"Вождь Сожженных лесов" - читать интересную книгу автора (Эмар Густав)

Глава VIII. Лагерь вождя Сожженных лесов

Скоро капитан Грифитс имел случай убедиться в том, что Валентин Гиллуа был совершенно прав, стараясь помирить его с краснокожими, не теряя ни минуты, и вынудить их заключить с ним союз.

Спустя два часа после отъезда индейских вождей капитан Грифитс после долгой аудиенции с Искателем следов собирался сесть на лошадь, чтобы присоединиться к своему отряду, как вдруг получил эстафету от капитана Джемса Форстера.

Это послание было отправлено с необыкновенной поспешностью и заключало в себе чрезвычайно важные известия.

Джон Грифитс вскрыл конверт дрожащей рукой и, быстро пробежав глазами письмо, передал его Валентину Гиллуа.

— Читайте, — сказал он.

Джемс Форстер сообщал, что колонна сира Джоржа Эллиота, состоящая из шестисот всадников, находилась не более как в восьми лье от Воладеро, она подвигалась чрезвычайно быстро, так что, по всей вероятности, она завтра к одиннадцати часам утра достигнет ущелья Прохода Бизонов.

— Что вы думаете об этом? — спросил капитан, когда Валентин возвратил ему письмо.

— Я думаю, мой дорогой капитан, — отвечал охотник, — что мы должны поспешить, и надеюсь, что Бог поможет нам.

— Да, в самом деле, во всем случившемся я вижу перст Всевышнего, — отвечал капитан с волнением. — О, мой друг! — прибавил он, с чувством пожимая руку Валентина, — теперь я только вижу и понимаю все то, чем вам обязан.

— А вы забыли уже о том, что спасли жизнь моей названой дочери?

— Да, — отвечал капитан с жаром, — но вы, мой друг, вы спасли мне больше, чем жизнь: вы спасли мою честь.

— Хорошо, хорошо, но не забывайте, что теперь нам время дорого, — весело сказал Валентин, — приготовимся лучше исполнить наш долг; завтра будет великий день для союзников Красной реки. Но до того я прошу вас выслушать меня.

— Говорите.

— Сколькими людьми располагаете вы?

— Сколько всех у меня?

— Нет, готовых к строю?

— Около четырехсот; у меня было двести девяносто человек; капитан Форстер привел мне в подкрепление двести пятьдесят; тридцать человек я оставлю для охраны моего лагеря… словом, готовых к действию я буду иметь четыреста с лишком человек.

— Отлично, со стороны краснокожих будет, быть может, немного больше; что же касается меня, я могу служить вам двумястами самых мужественных и самых опытных во всех лугах большого Фореста воинов, — так что мы будем иметь тысячу человек, почти вдвое более неприятеля. Позволите ли вы мне начертать один план, или, вернее, высказать одну мысль, которая пришла мне в голову? Я не великий стратег, но я был французский солдат, и, кроме того, уж не раз приходилось мне вести войну в пустыне.

— Говорите, говорите! Вы знаете, что я ничего не сделаю без вашего совета.

— И вы, быть может, будете не правы, потому что моя мысль может оказаться плохой.

— Не думаю, но посмотрим прежде, что это за мысль?

— Вы, без сомнения, знаете ущелье Прохода Бизонов?

— Да, немного.

— Прекрасно, значит, вы знаете, что при ширине своей ущелье это имеет около одной мили в длину и сто оно проходит между двумя лесистыми горами, состоящими из чрезвычайно крутых покатостей?

— Конечно.

— Вы также знаете, что это ущелье выходит в долину, состоящую из неизмеримых трясин, скрытых под зеленой травой, и что через эти болота проходит шоссе шириной в двадцать шагов, не более?

— Нет, уверяю вас, что я не знаю всех этих подробностей.

— Множество тропинок, известных только охотникам, прорезывают эти болота во всех направлениях.

— О, это превосходная, как мне кажется, позиция!

