"50 & 1 история из жизни жены моего мужа" - читать интересную книгу автора (Великина Екатерина)

Екатерина Великина 50 amp; 1 история из жизни жены моего мужа

ПРО ГЕНЫ И ИНФАНTИЛИЗМ

Знаете, что может быть страшнее «папы на хозяйстве»? Правильно, самое страшное для хозяйства – это мы с моим мамахеном в паре. Загадим, изломаем и устряпаем любые угодья неограниченной площади, а потом рассядемся на обломках и будем плакать и жаловаться на злую судьбу.

Несмотря на то что в Москве мы обрели статус не «приезжих», но «вернувшихся», жизнь наша напоминала плавание двух лягушек в кувшине с молоком. Разница лишь в том, что в одноименной присказке первая лягушка взбивала масло и выпрыгивала наружу, а в нашем случае обе лягушки дохли, только вторая премерзко пела, перед тем как опочить.

Я обустроилась достаточно быстро. В первый же день, выйдя в магазин за шоколадкой и вернувшись с парой телефонных номеров от новоиспеченных кавалеров, я поняла, что сладкое, кока-кола и кинотеатры с баланса снимаются навсегда.

В отличие от меня у матушки с женским половым гормоном не поперло, и оттого пришлось крутиться. До сих пор вспоминаю советы «опытных москвичей», железными граблями прошедшихся по нашим ушам.

«А вот почему бы тебе, Галочка, не начать шить?» Вообще-то я знаю идеальный ответ на этот вопрос. Потому что авоськи – никому не нужный товар. Но Галочка была и есть женщина увлекающаяся, а оттого мы теперь к авоськам прикладываем диплом от «Бурды». Правда, они по-прежнему никому не нужны, но все-таки…

«А вот отчего бы тебе, Галочка, не заняться бухгалтерией?» Кстати говоря, и на этот вопрос я тоже знаю ответы. Во-первых, потому что у нас каждый четвертый бухгалтер, а каждый третий – жена бухгалтера, а все первые и вторые наверняка бухгалтерские отродья. Во-вторых, стать бухгалтером в сорок с хвостиком, после двадцати лет стажа в геофизике, – это как если бы я решила подработать флористом: так смешно, что даже тошно. Но Галочка чрезвычайно любила доводить задуманное до конца, а оттого мой курсовик по бухучету был писан вовсе не студенткой Катечкиной, а бухгалтером черт-знает-какой квалификации. Больше диплом не пригодился нигде.

«А вот, может, тебе обратиться на биржу труда?» Как сейчас помню – возвращается, спрашивает:

– Кать, а чего ты думаешь, если я буду работать в собесе?

– Думаю, ссучишься на десять лет раньше срока, – ответила ей я.

После собеса были обувной магазин, контора, торгующая чипсами, и даже какой-то склад бытовой химии. Но наконец неплохая работа была найдена, и трудоустройство осуществилось.

Зарабатываемых денег хватало на «пожрать», купить кой-чего из одежды, но категорически не хватало на ремонт квартиры. Хатенка нам досталась самая что ни на есть расписная: трехкомнатная хрущоба с проходной, подсобкой, лыжами на балконе и парой бабуля-дедуля (мамины родители), к тому времени уже подававшей на развод и оттого занимающей две единственные изолированные комнаты. Жили весело: дедушка бомбил Берлин, бабушка шкварила котлетки, мать работала, а я училась, попутно дегустируя палево в подъездах и озвиздюляясь от всех троих одновременно.


Переломный момент настал, когда я завела себе первого приличного жениха.

– Ну что это такое, мамочка, я даже домой никого привести не могу! – плакалась я родительнице. – Это ведь так ну никогда замуж не выйдешь!

– Не переживай, отправим дедушку на дачу, – утешала меня мама.

– Да, но, помимо дедушки, у нас есть еще ванная и кухня… и вон лыжи на балконе торчат… это прям мещанство какое-то…

– Может, чуть-чуть отремонтируем, – предложила мама. – Подшаманим малость… ну так, чтобы чистенько было…

На самом деле «шаманить» – самое удачное определение для того, чем мы занялись. Ремонт нужно делать тогда, когда у тебя есть деньги. Причем желательно, чтобы денег было как можно больше. На худой край, можно провернуться самостоятельно, но для этого, помимо денег (которые все равно нужны), требуется еще и умение.

