"Письмо, которого не было" - читать интересную книгу автора (Нестерина Елена)

Глава 2 Хозяйство

Первым делом Тоня посчитала и спрятала деньги, которые они привезли из Москвы. Их было мало – но уж сколько было. Жить предстояло лишь на них. Нужно будет платить за свет и покупать еду. Но не всю же – ведь что-то можно было употреблять и из домашнего запаса.

Тоня начала инспекцию. В дедушкиных закромах обнаружилось много разной крупы, мешок муки и почти полный куль сахарного песка. Отыскав фонарь, девочка забралась в погреб. У-у-у, сколько банок с вареньем оказалось там! И клубничное, и черничное, и земляничное. Даже яблочное и грушевое – дедушка сам научился варенье варить, и оно с каждым сезоном получалось у него все вкуснее и вкуснее. Ну, с вареньем они точно не пропадут!

В углу стояла кадка с солеными огурцами. Деревянная его крышка была придавлена большим камнем. Тоня даже сдвигать его не стала, чтобы заглянуть. Она и так знала: в этой кадке всегда солят огурцы. Значит, тоже запас хороший имеется.

Два деревянных бочонка поменьше были с грибами. Грибы были и в банках – немного, всего несколько штук пол-литровых банок. Тоня очень любила соленые грибы, поэтому прихватила одну банку с собой.

Зарытая в песок, хранилась в ящике морковка. А еще небольшая кучка свеклы и редьки, даже несколько крупных реп – вот сколько всего дедушка припас на зиму.

В деревянном ларе обнаружилась картошка – много. Тоня представила, как старый дедушка копал и собирал ее, таскал полные ведра, наклонялся, высыпал картошку сначала в кучу, а потом перетаскивал в погреб. Снова подступили слезы. Но Тоня не позволила себе заплакать – ведь она должна быть сильной девочкой, не лить слез по погребам…

Скомандовав себе взять себя в руки, Тоня по лестнице выбралась наверх. Закрыла дверцу в полу, выключила фонарь и убрала его в карман. Погреб был вырыт «на дворе» – то есть в хозяйственной части дома, пристроенной, как почти во всех деревенских домах, за жилой. Прошла за перегородку, посмотрела, как там куры – все ли на месте? Куры спали на жердочках, склонив головки и трогательно прижавшись друг к другу.

Тоня заперла «черную» дверь, что вела со «двора» на улицу, вошла в сенцы, оттуда на терраску. Проверила тамошнюю дверь – закрыта. Осторожно открыла ее, вышла на улицу.

Было совсем темно. Тут же выбрался из будки Кузя, подбежал к Тоне, фукнул носом ей в коленки.

– Иди спать, Кузенька, – погладила его Тоня. – Иди, малыш. Но карауль, ладно? Как что услышишь – сразу гавкай!

Зачем Кузе гавкать, если возникнет опасность, она не знала. Но так как-то, вроде, спокойнее ей казалось. Еще раз прислушавшись к тишине ночи, Тоня вернулась в дом.

Свернувшись калачом, спала под тремя одеялами Машенька. Замерзла. Ведь в доме было холодно – печь-то топили давно. Наскоро умывшись, Тоня погасила свет и тоже легла на диван, к сестре под одеяла.

Первый раз в жизни они спали здесь, в деревне, совсем одни. Больше не возился и не сопел на печке дедушка, который забирался туда спать и зимой и летом, и мамы не было на высокой кровати за занавесочкой. Если вдруг что-то случится – не поможет ведь никто. Пока это на деревне услышат, да сообразят, что к чему, да прибегут. И кто прибежит-то – бабки старые?

Страшно? Страшно.

Одиноко? Одиноко…

«Не нагнетать, только не нагнетать упаднических мыслей!» – такую команду послала себе девочка. И старательно принялась думать о чем-нибудь отвлеченном.

Про отвлеченное не думалось – зато Тоня вспомнила про дедушкино охотничье ружье, что стояло в шкафу. Управляться с ним девочка умела – и даже набивать патроны: насыпать пороха, дроби, заталкивать пыжи она научилась, когда помогала дедушке. Когда-то он ходил на охоту, но в последние годы перестал. Ружье просто так в шкафу за одеждой и стояло. Дед Семен только проверял, чистил его – и ставил на место. Вот бы сейчас посмотреть – как, что там с этим ружьем? В каком оно состоянии, способно ли выстрелить, если в этом, не дай бог, возникнет необходимость? Но для этого же надо выбираться из-под одеяла, шлепать по ледяному полу, лезть в шкаф… Сил у Тони на это не было. Завтра! Она проверит ружье завтра! Ничего не случится плохого этой ночью, никакой злодей не подберется к одинокому домику на холме. Почему-то Тоня, засыпая, была в этом уверена.