— Не правда ли? Предположим, что я засяду со своими охотниками в этих болотах, имея перед собой ущелье не более как в половину лье; со стороны равнины, в которую выходит ущелье, я устрою крепкие баррикады, позади которых станут мои искусные стрелки. Половина наших краснокожих и половина или, скорее, третья часть ваших Сожженных лесов расположатся на лесистых покатостях ущелья; остальные краснокожие и вторая треть Сожженных лесов засядут позади ущелья, что очень не трудно; наконец, остальная часть вашего отряда поместится за баррикадами, чтобы подкрепить моих стрелков. Англичане проникнут в ущелье…

— И пройдут под беглым огнем?

— Нет, напротив, никто не тронется со своего места; они пройдут ущелье без выстрела и вступят в долину; когда они взойдут на шоссе, со всех пунктов болот, о существовании которых они, конечно, не знают, мы откроем по ним огонь. Англичане будут мужественно отстреливаться, потому что они храбры и дерутся как львы, но вместе с тем они вынуждены будут отступить и снова войти в ущелье; тогда засевшие на покатостях стрелки дадут по ним залп, между тем как вы ударите в неприятеля с тыла, а я нападу на него с противоположной стороны ущелья. Вот моя мысль — как вы ее находите?

— Господи, мой друг! — вскричал Грифитс с энтузиазмом, — это самый гениальный план, а не мысль, как вы скромно его называете.

— Но, быть может, вы найдете нужным сделать какие-нибудь изменения?

— Никаких изменений; англичане будут беспощадно разбиты.

— Но я нисколько не буду в претензии, если вы выскажете свое мнение.

— Я последую по вашему плану от А до Z, и мы останемся победителями.

— Очень рад, что вы одобряете мой проект; теперь поезжайте в ваш лагерь и… до завтра.

— Прощайте, благодарю вас за все то, что вы для меня сделали; только вам я буду обязан блестящим успехом. Будьте уверены, что я ничего не забуду относительно нашего условия. Благодарю вас еще раз, мой добрый гений. О, отчего я не знал вас раньше!

— Поезжайте, поезжайте! — сказал с улыбкой Валентин, — там вас ожидают с нетерпением.

— Это правда; до завтра!

— Прощайте!

Капитан сел на лошадь и поскакал к своим людям, которые давно уж ожидали его приказания выступать.

Когда капитан совершенно исчез со своим конвоем, Валентин возвратился в пещеру и поспешил к донне Розарио, которую он столько времени не видел.

Молодая девушка сидела в первой пещере и весело разговаривала со своим братом и доном Грегорио Перальта; Гарриэта Дюмбар находилась у ее ног, а Пелон, присев к огню, не спускал глаз со своей госпожи, чтобы предупредить ее малейшее желание.

Увидев Валентина, молодая девушка быстро вскочила со своего места, подбежала к нему и, обняв его, сказала нежным голосом:

— Здравствуйте, отец! Вы совсем забыли свою дочь! Говорите же, отчего я не видела вас до сих пор и не могла обнять ни разу?

— Это не от меня зависело, милое дитя мое, — отвечал Валентин, лаская ее, — но дон Грегорио и ваш брат должны были сказать вам…

— Да, да, — прервала его донна Розарио, — они наговорили мне много вещей, совершенно, впрочем, для меня непонятных; но мне кажется, что ничто не может помешать отцу обнять и поцеловать свою дочь.

— Так, Розарио, так, сестра моя, — заметил дон Луис с улыбкой, — отец вполне заслужил твое неудовольствие.

— Ну, уж так и быть, признаю себя виновным, — отвечал Валентин добродушно.

— Вот что значит иметь детей, — заметил со смехом дон Грегорио.

— Прибавьте: которые перестанут любить его, если он будет так поступать, — сказала донна Розарио с улыбкой.

— Остановись, сестра: ты слишком далеко зашла! — воскликнул весело дон Луис. — Я всегда буду любить его.

— И я тоже, — сказала молодая девушка, — в особенности теперь, когда меня так скоро оставил мой союзник.

