"Росас" - читать интересную книгу автора (Эмар Густав)ГЛАВА XX. Как донья Эрмоса превратила прожорливого волка в кроткого ягненкаНо донья Эрмоса была женщиной в полном смысле этого слова: она быстро оправилась от пережитого волнения. — Поспешим, поспешим! — сказала она. Луис понял угрожавшую им опасность — подняв на руки молодую женщину, он бросился вперед. — Да, — сказал он, — нам нельзя терять ни минуты! Лиза побежала вперед, чтобы открыть дверь. Почти тотчас же раздался второй залп в том же направлении. Несмотря на опасность, нависшую над их головой, они остановились и с тревогой обернулись к реке. В этот момент легкий свет блеснул в волнах, и раздался еще залп. — Боже мой! — вскричала донья Эрмоса. — Последний залп раздался со шлюпки в ответ на огонь неприятеля! — сказал дон Луис, сжав губы, со смешанным выражением радости и ярости. — Они без сомнения, ранены, Луис! — Нет, нет, стрельба ночью очень трудна, но поспешим, нам угрожает еще и другая опасность. — Другая! — Идем, умоляю тебя, идем! Они были уже в нескольких шагах от дачи, когда заметили Хосе, бежавшего навстречу к ним с своей — Ах, вот они! — вскричал он, заметив их. — Хосе! — Да, сеньора, это я, но вам нельзя здесь оставаться теперь, уходите, ради неба! — сказал он с горестным выражением. — Вы слышали, Хосе? — спросил дон Луис. — Да, сеньор, я слышал все, но сеньора не должна… — Хорошо, хорошо, я иду, мой хороший Хосе, — сказала ему ласково донья Эрмоса. — Я хотел вас спросить, Хосе — начал дон Луис, когда они вошли в дом, — вы не различили из какого оружия стреляли первые два раза и из какого отвечали? — Ба! — произнес ветеран с улыбкой, занятый запиранием двери. — Ну, отвечайте мне, прошу вас! — Два первых залпа были из терсеролей, а третий из ружей. — Я так и предполагал. — Всякий, кто знает огнестрельное оружие, не может ошибиться в этом! — сказал тот пожав плечами. И, чтобы избежать дальнейших расспросов, он пошел зажечь свечу в той комнате, где спали дон Мигель и дон Луис, когда они проводили ночь на даче. Когда молодой человек вошел в гостиную, он был испуган бледностью доньи Эрмосы. Молодая женщина, сидя на стуле и опираясь локтями на стол, закрыла лицо руками и молча плакала. Дон Луис, уважая ее скорбь, вошел в столовую, открыл окно и стал жадно прислушиваться к шуму извне. Но он не слыхал ничего тревожного: кругом царила глубокая тишина. Молодой человек, заперев окно, возвратился в гостиную. Донья Эрмоса сидела в прежнем положении. — Успокойтесь, дорогая Эрмоса, — сказал он, садясь возле нее, — все кончено. Я уверен, что теперь Мигель смеется, как сумасшедший. — Но столько выстрелов, мой друг! Невозможно, чтобы кто-нибудь из них не был ранен! — Наоборот, дорогая моя, невозможно, чтобы пуля из терсероли попала в шлюпку в пятидесяти шагах. Масоркерос заметили ее тень на воде и стреляли наугад. — Но они следят за всем берегом. Боже мой, как вернется Мигель! — На рассвете, когда патрули уйдут. — Тонильо приготовил ему лошадь? — Да, сеньора, — отвечала Лиза, вошедшая в эту минуту с чашкой чаю для Эрмосы. Луис встал и снова пошел прислушиваться к окну в столовой: невольно и он почувствовал какое-то смутное беспокойство. Едва он успел простоять у окна три минуты, как со стороны Бахо послышался легкий шум. Минуту спустя этот шум стал уже совершенно явственным, и дон Луис узнал в нем звук копыт нескольких лошадей. Лошади остановились у подошвы холма, звук нескольких голосов достиг чуткого уха молодого человека, и затем лошади, по-видимому, возобновили свой бег. — Это, наверное, тот