"Другая проекция" - читать интересную книгу автора (Горбачевская Елена)5Все было совершенно не так, как тогда. Разумеется, все вокруг вертелось и мелькало как положено, только восприятие было совершенно иным. Огни, вспышки, световые пятна и искры самых разных цветов кружились вокруг нас в сумасшедшем танце. Это было потрясающе красиво. К тому же не было того состояния ужаса, отчаяния, смерти, которое захлестнуло меня в первый раз. И, самое главное, я была не одна, я была с Сережей! Похоже, канал был действительно достаточно стабильным, поскольку нас не крючило и не плющило, так что летели мы с достаточным комфортом. Выскочив из своих белковых тел мы, разумеется, потеряли возможность разговаривать, зато сразу же смогли ощущать эмоции друг друга. Конечно, до настоящей телепатии на уровне Салатовенького или Лимончика нам было далеко, но все же я постоянно чувствовала рядом Сережу. Он был просто-таки ошарашен. Нет, страха не было и в помине, просто эти ощущения были слишком новыми для него. Несмотря на мой рассказ. Верно говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Вот он и внимал. В предыдущий раз во время обоих путешествий мне было как-то не до того, чтобы рассматривать себя во время полета по каналу. А сейчас, во время приятной прогулки, можно было и полюбопытствовать, как выглядит человек при перемещении по энергетическому туннелю. Я постаралась рассмотреть себя или Сережу. А фиг вам, индейская избушка! Я не увидела ровным счетом ничего, кроме сверкающего калейдоскопа! «Сережа, ты здесь?» — спросила я мысленно. И так же мысленно получила его подтверждение. Все правильно, я ведь все это время продолжаю ощущать его присутствие. По-видимому во время такого перемещения человеческая структура становится несколько рыхлой и растянутой и поэтому на уровне зрения не воспринимается. Похоже, что подобные размышления занимали исключительно меня, поскольку Сережины эмоции выражали исключительно удивление и восторг. Что-то изменилось в нашем полете. Возможно, снизилась скорость, потому что появилось какое-то новое ощущение, как бы торможение. Не успела я додумать эту мысль, как мы куда-то вывалились. Практически ничего не было видно. Я уже испугалась, что мы несколько промахнулись с адресом, как почувствовала, что моя энергетическая структура покрыта влагой. Ничего себе! Значит, мы находимся в верхних, водосодержащих слоях атмосферы! Вот почему мы так странно зависли и не падаем, не предпринимая для этого никаких усилий, водная атмосфера нас держит. Сквозь молочную пелену я увидела Сережин силуэт. Разумеется, он понимал еще меньше, чем я. Ну что ж, надо выныривать вниз. Только как же быть с Сережей? Я-то летать умею, «владею навыками энергетического баланса», как выражается Салатовенький, а ему, то есть Сереже, придется учиться прямо на ходу. То есть на лету. Объяснить же как-то надо, что нужно делать. Я слишком хорошо помнила свой первый опыт полетов, когда я более всего напоминала подброшенную вверх курицу. Я максимально сосредоточилась и мысленно произнесла: — Сережа! Мне нужно кое-что тебе сказать! Постарайся сосредоточиться! — Я слушаю тебя внимательно, Ежик! — прозвучало в моем мозгу. Ура, получилось! Не просто передача эмоций и расплывчатых образов, а четкие словесные формулировки! — Так ты меня слышишь! Это же просто здорово! — Конечно, здорово! Послушай, тебе не кажется, что мы разговариваем мысленно, а не словами? — спросил Сережа. — Не кажется. Мы именно так и разговариваем, — улыбнулась я. Здесь иначе и невозможно разговаривать, поскольку легкие не функционируют. Разве что выстукивать зубами сигналы согласно азбуке Морзе. Ты, кстати, заметил, что не дышишь? — Точно… Не дышу… — Не волнуйся, здесь от этого еще никто не умер. Ладно, ближе к делу. Похоже, мы находимся в верхних слоях здешней атмосферы, то есть в воде. Помнишь, я тебе говорила, что здесь все шиворот-навыворот? — Ну да… — Сережа все никак не мог прийти в себя. Что ж тут удивительного, со мной в прошлый раз дело обстояло значительно хуже. — Ну так вот. Для того, чтобы попасть «в гости» как положено, нам надо спуститься вниз. То есть слететь. — Так я же не умею! — Как ты можешь такое говорить, когда еще ни разу не пробовал! Постарайся сейчас максимально настроиться на восприятие. Постарайся не только понять, сколько почувствовать, как это делается. И я стала передавать ему свои ощущения полета. Наши энергетические структуры, насыщенные энергией заряженной воды, стали довольно плотными. Я это почувствовала, когда взяла Сережу за руку. И тут произошло настоящее чудо! Наши структуры как бы стали одним целым, и все мои навыки также стали и его достоянием. Мы могли лететь вместе куда угодно и сколь угодно долго! Я тут же вспомнила последний «урок» в ячеистом анализаторе памяти, а проще говоря, в сырном тумане. Тогда, во время первого официального свидания, когда мы держались за руки, у нас буквально выросли крылья, и мы не взлетели только потому, что не знали, что это возможно. Но сейчас — другое дело! — Вперед, милый! Раскинув руки широко в стороны и сжимая ладошки друг друга, мы устремились вниз. Вода быстро превращалась в туман, который в свою очередь заметно редел. И вот, наконец, мы увидели полностью завораживающую панораму желтой и розовой страны. — Я себе даже представить не мог ничего подобного! Как красиво! — отозвался Сережа. Я молчала, ибо не в силах была оторвать свой взгляд от этого зрелища — величественных «хранителей жизни», возвышавшихся над необозримыми песками. Я вернулась! Я снова здесь! И я привела его, моего любимого мужчину, в этот мир, который я любила не меньше своего родного! Если бы с физиологией было все нормально, то я, честное слово, заплакала бы от счастья. Мы летели уже довольно долго, но панорама коренным образом не менялась, то есть города не было видно. Я даже подустала маленько, что же говорить тогда о Сереже, которому подобные упражнения и вовсе не были привычны. Пожалуй, стоило немного отдохнуть и попытаться связаться с Салатовеньким. Мы как раз подлетали к одному из хранителей жизни. — Сережа! Снижаемся! Отдохнем немного, водички попьем. — Да я вовсе не устал, и пить совсем не хочется, — хорохорился он. — Это тебе только кажется! К тому же если нам повезет, то мы увидим такое… Мы плавно спикировали к подножию хранителя жизни и сразу окунулись в озерцо. Не знаю, был ли это тот же самый хранитель, которого я видела в тот раз или другой, но вода была такой же вкусной, бодрящей. Выбравшись на мокрый песок, мы впервые за время путешествия смогли толком рассмотреть друг друга. Я-то ладно, я была готова к такому зрелищу. Но все же увидеть Сережу с прозрачной кожицей, переливающимися внутренностями и бордовыми волосами было довольно забавно. Особенно впечатляли ярко-малиновые