Глава четвертая, в которой в море выходит необычный корабль, и Лукас узнает, что на Джима Кнопку можно положиться

Миновал ужин. Джим зевнул так сильно, словно ужасно устал, и сказал, что сейчас же отправляется в кровать. Госпожу Ваас это немного удивило. Обычно ей стоило больших усилий уговорить Джима пойти спать, но тут она подумала, что мальчик и впрямь взрослеет. Когда он уже лежал в постели, она, как обычно, еще раз заглянула к нему, хорошенько накрыла его одеялом, поцеловала на сон грядущий и, погасив свет, вышла из комнаты. А потом вернулась на кухню вязать ему новый свитер.

Джим лежал в кровати и ждал. В окно светила луна. Было очень тихо. Только океан мирно рокотал у государственной границы, и из кухни время от времени слышалось тихое постукивание спиц.

Внезапно Джим подумал о том, что он никогда не будет носить свитер, над которым трудилась госпожа Ваас, и что с ней станет, узнай она такое…

У Джима на сердце стало так ужасно тяжело, что лучше было бы заплакать или побежать на кухню и все рассказать госпоже Ваас. Но тут он вспомнил слова Лукаса, сказанные ему на прощанье, и понял, что надо молчать.

Однако это было тяжело, почти невыносимо тяжело для того, кто пока еще считался полуподданным. К тому же Джим вдруг почувствовал страшную усталость. Еще никогда он не бодрствовал так долго, поэтому глаза его едва слушались. Если бы можно было хотя бы походить туда-сюда или во что-нибудь поиграть! Но мальчик лежал в теплой постели, и его неудержимо клонило в сон.

Он то и дело представлял себе, как здорово было бы просто взять и заснуть. Джим тер глаза и щипал себя за руку, стараясь оставаться бодрым. Он воевал со сном.

Но внезапно все-таки задремал.

И ему показалось, будто стоит он у государственной границы, а вдали по ночному океану едет локомотив по имени Эмма. Он катит по волнам как по суше. А в кабине, освещенной прожектором, Джим видит своего друга Лукаса, который машет ему большим носовым платком красного цвета и кричит:

– Почему ты не пришел? Прощай, Джим! Прощай, Джим! Прощай, Джим!

Голос у Лукаса незнакомый, его эхо отдается в ночи. Вдруг гремит гром, сверкает молния, и с океана начинает дуть резкий холодный ветер. И в вое ветра опять слышится голос Лукаса:

– Почему ты не пришел? Прощай! Прощай, Джим!

Локомотив становится все меньше и меньше. Последний раз его видно в ослепляющем свете молнии, а потом он исчезает далеко за темным горизонтом.

Джим в отчаянии пытается бежать по воде вдогонку, но его ноги словно врастают в землю. Стараясь оторвать их, Джим проснулся и в ужасе вскочил.

Комната была залита лунным светом. Который час? Ушла спать госпожа Ваас или нет?

Полночь уже миновала? Все было во сне или взаправду?

В этот момент часы на башне королевского замка пробили двенадцать раз. Джим выскочил из кровати, быстро оделся и уже хотел было вылезти в окно – но тут же вспомнил про письмо. Ему нужно непременно нарисовать письмо для госпожи Ваас, иначе она будет ужасно грустить. А так нельзя. Дрожащими руками Джим вырвал из своей тетради листок и нарисовал вот что:

А потом еще быстро пририсовал внизу вот что:

Это означало: «Не расстраивайся, не беспокойся!»

И совсем в конце быстренько нарисовал вот это:

Это означало: «Целую тебя. Твой Джим.»

Потом он положил листок на подушку и легко и быстро вылез в окно.

Придя на условленное место, Джим не нашел там локомотива по имени Эмма. Лукаса тоже нигде не было видно. Тогда Джим побежал вниз, к государственной границе.

Там он увидел Эмму, уже спущенную на воду. Верхом на локомотиве восседал Лукас-машинист. Он как раз прилаживал парус к мачте, укрепленной прямо на кабине.

– Лукас! – тяжело дыша, крикнул Джим. – Подожди, Лукас! Вот он я!