патруль, который стрелял, — пробормотал про себя Луис, — без сомнения они остановились у подошвы холма и говорили, вероятно, об этом доме. Они хотят сделать круг и вернуться по верхней дороге. Несчастье! — прибавил он, кусая губы до крови. Когда он вернулся в гостиную, донья Эрмоса прочла по его глазам, что случилось что-то необычное. — Говорите, Луис, — произнесла она, — не скрывайте ничего от меня, мой друг, вы знаете, что я храбра и всегда готова к несчастью. — Несчастье, нет! — отвечал молодой человек, стараясь скрыть от нее правду. — Что же тогда? — Может быть… Может быть ничего… ерунда, мой друг, ничего более. — Нет, вы меня обманываете. Повторяю, хочу это знать! — Ну, если вы этого требуете, то я вам скажу: вероятно, тот патруль, который стрелял по шлюпке, только что прошел у подошвы холма, вот и все. — Это все? Хорошо, вы увидите, поняла ли я то, что вы хотели скрыть от меня. Лиза, позови Хосе! — Зачем? — спросил дон Луис. — Вы это узнаете. Старый солдат появился на пороге гостиной. — Хосе, — сказала донья Эрмоса, — возможно, что на дачу сегодня ночью нагрянут с обыском, поэтому заприте хорошенько двери и приготовьте оружие. Дон Луис был поражен таким мужеством и таким спокойствием в опасности. — Это уже сделано, сеньора, — отвечал ветеран, — я могу дать двадцать выстрелов, да имею еще саблю. — Я — четыре и рапиру! — сказал Луис, внезапно поднимаясь со своего места. Но еще более внезапно он снова сел. — Нет, — сказал он, — здесь не будет пролита кровь. — Как? — Я говорю, Эрмоса, что моя жизнь не стоит бесполезного сопротивления, которое неизбежно приведет к гибели всех. — Хосе, делайте то, что я вам приказала! — сказала решительно молодая вдова. — Эрмоса! — вскричал дон Луис, — умоляю вас во имя нашей любви! — Луис, — отвечала она с невыразимой нежностью в голосе, — я живу только вами: если вы умрете, милый, то и я умру. Едва молодая женщина успела произнести последние слова, как на верхней дороге послышался галоп нескольких лошадей. Дон Луис встал, спокойный и решительный; пройдя через двор, где расхаживал Хосе, он вошел в свою комнату. Скинув свое пальто, он вынул из-за пояса двуствольные пистолеты, осмотрел курки, взял свою шпагу и, вытащив ее из ножен, отнес ее в угол двора. В этот момент на дворе появилась донья Эрмоса, за нею шла испуганная Лиза. — Сеньора, — прошептала Лиза, — хотите, я прочту мою молитву? — Да, дорогая крошка, — отвечала ее госпожа, целуя ее в лоб, — ступай в гостиную и молись, Бог, без сомнения, услышит твою невинную молитву. Ночь была темна; удушливый воздух предвещал близкое наступление грозы. Едва донья Эрмоса успела обменяться несколькими словами с доном Луисом и своим старым, верным, слугой, как вблизи дверей послышались голоса и шум шпор и сабель нескольких всадников, соскакивавших со своих лошадей. Дон Луис и донья Эрмоса вернулись в гостиную, выходившую под навес, и увидели Лизу, которая, скрестив руки, молилась на коленях перед распятием. Словно для того чтобы ребенок успел закончить свою молитву, в дверь раз двенадцать грубо ударили сабельными рукоятками именно в тот момент, когда Лиза поднялась с колен. — Вот на чем мы с Хосе порешили, — сказал дон Луис донье Эрмосе, — мы не будем ни отвечать, ни открывать дверей. Если они попытаются взломать дверь, то потратят на это много времени, так как она очень толста и прочна. Если же, наконец, им удастся взломать ее, тогда у нас все-таки будет преимущество, потому что они к тому времени устанут. Между тем удары в дверь возобновились. — Взломать дверь! — раздался