"Темные изумрудные волны" - читать интересную книгу автора (Московцев Федор)

Глава 6

Первые лучи солнца, приоткрывшего свой красный глаз, засветились на восточной черте неба. Это неслось утро, как неумолимый погонщик, взвалив мучительный груз тревоги на плечи тех, к кому стремилось.

Как будто могло быть что-то другое, кроме этого утра, но все же оно вошло в город нежданно, как корабль в серых парусах, завернувший в незнакомую бухту.

Снедаемый тревожными предчувствиями, Андрей сидел в регистратуре. Голова гудела после бессонной ночи. Откуда-то доносился смех – злобный, нарастающий.

Андрей прислушивался, и никак не мог понять, чей это голос и чей это смех. Не из каменной ли глотки подвала доносился он?

Лихорадочный озноб охватил Андрея. Беспокойные мысли тяжелили голову. Уже третью ночь подряд – не успеет он сомкнуть глаза, как сонм призраков, собираясь в круг, в дикой пляске кружился над его головой. От этого видения веки так отяжелели, будто придавило их огромным камнем. А хохот накатывался, как лавина, и гулко звучали голоса.

Яростно стукнув кулаком по столу, Андрей схватил бутылку с вином, жадно прильнув к горлышку. Но что это? Хохот не исчезал, как обманчивый призрак, и все еще не доходил до сознания. Освежающая струйка вина сбежала по подбородку на халат, расплываясь на белой ткани рубиново-красным пятном. Андрей удивленно прислушался. «Хо-хо-хо-хо!» – радостный хохот, как волны, уже бушевал у порога.

«Наваждение сатаны!» – подумал Андрей и осторожно выглянул в окно. На крыльце стоял Вадим, а рядом с ним – усатый мужчина с фельдфебельским лицом, приземистый и полный, в голубой рубашке и строгих черных брюках. Второв над чем-то смеялся, а усатый ухмылялся в свои пушистые усы. Андрей в ужасе отшатнулся, ему почудилось дикое рычание шакала.

– Открывай, чего стоишь! – сказал Вадим, увидев Андрея.

Они прошли в экспертную. Усатый пробыл там недолго. Второв вышел его провожать. Гулко стукнулась железная дверь, и, под шум отъезжавшей от подъезда машины Вадим зашел в регистратуру и положил перед Андреем ключи, которые забрал вчера, и пачку денег, перетянутых резинкой:

– Тут все: за работу и за молчание.

Он вышел, а Андрей долго сидел, оцепенело уставившись на деньги, на папку со свидетельствами о смерти, на висевшую на стенде коллекцию наручных часов, снятых с покойников, на чистые бирки, приготовленные для новых «клиентов».

«Хоровод случайностей, голова идёт кругом. Одно в другое упирается, третьим подтыкается, на четвёртое наталкивается, пятое выталкивает, шестое давит».

Игнат Еремеев, юрист, – усатый гражданин с фельдфебельским лицом, – длительное время сотрудничал с Кондауровым, помогая решать сложные проблемы, вызволять попавших в беду товарищей, оформлять сделки с недвижимостью, и так далее. И этот человек оказался тем, кто договорился с Второвым о сокрытии важной улики.

Оперативно-следственная группа выехала на место происшествия, к частному дому на одной из улиц поселка Ангарский, в котором проживал Еремеев. У ворот стояла машина, в ней два трупа – Кондауров и Савельев.

Милиционеры установили, что вечером к дому Еремеева подъехали две машины – «Мерседес» и «Джип-Чероки».

Они приехали из «Золотого Глобуса», – казино, принадлежавшего Кондаурову. В «Мерседесе» было четверо: Кондауров, Савельев, Еремеев, и «незнакомый мужчина, которого взяли из казино», в джипе – трое охранников.

Когда подъехали, Еремеев сразу вышел и направился в дом. Кондауров сказал, что, как только переговорит с людьми, сразу зайдет – нужно было обсудить важные вопросы.

Около получаса он разговаривал с незнакомцем. Потом тот вышел из машины, и Кондауров приказал отвезти его на Аллею Героев. Двое охранников вышли из джипа, третий повез незнакомца.

