"Перст Божий" - читать интересную книгу автора (Эмар Густав)ГЛАВА IX. Масса дурных известийМексика, кажется, единственная страна в мире, где самые алчные стремления увенчиваются успехом. Постоянная анархия сделала то, что здесь все возможно; чем безумнее предприятие, тем более шансов на удачу; с энергией и золотом здесь всего можно добиться, какова бы ни была намеченная цель. Планы дона Мануэля де Линареса, которые во Франции сочли бы чудовищными, и автора их запрятали бы в темницу, в Мексике никого даже не удивляли. Напротив, их находили заманчивыми; у дона Мануэля являлись ревностные сторонники, готовые поддержать и защитить его, рискуя всем. Какова бы ни была репутация дона Мануэля де Линарес, но это был богач, или, по крайней мере, слыл за такового: золото сыпалось в изобилии из его рук; уже одного этого было достаточно, чтобы он приобрел себе массу друзей. Кроме того, в Соноре и других соседних штатах почти не было войск, а те, которые еще оставались там, легко было купить. В силу всего этого повсеместное восстание произошло без единого выстрела. Довольно было нескольких часов, чтобы все, соединившись, признали власть смелого злоумышленника. Жители по привычке отнеслись к этому факту вполне равнодушно: в общем, им было решительно все равно, будет ли у них губернатором дон Порфирио Сандос или же дон Мануэль Линарес; они знали, что как в том, так и в другом случае, им придется платить громадные налоги. В Мексике, справедливо можно сказать, чем более происходит перемен, тем прочнее старые порядки. После восстания прошло две недели. Дело было вечером, пробило десять часов. В городе Уресе, расположенном на индейской границе, дул сильный ветер, так называемый Дождь лил как из ведра; небо время от времени разрывали зловещие зигзаги молний; раскаты грома раздавались несмолкаемым эхом в пещерах и горах. Город казался вымершим; на улицах не было ни души; все дома заперты и свет всюду загашен; только в одном месте, точно на маяке, виднелся огонек, блестевший из окна дворца, находящегося на главной площади. Это было окно рабочего кабинета, с роскошной обстановкой, в котором сидели два человека; перед ними стоял огромный стол, покрытый зеленой скатертью и заваленный книгами, бумагами и журналами. То были дон Мануэль и его друг, дон Кристобаль Паломбо. Дон Кристобаль был в дорожном костюме. Оба друга казались озабоченными и мрачными. Их разговор, без сомнения, весьма интересный, происходил вполголоса, точно они боялись, что чье-либо нескромное ухо подслушает их. — Десять часов, а никого еще нет! — сказал с досадой дон Мануэль. — Разве вы кого-нибудь ждете? — Конечно, я сижу без известий целых три недели, я ничего не знаю, а потому вынужден бездействовать; с часу на час я ожидаю курьера. — Погода скверная; дороги теперь непроходимы. А откуда вы ждете вестника, из Синалоа, или из Аризоны? — Нет, не из этих штатов; там у нас верные друзья, на которых можно положиться. — Я это знаю, но знаю также и то, что никогда нельзя продавать шкуру медведя раньше, чем убьешь его. Откуда же этот вестник? — Из Марфильского ущелья. — О-о! Там враг силен, сам дон Порфирио! — Это правда; но наши люди испытанные и под командой дона Бальдомеро де Карденаса. — Да, такой командир чего-нибудь да стоит: дон Бальдомеро не только храбр, но и хитер, как краснокожий. Но что вы затеяли? — Я приказал похитить у дона Порфирио его жену и дочь. — От души желаю вам успеха; может быть, вы получите теперь более приятные известия, чем те, которые я вам привез. — Да, я просто теряю голову в этом деле. Итак, вы ничего не нашли? — Ровно ничего, кроме того куска кружев, о котором я вам говорил. — И у вас были верные люди? — Десять прекрасных охотников, самых смелых и ловких. — И они не могли добраться до трупа? — Мы все испробовали, но это оказалось невозможным. — Как это странно! — Что могло заставить бедную девушку решится на такую ужасную смерть? Дон Мануэль покачал головой. — Вы знаете, почему она покончила самоубийством? — Ничего не знаю! — ответил он сердито. — Что же вы качаете головой? — Потому что я убежден, что она осталась жива. — Кто, донья