Шаманить – это когда у тебя нет ни того ни другого, а вместо серого вещества – столярный клей.

Решено было начать с ванной. На многое не размахивались – размахнулось само.

– Ты сначала попробуй отмыть плитку, – сказала мне мама и всучила тряпку. – Может, когда грязь ототрешь, оно и ничего будет.

– Ага, может, под грязью найдем Мону Лизу, продадим и разбогатеем, – грустно отозвалась я и отправилась в помывочную.

Первый же взмах губки решил исход дела: точно косточки домино, плитка поехала вниз, пребольно звезданув мне по ногам, и через три секунды у нас настала Помпея. Прибежав на грохот, мама помогла мне выбраться из-под обломков, после чего мы одновременно чиркнули зажигалками и заплакали. Денег на новую плитку и непьющего плиточника у нас не было, а покрасить стену возможным не представлялось: от старой плитки на поверхности остались некрасивые разводы цемента, которые никак не желали отдираться.

До кучи выяснилось, что кухонные стены (второй пункт нашего плана) может спасти только строительная гиря, но никак не три рулона обоев: лунные ландшафты бумажкой не прикроешь.

Совет в Филях продолжался четыре дня, на пятый дедушка вернулся с дачи и обложил нас трехэтажным, а на шестой мы отправились на строительный рынок за Чудом. Как это всегда бывает у неудачников, нам повезло, и Чудо было найдено, Аж в количестве двух штук.

Если вы никогда не клеили на стены пластиковую потолочную плитку 50 х 50, то вы ни черта не понимаете в этой жизни.

В плитке было всего две прекрасности: во-первых, сходная цена, а во-вторых, очень простой способ присобачивания.

– Берете плиточку, берете клей, давите клей на плиточку, прикладываете ее на потолок и отпускаете.

– Скажите, а на стены ее клеить можно? – поинтересовалась мама.

– Ну, наверное… Отчего же нет?.. – туманно ответил ей торговец. – Только купите к клею пистолет.

После непродолжительного торга мы приобрели достаточное количество плитки для покрытия стен и потолка (чего уж там мелочиться) и две упаковки клея. Пистолет не взяли по причине дороговизны и сложности конструкции.

Чудо номер два было найдено в рядах обоев.

– Жидкие обои – это последнее достижение человечества. Высыпьте порошок в ведро, разведите его с обычным клейстером и полученную массу разровняйте по стене.

– О! Это как раз то, что нам нужно, – сказала мама и подняла палец вверх. – Этими жидкими мы как раз законопатим дыры на стенах.

– Наверное, законопатим, – радостно согласилась с ней я.

Вернувшись домой, мы вторично выперли дедушку на дачу и приступили к ванной. Довольно скоро выяснилось, что пластиковая потолочная плитка не особенно подходит для стен: во-первых, на ней остаются вмятины от любого прикосновения, во-вторых, процесс приклеивания не так уж и прост, в особенности когда у тебя нет пистолета Клей давили и по очереди, и одновременно, но, невзирая на совместный труд, синергии не вышло, и к середине первого пузырька мы выбились из сил окончательно. Идея отпилить у тубы дно и выковыривать клей чайной ложечкой пришла в голову, конечно, мне. А удовольствие терзать жестяной пузырек кухонным ножом с двусторонней заточкой перепало, конечно, маме. Ближе к ужину пузырек был вскрыт (должно быть, папе на северах икалось), и мы приступили к намазыванию. Точно огромные пластиковые галеты, плиты пачкались в клее и лепились к стене кое-как. В последнюю очередь долепили плитку на потолок и, довольные собой, сели покурить. К тому времени я не смотрела фильм «Гиперкуб», а оттого не понимала, что мне теперь напоминает наша ванная. Только в отличие от «Гиперкуба» стены и потолок были не совсем белыми и гладкими, а в бесчисленных следах от пальцев – так, как будто грешники рвались из ада.

– Это ничего, – сказала мне мама. – Пластик мягкий, и вполне возможно, что к утру вмятины «вымнутся» обратно.

– Веришь, мне все равно, – ответила ей я. – Пусть хоть еще глубже вминаются.