Разговор в этом роде продолжался несколько времени.

Заметно было, что донна Розарио хотела что-то спросить, но не решалась; Валентин заметил это и, смеясь в душе, спокойно подтрунивал над молодой девушкой.

Вошел вождь.

— А, вот и Курумилла! — воскликнула молодая девушка, оборачиваясь к нему. — Здравствуйте, вождь!

— Розовая Лилия смеется, она довольна, — Курумилла счастлив; он любит Розовую Лилию и Молодого Орла.

— Мы это знаем, вождь, и тоже вас любим, — отвечала она.

— Откуда вы пришли, вождь? — спросил Валентин.

— Я проводил Красного Ножа; великий воин Красный Нож, он любит Валентина; все воины остались очень довольны богатыми подарками; они хорошо будут драться с красными мундирами.

— Я уверен в этом.

— Да, это правда, они очень довольны; что хочет бледнолицый охотник от своего друга?

— Я хочу просить вас оказать мне одну услугу.

Индеец расхохотался.

— Услугу? — спросил он. — Валентин и Курумилла — пальцы и рука, у них одни желания; что хочет мой брат?

— Вы знаете, что завтра я должен оставить пещеру с охотниками.

— Да, чтобы сражаться с красными мундирами.

— Но я оставляю здесь дона Грегорио, донну Розарио и бедных женщин, которых нам удалось спасти.

— Курумилла понимает. Пусть мой брат не беспокоится и смело ведет своих воинов; вождь останется в Воладеро и будет охранять Седую Голову, Розовую Лилию и бледнолицых невольниц. Ничего дурного не случится; Курумилла защитит Розовую Лилию.

— Хорошо, вождь, я знаю ваше доброе сердце, — отвечал Валентин, пожимая ему руку.

— Позвольте и мне также остаться здесь, — сказал Блю-Девиль, который только что вошел в пещеру, — мне следовало бы присмотреть за двумя пленниками, а также рассмотреть бумаги, найденные в карманах повешенных утром бандитов; мне Курумилла отдал эти бумаги, и я думаю, что они очень важны; не откроют ли они нам тайных замыслов дона Мигуэля де Кастель-Леон.

— Вы также останетесь здесь, мой друг, это будет лучше, — сказал Валентин. — Нам, кажется, нечего бояться нападения, — продолжал он, обращаясь к Курумилле, — к тому же я оставляю пятнадцать человек, которых вам будет, по моему мнению, совершенно достаточно.

— Даже много, — отвечал вождь, кланяясь.

— Лучше много, чем мало, — заметил Валентин с улыбкой. — Сверх того, — прибавил он, бросая украдкой взгляд на донну Розарио, — с возвращением дона Октавио Варгаса, то есть Бенито Рамиреса, из его экспедиции у вас прибавится еще восемь или десять человек, которые находятся с ним; все они, кажется, из отряда Сожженных лесов.

— Да, они все из отряда капитана Грифитса.

— Задержите их до моего возвращения.

— Хорошо, я задержу их.

При имени Октавио Варгаса молодая девушка покраснела; как будто темное облако пронеслось по ее очаровательному личику.

— Разве дон Октавио Варгас участвует в экспедиции? — спросила она с притворным равнодушием.

— Да, дитя мое, — отвечал он с улыбкой, — он преследует бандитов, которых нам не хотелось бы выпустить из рук, вот почему ты его не видишь здесь. Вчера он отправился с Курумиллой, но я надеюсь, что он скоро возвратится: быть может сегодня, а завтра уж наверно.

— Курумилла возвратился, отец мой, отчего же дона Октавио нет до сих пор? Вероятно, люди, которых он может встретить здесь, не слишком интересуют его, — сказала молодая девушка с заметным оттенком неудовольствия.

— Вы ошибаетесь, дитя мое; если его здесь нет, то он в этом нисколько не виноват. Вы напрасно обвиняете его.