Санта? — Да, я готов поклясться в этом! — Вы, кажется, сошли с ума, милый друг, ведь я же видел ее труп! — А кто докажет, что это был труп доньи Санты? — А чей же еще? — Вот видите, вы сами не уверены. — Однако… — Вы не уверены, говорю я! Положим, вы видели туловище, это туловище было одето в платье доньи Санты, я согласен с вами; но рассмотрели ли вы черты лица? — Вы сами знаете, как велико расстояние. — Но вы сами говорили мне, что вам показалось неестественным, что донья Санта, бросаясь со стены, могла попасть туда, где лежит так сказать, ее труп. Говорили вы это или нет? — Я вам еще раз повторяю мои слова, дорогой дон Мануэль: «Почти невозможная вещь». Но все-таки она упала туда. — Дон Кристобаль, знаете, что мои предчувствия редко обманывают меня. Я утверждаю, что донья Санта жива и что исклеванный труп, виденный вами, не ее. — Положи, что это так, но ради чего такая комедия? — Чтобы ввести нас в обман; донья Санта или сама скрылась с асиенды, или же ее похитили. — Но кто? Ведь ее никто не мог видеть при той страже, которая ее охраняла. Не через стену же она прошла. — Очень может быть. — О! Дон Мануэль, вы меня считаете за дурака! — Нисколько, мой милый друг; это дело весьма важно, и если хотите знать правду, я боюсь! — Боитесь, вы?! — Да, мой друг; согласитесь, что тут какая то необъяснимая тайна. — Да, действительно. — При тех обстоятельствах, в которых мы находимся, меня беспокоит все, что принимает таинственный оборот, я боюсь всего необъяснимого, я дрожу не за одного себя, а за всех нас. — Вы начинаете создавать себе химеры; какое особенное значение может для нас иметь исчезновение этой девушки? Чего нам бояться ее, даже если она осталась жива? Дон Мануэль горько усмехнулся. — Вы слепы, дон Кристобаль, или же вы умышленно не понимаете! — Я? О! Клянусь вам! — В таком случае, вы, значит, не потрудились подумать, какие будут последствия этого невероятного бегства; вы не допускаете, что донья Санта не могла пройти сквозь стены асиенды, а равно не могла сама перепрыгнуть все рвы, опустить подъемные мосты без того, чтобы не увидели сторожа. Но это не все: выйдя с асиенды, она очутилась бы одна, в пустыне, пешком, без денег, вдали от всякого жилища. Не зная дороги и будучи слишком слабой, она не могла бы добраться до первого мексиканского поселка. — Все ваши доводы, дон Мануэль, в высшей степени логичны; сознаюсь, я не подумал… — Погодите! — сказал он, презрительно пожав плечами. — Это еще не все. Предположим, что она вследствие своей энергии решилась пройти одна через громадную пустыню… — О! Это немыслимо, дон Мануэль! — Значит, она бежала не одна; с ней было несколько сообщников, сильных и храбрых мужчин, опытных и хорошо знающих неизвестные ей дороги, эти секретные ходы и выходы в подземельях, о которых мы сами имеем лишь смутное понятие. — О-о! — проговорил дон Кристобаль, бледнея. — Вы правы; но тогда, если все действительно так, мы погибли! — А! Вы наконец поняли меня! — сказал дон Мануэль с насмешкой. — Мой страх и беспокойство больше не удивляют вас? — Наша тайна в чужих руках; теперь мы во власти врагов. Но как они могли разузнать все? — Вот это-то и требуется выяснить как можно скорее, дон Кристобаль. — Есть один человек, которому известны все тайны асиенды; помните, как он необычайно скрылся? — Да, это дон Порфирио. Он лучше нас знает все тайные ходы и помещения асиенды; но, не взирая на его ненависть к нам, никому не откроет секрета. — Ведь он поклялся отомстить нам? — Да, но он также поклялся, что не раскроет тайн асиенды, и даже при исполнении своей мести не нарушит клятвы: это честный человек! — сказал дон Мануэль странным тоном. — Если бы он намеревался не сдержать своего обещания, разве он стал бы ждать целых двадцать лет? — Какой же черт держать нас в своих лапах? — Я сам ищу его! — проговорил дон Мануэль в раздумье. — Но странно, что этот человек, кто бы он ни был, открывши тайны асиенды, до сих пор не проявляет себя, хотя бы нападением на нас! — Вот это-то меня и пугает; чтобы так действовать, у этого человека должна быть уверенность в своей необъятной силе; он скрытно