"Нобелевская премия" - читать интересную книгу автора (Эшбах Андреас)

Глава 26

Бьёрн Оррсниус ненавидел ночные смены. Особенно когда приходилось проводить их в бессмысленных акциях, а не с газетой и кофейником. Кого они ищут? Этот тип давно уже смылся, можно спорить на что угодно. Если вообще не был плодом чьих-то галлюцинаций. Но шефу захотелось в очередной раз пустить пыль в глаза. Поэтому их наряд из четвёрки полицейских в сопровождении смотрителя должен прочесать здание этаж за этажом до самого чердака. И ещё несколько человек внизу уже отстояли себе ноги в боевой готовности, и эта волынка, судя по всему, затянется до утра.

Не удивительно, что потерпела крах его супружеская жизнь. У его бывшей теперь завёлся новый, служащий мэрии. Уж у него-то точно не бывает ночных смен, чёрт возьми. Правда, и материально её поддерживать он больше не обязан, хоть это хорошо. Только хотелось бы знать, когда у него самого появится что-то новенькое.

Восьмой этаж. Сплошь приёмные врачей, благодетелей наших, и это в здании, которое предназначено для хай-тека! Обрюзглый смотритель дома неутомим, наверное, шеф его зверски застращал. Открывает все двери подряд. Ну и что толку с того, что они заглянули во все шкафы? Опасность близится? Только как бы это не вышло боком шефу. Если кто-то из арендаторов узнает, что его помещения обыскивали без законного ордера, и пожалуется — что будет, что будет! Особенно если они никого не найдут.

Ещё один кабинет, зубной. Его ни с чем не спутаешь, даже если бы на нём не было таблички. Достаточно открыть дверь и сделать один вдох. Ужас, эта вонь! Неужто правда настолько необходимо всё это дезинфицировать? Или они применяют эту отраву специально для того, чтобы пугать детей? Оррениус постарался дышать поверхностно.

Наверняка у этого тоже окажется сто тысяч шкафчиков, как у всех врачей.

Однако вместо того, чтобы приступить к работе и побыстрее выйти отсюда, смотритель дома застрял в дверях, потом повернулся и сказал:

— Боюсь, мы здесь помешаем.

Он собирался уже выйти и прикрыть за собой дверь, но Оррениус удержал его.

— Погодите. Что это значит? Смотритель дома дал ему заглянуть внутрь.

— Посмотрите сами.

Оррениус заглянул. Ого! Действительно, не нужно было команды следопытов, чтобы понять, что здесь происходило. На месте преступления следы лихорадочного раздевания, все предметы одежды раскиданы как попало. Части элегантного женского наряда бордового цвета валялись поверх наспех сброшенных туфель. Смятые комом чёрные брюки лежали в обнимку с блузкой. Носки, длинные чулки и мужские трусы были рассыпаны по полу, как конфетти, а на настольной лампе висел голубой кружевной бюстгальтер.

— Ё-моё! — прошептал Оррениус.

— И слышите? — спросил смотритель.

— Что именно?

— Ну, это!

Оррениус прислушался. Ух ты. Либо это было то, что он слышал, либо слуховые галлюцинации, вызванные гормональным застоем.

— А. Слышу.

— Ведь это никак парочка, а?

— Сдаётся, что так.

— Которая… как раз трахается, я бы сказал.

— Вроде того.

— Ё-моё, да они же делают это никак в зубоврачебном кресле. Извращение какое-то.

— Да не вроде, а точно.

— Нам лучше уйти, пока они не заметили, что мы сюда вломились.

— Ну нет, — сказал Оррениус, впервые за эту смену почувствовав вкус к работе. — Не так скоро. Шеф сказал, проконтролировать всё. С особым ударением на «всё». А?

Не можем же мы по своему усмотрению что-то упустить из внимания, я бы сказал.

— Да, но не можете же вы… то есть, не хотите же вы войти и?..

Оррениус отмахнулся. Что за комплексы у мужика.

— Но-но, спокойно. Мы дадим им закончить. А там видно будет. Может, и что любопытное обнаружим, а? Не лишне будет. — Он повернулся к остальным, которые тоже осклабились, как будто наступило Рождество. — А?

— А то! — кивнул толстяк из патрульной службы.

— Приказ есть приказ, — подтвердил чернявый с серьгой в ухе, который до этого за всю смену не произнёс ни слова.