К этому времени подъехала еще одна машина, – «девятка». Оттуда вышел человек, дождался, пока закончится беседа, и сел в машину к Кондаурову – на заднее сиденье. Двое охранников – те, что вышли из джипа, стояли рядом с «Мерседесом».

Беседа длилась недолго. Тот, на заднем сиденье, выстрелил по очереди в затылок впереди сидящим. Одновременно с этим из «девятки» вышли двое и открыли стрельбу по охранникам. Сидевший на заднем сиденье выскочил из машины, и сел в «девятку», которая тут же скрылась.

Услышав выстрелы, Еремеев вызвал «скорую помощь» и милицию.

Охранники оказались тяжелоранеными, сейчас они в реанимации. Кондауров и Савельев скончались на месте.

Объясняя, как ввязался в эту историю, Второв рассказал следующее.

Он прибыл на место происшествия в составе оперативно-следственной группы и приступил к осмотру. Оперативники опрашивали Еремеева – как было дело, где он находился в момент стрельбы, спрашивали и переспрашивали, видел ли он нападавших. Он ничего не видел. Обстоятельства происшествия удалось выяснить со слов раненых охранников. Прежде, чем их увезли в больницу, они немного, но все-таки успели что-то рассказать. Милиционеры, осмотрев «Мерседес», принялись звонить – по рации, по радиотелефону, установленному в милицейской машине.

Стоя возле «Мерседеса», Второв общался с Еремеевым, с которым был до этого знаком. Внезапно у адвоката запищал пейджер. Прочитав сообщение, Еремеев, посмотрев беспокойным взглядом на милиционеров, на огни подъезжавших машин, открыл заднюю дверь «Мерседеса», и на какое-то время скрылся в салоне. Вынырнув оттуда, сделал Второву предложение, от которого тот не смог отказаться.

К месту происшествия прибывали приближенные Кондаурова, его многочисленные знакомые и коллеги, которых оповестили о случившемся. Подъехал автобус «Реквиема». В него были погружены тела. После этого милиционеры приступили к повторному осмотру автомобиля, ставшего местом убийства.

«Ну, и кто будет пятым и шестым?» – мрачно подумал Андрей.

От этих мыслей его отвлек телефонный звонок. Звонил следователь из убойного отдела, он уточнял, какие вещи были на убитом, и что было в карманах.

Андрей все подробно описал и спросил, можно ли отдать вещи родственникам. Следователь ответил, чтобы пока никому ничего не отдавали, за исключением денег и золотого украшения. Затем он попросил описать содержимое бумажника. Открыв сейф, Андрей вынул оттуда бумажник, раскрыл его.

– Деньги… количество вас не интересует… фотография женщины, фотографии детей – мальчик и девочка… пропуск в банк…золотой браслет с украшениями – звездочками и полулуниями.

– Пропуск в банк? – переспросил следователь.

Андрей подтвердил: да, пропуск в банк.

– В карманах были еще какие-то ключи, – вспомнил следователь. – Опишите их.

Вынув из сейфа связку ключей, Андрей описал их следователю: маленький желтый ключик, большой светлый, средний английский ключ.

Сказав, что заедет за всеми этими вещами, следователь положил трубку.

Не было еще восьми часов, а у здания судебно-медицинской экспертизы начали собираться люди. Бритоголовые, накачанные ребята, в напряженном ожидании стояли возле своих машин.

Проходя мимо них, Андрей думал о том, как продержаться хотя бы обеда – ему нужно было отработать еще дневную смену, а он чувствовал такую усталость, будто трудился всю неделю без сна и отдыха.

Он не стал завтракать с Вадимом, а решил сходить в столовую областной больницы – просто, чтобы побыть одному. Ограда областной клинической больницы примыкала к зданию судебно-медицинской экспертизы, идти было недалеко.

