нужно было раздеть, снять с них все ценное и сжечь, своим павшим воздать последние почести. Долина реки представляла собой такое же отвратительное зрелище. Как будто половодье выкинуло на сушу множество трупов и разбросало их причудливыми узорами.

— Наш капитан погиб. Серую Гриву я тоже потерял. Эйка нас совсем задавили. Так мало выживших…

— Удивительно, что вообще кто-то выжил. Не падай духом, Алан. Я не оставлю семью капитана без поддержки. Я тоже скорблю о нем. А Серая Грива нашлась, она совершенно невредима. Что до Привста… — Он потрепал собак, позволив им облизать себе руку. Что это блеснуло в уголке его глаза? Если и слеза, то ветер с реки быстро высушил ее.

Да и была ли она? Игра света и тени, не более того.

Их окружили пехотинцы Лавастина. Они рассказывали графу о подвигах Алана, о том, как он собственноручно поразил гиганта принца, как сиял неземным, конечно же божественным светом.

Алану было стыдно слушать этот рассказ, но Лавастин лишь серьезно кивал, положив руку на плечо сына с таким видом, как если бы хвалили его собственность. Лишь лорд Жоффрей нетерпеливо ерзал, оказавшись в тени своего кузена.

— Пора отправляться к королю, — сказал Лавастин. — Следует представиться ему и обсудить кое-какие вопросы.

— Здесь тоже работы по горло, отец…

— Мы убили Кровавое Сердце, разгромили Эйка. Все получилось, как я запланировал.

— Кузен! — вырвалось у лорда Жоффрея. — Вот это было запланировано? — Он показал на остатки кавалерии Лавастина — полторы сотни усталых, израненных всадников. У Алана осталось менее сотни пехотинцев, столь же грязных и окровавленных. Лицо Лавастина тоже не блистало чистотой. Одна щека была разбита и покрыта множеством мелких порезов.

Ветер играл штандартом Лаваса, собаки на ткани шевелились, как будто учуяли вдали добычу. Граф вытащил из своей светлой бороды веточку и отбросил ее, недовольно поморщившись. Ветер пах кровью и смертью. В воздухе уже кружили падальщики, но по полю сражения бродило слишком много народу, сдирая с Эйка кольчужные юбки, собирая оружие и проверяя, нет ли среди тел раненых, которым еще можно оказать помощь.

— Я тоже скорблю о потерях, как и всегда. Но мы взяли Гент без помощи короля. Поэтому, когда мы встретимся, я смогу преподнести город в дар Генриху.

— И какой от этого прок? — спросил Жоффрей.

— Польза не мне. Ему. — Лавастин указал на Алана. Жоффрей заметно побледнел, но смолчал.

— Гент взяла моя армия, поэтому у меня есть права на город.

— Но эти земли наследуют дети графини Хилльдегард, — возразил Алан.

— Если они еще живы. Если они пережили зиму и рейды Эйка. Если ее родня достаточно сильна, чтобы повлиять на короля. Но если Генрих склонится ко мне, почему бы ему не отдать Гент, который, кстати, принадлежит его короне, в приданое Таллии? Тогда он перейдет в наши руки при заключении брачного договора. Или как утренний подарок. Будучи дочерью герцогини, она может сделать такой подарок тебе как сыну простого графа. — В последних словах Лавастина сквозила ирония. — Ты тоже можешь символически одарить его. Разве не так, Жоффрей?

Жоффрей просто кивнул головой. Земли и наследное имущество его жены Альдегунды стоили больше, чем все, на что он мог хоть когда-то надеяться, — например, графство Лавас.

— Сколько раздоров возникло из-за того, что жених и невеста равного ранга старались перещеголять друг друга богатством утреннего дара, сколько крови пролилось! Более весомый дар от новобрачного низшего ранга считался, да и сейчас считается, вызовом, оскорблением. Вот мы и не будем прямо просить у короля Гент. Но через Таллию мы можем заявить притязания на эти земли и на долю прибылей с торговых и портовых сборов.

Они отправились в путь. Три десятка всадников и вдвое большее число пехотинцев представляли собой довольно странную, но внушительную процессию. Когда они пересекли поле отгремевшей битвы и добрались до лагеря короля, сгущались сумерки. Над королевским шатром вечерний ветерок трепал знамя Генриха. Перед шатром сколачивались столы и выставлялась снедь для праздничного пира. В основном готовили мясо. На превращенных в пастбища пашнях вокруг Гента во множестве виднелись стада крупного скота, козы, отары овец. Хлеб, испеченный в Стелесхейме перед отбытием в Гент, не очень свеж. Были припасены и различные редкие яства и напитки. Король должен отметить такую победу достойно.