— Разве я обвиняю его? Я сказала только, что молодой человек вовсе не интересуется теми, которых, как вам кажется, он любит. Для меня же положительно все равно, поступит ли дон Октавио Варгас так или иначе; он совершенно свободен в своих действиях.

— Вы несправедливы к этому молодому человеку, милое дитя мое, он не заслуживает подобного о нем мнения; мы все здесь исполняем наш долг, и никто не вправе отказаться от него; но я уверен в том, что дон Октавио исполняет в настоящую минуту свою обязанность совершенно против воли.

— Правда, правда, отец мой, я несправедлива, — отвечала молодая девушка со слезами на глазах, — я слишком раздражительна и сама не знаю, что говорю, простите меня.

— Вас простить! — сказал Валентин, целуя ее. — В чем же мне вас прощать? Что же вы сделали дурного?

— О, как вы добры! — прошептала она, обнимая его.

Вся покраснев от волнения, она удалилась в свою пещеру.

Валентин встал, закурил сигару и вышел.

Дон Грегорио, слышавший этот короткий, но тем не менее заинтересовавший его разговор, тоже встал со своего места и отправился почти вслед за Валентином.

— Что это за человек, которого вы называете один раз Бенито Рамиресем, другой раз Октавио Варгасом и о котором вы только что говорили с донной Розарио? — спросил он Валентина, небрежно смявшего тоненькую сигаретку между своими пальцами.

Валентин улыбнулся.

— Это целый роман, мой дорогой дон Грегорио, — весело сказал Валентин, — это роман, преисполненный чистой, целомудренной и глубокой любви и который заинтересует вас так же, как и меня, если я расскажу вам его.

— Он уже и теперь интересует меня, мой друг; расскажите.

— Хорошо, я расскажу вам его, если вы хотите. Дон Октавио Варгас принадлежит к одной из лучших мексиканских фамилий, очень богат, одарен замечательными способностями и добрым сердцем и, что важнее всего, честный, неиспорченный молодой человек.

— И этот молодой человек находится здесь только для донны Розарио?

— Только для нее одной.

— Он ее любит?

— До сумасшествия. Разве я не говорил вам об этом?

— Но отчего же вы, мой друг, не рассказали мне до сих пор этой истории, которая должна быть очень интересна?

— С удовольствием расскажу ее вам теперь, тем более что, говоря откровенно, я очень люблю дона Октавио Варгаса: это мой фаворит.

— Хорошо, говорите, мой друг, я вас слушаю.

В несколько минут Валентин рассказал другу своему со всеми подробностями историю, которую читатель знает уже.

Дон Грегорио слушал с большим вниманием и не прерывал его более.

— Как вы находите эту историю? — спросил Валентин, окончив свой рассказ, — не правда ли, она очень интересна?

— О да! — отвечал дон Грегорио, — это, как видно, прекрасный молодой человек и любит, наверно, донну Розарио от всего сердца.

— Значит, вам нравится мой Октавио?

— Очень.

— И вы согласны со мной, что он сделает ее счастливой!

— Конечно, если это только от него будет зависеть. Кстати, эта новая экспедиция, ради которой вы нас завтра оставляете, очень серьезна?

— Да, мой друг; мы идем атаковать один английский отряд, который намерен соединиться с другим отрядом, идущим из Кинсбору, в английской Колумбии.

— Что вы мне говорите, мой друг?

— Правду.

— Я это знаю, но отчего вы мешаетесь в это дело, вы, человек такой опытный и дальновидный?

— Вот вследствие того, что я такой человек, как вы говорите, я и мешаюсь в это дело.

— Ровно ничего не понимаю.

— Быть может; но вы меня поймете.

— Ничего не желал бы лучше.

— Вы знаете, что Канада уступлена Англии французами?

— Да, об этой сдаче я часто слышал рассказы моих охотников, которые чрезвычайно враждебно относятся к англичанам.

— Ну вот, следствием смешения двух рас, белых и красных, были Сожженные леса.

— Жестокие люди.