усы. Но с ним дело обстояло значительно хуже. На его растерянной физиономии читалось безмерное удивление, граничащее с отвращением. Он был просто в шоке от моей внешности. — Ну, что, ты и теперь будешь утверждать, что я очень красивая и во мне есть французский шарм? — спросила я с ехидцей. — Как то это.. непривычно… — промямлил он в ответ. — Иди, посмотри на свое отражение в воде, может, привыкнешь! — я откровенно забавлялась. Неуверенными шагами Сережа потопал к озерцу. Долго рассматривал свое отражение. Потом тело, конечности. А на его лице читалась одна-единственная фраза: «Я это или не я?» Наконец он свыкся с собственной наружностью, а заодно и с моей, понемногу пришел в себя. — Да не расстраивайся ты так, прилетим обратно, обретем свой прежний вид, — утешала я его. Самое забавное, что глаза его остались точно такими же — голубыми с золотистой звездочкой в центре. Сережка подошел поближе к хранителю жизни, стал рассматривать, гладить его упругую теплую поверхность. И не заметил, как прямо рядом с ним стал надуваться прозрачный розовый пузырь. Когда оттуда вылетели мохнатые хохотунчики, он даже сперва отскочил от неожиданности. — Алена, что это за чудо такое? Не про них ли ты говорила, обещая, что увидим что-то «такое»? — спросил он, улыбаясь. — Конечно, про них! Но что это такое, понятия не имею! Хотела еще в тот раз спросить у Салатовенького, да как-то не получилось. Кстати, совсем не мешало бы нам с ним связаться. — Как ты думаешь, почему мы попали не в город, откуда тебя отправляли домой, а оказались в водной атмосфере? — спросил Сережа. — Сложно сказать. Я думаю, что они имеют прекрасные технические возможности по отправлению в энергетический туннель. Там у них была какая-то специальная установка, придающая ускорение. А вот что касается приема, похоже, таких устройств у них нет. В тот раз я ведь тоже вывалилась в чистом поле, вернее, над ним, в воздухе. А то, что сейчас мы попали совсем в другое место, можно объяснить тем, что и стартовали мы из другой точки. Расстояние-то между моим институтом и твоей общагой приличное. Давай попробуем связаться с Салатовеньким. Я настроюсь на его восприятие, а ты постарайся мне помочь в этом, просто вспомни его мысли, которые ты ощущал во время контакта дома. Мы взялись за руки и максимально сосредоточились. И тут же услышали голос Салатовенького: — Люди! Вы пришли! Добро пожаловать! Только не надо так громко, прошу тебя! Я, кажется, опять перестаралась. Уже тихонько я обратилась к нему: — Извини, что оглушила. Здравствуй, друг! Мы сможем как-нибудь с тобой встретиться? — Я в настоящий момент времени нахожусь в известном тебе центре нашей культуры и технологии. Расстояние до места вашего нахождения составляет около пятидесяти двух километров, исходя из вашей метрологи. Таким образом, прибыть туда, пользуясь собственными навыками энергетического баланса, я смогу через промежуток времени, приблизительно равный сорока вашим минутам. Несколько меньшее время понадобится вам для того, чтобы преодолеть это расстояние. Возможно, вы сочтете целесообразным прибыть в центр, поскольку есть вероятность, что для тебя, второй человек, культура и технология нашего народа могут представлять определенный интерес, — как обычно, он говорил спокойно и методично, словно школьный учитель. — Конечно, мы прилетим! — тут же отреагировал Сережа. — Только мы не знаем, куда, — добавила я. — Поясни свои затруднения, человек! — озадаченно попросил Салатовенький. — Затруднений никаких нет, просто укажи, пожалуйста, точное направление, — улыбнулась я. — Хорошо. Нашими техниками будет запущен высоко в атмосферу прибор, излучающий электромагнитное излучение в том диапазоне, который вы можете воспринимать. Постарайся его зафиксировать. Мы увидели вдалеке яркую светящуюся точку. — Спасибо, вижу! До скорой встречи! — Буду рад приветствовать вас визуально! Перед тем, как улететь, я подошла к розовому гиганту. Не перестаю удивляться, какие они огромные, могучие! Само олицетворение жизни! Причем рядом с ним не чувствуешь себя подавленной, ничтожной букашкой. Совсем наоборот! Возникает ощущение стабильности и защищенности. Как в раннем детстве, когда во время прогулки держалась за большую папину руку. Я погладила его поверхность и поблагодарила за гостеприимство. Удивительно, но в том месте, где моя рука касалась плотной и упругой коры, тут же начал надуваться ярко-розовый пузырь, чтобы через некоторое время выбросить стайку хохотунчиков. Неужели это из-за моего прикосновения? Нет, боюсь, никогда я не смогу до конца узнать этот удивительный мир! Сделав «круг почета» вокруг хранителя жизни, мы легли на курс. Впереди ждала удивительная встреча. Сережа уже достаточно освоился с техникой полетов, и поэтому не было необходимости его подстраховывать. Летели мы спокойно, не торопясь, внимательно разглядывая местные формы жизни. Я чувствовала себя чем-то вроде экскурсовода: «Товарищи, а теперь посмотрите направо! Обратите внимание на заросли кристаллических кустов!» И далее в том же духе. А на самом деле мне просто очень хотелось, чтобы Сережа также, как и я, узнал и полюбил эту удивительную и прекрасную страну. Нам здорово повезло: пару раз проплывало мимо «полярное сияние», а однажды мы встретили нечто, чего я раньше не видела. Наше внимание привлекло какое-то сверкание у самой поверхности. Вообще-то в самом факте сверкания в этом мире не было ничего удивительного, светились и искрились здесь все кому не лень. Просто с высоты полета казалось, что на земле лежит какое-то полупрозрачное сияющее облачко. Мы спустились вниз. Вблизи это облачко оказалось рощицей каких-то странных существ. Они представляли собой выходящие из земли постоянно ветвящиеся практически прозрачные стерженьки, достигавшие высоты трех-четырех метров. То есть из песка выходило что-то вроде стебля толщиной сантиметров пять, на расстоянии сантиметров десяти-двадцати он разветвлялся на несколько более тонких стебельков, каждый из которых в свою очередь постоянно ветвился на все более мелкие фрагменты. Вверху они все переплетались совершенно невозможным образом. Самые тонюсенькие веточки ощетинивались еще более тонкими шипиками, повторяя свое строение, насколько хватало остроты зрения. — Классический пример фрактальной структуры! Каждый фрагмент повторяет строение целого, — удивлено и обрадовано произнес Сережа. — Смотри, какое чудо! — Напоминает морозные узоры на стекле, только объемные, — ответила я. Вдруг вспомнилось, что сейчас январь, на улице мороз, и окна как раз такими узорами покрыты. Надо же, какой забавный Новый год в этот раз получился! — Они, наверное, холодные? Боюсь дотрагиваться, вдруг поломаю. А, может быть, они опасные, ядовитые какие-нибудь? — размышлял Сережа. — Нет, опасности