— О, боже мой! — простонал третий, самый молодой и новенький в подразделении, покраснев до ушей.

— Ну, — ухмыльнулся Бьёрн Оррениус, глядя на смотрителя, — сами видите, чувство долга победило. Мы подождём.

— Как скажете, — вздохнул тот, расстёгивая тесный воротник.

— Расслабьтесь, — сказал Оррениус, пытаясь вообразить, каково это — трахаться в зубоврачебном кресле.

Они ждали. Женщина постепенно доходила до кондиции. Иногда у неё пресекалось дыхание или что-то вроде того, и тогда было слышно, как пыхтит мужчина. Потом снова вступала она, хрипела: «Ну же, ну же» или попискивала так, что тяжкий молот в брюках вздымался всё выше, чёрт возьми. Оррениус кусал губы.

Наконец она кончила.

Потом он. Хрипя и клокоча, как будто его душили.

И после наступила тишина, внезапно, как шлепок мокрым полотенцем. Оррениус оглянулся и увидел позорно пламенеющие лица. Судя по виду молодого, он тоже кончил, прямо в форменные брюки. Проклятье. Но приказ есть приказ, и он оставался в силе. А основной упор в нем отводился на обыск, из которого ничего нельзя было упустить.

Он откашлялся. Настал черёд его работы. Чёрт, только бы обошлось без неприятностей.

— Эй! — окликнул он. — Есть тут кто-нибудь? Это полиция.

Женщина испуганно взвизгнула, и надолго установилась тишина. Потом по полу зашлёпали босые ноги.

— Подождите! — крикнул переполошившийся голос. — Я сейчас.

В дверях показался голый мужчина, который одновременно боролся с тёмными роговыми очками и белым врачебным халатом и, нервничая, не мог справиться ни с тем, ни с другим. Он был худой, жилистый, с волосатой костлявой грудью, и — чёрт, с его мокрого члена чуть не капало!

— В чём дело? Какая полиция? Почему полиция? Что случилось? Послушайте, — сказал мужчина, всё ещё не попадая в рукава своего белого халата, который висел на нём, непоправимо вывернутый наизнанку, распахнутый спереди, предоставляя взгляду во всей красе этот сморщенный, блестящий от мокроты член. — Послушайте, я, ну, в общем, я женат. То есть ни в коем случае нельзя, чтобы об этом… происшествии узнала моя жена… то есть ведь вам не обязательно заносить всё это в протокол или как?

Бьёрн Оррениус оторвал взгляд от детородного органа своего собеседника и попытался отогнать от себя представление о том месте, где этот ныне вялый обрубок только что деятельно трудился, накачанный повышенным давлением. Он попытался также отвязаться от назойливого вопроса, что могла найти в этом неприглядном типе женщина, которая носит такое кружевное бельё…

— Эм-м, да, — сказал он, потирая руки. — Дело в том, что мы ищем одного взломщика. Его заметили на девятом этаже из дома напротив, и мы блокировали всё здание; он должен быть где-то здесь.

— Вы случайно не слышали чего-нибудь? — лихорадочно спросил смотритель дома со вес ещё пунцовым лицом.

Мужчина наконец разобрался со своим халатом и прикрыл наготу. Он укутался в полы, поправил очки и глянул с кривой усмешкой.

— Честно говоря, я… Нет. Я, как бы это сказать, отвлекся.

— Понятно. Да, конечно, — старательно кивнул смотритель.

Оррениус положил руку на плечо своему сопровождающему. Видимо, тот забыл, кто здесь полицейский.

— Тем не менее мы вынуждены просить вас удостоверить вашу личность, — сказал он.

— О! Я понимаю. Подождите. — Мужчина сделал полный оборот вокруг своей оси, взгляд его скользил по полу, видимо, отыскивая определённый предмет одежды. В то же время руки его обшаривали карманы халата, и вдруг он победно извлёк оттуда пару визитных карточек. Одну из них он протянул Оррениусу. — Пока что вот. Меня зовут Хенрик Оббезен, здесь у меня врачебная практика.

Бьёрн Оррениус нерешительно повертел карточку в руках, взглянул на мужчину, затем на голубой кружевной бюстгальтер на настольной лампе и снова перевёл взгляд на мужчину. Ситуация становилась всё мучительнее.