Вместе с Аланом Лавастин преклонил колени перед королем и весьма уверенно, чуть ли не дерзко, преподнес ему Гент. Он имел на это право, так как его войска стояли в воротах города. Но Генрих ожидал этого. Стул справа от короля пустовал, и Генрих пригласил графа занять это почетное место.

Слева от короля сидел молодой незнакомец с очень худым лицом, неспокойным взглядом и смуглой кожей. Слуги донесли, что это вновь найденный сын короля. Одеждой он не выделялся среди собравшейся знати, но вместо золотой цепи его шею украшал грубый железный ошейник раба. Он все время молчал.

На Алана была возложена почетная миссия. Он стоял справа от короля и доливал в его чашу вино. Со своего места он видел — и слышал — склоки придворных, возбужденных голодом и наступившим после кровопролитной битвы облегчением.

Справа от Лавастина принцесса Сапиентия, вытесненная со своего обычного почетного места, жаловалась герцогине Лютгард:

— Он украл мою победу!

— Я слышала несколько другую версию. Говорят, у тебя — с чего бы это? — вдруг полностью рухнул фланг и он прибыл как раз вовремя, чтобы позволить тебе сорганизоваться для эффективных действий.

Сапиентия возмущенно фыркнула. Отец Хью, советчик Сапиентии и мучитель Лиат, бесследно исчез. Лиат стояла в тени, поодаль, за подтянутой женщиной-«орлом», которая иногда подходила к королю и шепотом передавала ему донесения разведчиков. Рука Лиат покоилась на плече еще одной женщины-«орла», светловолосой и круглолицей. Алан помнил ее по битве при Касселе. Обе оглядывались по сторонам, как бы высматривая отсутствующих, которые еще недавно сидели за этим столом.

Потери армии Генриха были невелики. Больше всего павших было в отряде Сапиентии, оказавшейся зажатой между отступающими Эйка и их судами.

В командном составе армии Лавастина и его кузена кроме них мало кто выжил. Лорд Деди убит, тело леди Амалии еще не найдено. Лорд Уичман извлечен из-под горы трупов живым, но никто не решался предсказать, выживет ли он, — так тяжело было его состояние. Лишь капитан Ульрик прошел все испытания почти без потерь.

Но больше всего Алан скорбел о множестве безымянных, не помянутых на этом пиру людей. Выросший в деревне, он знал, какое горе принесут в их дома известия с поля боя. Кто возделает их поля? Кто женится на их невестах? Как нерожденный сын может занять место павшего?

Когда начали разносить блюда, было еще светло, но в дальнем конце стола уже зажгли факелы. На востоке, над развалинами Гента, вставала луна, своим мрачным светом освещая поля, где вперемешку лежали мертвые люди и Эйка.

Перед королем и его вновь обретенным сыном поставили блюдо.

Принц мгновенно набросился на еду, как голодная собака на объедки. За столом послышались быстро смолкшие сдавленные смешки. Завыли и загавкали псы принца, тут же вой и лай подхватили привязанные поодаль собаки Лавастина.

Принц сразу вскочил. С его губ капал жир. Король взял его за руку. Алан ощутил прилив жалости к принцу. Он вышел вперед, отвлекая на себя внимание, и занялся вином.

С очевидным усилием, с трясущимися руками принц снова сел и принялся за еду. Теперь он ел медленно, так очевидно сдерживаясь, что любой видел, чего ему это стоило.

— Ваше величество! — начал Лавастин, взглядом велев Алану отодвинуться. — Мне и моему народу дорого освобождение Гента и уничтожение чудовища, которое так долго держало вашего сына в плену.

— Я признаю ваши усилия и высоко ценю их, — произнес король, с усилием отрывая взгляд от сына и поворачиваясь к графу.

— Мы говорили о союзе между моим сыном и леди Таллией.

— Вы откровенны со мной, граф Лавастин.

— И всегда останусь откровенным, ваше величество. Итак, вы знаете, чего я хочу и какую цену я заплатил, чтобы этого добиться.

— Но знаете ли вы, чего я хочу от вас в обмен на исполнение ваших желаний?

— Нет, ваше величество, не знаю, но хочу знать.