– Верю, – вздохнула мама. – Спать пошли.

Утро следующего дня встретило нас сюрпризом.

Так, если в ночи можно было созерцать картину «Наш привет «Гиперкубу»», то поутру появился шедевр «Конец нашему «Гиперкубу»». Плитка не только «вымнулась», но и по большей части отвалилась.

– Может, ее прибить? – задала нехороший вопрос я. – Или вот, к примеру, есть еще суперклей…

– Вы еще на скотч приклейте, дуры! – немедленно раздалось из дедушкиной комнаты.

– Заткнись! – гаркнули почти одновременно.

Война с плиткой продолжалась еще неделю. Каждый вечер мы подклеивали отвалившееся, и каждое утро я оглашала список потерь. Тем не менее день, когда ни одна плитка не упала, настал. К тому времени ванная уже давно напоминала живодерню, но нам и правда было все равно.

– Ну что ж, теперь можно и за кухню взяться, – предложила маман.

Люди, если БЫ ни разу не клеили русские жидкие обои, жизнь ваша прожита впустую. Представьте себе, будто какой-то трехнутый повар вдруг состряпал целый бак гречки-размазни. Представили? А теперь представьте, что эту гречку вам нужно размазать по стене, припечатывая ее ладонью и разравнивая шпателем.

Кстати, в день приклейки я впервые узнала, что моя мама умеет ругаться матом.

– Это какой же урод придумал? – спросила у меня она, после того как очередная партия гречки «сплыла» к плинтусу.

– Может, мы что-то в пропорциях напутали? – предположила я.

– Ну может, что-то и напутали, только теперь непонятно, что делать.

– Давай доклеим до конца, а потом посмотрим.

Доклеили.

Посмотрели.

Чиркнули зажигалками, сели плакать. Что любопытно, самый ужасный пейзаж вышел именно там, где гречка прилипла. Почему? Ну, потому что это так и выглядело: «гречка прилипла». Остальную поверхность мы заклеили «самоклеящейся пленкой с рисунком под гречку» – благодаря не скажу чьей идее. Сюр получился неимоверный: гречка выпуклая, перемешанная с пятнами гречки глянцевой, напоминала приемник-распределитель в «дурке».

– Мама, я сюда не то что мальчика, даже пса дворового не приведу: насмотрится – искусает.

– Да, пожалуй, – согласилась мама. – А впрочем, зря ты – живенько.

– Куда уж там…

И черт его знает почему, но эта «живость» есть у нас практически во всем. Появились большие деньги, большие возможности, и жизнь стала легче, но мы совсем не изменились. Более того, иногда мне кажется, что этот природный инфантилизм, может быть, и есть основная составляющая нашего существования. Хорошо это или плохо – не знаю, но так мы жили всегда, и всегда мне нравилось, как мы жили.

Мы и сейчас так живем.

Три дня назад звоню:

– Ма, купи грудинки, буду суп варить.

– Хорошо.

На следующий день привозит пакет с мясом, треплемся, уезжает. Открываю пакет, вижу, что там грудинка размером с берцовую кость трицератопса. Вздыхаю и начинаю искать топор. Топор у меня – говно. Точнее, не так. У меня руки говно. Точнее, не так. И вовсе я не обязана уметь разделывать трицератопсов.

Через час грудинка была изнасилована во все места, но на две части разрубаться не желала. Если бы на моем месте была какая-нибудь другая мадамка, она бы, может, и разрубила или мужа подождала, на худой конец. Но на моем месте была я сама, с трепетным сердцем в груди и мамиными генами в области пятой точки. Вздохнув, я взяла самую большую кастрюлю, положила поперек нее грудинку, взяла молоток для отбивания мяса и забила-таки трицератопса внутрь. Забила, залила холодной водичкой, луковку положила, конфорку на девятку включила и села за компьютер монстров мочить. Абыркапут случился через пятнадцать минут, когда водица закипела. Если вы ни разу не видели, как грудинка выстреливает из кастрюли, значит, вы в этой жизни вообще ничего не видели: геном у вас неподходящий. А у меня геном – самое то. Поэтому пойду отмывать плиту, пол, а заодно и переоденусь: уж очень живой попался трицератопс.