— Мне очень жаль, но я боюсь, что этого недостаточно, — сказал он, чувствуя, что ему начинает изменять тот нейтрально-деловой тон, о котором им постоянно напоминали в полицейской школе. — Визитная карточка — это не документ.

— Естественно, я понимаю, — кивнул полуголый супружеский изменник. — Документ где-то здесь, мой паспорт, момент…

— И все остальные персоны, которые скрываются за дверью, я тоже попрошу удостоверить их личность.

Этот тип, этот Хенрик Оббезен чуть не подавился собственным языком.

— Пожалуйста, — взмолился он, — только не это. Не навлекайте на себя лишние неприятности, я вас прошу. — Он перешел на лихорадочный, почти неразборчивый шёпот, лепеча, что «дама» из влиятельных кругов, и если случившееся станет достоянием гласности, то будет скандал, полетят головы, порушатся карьеры… По тому, как он себя вёл, можно было подумать, что у него там принцесса, наследница короны в зубоврачебном кресле. «А теперь раздвиньте ножки и скажите: „Милости прошу“.

Оррениус снова принялся пожирать глазами кружевной бюстгальтер и сглотнул. Чёрт, может, она торчит не от зубного врача, а от запаха зубного кабинета? Ведь всякие есть извращения и одержимости, в том числе и довольно странные.

Мужчина в белом халате продолжал лепетать, роясь в ящиках своего письменного стола:

— Я хотел сказать, на визитной карточке есть мой телефон и всё остальное. Например, вы можете застать меня завтра утром, а если согласитесь немного подождать сейчас, я поищу, он найдётся, он где-то здесь, мой паспорт…

Оррениус повернулся к смотрителю дома.

— Вы его знаете, надо полагать? Тот надул щёки.

— Ну… В лицо — да. С виду он мне знаком. Но ведь я отвечаю за пять зданий, не так уж часто я вижу людей. Раз в год, может быть. — Он ещё раз оглядел полуголого мужчину и смущённо отвёл глаза. — Кроме того, сейчас он не в том виде.

Нервный зубной врач наконец что-то отыскал в ящике и рывком протянул Оррениусу. То был пропуск в университетскую библиотеку с фотографией. На фото был изображён более юный Хенрик Оббезен, но в нём без труда можно было опознать мужчину, который стоял перед ними.

— Да-да, — сказал Оррениус с неудовольствием, вернул ему документ и махнул рукой. — Ладно. Я думаю, этого достаточно. — Он подтолкнул смотрителя дома и жестом руки отогнал своих подчинённых. — Идёмте, у нас ещё несколько этажей.

Решающей деталью, в этом я уверен, был мой влажный пенис. Полицейский, может, и не осознавал, но именно поэтому вся история сошла мне с рук. Я видел это по их лицам, по их частично весёлым, частично пристыженным, частично завистливым взглядам. Без сомнения, они и сами предпочли бы заняться сексом, а не ловить преступника. И без сомнения, они бы настояли на том, чтоб поговорить с женщиной, если бы их не смутил мой мокрый, блестящий член.

С женщиной, которой не было.

Ибо там был лишь её призрак. Я тогда быстро разделся, набрал в горсть достаточное количество слюны и как следует смочил ею пенис, перед тем как схватить халат и очки и, драматургически эффектно борясь с тем и другим, выйти к ним.

Признаться, свою роль сыграло и моё акустическое изображение женского оргазма. Этим я обязан давним упражнениям, ещё из детства, когда благодаря другому голосовому регистру это звучало ещё убедительнее. Я регулярно развлекал весь детский дом, за исключением его директора, разумеется, чьи послеобеденные «минуты слабости» и послужили примером и уроком моей драмы воздыханий. Он проводил эти «минуты» с крепко сбитой немолодой женщиной, которая специально для этого приезжала на машине из города и потом сразу уезжала. Насколько я помню, она работала в надзорных органах сиротских домов, но никогда не возражала против того, что мне приходилось ночи напролёт сидеть в холодном подвале за то, что я так умело имитировал её крики.

Как только они ушли, я быстро оделся, прибрал в шкаф наряд медсестры и устранил все свои возможные следы. Потом я вышел из кабинета зубного врача и спрятался в кабинете гинеколога, из окна которого и наблюдал за дальнейшими действиями полиции, пока они наконец не уехали в пять часов утра.