— Не правда ли? В продолжение ста лет эти Сожженные леса чрезвычайно размножились, но остались почти такими же, как были и прежде, то есть полуцивилизованными, неустрашимыми охотниками, превосходными трапперами, обожавшими только свободу и сохранившими непримиримую ненависть к англичанам. Они основали несколько деревень, которые со временем превратились в города. Тогда англичанам вздумалось присоединить это народонаселение к своим владениям. Конечно, Сожженные леса начали сопротивляться, и завязалась страшная война, которая продолжалась около десяти лет и окончилась победой на стороне англичан. Теперь численное превосходство и многие другие благоприятные условия на нашей стороне; торжество же Сожженных лесов сохранит и упрочит за нами последнюю границу наших территорий охоты.

— Понимаю; но уверены ли вы в победе?

— Твердо уверен, потому что на то воля Провидения, противодействовать которой человек не в силах. Европейцы сделали свое дело в Америке и должны в недалеком будущем исчезнуть; дни существования европейских колоний в Америке сочтены; в народонаселении Канады нет ни малейшего сочувствия к Англии, которая сделала ей гораздо более вреда, чем пользы. Не более как лет через двадцать Канада составит с этой местностью одну независимую республику или же присоединится к Соединенным Штатам; это ничего более, как вопрос времени. Первый удар молота уже нанесен английскому могуществу Сожженными лесами, или союзниками Красной реки, как они себя называют; англичане разбиты своими врагами, которые теперь ничего не боятся, потому что первый успех ободрил их и вдохнул в них непреоборимое мужество, и они добьются своей единственной, заветной мечты: быть свободными.

— И вы думаете, что эта битва будет серьезная?

— Очень серьезная, мой друг.

— Вы возьмете с собой дона Луиса?

— Конечно, дон Луис никогда не простит мне, если я не возьму его с собой.

— Вы правы, но скажите пожалуйста…

— Что такое?

— В Новом Орлеане я отдал вам на сохранение одно письмо…

— От моего молочного брата?

— Да. Оно теперь при вас?

— Я никогда не оставляю его, мой друг.

— Вы помните наше условие?

— Да, конечно, у нас было условие, чтобы возвратить вам его, когда мы встретимся в пустыне.

— Совершенно справедливо.

— Вы хотите, чтобы я вам отдал его?

— Да.

— Правда, неизвестно, что может случиться.

— О, что вы говорите, мой друг! — быстро воскликнул дон Грегорио.

— Мало ли примеров, мой друг? Я подвергаюсь большой опасности и очень легко могу быть убитым. Для предосторожности передайте мне содержание этого письма.

— О, мой друг! Я вам возвращу его.

— Но не будет ли поздно?

— Нет, нет, мой друг, вы ошибаетесь; я вполне уверен, что ничего дурного не случится. Если я беру у вас это письмо, то с тем, чтобы скоро возвратить вам его.

— Да будет по-вашему.

Он вынул из своего кармана бумажник, достал оттуда запечатанный конверт и передал его дону Грегорио.

— Возьмите, мой друг, — сказал он.

— Благодарю, — ответил дон Грегорио, спрятав письмо с видом удовольствия, что очень заинтересовало Искателя следов.

— Теперь выслушайте меня, — сказал Валентин. — Тотчас же после сражения я пришлю вам Кастора и Павлета с некоторыми инструкциями, которые прошу вас выполнить и точности.

— Обещаю.

— С ними вместе придут к вам пятнадцать охотников.

— Разве вы не возвратитесь сюда?

— Нет, мы соединимся с вами после.

— Но для чего же вы мне пришлете столько людей?

— Вы это узнаете. Могу ли я положиться на вас?

— Как на самого себя.

— Благодарю. Теперь мы с вами расстанемся. Будьте так добры, пришлите ко мне дона Луиса; мне необходимо его видеть.

— Сейчас, мой друг.

И они расстались.

— Отчего он взял у меня письмо? — пробормотал Валентин в задумчивости.