Удивленный Лукас обернулся, и дружеская улыбка осветила его широкое лицо.

– Бог ты мой, – сказал он, – Джим Кнопка. Я уж думал, тебе расхотелось приходить. Двенадцать-то когда пробило!

– Да я знаю, – ответил Джим. Он зашлепал по воде, ухватился за лукасову руку и забрался на локомотив. – Забыл про письмо, понимаешь? Поэтому мне пришлось вернуться.

– А я боялся, что ты проспал, – сказал Лукас, выпуская из своей трубки табачное облачко.

– Я ни капельки не спал! – поклялся Джим. Конечно, это была неправда, но он не хотел ронять своего достоинства перед другом. – А ты и вправду уехал бы без меня?

– Ну-у, – ответил Лукас, – я бы, конечно, еще немного подождал, но потом…

Откуда мне знать, а вдруг ты за это время передумал? Так же могло быть, правда?

– Но мы ведь договаривались, – укоризненно сказал Джим.

– Да, – согласился Лукас. – И я страшно рад, что сдержал слово. Теперь я знаю, что могу на тебя положиться. Кстати, как тебе нравится наш корабль?

– Отлично! – ответил Джим. – А я всегда думал, что локомотив в воде потонет.

Лукас ухмыльнулся.

– Не потонет, если заранее выпустить воду из котла, убрать из тендера уголь, а двери законопатить, – объяснил он, выпуская из трубки маленькие табачные облачка. – Эта хитрость не всякому известна.

– Двери нужно что? – переспросил Джим, никогда не слыхавший такого слова.

– Законопатить, – повторил Лукас. – Это означает, что все щели надо основательно заделать паклей и смолой, чтобы внутрь ни капли воды не просочилось. Это очень важно, потому что раз котел полый, а в тендере пусто, Эмма ни за что не потонет.

К тому же у нас теперь есть симпатичная каютка на случай дождя.

– Только как мы в нее попадем, – поинтересовался Джим, – если все двери будут напрочь закрыты?

– Мы можем пролезть через тендер, – сказал Лукас. – Смотри, если только знать, как делать, то и локомотив поплывет что твоя утка.

– Ой! – удивился Джим. – Но ведь он же весь из железа.

– Это ничего, – ответил Лукас и с удовольствием плюнул в воду петелькой. – Корабли тоже бывают целиком из железа. Пустая канистра, к примеру, тоже вся железная, но все равно не тонет, если в нее не просачивается вода.

– Вона как! – сказал Джим с понимающим видом. Он считал Лукаса ужасно умным. С таким другом не пропадешь.

Мальчик был теперь очень рад тому, что сдержал свое обещание.

– Если ты не против, – сказал Лукас, – то то нам пора отчаливать.

– Идет, – ответил Джим.

Они отцепили от берега трос, которым Эмма была прикреплена к причалу, то есть отдали концы. Ветер наполнил парус. Мачта тихо скрипнула, и необычный корабль пришел в движение. Не было слышно никаких других звуков, только ветер гудел, да мелкие волны плескались у эмминого носа.

Лукас положил руку Джиму на плечо, и они молча стали смотреть, как постепенно удалялась тихая, освещенная луной Усландия с домиком госпожи Ваас, домом господина Эрмеля, маленьким зданием железнодорожной станции и замком короля между двумя горными верхушками, одна пониже другой.

По черной щеке Джима покатилась большая слеза.

– Грустно? – спросил Лукас. Его глаза тоже подозрительно блестели.

Джим громко втянул содержимое носа в себя, вытер тыльной стороной ладони глаза и мужественно улыбнулся:

– Все уже.

– Давай лучше не будем оглядываться, – предложил Лукас и легонько хлопнул Джима по плечу. И оба повернулись в противоположную сторону.

– Ну вот! – сказал Лукас. – Набью-ка я себе новую трубочку, а потом мы немного побеседуем.

Он набил трубку, раскурил ее, выпустил пару дымных завитушек, и они начали разговаривать. Уже совсем скоро оба опять развеселились и засмеялись.

Так и шли они под парусом по океану, мерцавшему в лунном свете.