Король посмотрел на Алана:

— Ваш сын хорош собой. А чего стоят его храбрость и ратное умение! Оборона этого холма против такого натиска Эйка — подвиг, невероятное свершение! Я не возражаю против его женитьбы на леди Таллии, если вы от своего имении от имени наследника поклянетесь поддерживать все мои начинания…

Прежде чем Лавастин открыл рот, принц вскочил и неверной походкой побежал в темноту. Король сделал движение, желая последовать за ним.

— Ваше величество, позвольте мне. — Алану показалось, что он понял причину бегства принца. Король согласно кивнул, и Алан тоже кинулся во тьму.

Он сделал лишь несколько шагов, когда рядом возникла Лиат.

— Что случилось? — спросила она. В ее взгляде была тревога, как у пса в грозу.

— Ничего серьезного, — тихо сказал он, успокаивая ее прикосновением. — Но лучше я пойду один. Вряд ли он захочет, чтобы ты видела его, когда ему плохо. — И он зашагал дальше.

Лиат кивнула и вернулась к «орлам».

Алан со своими людьми догнал принца за пределами лагеря. Сангланта тошнило. Когда рвота прекратилась, он отряхнулся.

— Слава Богу, никто не видел, — страдальчески пробормотал он.

Алан рискнул приблизиться. Он положил руку на плечо принца, который от прикосновения вздрогнул и заворчал, как собака.

— Тихо! — сказал Алан твердо, как сказал бы своей собаке. Принц, казалось, опомнился. — Когда долго голодаешь, нельзя есть сразу много сытной пищи, говорила моя тетя Бел. Она долго была моей тетей, — поправился он, обращаясь к своей совести.

— Ты кто? — спросил принц странным хриплым голосом, казавшимся скорбным, хотя хозяин его был лишь истощен и болен. Он уже достаточно пришел в себя, чтобы вытереть рот тыльной стороной ладони.

— Я сын Лавастина.

Снова залаяли псы, принц поднял голову и принюхался, затем вздрогнул и снова превратился в человека.

— Боже милостивый, освобожусь ли я хоть когда-нибудь от цепей Кровавого Сердца?

— Это ошейник. — Алан не знал, почему он говорит так свободно. Может быть, этот полудикий принц не внушал ему такого пиетета, как король. — Трудно стряхнуть влияние Кровавого Сердца, пока эта штука на шее.

— Ошейник напоминает мне, что он со мной сделал, напоминает, как он меня называл. — В голосе принца слышалась горечь, и Алан ему глубоко сочувствовал.

Но даже Алан не был свободен от любопытства.

— А как он называл?

Принц лишь покачал головой:

— Спасибо за доброе отношение. Я уже могу вернуться. Они вместе вернулись к королевскому столу, где монарх потягивал вино, а подданные налегали на еду с добросовестным усердием людей, сгорающих от любопытства, но понимающих, что хозяину не придутся по вкусу их вопросы. Принц с преувеличенной осторожностью сел и еще более осторожно стал отпивать из чаши и подолгу жевать маленькие кусочки мяса и хлеба. Иногда его ноздри вздрагивали, он вскидывал голову и осматривал собравшихся, как будто услышав какой-то рассердивший его шепот. Больше никаких происшествий не последовало, все от души ели, веселились и пили, не боясь, что вино иссякнет.

— Ты держался хорошо, уверенно. Я могу гордиться тобой, — говорил Лавастин сыну, когда они устроились в палатке, взятой для них у придворных меньшего ранга. — А вот принц Санглант скорее похож на одну из своих собак, чем на человека. Наверное, сказывается влияние материнской крови. — Он почесал за ухом Ужаса. Алан обрабатывал рану на спине Страха. Он уже перевязал лапу Рьяного и промыл рану Тоски.

Теперь можно было заняться лицом Лавастина. Кроме собак, в палатке никого не было. Снаружи слышался гомон военного лагеря. Подносили раненых, прибывали и отправлялись разведчики, собирали трофеи. В поле сжигали трупы Эйка и перекликались часовые.

— Он очень страдал, — сказал Алан, потрепав Страха по шее.

— И все же выжил. Говорят, собаки Эйка следовали за ним так же преданно, как когда-то «драконы». Что ты на это скажешь?

Алан засмеялся:

— Что же мне говорить, если я сам весь в собаках. Лавастин хмыкнул:

— И то правда. — Он зевнул, потянулся, но вдруг охнул. — Конечно, в твоем возрасте у меня после такого дня, как сегодня, не ощущалось ломоты в костях. Странный этот принц Эйка. Взял и отпустил нас, хотя мог убить. С твоей стороны очень дальновидно было отпустить его на волю.