нет никакой. Энергия у них добрая, светлая. — А как ты ее определяешь, энергию? — Сама не знаю. Еще во время размазанности в пространстве и времени научилась. Просто чувствую ее распределение, полярность. Оказывается, не все свои навыки я ему передала. А жаль. — Интересно, что это такое, что за форма жизни? — спросил Сережа. — Даже понятия не имею. К сожалению, я в тот раз так и не смогла толком ничего узнать. Хотелось бы сейчас наверстать, выспросить все у Салатовенького или кого-нибудь еще. Так что давай полетим побыстрее, а то ведь неизвестно, сколько времени просуществует этот канал. Ориентир становился все ярче, все лучше виден. Мы приближались. С одной стороны, не было неизвестности и неопределенности, я с нетерпением ждала встречи. А с другой — немного волновалась, как мои необычные друзья воспримут Сережу. И вот наконец перед нами открылась грандиозная стеклянная равнина со сверкающими на ее поверхности строениями. Как положено, я тут же почти ослепла, что уже тогда говорить о Сереже. Бедный, он изо всех сил старался рассмотреть величественную панораму «центра культуры и технологи», но у него плоховато получалось. Как и в первый раз, на холме нас ожидала делегация по встрече во главе с Салатовеньким. — Судя по твоим рассказам, я ожидал увидеть нечто грандиозное, но такое! — прошептал пораженный Сережа. Тем временем один из встречающих далеко оторвался от всех остальных и спикировал прямо ко мне. Я еле успела подставить руку. Малыш! Как он вырос за это время! — Приветствую тебя, человек! Ты узнал меня? В тот раз, когда ты приходил, я был такой… — и тут же добавил образ маленького существа. Как забавно он изъясняется! Уже пользуется четкими формулировками, но не может все высказать, и тогда обращается к более привычному — к образам. — Конечно, я тебя узнала! Здравствуй, Малыш! — … другой человек? — до меня донесся обрывок его не то мысли, не то эмоции. — Это — Сергей, мой друг, — представила я Сережу Малышу, сопровождая свои слова теми самыми эмоциями, которые вызывал у меня любимый. Наверное, опять переборщила с мощностью. Потому что Малыш как-то оторопело завис и даже побледнел. Справившись с растерянностью, он произнес: — Приветствую тебя, человек Сергей! А тем временем подтянулись остальные. Я так рада была их снова видеть, что совсем позабыла о сдержанности и, естественно, оглушила своим приветствием. Некоторые из встречающих даже пятнышками пошли. Не все же такие терпеливые и выносливые, как Салатовенький, который может сносить общение с Горбачевской довольно долго. Наверное, именно поэтому в тот раз его и назначили моим опекуном. — Приветствую тебя впервые, человек Сергей! Рад приветствовать тебя визуально, человек Елена! — церемонно произнес он. В человеческом этикете это скорее всего выглядело бы как снятие шляпы с глубоким поклоном. Обменявшись взаимными реверансами, мы направились в город. Сережка уже совсем почти ослеп, да и я была не лучше. Не столько видела наших сопровождающих, сколько ощущала их присутствие. Похоже, Салатовенький очень хорошо понимал наше состояние. Величественно плывя рядом с нами, он произнес: — Я очень хотел бы получить ответы на многие интересующие меня вопросы. Я также предполагаю, что и вы имеете вопросы ко мне. Но, судя по состоянию ваших органов зрения, кажется целесообразным сначала подвергнуть вас целительному воздействию энергоносящей жидкости, а затем приступить к обмену информацией. Естественно, мы были согласны! Мы зашли в уже знакомое мне зеленоватое здание и с наслаждением юркнули под живительные струи. Сережка плескался под водопадом и отфыркивался, как заправский тюлень. Только что спинку не просил потереть. Наконец, с водными процедурами было покончено, и я совсем уже было собралась «занять место», когда заговорил Салатовенький: — Человек Елена! В настоящее время ты обладаешь уникальной информацией о прохождении энергетического туннеля. Она была бы очень ценной и полезной для наших исследователей и специалистов по пространству. Также для наших мыслителей чрезвычайно интересна информация о жизни в вашей проекции Вселенной. Их достаточно большое количество. Пользуясь случаем, они хотели бы вступить с вами в визуальный контакт. При этом следует учитывать, что время существования туннеля ограничено, а многие специалисты находятся в настоящее время на значительном расстоянии от нашего центра и не успеют прибыть сюда до закрытия туннеля. Следовательно, придется активизировать значительное количество коммуникационных каналов. Таким образом, кажется целесообразным провести обмен информацией в более просторном и лучше оборудованном помещении. — Не вопрос, как скажешь, — я ответила быстро, но глупо. Совсем забыла, что он воспринимает слова в их буквальном смысле. — Я не задал вопрос? — недоумевал мой друг. — Я просто хотела сказать, что мы согласны, — объясняя, я взглянула на Сережу, ища его поддержки. — Действуй, как считаешь нужным. Сережа согласно закивал, чем привел Салатовенького в немалое удивление: — Человек Сергей! У тебя нарушились какие-то функции организма? — озабоченно спросил он, а по яркой поверхности пробежала темная полоска. Сережа был застигнут врасплох этим вопросом и не мог сообразить, что от него хотят. — Это он про твое кивание, — сказала я ему на самой малой мощности. — Со мной все в порядке, просто такое движение у нас, людей, означает согласие, — смущаясь, объяснял Сережа. Выстрелив вверх фонтанчик искр, Салатовенький величаво выплыл из помещения. Мы последовали за ним. Сопровождаемые мелодичным хрустальным перезвоном, мы шли по городу. Поскольку с Сережиными глазами уже было все в порядке, он вертел головой во все стороны и поминутно теребил меня за руку. — Ух ты! Ты только посмотри! Вот это да! С ума сойти можно, как красиво! Нет, только взгляни! — Сережа шумно выражал свой восторг, используя почти исключительно междометия и прилагательные в превосходных степенях. Я его прекрасно понимала. То, что предстало нашим глазам, было олицетворением могучего разума и высочайшей гармонии. Наконец, мы были у цели. Салатовенький привел нас к зданию таких гигантских размеров, что его можно было сравнить лишь с хранителями жизни. Причудливое переплетение каких-то труб, переходящих в шары или сглаженные кубы, устремлялось ввысь в виде гигантской пирамиды, переливающейся всеми оттенками синего, от небесно-голубого до ультрамаринового. Сверху пирамиду увенчивал аквамариновый конус, от острия которого распространялось разноцветное сияние. Все сооружение имело множество отверстий на разной высоте, в которые постоянно влетали обитатели города, словно пчелы в улей. Ведомые нашим спутником, мы попали вовнутрь через одно из таких отверстий и, проплыв по причудливым сапфировым коридорам, оказались в огромном зале