подстраивает против нас козни, чтобы доконать нас. — Этот человек — дон Торрибио! При него ходят слухи, что мексиканское правительство поручило ему уничтожить наш союз. — Так! — проговорил дон Мануэль. — Это бахвал и враль, как и все уроженцы Буэнос-Айреса! Он хвастался, что может разбить всех нас в несколько дней. Однако, что же он сделал пока? Вот уже пять месяцев, как он рыщет по Соноре. Чего же он добился? Ничего! — Позвольте заметить, дорогой дон Мануэль, что, судя по тому, что вы сами изволили говорить, этот человек не может быть ничтожным противником. Он даже, по вашим же словам, оказывал вам услуги в критических обстоятельствах, из которых вам без его помощи трудно было бы выбраться. — Оставим это, мой друг! Допустим, этот человек храбр и умен, но из этого еще не следует, что он обладает какими-то особенными способностями, которые ему приписывают, но которых он до сих пор ничем не проявил. Если бы у него на самом деле была такая сила, то он был бы не человеком, а демоном. Где ему, иностранцу, открыть тайны, которых столько искусных искателей следов не могли понять многие годы? Даже предполагать такую вещь нелепо! — Все же не мешает быть осторожнее, дон Мануэль. — Нет, он тут не причем, уверяю вас; к тому же, он в моих руках. Мне известен каждый шаг его через старого слугу. — Лукаса Мендеса? — Да. — Вы так уверены в этом человеке, дон Мануэль! Что же касается меня, то, признаюсь вам, его странные манеры, смиренная и в то же время хитрая физиономия внушают мне подозрения; по-моему, это — несомненный изменник! — Вы не в своем уме, дон Кристобаль; право, вам всюду мерещится измена! — Потому что она есть в действительности. — До известной степени. Но зачем преувеличивать?! Не надо бояться; трусость — самое ужасное зло. Когда она овладевает человеком, то он не в состоянии здраво рассуждать и правильно поступать; я уверен в Лукасе Мендесе; он доказал мне свою несомненную преданность. — Не буду настаивать относительно его, но… — Вы все-таки остаетесь при вашем мнении, черт побери? — Признаюсь, да! — Как вам угодно! Будущее покажет вам, что вы ошибаетесь! — От души желаю этого. — Возвратимся же к моей воспитаннице. Я сам не знаю почему, но с того дня, как она исчезла, я не имею ни минуты покоя. Как она могла выйти с асиенды? Надо это разузнать во что бы то не стало. Донья Санта скрывается, мы должны разыскать ее. Когда же она будет в наших руках, — он при этом нахмурил брови, — мы сумеем выведать от нее, кто тут орудовал. — Не поздно ли теперь приниматься за розыски? — Напротив, теперь самый удобный момент. Она спрятана, наверное, недалеко от нас; успокоившись, что ее считают умершей, она перестанет быть настороже, будет выходить и в один прекрасный день попадет прямо к нам в руки. Для этого надо усердно следить за ней. Согласны вы взяться за это? — Як вашим услугам. — Ну, так слушайте: не жалейте золота. Вы знаете, что это — ключ, отмыкающий все двери. Но будьте осторожны и терпеливы; вы увидите, заблудшая овечка найдется через неделю. — Дай Бог! С завтрашнего же дня я принимаюсь. — Прекрасно, я уверен, что вы найдете ее. В эту минуту послышался шум скачущей галопом лошади, затем вопрос караульного: «Кто там»? — после чего с треском раскрылись и захлопнулись ворота дворца. — Вот курьер! — сказал дон Кристобаль. — Что же он медлит? — сказал дон Мануэль в нетерпении. — Что он там делает на дворе? Дверь кабинета открылась, и показался привратник. — Курьер к его превосходительству, губернатору! — доложил он с поклоном. — Пусть войдет! — Ваше превосходительство, он, бедный, весь измок, с него просто течет вода и грязь! — Ничего, пусть входит — и сию же минуту! Привратник раскрыл дверь и пропустил человека, который вошел тяжелыми шагами, шатаясь, как пьяный и оставляя позади себя лужи грязи. Дон Мануэль и дон Кристобаль сразу узнали его. Это был Матадиес, грозный бандит. Но в каком ужасающем виде! Он еле держался на ногах от усталости, одежда на нем висела клочьями; на том месте, где он остановился, тотчас же образовалась громадная лужа грязи. — Пить! — проговорил он хриплым голосом. — Трое суток у меня