— Даже если я пожертвовал вместо него Лаклингом? — Старый стыд еще жег Алана.

— Кто такой Лаклинг? — Лавастин снова потянулся и зевнул. Потом привязал собак и позвал слугу, чтобы тот снял с него сапоги. — А что случилось с «орлом»?

Алан понял, что о Лаклинге можно больше не говорить.

— Она вернулась к своим обязанностям.

— Хорошо, что ты добился ее доверия, сын. Сдается мне, что женитьба на леди Таллии позволит вам иметь в свите «орлов». Постарайся заполучить ее. У нее есть особенные способности, которые могут пригодиться.

Женитьба на Таллии. Все, что Лавастин говорил после этого, пронеслось мимо Алана, не оставив следа, подобно ночному бризу. Женитьба на Таллии.

Лавастин продолжал рассказывать о том, что Генрих собирается послать за Таллией и привезти ее ко двору, но Алан все еще плохо его слышал. Потом они улеглись. Алан лежал рядом с отцом, закрыв глаза, и перед ним, обжигая мозг, мелькали ужасные сцены битвы. Роза на груди горела. Но постепенно боль стихла, спокойное сопение собак и ровное дыхание отца погасили кошмарные видения и вызвали им на смену лицо Таллии, обрамленное распущенными пшеничными волосами. Его жена. Связанная с ним взаимным обетом, в присутствии свидетелей скрепленным епископским благословением.

Он заснул и увидел сон.

Течение и ветер на его стороне. Он уже чует море и эстуарий. Его восемь людей причаливают к пляжу на западном берегу. Он высылает разведчиков узнать, не рыщут ли солдаты Мягкотелых в поисках Детей Скал. Конечно же, они слишком заняты, они добивают тех, кто бежал в беспорядке, и хоронят своих павших. Печаль отвлекает их.

Конечно, смерть Кровавого Сердца нанесла большой урон Детям Скал, но глупо не извлечь из нее всей возможной выгоды. Ни один из честолюбивых детей Кровавого Сердца не посмел бы убить колдуна, боясь отмщения. Теперь месть падет на другого.

Кто из сыновей вождя выжил в поражении? Кто вообще не дрался под Тентом, еще до этого отправившись в рейдына восток? Все это нужно учесть, прежде чем решить, как и когда действовать.

Старый жрец сидит в брюхе ладьи и поет всяческую чушь, стирая кровь, сочащуюся из раны на груди, и слизывая ее с пальцев.

— Как ты это сделал? — спрашивает он у иссохшего старикана. — Зачем ты это сделал?

— Почему ты так любопытен? — спрашивает старый жрец, изъясняющийся почти исключительно вопросами.

— Кровавое Сердце нашел твое сердце в Рикин-фьолле. Он велел тебе спрятать там его сердце вместо твоего.

— А кто-нибудь найдет теперь мое сердце? — кудахчет старикашка.

Конечно, жрец полубезумен. Все они такие: это цена их могущества.

— Что случится с твоим сердцем? — снова спрашивает он. — Как ты умудрился спрятать сердце Кровавого Сердца в своей груди, если должен был сохранить его во фьолле?

— Неужели он думал, что он умнее меня? — Старый сморчок фыркает, на мгновение в его безумных глазах мелькает коварство. Жрец очень стар, самый старый из всех, кого он когда-либо видел. — Он думал, что я возьму свое старое сердце туда, где может произойти сражение? Ведь меня же могли убить!

— Значит, ты боишься смерти? Проклятие братьев гнезда…

— «Проклятие! Проклятие!» Разве я похож на неоперившегося птенца? Я развернул проклятие. Я украл голос Кровавого Сердца и договорил за него. Хэй! Хой! — Он запел нервно и беспорядочно. Песня напоминала реку, текущую вспять. — Проклятие это падет на того, чья рука направила клинок, пронзивший его сердце. Алалай!

Пожалуй, больше от него ничего не добиться. Он проверяет цепи, которыми скован старик, и обращается к своим солдатам. Половину этих братьев он оставляет караулить суда, остальные отправятся с ним на север, к самому устью реки.

Пятый сын пятого помета, он научился использовать свой опыт, научился учиться. Он был в плену у графа Лавастина, его судно тогда заперли в устье речушки Венну. Больше этого не случится. Если в устье приготовлена западня, он об этом узнает.

Он носом учуял людей, солдат, еще до того как увидел маленькое укрепление на утесе, замаскированное естественными зарослями и срубленными ветками и кустарником. Некоторые растения еще живы, но, пробуя языком воздух, он чувствует вкус и запах гнили.