размером с городскую площадь. Кругом было видимо-невидимо сверкающих разноцветных существ, которые устроились как бы амфитеатром перед нами. Казалось, сюда упала радуга и разбилась на кусочки. — Займите место, — пригласил Салатовенький. — Как это? — спросил Сережа. — Просто садись, да и все. — А если плюхнусь? — Не плюхнешься. — А если все-таки шлепнусь? — Значит, шлепнешься. Сережа посмотрел на меня уничтожающим взглядом и осторожно стал опускаться. Под ним тут же образовалось кресло. Не плюхнулся. Я тоже «заняла место» рядом с ним, а справа от меня пристроился Салатовенький. Немного поодаль правее него расположились еще несколько шаров, среди которых я узнала Лимончика. Разумеется, не «в лицо», а по его приветствию, обращенному ко мне. Я разглядывала зал, вертя головой во все стороны. Тут и там по стенам пробегали серебристые блики и активизировались коммуникационные каналы. Такое огромное количество народа! Странно, я уже воспринимала их всех не как какое-то чудо природы, странное и непонятное, а как обыкновенных людей. Сколько их! Тысячи, десятки тысяч! И все собрались для того, чтобы пообщаться с нами, двумя самыми обыкновенными представителями рода человеческого. Я чувствовала себя как минимум телезвездой в популярном шоу. В последний момент я вспомнила кое-что важное и «шепотом» обратилась к Сереже: — Когда будешь отвечать на вопросы, постарайся как можно более четко формулировать свои мысли. Они слишком буквально все понимают, как бы не попасть впросак! В этот момент один из сидящих в «президиуме», огромный шар пурпурного цвета, вдруг приподнялся над остальными, поскольку ножка его кресла выдвинулась почти на метр. Ага, это у них, наверное, аналог выхода на трибуну к микрофону, сообразила я. — Приветствую вас, люди, от имени всех присутствующих здесь мыслителей и исследователей, а также находящихся в контакте с помощью коммуникационных каналов! Время вашего пребывания в нашей проекции Мира, по предварительным оценкам наших специалистов, ограничено промежутком, составляющим эквивалент одного периода обращения вашей планеты вокруг ее оси. По этой причине кажется целесообразным провести обмен знаниями и информацией в максимально насыщенном режиме. Право первого получения информации предоставляется исследователям пространственных перемещений, поскольку, обретя необходимые данные, они смогут более точно установить как время существования туннеля, так и новые возможности, открытые перемещением человека Елены. Тут ножка его кресла приобрела обычную длину, а Лимончик, наоборот, резко вознесся над окружающими. Ага, значит, слово предоставляется моему старому знакомому. — Приветствую вас, человек Елена и человек Сергей! — Здравствуй, — ответила я, услышав и Сережин ответ. Кстати, откуда он знает его имя? А, ну да, Салатовенький же еще в тот раз говорил, что информация, сообщенная одному из них, тут же становится достоянием всех. Ой, что у меня с мозгами? Уже сама себе думать начинаю так, как они выражаются, холера ясная! Меж тем Лимончик продолжал: — Человек Елена! Меня крайне интересуют все факты и обстоятельства твоего возвращения в родной мир. Эта информация чрезвычайно ценна для наших специалистов! — Но я … Я просто руководствовалась твоими инструкциями и сама толком не поняла, как все получилось. Я ведь совсем не специалист! — я немного растерялась. — В настоящий момент уровень твоей квалификации в пространственных перемещениях не имеет никакого значения, — как всегда, он говорил достаточно жестко. — Нам для анализа необходимо как можно больше фактов, которые ты можешь сообщить. Впоследствии из них будет отобрана наиболее ценная информация. Это существенно упрощает твою задачу, поскольку ты можешь передавать абсолютно всю информацию — события, факты, ощущения — без предварительного анализа. Ладно, всю так всю, как скажешь, товарищ начальник, подумала я сама себе тихонечко. И стала рассказывать. Оперировать образами и эмоциями было намного легче, чем словами, и я старалась не упустить буквально ничего. Рассказала обо всем: и о том, как меня крутило и плющило, и как я прорывалась из последних сил, и как я ныряла в себя саму. Пожалуй, намеренно упустила только то, к каким последствиям для Барбосса привели мои перемещения. Особенно его заинтересовало два факта: во-первых, что в моем распоряжении оказалось несколько больше времени, чем он рассчитывал, и во-вторых, что моя энергетическая структура, блындавшаяся бестелесно сама по себе, перемещалась и ощущала значительно быстрее, чем обычные люди. Услышав подобные факты, Лимончик как-то засуетился, заискрил. По краю моего мозга отголоском пронеслись какие-то его мысли, обращенные к коллегам, непонятные формулировки. Что-то подобное проскочило в ответ. Надо признаться, что это не самое приятное из ощущений, когда в твоей голове как у себя дома бродят чужие мысли, да еще и совершенно непонятные. Краешком глаза я посмотрела на Сережу. Я ведь тогда, в его общаге, не успела рассказать ему самый драматический момент моего возвращения. И теперь он смотрел на меня глазами, полными боли и сочувствия. — Бедная ты моя, любимая! Как же тебе, Ежик, досталось! К горлу подкатил комок, и я даже ничего не могла подумать в ответ ему. Только смотрела собачьим взглядом. Какой же он у меня все-таки хороший! А я, глупая, думала всякую ерунду по поводу мужских комплексов! Я с трудом переключилась на Лимончика, который уже выспрашивал у меня, оказывается, о нынешнем, сегодняшнем туннеле. — Созданию этого туннеля, люди, способствовали чрезвычайно сильные эмоции, испытанные человеком Еленой во время пребывания в нашей проекции Мира. Но все же их энергии было бы недостаточно. Подключился некий новый фактор. Наши специалисты по энергетике предполагают, что человек Сергей также испытывал в этот момент очень сильные чувственные ощущения. Ваши эмоции вошли в резонанс, направление которого было указано воспоминаниями человека Елены, и связали наши две проекции туннелем. Нашими специалистами туннель тут же был обнаружен и зафиксирован, была обеспечена его энергетическая поддержка и стабильность. Но, когда вы уже находились здесь, уровень энергии ваших чувственных проявлений был определен количественно, и его значение оказалось недостаточным для формирования столь мощного туннеля. Для нас остается загадкой, чем был вызван столь мощный всплеск эмоциональной энергии у обоих человек. Просим вас дать некоторые пояснения и описать события, непосредственно предшествовавшие появлению туннеля. Да, в излишней скромности и тактичности Лимончика не обвинишь! Простой, как три копейки, одно слово, наш брат-технарь. И что теперь делать? Вон какая аудитория сидит и ждет, когда я скажу что-нибудь умное. А как сказать, когда о таких вещах даже лучшей подруге на