Ему немного стало лучше, когда он увидел людей, не имевших отношения к похоронам, убийствам, и вскрытиям. Вот медсестры, перешучиваясь, покупали выпечку. С такими фигурами им бы лучше воздержаться от мучного. Вот профессор Макаров с кафедры нервных болезней. Когда он резко поворачивался, казалось, что большая, седая алебастровая голова его сорвется с тонкой шеи и с грохотом упадет на пол. Бледная кожа на лице старика отливала мягкой голубизной. Это соединение голубизны кожи и холодной голубизны глаз всегда смешило студентов. Говорили, что его можно рисовать голубым.

Вот девушка – видимо, студентка – пьет кофе с булочкой. Яркая, кареглазая красавица, с чёрными, густыми, собранными на затылке заколкой, волосами. Андрей улыбнулся. Заметив его, девушка оглянулась, приняв улыбку не на свой счет.

– Это я вам улыбнулся, – сказал Андрей, беспокоясь о том, не слишком ли измученной получилась его улыбка.

Девушка улыбнулась ему в ответ.

– Меня зовут Андрей.

– Мариам, – представилась она, внимательно его разглядывая.

– Марина? – переспросил Андрей.

Она отпила кофе, сглотнула, и сказала по слогам:

– Ма-ри-ам.

Тогда он подсел к ней за столик:

– Извините, я отдал в починку свой слуховой аппарат.

– У тебя, на всякий случай, халат испачкан кровью.

– Я злюсь, когда не слышу то, что говорят мне люди, и приходиться помногу раз переспрашивать, – сказал Андрей, улыбаясь как можно добродушнее.

Заметив её испуганный взгляд, добавил:

– Шутка, это так, для поддержания разговора. Я работаю в судмедэкспертизе. У меня было трудное дежурство, и я по рассеянности вышел в люди, не сменив грязный халат.

Они разговорились. Когда вышли на улицу, он успел выяснить, что она учится на первом курсе, что сегодня у неё экзамен, и что, когда она нервничает, у неё просыпается ужасный аппетит. Он рассказал ей, что устал от этой адской работы, и думает о более спокойном занятии – с меньшим расходом гемоглобина.

Мариам предложила постоять и покурить. Взяв у неё сигарету, Андрей попросил еще одну, сказав, что «с возвратом».

– Вернешь пачку, – ответила она.

Она была высокая, примерно одного с ним роста, длинноногая, с хорошей фигурой. Стройную талию подхватывал широкий черный ремень с золотистой пряжкой, круглые серьги окаймляли красивое лицо, загадочная улыбка таилась в уголках чуть полных губ. Легкий ветерок шевелил полы её короткого летнего платья.

Прощаясь, Андрей пожелал ей удачно сдать экзамены, меньше нервничать, меньше курить, и меньше есть сладкого. Розовая от смущения, опустив глаза, она ответила с шикарной улыбкой, что от обещанной пачки сигарет ему все равно не отвертеться.

Бережно сжимая листок, на котором Мариам написала номер своего домашнего телефона, Андрей возвращался на работу. Впервые за шесть лет брезгливо поморщился, почувствовав запах этого учреждения. Тогда, устраиваясь на работу, он две недели привыкал к этому запаху. Сейчас его чуть не стошнило. Метрах в пятидесяти от здания СМЭ, в тени высоких тополей, стоял темно-зеленый джип. Андрей остановился, чтобы попросить у водителя зажигалку. Закуривая, краем глаза заметил худую, как жердь, девочку лет двенадцати. Она водила в кусты братика лет четырех, и теперь они возвращались в машину.

– Где папа? – спросил мальчуган.

– Мама сказала, теперь у него другая жизнь, – ответила девочка.

– Как это?

– Мама сказала, чтобы ты сидел в машине и не болтал! – строго ответила девочка, заталкивая брата в машину.

Ветер растрепал её светло-каштановые волосы, она неожиданно посмотрела в сторону Андрея. Это был взгляд испуганной дикой кошки, готовой выпустить коготки. Забравшись в машину, она с силой хлопнула дверью.

Андрей почувствовал, как к его горлу подкатывается комок. Он их узнал – это были дети, изображенные на фотографии из бумажника Кондаурова.