— Я хочу, чтобы он был счастлив, когда возвратится! — говорил между тем дон Грегорио, направляясь к пещере.

Войдя в лагерь, Валентин позвал несколько охотников и приказал им собрать всех остальных своих товарищей, сказав, что хочет с ними говорить.

Охотники тотчас же удалились, чтобы исполнить его приказание.

В эту минуту к нему подошел дон Луис.

— Дон Грегорио передал мне, что вам необходимо со мною видеться, отец мой, — сказал он,

— Ничего нет важного, мой дорогой Луис, — отвечал Валентин с улыбкой, — я только хочу сказать вам, что мы должны расстаться на несколько дней. Вот почему я просил дона Грегорио позвать вас ко мне. Я не хотел говорить вам об этом в пещере, так как там могла меня услышать ваша сестра; ее опечалило бы это известие, а я именно этого и хотел избегнуть.

— Как, я расстанусь с вами, мой отец? Но ведь это невозможно! — воскликнул молодой человек.

— Это необходимо, дитя мое; вы слышали наш разговор при свидании с краснокожими, который происходил при вас. Завтра мы отправляемся на битву. Дело, по всей вероятности, будет серьезное и…

— Вы отправляетесь на битву, — прервал его молодой человек с жаром, — подвергаете себя опасности рискуете, быть может, своею жизнью, — что же может меня удержать здесь? О, вы не любите меня, мой отец!

— Напротив, дитя мое, из любви к вам я и не хочу подвергать вас…

— Нет, нет, мой отец, это не потому!

— Но почему же, мой милый Луис?

— Потому что вы считаете меня трусом, недостойным сражаться вместе с вами! — отвечал молодой человек, вспыхнув.

— О, дорогой мой Луис! Возможно ли так ошибаться во мне? Уверяю вас, что я только ввиду вашей безопасности хочу, чтобы вы поступили так, как я советую вам.

— Не стану спорить с вами, отец мой, — отвечал молодой человек с твердой решимостью. — Верю, что вы говорите только то, что думаете. Конечно, вы имеете право не взять меня с собою, но уверяю вас святой памятью о моей матери, что ничто не может мне помешать последовать за вами, ничто на свете! Я отправлюсь один и выполню мой долг солдата.

— Дитя мое, вы находитесь в возбужденном состоянии.

— Быть может, но не настолько, чтобы не отличить честь от бесчестия, отец мой. Моя решимость непоколебима; я ни за что не изменю своего намерения.

— Хорошо ли вы обдумали свое намерение отправиться со мною, Луис? — спросил его Валентин после небольшого молчания.

— Да, обдумал и твердо решился поступить таким образом; но я вижу, что в душе вы одобряете мое намерение, отец мой, я уверен в этом.

Валентин не мог выдержать долее, к тому же он достиг своей цели, так как ему только хотелось испытать молодого человека.

— Хорошо, пусть будет так! — сказал он, протягивая ему руку, — я согласен, Луис, чтобы вы отправились со мною.

— О, благодарю вас, благодарю, отец мой! — воскликнул молодой человек, бросаясь в его объятия.

Между тем посредине лагеря, согласно с распоряжением Валентина, собрались все охотники и ожидали его приказаний.

Они подошли к собравшейся группе охотников; Валентин поднялся на стол, молча и внимательно окинул их взглядом и, сняв свою меховую шапку, поклонился и сказал:

— Здравствуйте, товарищи; я созвал вас, чтобы говорить с вами об одном очень важном деле.

В одно мгновение все головы обнажились, и охотники почтительно приветствовали Искателя следов в один голос.

— Товарищи, я собрал вас для того, чтобы сообщить вам важное известие; обращаюсь в особенности к тем из вас, которые были приглашены от моего имени из Сен-Луи Миссури доном Грегорио Перальта; все прочие — мои старые друзья, они поклялись следовать за мною всюду; я слишком надеюсь на их доверие ко мне, чтобы спрашивать их мнения.

— Да, да! — отвечали прежние охотники.