Братья по гнезду ворчат и ерзают за его спиной, после Тента им больше не довелось сражаться. Он чувствует нетерпение воинов, не обученных ждать. Им придется учиться у него, иначе они погибнут.

Он поднимает руку и делает им знак, приказывая рассредоточиться. Выпрямившись, он размахивается и бьет копьем по щиту. Маленький форт ожил, оттуда послышался шум, люди готовились к схватке.

— Слушайте меня! — кричит он. Он нюхает воздух, пересчитывая их испарения. — Вас всего тридцать, а у меня больше сотни бойцов. Предлагаю вам выбор: драться и умереть, прямо сейчас, этой ночью, или оставить форт, отступить на юг и запад к вашему лагерю и сохранить жизни.

— А если ты обманешь? — кричит один из них. Он видит тень этого человека и чувствует какой-то упругий, упрямый привкус в воздухе.

— Я тот, кого отпустил из плена лорд Алан в Лавасе. Я клянусь честью этого лорда, что не трону вас, если вы сейчас же уйдете и оставите мне форт.

Человек возмущенно плюнул:

— Как может Эйка клясться честью доброго лорда Алана!

Упрямый тип. Время уходит. Скоро подойдут другие ладьи.

— Тогда если среди вас найдется храбрец, пошлите его ко мне, и я буду заложником под его ножом, пока вы неуйдете. Потом он догонит вас, его не тронут. Но решайтесь быстрей, или я атакую.

Они совещаются. Он не слышит голосов, но ощущает их страх, его резкий привкус доносит порывистый ветер. Они понимают, что окружены превосходящим по численности жестоким, беспощадным врагом.

Конечно, они согласны. Иначе — смерть. Мягкотелые всегда хватаются за жизнь, даже если это собачья жизнь. Как и престарелый жрец, они боятся смерти, боятся перехода во фьоллы небес. Почему же не использовать этот страх против них?

Вот вышел один из них. Он подходит к нему и подставляет горло под его нож. Люди поспешно, но организованно покидают форт, уходят в ночь, посеревшую от лунного света. Его солдаты занимают форт и спускаются к берегу. Кричат. Внутри форта установлены машины. Он с нетерпением смотрит на человека перед ним. Наконец тот опускает нож.

— Я запомню тебя, — говорит человек. Он поворачивается и бежит за своими, как будто опасаясь стрелы в спину. Действительно, один из его братьев по гнезду поднимает лук, соблазнившись легкой добычей. Он подпрыгивает к стрелку и резким ударом сбивает прицел.

— Слабак ты! — кричит обиженный брат.

За неуважение и неподчинение — смерть. Взбунтовавшийся брат, истекая кровью, оседает наземь, а он оборачивается к остальным:

— У кого есть вопросы? Неподчинения я не потерплю. Я хочу завершить то, чего не смог Кровавое Сердце, который не захотел учиться у Мудроматерей.

Он молчит. Кровь убитого брата орошает его ноги, огонь жизни угас, его поглотила земля. Все молчат.

— Пора двигаться дальше, — приказывает он, уже оценив серьезность графской засады. Хитрый человек этот граф. Достойный противник.

Скоро прибывают другие ладьи, исход Эйка после смерти Кровавого Сердца, крушения его власти и армии продолжается. Он бесстрастно наблюдает, как они исчезают в темной воде.

Скоро вода Везера выбросит на берег осколки ладей и тех, кто доплыл до берега от цепей и столбов. Тех, кто не обнажит перед ним глотку, его солдаты убьют.

Потом он снимет цепь и уйдет на север, вернется в Рикин-фьорд, но сейчас он должен уничтожить как можно больше соперников.

Из уходивших в поход на Тент домой вернутся немногие, но выжившие будут принадлежать ему.

Его сторонники работают быстро и ловко. Из маленького форта он наблюдает, как Сердце Старика, луна, покидает небо, уходит за горизонт на западе; как загораются звезды, глаза самых древних Матерей; равнодушно глядят они на поток Везера, на спящую землю. Во фьолле небес, в долине черного льда, лишь холод внемлет их неспешной беседе, длящейся многие жизни. И все же они прекрасны.

Лиат не могла заснуть.

Отправив Хатуи отдыхать, она заступила на вахту вместо нее. По обычаю, один из «орлов» должен был стоять на дежурстве вместе с королевскими гвардейцами.

Из-за полнолуния звезды были почти не видны. Она пыталась вспомнить, что говорил ей Па о расположении звезд, но не могла сосредоточиться.