В регистратуре Валентина, сменившая перед грозными посетителями тон заводской вахтерши на более дружелюбный, терпеливо объясняла, почему не может выдать личные вещи покойного. Перед ней стояли двое из тех, что были на вскрытии Кондаурова, и его вдова – миловидная женщина сорока лет в черном платье и черном платке.

Андрей собирался пройти мимо регистратуры и подняться на второй этаж, в санитарскую, но вдруг передумал. Он дождался, пока посетители получат то, что следователь разрешил забрать и выйдут, и, кивнув одному из них, отозвал его в коридор.

Они встали у окна. Юрий Солодовников, высокий, худой, с ежиком седых волос и жестким пронизывающим взглядом серо-стальных глаз, был одет, как вдова, во всё чёрное, в руках он держал свидетельство о смерти.

Андрей почувствовал себя виноватым – и перед этим матерым хищником, отбывшим когда-то срок, – судя по выражению лица и многочисленным татуировкам; и перед бледной, белее лилии, вдовой; и перед детьми, вдыхавшими смрадный запах перед зданием СМЭ; и перед самим Кондауровым. Он спросил у Юрия, какие вещи им нужны. Открыв дверь, ведущую из коридора в вестибюль, Юрий негромко позвал женщину:

– Арина!

Женщина вышла в коридор, и Юрий сообщил ей, что санитар готов помочь. Она остановила свой остекленевший взгляд на лице Андрея и сказала, что ей нужны ключи и пропуск.

Андрей сообщил об утреннем звонке следователя и спросил, какие ключи ей нужны в первую очередь.

– Маленький желтый ключик и пропуск, – ответила она.

– Следователь знает о пропуске.

– У тебя же есть свой пропуск, зачем тебе Витин? – вмешался Юрий.

Она кивнула, сказала, что ничего уже не соображает, и вышла. Ни одним движением не выдав внутренней тревоги, Андрей заверил Юрия, что заберёт ключ, как только регистратор куда-нибудь отлучится. Только кому и как передать? Юрий ответил, что катафалк приедет во второй половине дня – нужно, чтобы тело побыло в холоде как можно дольше, вдова хочет, чтобы покойный провёл последнюю ночь перед похоронами дома. Он, Юрий, будет здесь почти все время до приезда катафалка, но если отлучится, то разыскать его можно в офисе. И он продиктовал номер телефона.

Попрощавшись, Андрей поднялся на второй этаж. Коллектив судебно-медицинской экспертизы был взбудоражен – все обсуждали убийство известного человека, обсуждали машины, стоявшие у входа, обсуждали владельцев этих машин, и судачили о том, какие грандиозные похороны будут завтра. Учреждение жило обычной своей жизнью – эксперты и санитары проводили вскрытия, лаборантки печатали протоколы, преподаватели кафедры судебной медицины приводили и уводили группы студентов. Но мысль об убийстве Кондаурова оставалась общей мыслью. Вспоминали события его жизни, а те, кто имел счастье лично общаться с ним, пользовались особым почетом. Время от времени кто-нибудь подходил к окну и докладывал обстановку: такая-то машина уехала, такая приехала, эти люди появились, те ушли. Кто-то вздыхал: что же теперь будет, – как будто состоял в клане погибшего, или был его близким родственником. Даже убийство полковника милиции – событие из ряда вон выходящее – отошло на второй план.

Единственным человеком, не охваченным лихорадочными обывательскими пересудами, был Вадим, с ним хотел поговорить Андрей, но он был занят – печатал протоколы ночных вскрытий.

Выполняя свою рутинную санитарскую работу, Андрей размышлял, что же такого произошло, что стало вдруг вызывать у него недовольство этой самой работой. То ли знакомство с Мариам, то ли случайная встреча с детьми Кондаурова, то ли остекленевший взгляд Арины. А может, накопившийся за шесть лет груз неприятных впечатлений?

Хорошо изучив привычки Самойловой, ему легко удалось выполнить задуманное. В два часа дня она ходила на обед к своей подружке, – санитарке, работавшей в патолого-анатомическом морге, располагавшемся в соседнем здании. Андрей вызвался подежурить в регистратуре, пока Валентина будет отсутствовать, и, когда за ней закрылась дверь, он быстро залез в сейф, вынул оттуда нужный ключ и спрятал в карман.