ушко и то не всегда поведаешь! Срочно надо было что-то придумать, но голова была пуста и стерильна. И вдруг в ней, в голове, эхом отражаясь от черепной коробки, зазвучали Сережкины мысли: — Мы, люди, делимся на две половины с различной физиологией. И представители разных половин… Ну, испытывают симпатию к представителю другой половины… Иногда очень сильную привязанность, — заикаясь и запинаясь, Сережа помогал себе образами и эмоциями. На выручку пришел все тот же Салатовенький. — Мы достаточно хорошо осведомлены об эмоциональном и физиологическом взаимодействии людей, — мягко сказал он. — Носит ли эта эмоциональная привязанность некий избирательный характер? — спросил небесно-голубой шарик, поднявшийся откуда-то из двадцатых рядов. — Как правило, да. — Является ли она постоянной величиной на протяжении жизни одного индивида? — тоже вопрос из зала, на этот раз от огромного малинового шара. Тут уже я немного очухалась и стала помогать Сереже: — Всякое бывает. Бывает, отдельные пары сохраняют постоянную привязанность. А бывает… — и я прочитала краткую лекцию об этике и психологии семейной жизни в современном обществе недоразвитого социализма, попутно мягко коснувшись проблем воспитания подрастающего поколения, дабы предупредить излишне откровенные и прямолинейные вопросы. Лучше бы я этого не делала. Потому что доселе сдержанных исследователей и мыслителей словно прорвало. Они спрашивали все вместе, одновременно, причем каждый — свое, непременно пытаясь получить ответ в первую очередь. При этом собственная голова больше всего напоминала мне дурдом, в который упала бомба. Чужие мысли, слова, образы не вмещались в черепушку, и она грозила лопнуть по швам. Казалось, правое и левое полушария мозга поссорились навеки и ведут непримиримую войну, а мозжечок хочет воспользоваться ситуацией и установить собственную диктатуру. Насколько мне известно, люди даже с меньшими проблемами надолго попадали в психушку. Краем ускользающего сознания я уловила предостерегающие вопли Салатовенького. Но бесполезно. Качающаяся крыша съехала и даже ручкой не сделала на прощание. Предохранители сгорели, и я отключилась. Медленно, в час по чайной ложке, словно нехотя, возвращалось сознание. Точнее даже не сознание, а самоощущение. Я… Меня так мало, крохотный полурастворившийся комочек. Что-то со мной происходит. Вернее, со мной что-то делают. Производят какие-то манипуляции. Над тем, что является продолжением этого комочка. Над телом. У меня есть тело? Не знаю. Посмотреть не могу, что-то мешает открыть глаза. Где я? В больнице? Что произошло? Понемногу возвращаются какие-то ощущения. Журчит вода. Что-то потрескивает. И вот меня уже больше, чем просто маленький комок. У меня есть тело, руки, ноги. И по ним струится вода. Так что же все-таки произошло? Ничего не помню… Пытаюсь все-таки открыть глаза. По ним больно бьет яркий свет каких-то разноцветных шаров, все кружится и уплывает, и я снова закрываю глаза. Может быть, это операционный стол? Что же все-таки случилось? Авария, внезапная болезнь? Не помню… Ничего не помню! А вспомнить надо обязательно. Почему-то приходит понимание, что, вспомнив произошедшее, я смогу разобраться в настоящем. Итак, с самого начала. Меня зовут… Вспомнила, конечно, меня зовут Елена Горбачевская! Мне 22 года, я работаю в институте… Праздник был, много людей… Новый год! Точно! Батюшки, неужели я так укушалась, что в больницу попала? Не может быть. Точно, я же помню, как домой возвращалась. А потом мы поехали к Сереже, и я наконец ему все рассказала… А что я рассказала? Желтая и розовая страна! Я вдруг, резко, вспомнила абсолютно все. Словно в темной комнате пытаешься включить настольную лампу, а шнур выдернут из розетки. Долго наобум тыкаешь вилку, пока она не попадет в нужные отверстия, и вдруг загорается свет. За одно мгновение пронеслись картины нашего с Сережей путешествия, встречи, «пресс-конференция». И я чуть было снова не впала в прострацию, вспомнив лихой галоп чужих мыслей в моей голове, но как-то смогла удержаться. И тут появилась моя собственная, родная мысль, которая тем не менее ввергла меня в еще больший ужас. Сережа! Если даже мне пришлось так худо от избытка общения, то что же должен был испытать он? Жив ли? Сережа, где ты?! И ничего… Меня словно подбросило. Я полулежала на чем-то, точнее сказать, в чем-то, наполненном водой и бешено протирала глаза, которые никак не хотели смотреть, промывала их этой самой водой. Сережа, что с ним? Только бы он был в отключке, как я недавно, только бы он не погиб! Наконец глаза открылись и смогли смотреть. Только никак не могли настроиться на нужную резкость. Все было ярким, но расплывчатым и размазанным. Я поняла, в чем дело. Я была заключена в какой-то сосуд с проточной водой, которая струилась практически ото всюду, делая изображение нечетким. Сквозь воду и стенки сосуда просвечивали многочисленные шары. Но до меня не доносилось ни одной их мысли. Неужели я начисто потеряла способность к восприятию? Совсем плохо. Но, с другой стороны, хорошо, потому что сей прискорбный факт оставляет надежду на то, что с Сережей не произошло ничего страшного. Интересно, долго я буду сидеть в этой луже, словно рыбка в аквариуме? Эй, кто-нибудь! Никакой реакции. А, может быть, они уверились в моей гибели и похоронили меня таким необычным способом? Бред какой-то. Не придумав ничего более умного, я попыталась лупить кулаком в эту прозрачную стенку. Именно что попыталась, поскольку мои ручонки сделались почти бесплотными, и при ударе практически растекались по поверхности. Вот когда я ощутила всю меру сочувствия бедным консервированным сардинкам! Помнится, во время первого моего прибытия я тоже была почти бесплотной до того, как напилась вводы. Что ж, если нет более умных идей, надо следовать этой. И я принялась старательно хлебать водицу, которая к счастью была в избытке. С каждым глотком возвращались силы, вливалась энергия, и моя сущность снова обрела плотность и упругость. Наконец я смогла более-менее прилично врезать кулаком по стенке этого странного сосуда. И тут же увидела, как заметались, замельтешили расплывчато-разноцветные шары снаружи. Жужжание, которое все время доносилось оттуда, прекратилось, как и подача воды, а стенки стали таять, словно сахар в стакане, пока совсем не исчезли. И тут же я услышала осторожный заботливый шепот Салатовенького: — Человек Елена, как функционирует твой организм? Ну чем не добрый доктор, совершающий обход в больнице! Вот-вот скажет: «Покажите горлышко, скажите «А-а!», дышите-не дышите!» — Спасибо, ничего. Что с Сережей, где он? — Все в порядке, Алена, не волнуйся, — выглянул он из-за Салатовенького. Никогда я не была так счастлива видеть его ярко-малиновые усы! — Солнышко мое, ты жив-здоров! Я