Так оно и случилось. Ночь прошла спокойно.

Проснулись девочки рано. Осенняя ночь выстудила дом, так что даже под одеялом стало холодно.

– Не будем на диване спать. Тут, под окнами, не очень-то тепло, – решила Тоня. – Здесь только летом хорошо. Переберемся на мамину кровать, ближе к печке.

– Ага, – согласилась Маша и снова зарылась в одеяла.

А Тоне нельзя было больше спать. Ведь кто, если не она, займется хозяйством? Нужно было срочно бежать за дровами и растапливать печку. Тоня оделась, вышла на двор.

Куры! Их же надо накормить и выпустить! Конечно, нужно это было сделать пораньше – они же ни свет ни заря просыпаются!

А куры нетерпеливо пыхтели и громко топтались у самой двери, точно стадо маленьких слонов. Правда-правда – настолько сильно им не терпелось попасть на улицу. Тоня бросилась к бочке с зерном, зачерпнула ковшик, насыпала пшеницы курам в их узкое деревянное корытце для корма. Те принялись клевать, вмиг смели свой завтрак – и ринулись в распахнутую Тоней дверь. Засуетились там, на улице, заквохтали, стали охорашиваться.

А Тоня отправилась в дровяной сарай, что был пристроен к бане, набрала поленьев, сколько смогла унести, оттащила их в дом, а затем вернулась и закрыла дверь. В ней для кур, которым захотелось бы зайти на двор, чтобы снести в гнезде яичко или просто отдохнуть, в самом низу была вырезана специальная лазейка.

Сама Тоня печь никогда раньше не топила, только видела, как это делают взрослые. Одно она знала хорошо – главное, не закрыть раньше времени дымовую заслонку, чтобы в дом не пошел угарный газ, который от не до конца прогоревших угольков будет вынужден улетучиться не в трубу, а через дверцу топки в дом. Но до момента закрывания заслонки было еще далеко, а пока девочка эту заслонку, наоборот, для создания тяги, открыла, еле до нее дотянувшись – ведь заслонка расположена довольно высоко – на трубе. Уложила сухие дровишки в печку, впихнула между ними газету и зажгла ее. Газета принялась гореть, но дрова все сопротивлялись. Так что пришлось скомкать еще одну газету, разорвать картонную коробку и тоже засунуть ее в печку. Но поленья все равно не слушались – пока Тоня не догадалась сбегать к канистре с керосином и не облить их. Запылали дрова, а через некоторое время пламя загудело – значит, скоро и печка начнет нагреваться.

Захлопнув дверцу, Тоня бросилась к электрической плитке, включила ее в розетку. Отыскала самую большую кастрюлю, насыпала в нее гречневой крупы, которую страсть как не хотелось мыть – полоскать руки в ледяной воде. Но помыть все же пришлось – не есть же грязную кашу? Тут же Тоня заметила, что вода в алюминиевой фляге, что стояла в сенцах, закончилась. Значит, и на колодец придется идти. Но это после – а в рукомойнике воды, чтобы Машуньке умыться, вполне хватит.

Девочка спустилась в погреб за огурцами и вареньем, нашла в холодильнике большой кусок соленого сала, отрезала от него тонкий лепесток, который порубила на полосочки и вместе с остатками колбасы разложила на тарелке. Заварила чай, порезала хлеб, помешала кашу, заглянула в печку. Ну что ж – не так все и плохо. Жизнь, можно сказать, налаживалась.

Тоня посмотрела на мобильный телефон, что лежал на буфете. Нет, никто не звонил, сообщений не прислал. Но ничего, потому что надо думать только о хорошем. Девочка уселась на стул, прислушалась. Ей показалось, что сейчас откроется дверь – и войдет дедушка. «А ну-ка завтракать, девчонки!» – весело крикнет он. Дедушка всегда говорил громко, даже кричал – потому что слышал плохо. И от этого казалось, что у него всегда хорошее бодрое настроение…

Но нет – не войдет больше дедушка в кухню. «Пусть земля тебе будет пухом, дедушка ты наш хороший!» – мысленно пожелала Тоня, так же про себя пожелала доброго утра маме в Москву и отправилась будить сестренку.