Народу на улице заметно прибавилось. Это были суровые, накачанные ребята в спортивных костюмах, это были люди постарше и посолиднее, строго одетые, словом – разномастная публика, официальная, полуофициальная, и совсем неофициальная, нелегальная. Виктор Кондауров был влиятельный человек, и многие переживали его уход из жизни. Все одинаково и каждый по-своему. Для кого-то это было событие, менявшее планы, для кого-то – горе, для кого-то – запланированное событие.

Если час назад все просто стояли и ждали, то теперь среди присутствующих царила атмосфера возбуждения. Кто-то опрометью бросался к машине и спешно отъезжал, как будто от него зависел исход важного дела, кто-то на полном ходу останавливал машину у входа, и, выскакивая из неё, торопился сообщить присутствующим какую-то важную новость. Ждали катафалк. Обсуждали, что дальше будет.

А из-за Волги вынырнуло темное облачко, не больше мыльного пузыря. Изредка цепляясь за острый луч солнца, оно стремительно приближалось к городу, волоча за собой по земле неровную серую тень.

Обстановка перед зданием бюро СМЭ – с взбудораженной толпой и забитым машинами пустырем – напоминала состояние перед футбольным матчем. И среди всего этого столпотворения мелькал человек, который всегда находился там, куда его не звали, человек, готовый распоряжаться всеми на свете похоронными процессиями, и который был бы счастлив, если бы они шли безостановочно, – то был Антон Шавликов. Придав физиономии надлежащее выражение усталости и печали, он кочевал от группы к группе, что-то важно говорил, спрашивал, советовал, в общем, – был в деле.

Не увидев Юрия, Андрей спросил у людей, с которыми тот общался, где его можно найти. Те ответили, что в офисе. Тогда Андрей вернулся в регистратуру и позвонил в офис. Юрий назвал номер машины, стоявшей на улице, к которой надо было подойти и сказать, чтоб отвезли. Дождавшись Самойлову, Андрей так и сделал, предварительно отпросившись у начальства.

Юрия на месте не оказалось, но бывшие там люди подсказали, где его можно найти. Водитель, проехав квартал по улице Чуйкова, свернул на улицу Гагарина, и, преодолев еще два квартала, повернул во двор и остановился у подъезда.

У входа стояла группа людей, среди них были Арина и Юрий. Увидев Андрея, Юрий сразу же направился к нему, Арина осталась стоять, обнявшись с пожилой женщиной. Плечи вдовы содрогались от рыданий. Юрий принял от Андрея ключ, подошел к Арине и легонько коснулся её плеча. Она обернулась, и, увидев ключ, кивнула.

На одно мгновение Андрей увидел её заплаканное лицо, её покрасневшие, опухшие, безжизненные глаза, и почувствовал себя соучастником преступления.

Юрий коротко поблагодарил его и вернулся к Арине. Отпустив водителя, Андрей пешком пошел домой.

Подул прохладный ветер. Темное облачко, достигнув города, собрало все тучи Поволжья и разрослось до огромных размеров. Небо вмиг набросило на себя серо-белый покров. Примчавшийся из далеких степей ветер налетал на зонтики летних кафе, подхватывая их, как джигит на всем скаку. Затрещали, ломаясь, ветви, загромыхала жестяная кровля домов.

Еще изредка прорывались сквозь низко нависшие тучи тусклые лучи солнца, но уже свирепо сверкнула молния. Раскатисто загрохотал гром. Из-за угрожающего рева грозы, отдававшегося эхом в каменных лабиринтах города, не было слышно ни криков прохожих, ни сработавших, как по команде, автомобильных сигнализаций.

Внезапно из распушившихся облаков упала ледяная горошина. И пошел плясать градопад. Путаясь в шумевших ветвях, горошины мгновенно превращались в ледяные орехи, и с дикой силой падали на землю, стучали по крышам машин, барабанили по стеклам. Град, обманчиво сверкая алмазиками, засыпал город, обдавая его холодным дыханием бури. Ледяные шарики с нараставшей силой, словно каменные, били по крышам, по стенам, подпрыгивали на асфальте.