суровый голос. Хосе рассмеялся и оперся плечом о косяк двери в гостиной. — Это невозможно! — отвечало несколько голосов после тщетных усилий исполнить порученное приказание. — Стреляйте по запору! — проговорил тот же человек, который отдал первое приказание. Хосе сделал знак дону Луису и донье Эрмосе податься вправо и влево. Одновременно раздались четыре выстрела из терсеролей — и замок упал к ногам Хосе, спокойно повернувшегося к своей госпоже. — Сеньора, — произнес он, — эти пикарос34 способны стрелять в окна — вам здесь опасно! — Это правда, — вскричал Луис. — Пройдите с Лизой в вашу комнату, не теряйте ни минуты, умоляю вас! — Нет, нет, — вскричала она с сверкающим взором, — я останусь с вами! — Эрмоса! — Нет! Я вам говорю, мое место здесь — подле вас! — Сеньора, если вы не уйдете, я унесу вас на руках и запру! — возразил ей ветеран спокойным голосом и таким решительным тоном, что донья Эрмоса машинально повиновалась и увела Лизу с собой. Дон Луис и Хосе встали между двумя окнами под защитой стен. Эта предосторожность была не лишней, так как почти тотчас же стекла разлетелись в дребезги, и несколько пуль ударилось в противоположную стену гостиной. Нападавшие также приняли меры предосторожности — они хорошо понимали, что в доме есть люди, потому что дверь была заперта изнутри, и из отверстий, пробитых пулями был виден свет. Пассивное сопротивление, встреченное ими, особенно раздражало их тем, что они были вооружены терсеролями и саблями и, следовательно, являлись представителями власти всемогущего Ресторадора. Страшный удар, почти сокрушительный, согнувший болты и заставивший отскочить все крепления, вдруг потряс дверь, которая задрожала, как бы готовая упасть, потому что сотрясались сами стены. — Я знаю, что это такое, — спокойно сказал ветеран, — дольше она не устоит! И он направился под навес, вооружившись своей терсеролью. Дон Мигель последовал за ним с пистолетами в руках. Донья Эрмоса сделала движение, чтобы бежать во двор, но Лиза, бросившись к ее ногам, умоляла ее остаться с нею. Второй тяжелый удар вновь заставил задрожать весь дом. Сноп щепок полетел от двери. — Третьего удара она уже не выдержит! — сказал невозмутимо ветеран. — Но чем бьют эти демоны? — вскричал дон Луис, желая в безумном гневе, чтобы дверь скорее упала. — Крупами двух или трех лошадей сразу, — отвечал Хосе, — в мое время мы таким же образом взломали дверь в одной казарме в Перу. В этот момент — вся сцена происходила с быстротой мысли — Лиза, все еще склоненная у ног доньи Эрмосы, чтобы помешать ей уйти, вскричала: — Сеньора, Бог нам поможет, я вспомнила: то письмо, я знаю, где оно, то письмо спасет нас, сеньора! — Какое письмо, Лиза? — То, которое… — Ах, да! Это действительно Божье внушение! Это единственное средство спасти его, дай письмо, дай его мне! Лиза вынула письмо из ящика, стоявшего на одном из столов комнаты, и подала своей госпоже. Донья Эрмоса побежала к дверям гостиной и обратилась к двум мужчинам, притаившимся под навесом: — Не шевелитесь, ради неба! Слушайте все, но не говорите ничего и ни в коем случае не входите в эту комнату. Не ожидая ответа, она защелкнула дверную задвижку и, подбежав к окну, внезапно открыла его. При шуме открывшегося окна десять или двенадцать человек, оставив дверь, бросились к нему и просунули дула своих терсеролей через отверстия железной решетки, защищавшей его. Донья Эрмоса не отбежала, она даже не двинулась с места, а сказала спокойным и исполненным достоинства голосом: — Зачем вы нападаете на жилище женщины, сеньоры? здесь нет