— Я должен говорить с вами, товарищи, — продолжал Валентин, — откровенно, как с друзьями, которые мне дороги и которые знают, что я всегда защищаю их интересы, где только могу.

— Да, да! — отвечали все охотники.

— Вы знаете, что англичане из Канады давно уж ведут войну с союзниками Сожженных лесов и Красной реки. Цель их очевидна: они хотят поработить Сожженные леса, завести колонии в обильных роскошными травами равнинах Красной реки, соединить Колумбию и Ванкуве с Канадой и устроить в горах Рошез крепости. Вы теперь понимаете, товарищи, каких несчастных последствий нам следует ожидать от этого ужасного плана? Если он осуществится, то наши богатые охотничьи территории будут англичанами уничтожены, мы будем разорены и вынуждены умереть от голода.

В толпе охотников эти последние слова произвели волнение, которое продолжалось несколько минут; Валентин дал ему время утихнуть, потом продолжал:

— Я решился препятствовать осуществлению этого ненавистного плана, который для нас — все равно что смерть. Вот почему я заключил двойной союз: с краснокожими и Сожженными лесами. Завтра английская колонна, вышедшая из Канады, должна проходить недалеко от того места, где мы находимся, чтобы соединиться с другой колонной, высланной из Колумбии. Я и мои союзники решились напасть на эту колонну, разбить ее и потом пойти навстречу другой колонне, чтобы возвратить ее в Колумбию. Согласны ли вы следовать за мною и сознаете ли, что это сражение для нас полезно?

— Да, да! — закричали охотники с энтузиазмом.

— Кто хочет последовать за мною, пусть станет по правую сторону, — сказал Валентин.

— Это бесполезно! — воскликнул Том Трик, влезая на стол, — мы последуем все… впрочем, смотрите.

В эту минуту все без исключения охотники выстроились на правой стороне.

— Благодарю вас, товарищи, — сказал Валентин, — еще одно слово.

Тотчас же снова воцарилась тишина

— Битва будет жестокая, а потому берите из своей среды одиннадцать надежных вождей: один будет командовать всем отрядом, остальные десять — отдельными частями, состоящими каждая из двадцати человек.

— Командира целого отряда нетрудно выбрать, это вы! — закричал Том Трик. — Никто искуснее вас не сумеет повести нас в битву; притом, разве вы и так не вождь наш везде и всегда?

Этот первый выбор был встречен всеми охотниками с энтузиазмом.

— Благодарю вас, — сказал Валентин, — будьте уверены, что я оправдаю ваше доверие ко мне. Теперь выберите остальных вождей, но не подавайте голосов ни за Курумиллу, ни за Блю-Девиля, ни за Бенито Рамиреса, они не будут участвовать в экспедиции.

Выборы начались; дон Луис со всей юношеской восторженностью принимал в них участие.

Прения длились около часу; наконец, Том Трик приблизился к Валентину и поднес ему список выбранных охотников.

— Вожди выбраны, — сказал он, передавая ему лист бумаги.

— Хорошо, по мере того как я буду провозглашать их имена, все мною вызванные становитесь по левую сторону. Потом вы последуете за мной, чтобы получить последние инструкции. Слушайте!

Воцарилось глубокое молчание.

Валентин прочитал:

— Бальюмер, Кастор, Навая, Павлет, Луис де Пребуа-Крансе, Том Трик, Джонсон, Лесманн, Янсен, Мортье.

Каждый поименованный кланялся и отходил в сторону.

При имени Луиса Валентин сильно сжал руку молодого человека, гордясь этим отличием.

— Выбор очень удачный, — сказал Валентин. — Теперь, товарищи, почистите ваше оружие, сделайте запас продовольствия на два дня и возьмите с собою мешки; мы пойдем пешком; выступление в три часа утра; вечером мы выпьем старой французской водки, чтобы подкрепить наши силы, и затем наполним бутылки на дорогу.

Он возвратился в пещеру, сопровождаемый десятью новыми вождями.