Когда Андрей, промокший насквозь, будто вынырнувший из озера, и побитый градом, прибежал домой, то увидел, что вся семья, собравшись у окна на кухне, наблюдает за шалостями неба. Отец встретил старшего сына с притворной озабоченностью:

– Прямо скажу, Андрей: твоя голова из камня, иначе как уцелел?!

Это было на следующий день. Андрей уже собирался домой, когда в санитарской появился Трегубов и сказал, что Солод хочет его срочно видеть для «важного разговора». Роман вкратце рассказал последние новости. Откуда-то стало известно, что убийство спланировал Оганесян, конкурент. Вчера вечером его дом взорвали, он погиб вместе с семьёй. Его люди наверняка будут мстить, «офис» на осадном положении.

– С меня хватит! Перехожу на гражданскую службу, – резюмировал Роман, голос его звучал как-то совсем обреченно.

Они стояли за углом возле машины: Юрий Солодовников, Владислав Каданников, третьего, сидевшего на капоте крепыша с забинтованной головой, Андрей не знал. Проходя мимо спуска в подвал, куда заносят трупы, Андрей почувствовал себя матросом на палубе попавшего в шторм корабля – земля задрожала под ним и заходила ходуном.

Он сразу оказался под перекрестным огнем трех пар глаз, все трое спрашивали почти одно и тоже, и почти одновременно. Трегубов тем временем стоял в стороне и угрюмо наблюдал за происходящим. Юрий говорил с Андреем холодно-бесстрастным тоном, Владислав спрашивал свирепо и ласково, третий, с забинтованной головой, урчал и ерзал подобно разъяренному медведю. Их интересовало, никуда ли не отлучался Андрей ночью, не оставлял ли кабинет открытым, не оставлял ли на виду ценные вещи погибшего. Что было днем, под чьим присмотром находились эти вещи после восьми утра? Они требовали рассказать все до мельчайших подробностей: как Андрей принес вещи в регистратуру, куда положил, что было потом. Вопросы задавали повторяющиеся и пересекающиеся – на случай, если опрашиваемый что-то напутает в своих показаниях или забудется. Андрей старался мужественной осанкой внушить доверие и мягкими словами убедить оппонентов в том, что он перед ними абсолютно чист. А когда крепыш с перевязанной головой и налитыми кровью белками глаз, стукнув по капоту кулаком, грозно спросил, никуда ли не отлучался дежурный санитар вместе с ключами покойного – в мастерскую по изготовлению ключей, например – Андрей не выдержал.

– Я положил их в сейф. Никуда я их не носил! Что вам от меня нужно?!

Его реакция была вполне естественна – ведь он и вправду никуда не ходил и не делал копии ключей. Это сделал Вадим, а про Вадима они пока не спрашивали. Так он стоял, исподволь всматриваясь в лица собеседников, пытаясь разгадать настроение каждого, и завидуя проносившимся в небе ласточкам. Воздух был натянут, как тетива. В воцарившейся тишине Андрей не слышал ничего, кроме биения собственного сердца. Не слышал шума грузовика, которому пришлось объехать безмолвную группу, и который при этом снес мусорный бак. Не слышал, как зловеще лязгнула дверь подвала, и как подошли из-за угла еще двое суровых мужчин.

– Эскулапы не брешут, – сказал один из них.

– Вижу, – ответил Солодовников, отводя взгляд от Андрея.

Тут Андрей заметил, как Вадим, не посмотрев в их сторону, спокойно сел в свою машину и медленно тронулся с места.

«Его тоже допрашивали», – промелькнула мысль. Он тут же подумал со злорадством: что же стало с Шавликовым, ведь он вез тело Кондаурова в своем автобусе.

Грозные интервьюеры разъехались на своих машинах, а Андрей все еще стоял, прижавшись к бетонной ограде, окружавшей вход в подвал. Переживая свое потрясение, он чувствовал себя так, словно над ним пронесся смерч страха, оставив его бездыханным, без единой мысли в голове.