так за тебя перепугалась! — И после всего того, что здесь случилось, она еще заявляет, что перепугалась за меня! — в его притворном возмущении звучала искренняя забота. — В таком случае, может быть кто-нибудь возьмет на себя труд объяснить, что же все-таки произошло? — допытывалась я. Как всегда, Салатовенький все понял слишком буквально: — Ты прав, человек, действительно трудно все объяснить. Сейчас кажется очевидным, что тот поток мыслей и вопросов, который обратили на тебя мои сограждане, был слишком велик для твоего восприятия, что привело к значительным расстройствам функций твоего организма. Более того, это обстоятельство едва не привело к аварийному схлопыванию канала между нашей и вашей проекциями. Слава Великой Доброй Силе! Наши техники проявили больше дальновидности, чем специалисты по социальным проблемам. Они заранее подключили резервный контур усиления и смогли вовремя его активизировать и поддержать канал в стабильном состоянии. К тому же следует отметить большую заслугу в этом человека Сергея, который своей эмоциональной связью помог настроить резервный контур, когда твое мышление и мировосприятие было во власти Хаоса. В этом он определенно прав, ибо большего хаоса в собственной голове я как-то не припомню. Я с благодарностью посмотрела на Сережу. Солнышко мое, что бы я без тебя делала! Только сейчас я увидела, что вокруг меня сгрудилось около десятка шаров. Среди них был, кажется, и тот пурпурный, который председательствовал на «пресс-конференции». Они все молчали и только слушали наш разговор. А меж тем Салатовенький продолжал: — В настоящее время состояние туннеля снова стабилизировалось, хотя время его существования сильно сократилось. Но значительно важнее тот факт, что нормализовалось твое состояние, человек Елена. В этой ситуации даже аварийное схлопывание не приведет к катастрофе! — А какая могла произойти катастрофа? — недоумевала я. — У тебя нарушилась целостность восприятия окружающего мира, что в свою очередь привело к серьезным нарушениям самой энергетической структуры. Если бы мы допустили в этот момент твое возвращение в родной мир, то при слиянии с белковой оболочкой такое состояние зафиксировалось бы на весь срок функционирования белкового организма. Возможно, нарушения сохранились бы и в следующий период органического существования, — сокрушался Салатовенький, все больше покрываясь темными пятнами. Ага, значит, насчет психушки я была абсолютно права. Интересно, что он имеет в виду, когда говорит о каких-то периодах белкового существования? Но спросить я не успела, поскольку Салатовенький снова заговорил: — Человек Елена! Все мои сограждане и в первую очередь я сам очень виноваты перед тобой и человеком Сергеем! Ты столько сделал для нашего мира еще в то твое посещение. И сейчас мало того, что поделился собственными знаниями (Интересно, когда это я успела поделиться какими-нибудь знаниями при наличии полного их отсутствия?), ты еще пригласил в наш мир другого человека, Сергея, который тебе очень дорог. Пока релаксационный анализатор восстанавливал функции твоего организма (А, это он про «аквариум», догадалась я), человек Сергей передал огромное количество ценных сведений о вашем мире. И все же я должен просить тебя поделиться сведениями еще раз. Никто из наших специалистов по контактам с представителями других миров, в том числе и я, не может понять, каким образом случилось так, что человек, испытывающий постоянно очень сильные эмоции и безболезненно воспринимающий их от других людей, едва не погиб при общении с моим народом. Скажи, ты разве ощутил враждебность? — Нет, что ты. Совсем другое. Мой мозг, мое сознание вдруг заполнили чужие мысли. Их было так ужасно много! Совсем непонятные… И в таком количестве… — слов не хватало, и я перешла на образы. Тут в разговор вмешался Пурпурный: — Человек Елена, поясни. Неужели у вас не принято совместно размышлять над какой-либо проблемой, попутно обмениваясь мыслями со всеми? — Мы обмениваемся мыслями с помощью слов, — объясняла я тривиальные вещи. — А мысли у каждого при этом свои, индивидуальные. А когда чужие мысли заводятся у человека в голове, это чаще всего свидетельствует о некоторых нарушениях в процессах его мышления. — Правильно ли я понял тебя, человек Елена, что мышление каждого из людей является индивидуальным? — удивился Пурпурный. — Да, разумеется. — Но вы же вдвоем общаетесь с помощью мыслей! — К сожалению, раньше у нас это не получалось, — вступил в разговор Сережа. — Мы смогли общаться на таком уровне только здесь, у вас. — Извините, но эти сведения слишком значимы. Нам необходимо обменяться мнениями по этому вопросу. Мы постараемся не затрагивать ваше сознание, — сделал он реверанс по поводу моей качающейся крыши. И тут же они засверкали с удвоенной силой, выстреливая искорки и покачиваясь. Обсуждали все вместе. Коллективный разум. Наверное, это здорово. Общение без границ. Когда хочешь и с кем хочешь. На любом расстоянии. Не надо волноваться за близких, не надо переживать, беспокоиться. Но с другой стороны, никогда не обрадуешься неожиданным новостям или событиям, не подпрыгнет сердце от счастья встречи с любимым. Никаких эмоций. Не слишком ли дорогая цена за безграничное общение? Единый мыслящий организм на всей планете, состоящий из связанных между собой индивидов. Вот откуда их удивительная гармония. Оттуда же и слабая эмоциональность. Ну на самом деле, не будет же нога испытывать щенячий восторг от того, что рука что-то красиво и удачно сделала? То-то удивлялся Салатовенький в тот раз, когда я говорила ему о Сереже и все спрашивал, ко всем ли людям я испытываю подобное чувство симпатии. Интересно, а знакомо ли им вообще понятие любви? Я не успела додумать эту мысль, как ко мне обратился Пурпурный: — Люди! Мы пришли к выводу, что второй стороной вашего индивидуализма как раз и являются сильные эмоции, которые вы способны испытывать, — торжественно провозгласил он. — Мы с вами совершенно согласны, — сказала я, мельком взглянув не Сережу, который снова закивал. На этот раз его телодвижения были восприняты совершенно спокойно. Что ни говори, а коллективное мышление имеет значительные преимущества. Тут выступил доселе молчавший Лимончик: — Ставлю вас в известность, что до закрытия туннеля осталось около сорока минут. В принципе, ничего страшного не произойдет, если люди попадут туда внезапно, но их комфорт значительно возрастет, если они будут готовы заранее и будут находиться на стартовой площадке. Всего сорок минут! Сколько же времени я провела в беспамятстве? Ладно, потом у Сережи узнаю. Странное дело, мы так интенсивно обсуждали разные вопросы с шарами, что даже практически не общались между собой последнее время. Не до этого было. Столько всяких разных мыслей и