Санглант жив.

Жив.

Но он так изменился… Или нет?

— «Орел».

Ночной ветерок донес слабый шепот. Лиат повернулась на голос.

Появились два стражника с факелами. Третий вел мула, на котором ехала женщина в одеянии священника. Остановившись поодаль, она выжидающе смотрела на Лиат.

Девушка подошла.

Это оказалась сестра Росвита. На сей раз спокойствие изменило священнице. Она пыталась сохранять невозмутимость, но ее выдавал лихорадочный блеск в глазах.

— Я думала, что вы ночуете в обозе…

Росвита спешилась и знаком отпустила слугу. Тот отошел в сторону, остановившись в нескольких шагах.

— Это так, но мне было необходимо встретиться с вами, при такой луне можно передвигаться и ночью.

— Но в лесах еще могут скрываться Эйка!

— Оказалось вовсе не так далеко, как я опасалась. Никаких Эйка мы не встретили. Мне надо с вами поговорить, «орел». Хвала Владычице, что я вас встретила.

Лиат с замиранием сердца смотрела, как Росвита вынимала из притороченного к седлу мешка что-то завернутое в полотно. Она сразу поняла, что это.

— Как вам удалось?.. — выдохнула она. Язык плохо повиновался.

— Вы догадались, что внутри? Можете не отвечать: вижу, что догадались. Я помню, вы читаете по-дарийски… — (Лиат всегда считала Росвиту образцом спокойствия и невозмутимости, но сейчас выдержка изменила священнице.) — И почему я должна отдать ее вам?

Будучи гораздо моложе и сильнее клирика, Лиат могла бы просто вырвать у нее книгу и убежать, но девушка не двигалась.

— Это все, что мне осталось от отца.

— Ваш отец был математиком?

Нет смысла лгать: Росвита, конечно, читала книгу.

— Да.

— А кто вы, «орел»?

— Сирота. Безродная. Все, что у меня есть, — это «орлы». Прошу вас, сестра. Я никому не могу причинить вреда.

Росвита подняла взгляд к небу, как будто пытаясь спросить ответа у звезд:

— Я не могу держать ее у себя.

— Как она к вам попала?

— Неважно.

— Что вы смогли… — Она испуганно замолчала. Сопровождающие Росвиты передавали друг другу кожаную бутыль. Пахло медовухой.

— Я не читаю по-джиннски, — сказала Росвита. — А четвертый язык мне вовсе не знаком. Я мельком заглянула в дарийский и аретузский тексты, и этого оказалось достаточно, чтобы понять, в чем дело. Храни вас Владычица, дитя! Почему вы простой «орел»?

— Мне это предложили…

— Вулфер?

— Да. Он спас меня от Хью.

Росвита протянула книгу Лиат. Та схватила ее и прижала к груди.

— Пожалуй, она по праву принадлежит вам, — тихо сказала Росвита. — Молю Бога, чтобы я не раскаялась в содеянном. Но нам с вами нужно о многом поговорить. Ваша бессмертная душа в опасности. Кто такие Семеро Спящих?

— Семеро Спящих… — Лиат мучительно пыталась вспомнить. — «Остерегайтесь Семерых Спящих», — так написал отец в книге. Я ведь знаю только то, что он писал или говорил.

— Вы не читали об этом у Евсевии в «Истории Духа»?

— Нет, я не читала Евсевию.

— Во время преследования дайсанитов при императоре Тианотане семь молодых людей из святого города Саиса удалились в пещеру, чтобы укрепить свой дух перед мученической кончиной. Но пещера чудесным образом закрылась, и они заснули долгим сном.

— До каких пор?

— Евсевия не говорит об этом. Но я слышала еще кое-что. Знаете брата Фиделиса из Херфордского монастыря?

— Нет.

— «Дьяволы принимают личину магов и ученых и соблазняют меня знанием, чтобы выведать, знаю ли я секреты Семерых Спящих». Это слова Фиделиса, — процитировала Росвита.

— Были они… — Лиат запнулась. Подул ветер, и она вдруг вспомнила преследовавшего ее на пустынной дороге дэймона. Она содрогнулась. — Не знаю, что мне делать, — испуганно пробормотала девушка. — Па говорил: «Самый страшный враг тот, которого не видишь».

Росвита подняла руку для благословения:

— Вам следовало бы серьезно подумать о посещении монастыря святой Валерии.

— Как? — пробормотала Лиат, представив себе строгую матерь Ротгард. — Искусство математики запрещено.