ни мужчин ни богатств! — Разве вы принимаете нас за воров? — сказал грубого вида человек, выступивший впереди всех. — Кто же вы тогда? — спросила она сухо. — Мы военный патруль! — Ах, если этот отряд военный патруль, то он не должен пытаться взломать двери этого дома. — А кому принадлежит этот дом, скажите, пожалуйста? — отвечал тот, который казался начальником патруля, пародируя тон молодой женщины в словах «этот дом». — Прочтите и вы узнаете это, — высокомерно сказала донья Эрмоса, — Лиза, посвети! Тон доньи Эрмосы, ее молодость, красота, загадочность того спокойствия и той угрозы, которые заключались в ее словах, сопровождаемых представлением бумаги, произвели должное впечатление на этих людей, начинающих бояться, что они были обмануты и могут таким образом подвергнуться гневу Росаса. — Но почему, сеньора, вы не открываете дверей? — сказал почти учтиво начальник патруля, который был не кто иной, как сам Мартин Санта-Калома. — Читайте сначала, а затем я открою вам, если вы все еще будете требовать этого! — отвечала донья Эрмоса, с еще большим упреком. Лиза по знаку своей госпожи приблизила свечу. Санта-Калома развернул письмо, не спуская глаз с молодой женщины, представшей пред ним таким странным образом в этом мрачном пустынном месте. Он посмотрел сначала на подпись, и удивление тотчас же отразилось в его энергичных чертах, которым не хватало только красоты. — Будьте добры прочесть вслух, чтобы все слышали! — произнесла донья Эрмоса. — Сеньора, я начальник этого патруля, — отвечал он, — достаточно, если я один буду знать содержание этого письма. Впрочем…. И он прочел, что там было написано: — Сеньора, — проговорил Санта-Калома, снимая свою шляпу, — я никоим образом не имел намерения причинять вам неприятность, я не знал, кто живет в этом доме, а предполагал, что несколько человек, уехавших час или два тому назад поблизости от этих мест, вышли из этой дачи, я только что имел перестрелку с неприятельской шлюпкой в нескольких шагах отсюда, и так как здесь вблизи нет другого дома, кроме этого… — То вы и явились взломать у меня двери, не правда ли? — сухо прервала его донья Эрмоса, чтобы окончательно смутить его. — Сеньора, так как мне не открывали и так как я видел свет… Но простите меня, я не знал, что здесь живет друг доньи Мануэлиты. —Хорошо. Теперь не хотите ли вы войти и осмотреть дом? — Она сделала движение, как будто желая идти к дверям. — Нет, сеньора, нет! Я прошу у вас только одной милости — позвольте мне завтра прислать человека, чтобы починить дверь, которая, очевидно, разбита. — Благодарю вас, сеньор! Завтра я рассчитываю вернуться в свой городской дом, здесь ничего нет. — Я отправлюсь сам, — сказал Санта-Калома, — извиниться перед доньей Мануэлитой, поверьте, что никакого дурного намерения с моей стороны не было. — Я убеждена в вашей правдивости, и вам бесполезно извиняться, так как я не скажу никому о том, что здесь произошло. Вы ошиблись, вот и все! — ответила донья Эрмоса, смягчая свой голос насколько было возможно. — Сеньоры, на коней! Это федеральный дом, — закричал Санта-Калома своим солдатам. — Еще раз прошу у вас прощения, — прибавил он, обращаясь к донье Эрмосе. — Покойной ночи, сеньора! — Не хотите ли вы отдохнуть немного? — Нет, сеньора, тысячу раз благодарю вас. Это вы нуждаетесь в отдыхе от тех неприятных минут, которые я вам невольно причинил! Санта-Калома поклонился и уехал со шляпой в руке. Минуту спустя в гостиной дон Луис обнаружил донью Эрмосу лежащую в обмороке на софе. Галоп лошадей патруля вскоре затих вдали. |
||
|