впечатлений! Тем временем снова заговорил Салатовенький: — К нашему огорчению, остался чрезвычайно малый промежуток времени для общения. Мы почерпнули достаточно много очень интересных сведений о мире людей и структуре Пространства. Теперь мы должны сами дать информацию по вопросам, интересующим наших гостей. Итак, мы вас внимательно слушаем! — Я заинтересован получить ответ еще на один вопрос, — довольно бесцеремонно вмешался Лимончик. — Человек Елена, какой промежуток времени прошел между твоим возвращением и повторным посещением нашего мира? — Дней шестьдесят, — прикинула я. — А что? А у вас сколько? — Прошедший период равен шестьсот восьмидесяти пяти оборотам вашей планеты вокруг ее оси, — задумчиво произнес Лимончик. Мы с Сережей переглянулись. Ничего себе! То-то я смотрю, как Малыш вырос и изменился! — С чем связана такая разница? — поинтересовался Сережа. — Точно мы не знаем, — вступил в разговор молчавший доселе небесно-голубой шар. — Только можем предположить, что это связано с различными временными потоками, существующими в многомерной Вселенной и разницей при их проецировании на каждую конкретную пространственную проекцию. Сережа не совсем понимал, о чем идет речь, зато я сразу вспомнила временные потоки бесконечной вселенной, завязывающиеся узлами и петлями. В таком случае, в этом нет ничего удивительного. — Я тебе потом поясню, — коротко бросила я ему. Сережа кивнул и продолжал спрашивать: — Скажите, а какова продолжительность вашей жизни, как происходит процесс рождения и смерти нового существа? — По вашим меркам мы живем очень долго, практически являясь бессмертными. Тысячу лет, две, три. Каждый индивидуум сам регулирует этот срок. Когда он чувствует, что не может больше созидать и мыслить индивидуально, он призывает других индивидуумов и перестает сдерживать свою энергию и информацию с помощью оболочки. Внешне это выглядит так, будто он растворяется в атмосфере. Те, кто находятся рядом с ним, обязаны в тот же момент поглотить накопленную им информацию, пока она имеет упорядоченную структуру. Так что даже после исчезновения отдельного индивидуума его мысли остаются достоянием остальных. Появление нового индивидуума осуществляется в зависимости от планируемой необходимости количества специалистов в той или иной области деятельности. Сам процесс происходит следующим образом. Одно или несколько мыслящих существ собираются вместе. Количество не имеет значения. Каждый отдает некоторую часть своей энергии, и все вместе формируют из нее оболочку, наполняют ее необходимой информацией. Дальше молодое существо помещают в специальную камеру, где ему обеспечена подпитка информацией и энергоносящей жидкостью, и в то же время оно надежно защищено от случайного воздействия. Именно такой камерой, релаксационным анализатором, мы воспользовались для восстановления функций организма человека Елены, — Салатовенький прочитал целую лекцию. Так что же такое получается? Выходит, я провела столько времени в «колпаке» для недоношенных младенцев? Тоже мне, бесстрашная путешественница по другим мирам! — А что, без камеры малыши не могут существовать? — как обычно, я брякнула очередную глупость. — Могут, — терпеливо отвечал Салатовенький. — Только тогда процесс их социализации значительно замедляется и могут возникнуть нежелательные отклонения. В древние времена так оно и происходило. Но два миллиона лет назад наши мыслители открыли возможность взаимодействия с другими, неразумными формами жизни и смогли их видоизменять в зависимости от требований мыслящих существ. Таким образом, изменяя живые существа, мы спроектировали все сооружения нашего Центра культуры и технологии, оснастили его необходимым оборудованием и смогли значительно повлиять на процесс становления новых мыслящих существ. При постоянной энергетической подпитке формирование молодого индивидуума происходит значительно быстрее и составляет около пяти ваших лет. Кстати, у вас процесс энергетической взаимосвязи с родителем, имеющим физиологию такую же, как человек Елены, длятся значительно дольше и составляет двенадцать лет. После этого юный индивидуум может сам поддерживать свою энергетику. Он приобретает статус Ученика и активно поглощает информацию. Далее он становится специалистом, техником, мыслителем — в зависимости от собственных склонностей. Вот это да! Управление живыми организмами на таком уровне! Это только во сне может присниться! — Должен вам напомнить, что время на исходе, поэтому следует отправляться к стартовой площадке, — вмешался Лимончик, и шары чинно поплыли к выходу. — Последний маленький вопрос! — остановил их Сережа. — Мы видели, как хранитель жизни выбросил стайку каких-то забавных и симпатичных существ. Что это было? — Это его «новости», — ответил Пурпурный, выбросив фонтанчик искр. Улыбнулся. — Хранители жизни отделены друг от друга очень большими расстояниями и зачастую испытывают одиночество от однообразного существования. Когда в их жизни происходят какие-то события, хранители формируют короткоживущие энергетические структуры, наполненные информацией об этих событиях, и отправляют их другим хранителям. Пожалуй, пора поспешить, люди! Он направился к выходу, и все последовали за ним. Оказывается, мы до сих пор находились в том огромном сапфировом здании, где проходила «встреча с общественностью» До чего же я бестолковая! С треском провалить такое значительное мероприятие! Из-за меня пришлось разговаривать не в просторном зале, а в каком-то местном подобии то ли роддома, то ли больницы. Бросив последний взгляд на город, мы заняли места на уже известной мне стартовой площадке. Жаль, я не задала и половины мучивших меня вопросов. Особенно непонятно, что там говорил Салатовенький о периодах белковой жизни. И еще в тот раз тоже что-то грузил насчет «навсегда умереть» и «возобновить свое существование». Может, Сережа что-то разузнал, пока мне подгузники меняли? Ладно, прилетим, спрошу. В моей голове звучал отсчет секунд до старта, производимый Лимончиком. Сережа, как и я, старался насмотреться впрок на удивительную панораму. — Какой чудесный гармоничный мир! — философствовал он. — Совершенно непонятный с точки зрения нашей логики и в то же время близкий, родной! Спасибо тебе, любимая! — … Двадцать, девятнадцать… — считал Лимончик. — Ты знаешь, я бы еще много раз сюда бы прилетела, если бы это было возможно, — мысленно вздохнула я. — А может быть, и получится когда-нибудь? — … Одиннадцать, десять, девять… Мы обернулись и помахали нашим друзьям: Салатовенькому, Малышу, Пурпурному и еще великому множеству разноцветных мыслящих существ. Единому Разуму этого мира. — … Два, один, старт! Сверкающие огоньки вращались все медленнее и, наконец, остановились совсем. Мы с Сережей сидели на полу его комнаты в