ничего не было во рту! По знаку дона Мануэля, привратник вышел и вскоре вернулся с двумя пеонами, из которых один принес кресло, а другой поднос, заставленный питьем и едой. — Сядьте сюда, — сказал дон Мануэль, — и закусите: я подожду расспрашивать вас, пока вы не подкрепите свои силы. Бандит с облегчением опустился в кресло и с жадностью набросился на еду, совершенно забыв, где он и кто перед ним. В каких-нибудь четверть часа с подноса все исчезло. — Ну что, вам теперь легче? — спросил дон Мануэль бандита, утиравшего рот рукавом. — Да, ваша милость, я просто умирал с голоду и усталости, но теперь — alabado sea Dios!11 — все кончено; я готов отвечать вам! — И он, без церемоний взяв со стола папиросу, закурил ее. — Откуда вы? — спросил дон Мануэль, как бы не замечая вольности бандита. — Из Марфильского ущелья. — Ну? — разом вскричали оба. — Ну, господа! — грубо ответил он. — Мы сами попали в западню, которую приготовили для других. — Это что значит? — сердито воскликнул дон Мануэль. — На нас напали врасплох; половина товарищей погибла, а другие разбиты. А между тем, клянусь вам, мы дрались, как ягуары. — Rayo de Dios! Неужели это правда? — вскричал дон Мануэль в ярости. — Подлецы этакие, они пустились в бегство при первом же выстреле! — Нет, ваша милость, — сказал бандит, — я говорю вам истинную правду. Только тридцать человек из наших ушли: враги били нас без пощады. Я остался в живых каким-то чудом; мне удалось, с помощью нескольких товарищей, похитить донью Хесус, но… — Где же она? Надеюсь, вы ее не убили? — Донья Хесус в настоящее время пребывает на асиенде дель-Охо-де-Агуа, со своими родителями и друзьями. — Несчастный! Вы подло изменили мне! — Я так и знал! — проговорил дон Кристобаль. Бандит пожал плечами. — Я не изменник! — холодно ответил он, — донью Хесус отнял у нас проклятый охотник; он же убил моих спутников. Мне же, неизвестно по какой причине, пощадил жизнь. — Как, один человек? — закричал дон Мануэль. — Да он издевается над нами! — сказал дон Кристобаль. — Я ни над кем не издеваюсь, — возразил тот с горечью, — а говорю правду, что он был один. Но этот человек справится с двадцатью людьми — это Горячее Сердце. — Дон Руис! — проговорил дон Мануэль. — Сын дона Фабиана Торрильяса де Торре Асула, друга дона Порфирио Сандоса! — сказал дон Кристобаль. — А! Это ужасно, сама судьба идет против нас. — Ба! — проговорил дон Кристобаль, напуская на себя спокойствие. — Постараемся отомстить! Вдруг показался привратник с докладом: — Сеньор Наранха изволили приехать. — Наранха! Вот кстати-то. Пусть идет скорей! Весь измокший от дождя, новоприбывший вошел в комнату и остановился перед своим хозяином. — Есть новости? — спросил дон Мануэль в нетерпении. — Только одна! — лаконически ответил самбо. — Важная? — Судите сами, ваше превосходительство! — Не виляйте, говорите прямо. — Дон Порфирио Сандос идет на Урес во главе многочисленного войска. — Вы это наверное знаете? — Наверное. — Значит, все потерянно! — воскликнул дон Мануэль. — Почем знать? — ответил самбо насмешливо. — Напротив, может быть, все выиграно. Дон Мануэль посмотрел на него с изумлением. Наранха ничего не ответил, но только многозначительно взглянул на Матадиеса, который преспокойно курил папиросу. — Подойдите сюда! — сказал губернатор бандиту. Тот встал и подошел к нему. — Слушайте, — сказал ему дон Мануэль, — пойдите отдохните и выспитесь. Завтра я вам дам инструкции; я вами очень доволен; вот возьмите себе пока. Он протянул ему кошелек, наполненный золотыми монетами. В глазах бандита сверкнула радость, и он весело ответил губернатору: — Сегодня, завтра и всегда я готов служить вашему превосходительству. Как я хорошо сделал, что поступил к вам на службу: вы так щедро оплачиваете услуги! Затем он повернулся и вышел из комнаты. — Теперь нам бояться некого, говорите всю правду! — сказал дон Мануэль, — лишь только дверь закрылась за бандитом. — С удовольствием! — ответил Наранха, присаживаясь. Не станем входить в подробности разговора, последовавшего между ними. Скажем только, что результатом его явились новые ужаснейшие проекты. |
||
|