— Запрещено. Тем не менее необходимо уметь разбираться в нем. Мать Ротгард, конечно, не тот наставник, у которого я бы хотела учиться. Она не обладает ни терпением, ни душевной теплотой. Но ни разу я не слышала, чтобы она использовала свои знания во зло. Если не можете довериться мне, обратитесь к ней. Подумайте хорошенько. — Росвита оглянулась на своих слуг. — Мне надо возвращаться к обозу, пока меня не хватились. Скоро утро.

Она еще раз внимательно посмотрела на Лиат, как бы стремясь проникнуть ей в душу, затем отвернулась и позвала слуг.

Росвита уехала, а Лиат осталась стоять, крепко прижимая к себе книгу. Громадный филин бесшумно приземлился неподалеку от входа в шатер короля. Лиат вздрогнула. Некоторое время большие золотистые глаза птицы внимательно разглядывали девушку, затем филин взмыл в небо и исчез.

— Лиат.

Конечно, он знал. Она не обернулась.

— Ты украла книгу. — В его голосе сквозило удивление. — Я покинул поле, как только стало ясно, что мы победили, и пошел к обозу. Книги уже не было. Как ты это смогла? Какой магией?

Она не ответила. Он рывком развернул ее к себе и, размахнувшись, сильно ударил. Солдаты у входа повернулись в их сторону, но, увидев благородного лорда, они остались на месте. Их это не касалось.

О Владычица, он использовал колдовство. От чего же защищал ее Па? От какой магии? Почему он не защитил ее от Хью?

— Черт возьми, Лиат! — Его охватила ярость. — Это моя книга. Ты моя рабыня. Повторяй за мной, Лиат: «Я твоя рабыня, Хью». Ты никуда не денешься от меня.

Неужели он успел так завладеть ее душой, что теперь может безнаказанно помыкать ею?

Она беспомощна. Ей никогда не избавиться от него.

Он больно сжимал ее плечо. У девушки подкосились ноги.

— Скажи это, Лиат.

Совершенно раздавленная, она смогла только прошептать:

— Санглант.

Выползавшие по ночам крысы обгладывали кости. Царапанье их когтей о каменный пол вырвало его из дремоты.

Ему не хотелось открывать глаза. Почему Бог мучит его, посылая такие сны? Зачем мать прокляла его жизнью? Лучше умереть, чем видеть во сне, что Кровавое Сердце мертв, а он свободен. Такие сны лишают его последних сил.

Собаки завыли.

— Тихо, сын, успокойся. — Слова были произнесены голосом отца. Чья-то рука нежно погладила его волосы, как это делал отец, когда он, будучи еще ребенком, тяжело переживал смерть вырастившей его няньки. Она умерла от тифа. Он не желал отходить от ее ложа, несмотря на приказы отца, боявшегося, как бы он не заразился. Но он не заболел.

Ни одна известная болезнь не коснется его.

Теплая рука снова коснулась его волос.

Он вскочил и тут же присел от неожиданности. Он лежал на мягкой кровати в королевском шатре. Отец сидел на походном стуле рядом с его ложем. Неподалеку спали двое слуг. Больше в шатре никого не было. Король откинул волосы со лба Сангланта и, улыбнувшись, ласково сказал:

— Поспи еще немного.

— Нельзя. Они убьют меня, если я засну, — прошептал он. Генрих покачал головой:

— Кто убьет?

— Собаки.

Король глубоко вздохнул и положил руку на плечо Сангланта:

— Сын, ты больше не пленник Кровавого Сердце.

Санглант молча поднес руку к железному ошейнику.

— А это надо снять, сын. — Король приложил чистый кусочек ткани к исцарапанной шее Сангланта. На груди Генриха сверкнула золотая цепь — символ королевского происхождения.

— Ну если не хочешь спать, съешь что-нибудь.

— Чтобы не позориться на людях, — проворчал Санглант, опуская голову.

Но Генрих лишь улыбнулся:

— Ребенком ты был такой же. Не так уж плохо всегда сохранять бдительность. Иногда мне кажется, что наши князья не лучше твоих собак — вечно грызутся между собой. Иные из них не прочь вцепиться в горло и мне, если я покажу слабость.

— Благородный лорд со свитой, — с горечью сказал Санглант, вспомнив насмешку Кровавого Сердца.

— Мы можем перерезать им глотки…

— Нет! — Он вскочил. — Они сохранили мне верность. Как мои «драконы».