общежитии возле совершенно обыкновенной стены с обоями в цветочек. Абсолютно гладкой. Разумеется, в тех пределах, насколько ровной и гладкой может быть обшарпанная общажная стенка. Во всяком случае, ничего в ней не напоминало о недавнем существовании туннеля. Оторвавшись от глубокомысленого созерцания пошлых выцветших обоев, я наконец взглянула на Сережу. Даже как-то непривычно он выглядит в своем обычном виде. Похоже, подобные мысли занимали сейчас и мое Солнышко. К сожалению, способность к непосредственному мысленному общению мы оставили там, в желтой и розовой стране, и сейчас я могла только догадываться, о чем он думает. — Можно, я тебя потрогаю? — неожиданно спросил Сережа. — Знаешь, в этом виде ты нравишься мне гораздо больше. — Неужели? А по мне, так тебе стоит перекрасить усы в малиновый цвет, тебе очень шло. — Я, конечно, не имею ничего против подобной внешности. Возможно, в том, как просвечивают через кожу кости и внутренние органы есть какое-то свое очарование. Даже может быть, что со временем это станет писком моды. Но ты ведь знаешь, что я у тебя консерватор, и поэтому мне значительно больше нравится, когда девушка скромно облачена в собственную кожу, тем более, что она у тебя такая красивая. Чай еще не успел остыть. Даже странно как-то. Впрочем, долго рассуждать об этом мы не стали и быстренько принялись за пирожки. — Слушай, Сереж, — сказала я, дожевывая очередной кулинарный шедевр будущей свекрови. — Что там со мной произошло, когда я отключилась? — Отключилась? Слишком мягко сказано. Я просто в ужас пришел, да и все остальные тоже. Сидела себе, сидела, и вдруг, ни с того ни с сего хватается за голову и начинает таять, как та Снегурочка! — Как это таять? — Ну, тебе виднее. Ты и так была достаточно прозрачная, а тут обмякла и словно стала растворяться в воздухе, испаряться. Я тебя зову, а ты не откликаешься! Упасть на пол ты не могла, потому что это странное кресло сразу принимает форму твоей позы, так что когда ты попыталась свалиться, оно быстренько превратилось в кушетку. Хорошо, хоть Салатовый быстро сообразил, что происходит, и велел всем своим согражданам заткнуться. Мигом принесся еще один шар, яркий такой, оранжевый, стрельнул искорками в пол, и твоя кушетка зависла в воздухе и помчалась за этим оранжевым. Естественно, я помчался следом, да и твой друг Салатовый не отставал, на лету поясняя мне, что «человек Елена по неизвестной пока причине резко потерял слишком много энергии и в настоящее время срочно нуждается в восстановлении жизненных функций». Мчались мы со всей возможной скоростью, не по коридорам, а прямо через стены, потому что ты продолжала упрямо таять и не отзывалась. Наконец прибежали в госпиталь или, по их выражению, в «помещение для регулировки энергетики индивидуумов», и тебя вместе с кушеткой запихали по водопад. Немножко поискрили, и ты оказалась в этом саркофаге. Прямо спящая красавица в хрустальном гробу. — А не было мысли у тебя поцеловать меня, чтобы разбудить? Сережа только уничтожающе посмотрел на меня и продолжал: — Они еще немного поколдовали над этим саркофагом. Сначала он стал светиться каким-то лиловым светом, но твое таяние продолжалось. Потом сверху спустилась какая-то штука, что-то вроде разрядника, и стала лупить прямо по этому… — По крышке гроба? — Слушай, Алена, ты дашь мне спокойно дорассказать? Да, по крышке гроба, если так тебе больше нравится. Ты хорошо себя вела и быстренько перестала таять. Даже наоборот, стала восстанавливаться. Тогда Салатовый заявил, что «твой разум необходимо экранировать в целях его защиты и восстановления функций», и саркофаг стал снаружи будто зеркальный. Так что увидеть тебя, чтобы вовремя поцеловать у меня не было технической возможности. А потом ты и без меня справилась, так стала колотить по стенкам, что они все перепугались. — И долго все это продолжалось? Я имею ввиду, мое «восстановление»? — Я думаю, не больше часа. — Никак не могу понять, почему эта куча их мыслей подействовала только на меня, а на тебя — нет. — А потому, что я сидел тихонько и помалкивал, когда ты выступала с торжественной речью о социальном устройстве общества. Вот они все и ломанулись к тебе со своими вопросами и догадками, а я даже толком не успел сообразить, что произошло. Так что твоя любовь к публичным выступлениям вышла тебе боком, маленькая выпендряла, — закончил свою речь Сережа и погладил мои волосы. — Да уж, теперь на несколько лет вперед мне гарантирована стойкая агорафобия, — резюмировала я. — Салатовый все сокрушался, как же это они допустили, что их друг, «человек Елена», чуть безвозвратно не погиб, — помолчав, добавил Сережа. — Как будто можно погибнуть возвратно! Кстати, Салатовенький все время что-то похожее говорит, а я никак не успеваю или забываю спросить, что он имеет в виду. Помнишь, что-то он говорил еще о каких-то периодах белкового существования? — Ну, это довольно известные вещи. Во многих религиях есть учение о реинкарнации, повторном воплощении, — как обычно, эрудит Сережа был на высоте. — Даже в раннем христианстве существовала эта идея. — Погоди, это что, как Высоцкий пел, что «после смерти мы не умираем насовсем»? — Да, что-то вроде. Я задумалась. Сейчас очень много разных публикаций на такие темы, и эту теорию каждый толкует по-своему, с различными догадками и домыслами. А шары знают это абсолютно точно и говорят о таких явлениях, как о чем-то само собой разумеющемся. Да уж! Неужели действительно мы когда-то уже жили раньше и после смерти воплотимся снова? Выходит, что так. — Послушай, Сережа, а что там Салатовенький говорил о двенадцатилетнем «периоде энергетической взаимосвязи» ребенка с матерью? Я что-то тоже не совсем поняла. Как-то я не ощущала такого в детстве. — Некоторые философские учения, особенно учение о карме, утверждают, что до двенадцати лет ребенок очень сильно связан с матерью, несет ее карму. Возможно, именно эту взаимосвязь он и имел ввиду. Да, ты ведь обещала рассказать мне о фокусах со временем, — напомнил Сережа. И я принялась вещать о лучах и смертоносных воронках, невероятных петлях, сгустках и вихрях. Похоже, моя агорафобия не распространялась на Сережу. Разумеется, именно о времени мы оба совершенно забыли, а между тем уже было почти одиннадцать. Домой пора, завтра на работу. Проза жизни. Мы с Сережей шли по заснеженным улицам и никак не могли поверить, что только сегодня наступил Новый год. Столько всего произошло! И даже непонятно, что связало нас больше — то, что случилось между нами сегодня или последующее путешествие. Мы шли обнявшись и молчали. И нам обоим было тепло и хорошо в этот морозный вечер. Мы уже не могли непосредственно обмениваться мыслями, но прекрасно чувствовали состояние друг друга без всяких слов. Мы просто были вместе. |
|
|