– Машер, поднимайся, уже девять утра! – затормошила она малышку. – Одевайся, будем кашу есть!

Уставшая за вчерашний день Маша и так спала уже больше двенадцати часов, могла бы, конечно, еще – но Тоня стянула с нее одеяла, и она сразу замерзла.

– Холодно! – пискнула Маша.

– Печка топится, скоро тепло будет! Скорее, умываться и за стол, – и Тоня подсела к сестре с ворохом одежды. – Давай-ка одеваться. Так, колготки, штаны, майку… Не вертись. Чуешь, кашей уже пахнет?

– Да… А Кузе тоже кашки дадим?

– Кузе? Обязательно. Одевайся дальше сама, а я на кухню.


…После завтрака Тоня взяла два ведра, кликнула Кузю, который наелся гречневой каши и с довольным видом грелся на ступеньках крыльца, и отправилась под горку к колодцу. Маша, размахивая бидоном, мчалась позади. Кузя нагнал их, радостно обгавкал, обогнал – и поджидал девочек уже внизу.

Да, тащить два полных ведра в гору – это было совсем не то, что включить воду в городской квартире! Тоня и так налила ведра не до краев, а пришлось три раза останавливаться, чтобы отдохнуть. И Маша с бидоном устала.

Но все когда-нибудь кончается. И вот вода перелита из ведер и бидончика во флягу.

– Маш, пойдем владения осматривать! – предложила Тоня.

И девочки вышли в сад. Яблоки – антоновка и анисовка, еще висели на ветках. Урожай в этом году совсем маленький, но собрать его нужно было обязательно.

– Сейчас и займемся, – кивнула Тоня. – Но надо все посмотреть. Пойдем дальше.

На ветках все еще висела черноплодная рябина. Тоня знала, что дедушка всегда ее сушил, и потом она появлялась в составе компотов из сухофруктов. «И мы насушим, что ж добро-то будет пропадать!» – решила она. Та же мысль пришла к ней и по поводу калины, которая своими яркими ягодами семафорила им из обсадки. Желание все пустить в дело не оставляло ее.

В конце картофельного поля жизнерадостно желтели цветы высоченных топинамбуров.

– Выкопать бы надо, – окончательно сжилась с ролью хозяйки Тоня. – Они вкусные. Напомни мне, Маш.

– Ага! – охотно согласилась Маша.

– Ну, а теперь в огород!

Кузя, переполошив кур, первым помчался к огороду.

Там было чисто. Всю сухую ботву дедушка отнес в кучу, где она гнила, превращаясь в удобрение. Некоторые грядки даже перекопал под зиму. А вот капуста еще стояла – с дальнего конца огорода отсвечивали из лопухов большие бело-зеленые кочаны.

– А капусту дедушка в погребе подвешивал! – вспомнила Маша. – Прямо в сетках! Помнишь, они иногда до лета так висели – и ничего им не было!

Тоня помнила. И решила повторить эту операцию.

– Вот тогда мы сначала с тобой капустой и займемся, – скомандовала она. – Ну, Маш, выдергивай ее из земли, а я пойду сетки искать.

Маша подскочила к самому большому кочану и принялась тянуть его, как дедка репку. И, конечно же, кочан ей не поддавался. Кузя не хотел быть Жучкой-внучкой – и не помогал ей. Так что сопела и пыхтела Маша, пока сестра не появилась.

А не приходила Тоня долго – потому что вспомнила про печку. Которая успела прогореть. Давно погасли в ней все угольки, жар вслед за дымом покидал ее. Получилось так, что закрыла девочка заслонку уже поздно. Правда, большая русская печь уже нагрела дом, но…

«Ничего, в следующий раз лучше получится», – успокоила себя Тоня, которая любила во всем добиваться выдающихся результатов.

Взмахнула сетками, в которых собиралась подвешивать кочаны капусты, – и выбежала на улицу. После операции «капуста» нужно было заниматься обедом. Да, еще посуда с завтрака немытая осталась. Курам надо корма задать. И ружье Тоня вчера собиралась проверить. А рябина? А яблоки? В общем, дел… Да просто полно было всяких дел теперь.

Так началась самостоятельная жизнь Тони и Маши Федотовых.