— Сядь! — приказал Генрих. Санглант опустился на другой стул. Рядом стоял маленький столик с корзиной хлеба и миской свежих лесных ягод. — Мы не будем их убивать. Они сидят на цепи, потому что легко перегрызают кожаные поводки. Они будут служить тебе напоминанием.

Санглант взял миску с ягодами и с наслаждением вдохнул их аромат, затем отломил кусочек хлеба. Очень хотелось есть, но нельзя было сразу набрасываться на еду.

— Напоминанием о чем? — спросил он.

— О князьях и лордах королевства.

— Зачем мне о них знать? — Он вертел в пальцах хлеб. Генрих наклонился к нему и понизил голос. Санглант замер с поднесенным ко рту куском хлеба.

— Мы должны подумать, как сделать тебя королем после меня.

Санглант положил хлеб.

— А зачем мне быть королем?

Генрих не успел ответить, ветер донес голос Лиат, в котором слышался страх и отчаяние. Она зовет его.

Опрокинув стул, он выскочил наружу. Охрана едва успели отскочить. Он знал, куда бежать.

Какой-то благородный лорд крепко держал ее мертвой хваткой.

Санглант сорвал его руку с плеча девушки.

Прошли годы, но он не забыл это лицо.

— Хью! — Санглант отпустил его руку. Хью отступил на шаг. Он был взбешен. Санглант чувствовал запах его ярости.

— Прошу прощения, милорд принц. Этот «орел» служит принцессе Сапиентии, и я как раз хочу доставить ее обратно.

— Волоком?

Голос Хью стал вкрадчивым, но это только еще больше разозлило Сангланта.

— Нет, она сама хочет идти со мной. Ведь правда, Лиат?

В ответ девушка отпрянула и прижалась к груди Сангланта.

— Лиат! — повелительно произнес Хью. Он привык, чтобы ему повиновались, и впадал в ярость, если кто-то осмеливался ему перечить. — Лиат, ты идешь со мной.

Она издала сдавленный звук и крепче прижалась к Сангланту.

Принц почувствовал, что теряет контроль над собой. Из его горла вырвалось низкое рычание.

Хью струсил и отступил.

— Знаете, как некоторые вас теперь называют? Собачий принц!

— Пошел вон, — приказал Санглант. Хью смерил его высокомерным взглядом.

— Не мечите бисер перед собаками, — бросил он и зашагал прочь.

Лиат не двигалась. Он обнял ее. Девушка подняла лицо.

Он долго голодал. Он мечтал о ней все это время. Он прикоснулся к ее щеке. Лиат не шевелилась. Они прислушивались к дыханию друг друга.

— Выходи за меня замуж, Лиат, — все, что он мог сейчас сказать. Разве не она обстригла его волосы на берегу реки? Освободила его от Кровавого Сердца? Память о ней спасла его от безумия…

У входа в шатер показался король. Занималась заря: проснулись и защебетали птицы, постепенно гасли звезды.

Лиат отпрянула от Сангланта, почувствовав себя вором, которого застигли на месте преступления.

— Ваше величество! — вырвалось у нее.

Лицо короля окаменело, но голос звучал спокойно и уверенно:

— «Орел», самое время оповестить моего сына Эккехарда и королевскую школу в моем дворце в Вераусхаузене о нашей славной победе. Отправляйтесь немедленно.

— Ваше величество! — начал было Санглант. Но Лиат отступила еще дальше.

— Это мой долг, мне надо идти.

Он не возражал. Он не мог удерживать ее против воли. В кого он превратился! Собачий принц. Так его называют здесь, так называл его Кровавое Сердце. Почему он так уверен, что ее чувства к нему не изменились?

Он всегда был послушным сыном.

Она на мгновение задержалась и резким движением сунула ему сверток:

— Прошу, сохрани это для меня.

Он скорее догадался, чем услышал. Девушка зашагала прочь. Санглант проводил ее глазами.

— Вернемся внутрь, сын, — сказал Генрих. В голосе отца появились новые нотки. Санглант вспомнил нужное слово.

Ревность.

— Я так долго был внутри!

Когда он в последний раз слышал пение птиц на заре? Видел, как меркнет самая яркая звезда? Вдыхал утренний воздух?

Лагерь постепенно просыпался. Начиналась утренняя суматоха. Возле дальних палаток она обернулась в последний раз.

— Я забыл, как выглядит солнце на заре, — сказал Санглант, глядя ей вслед. — Как сладок утренний воздух.

— Что это она тебе дала?

Обещание. Но вслух он этого, конечно, не сказал.