"Волшебный браслет" - читать интересную книгу автора (Бакулина Элеонора Дмитриевна, Яблоков...)

КТО ДОЛЖЕН ЗДОРОВАТЬСЯ ПЕРВЫМ

– Агат или янтарь… Агат или янтарь… – вслух размышлял Тимка.

Где же могут скрываться такие дверки в стенах пещеры? Он еще раз внимательно посмотрел на браслет: рядом с малахитом чернел агат, а рядом с яшмой матово переливался желтоватый янтарь.

– Предположим, желтых, янтарного цвета, дверок много может скрыться на осенней стене за желтыми листьями, их там и не увидишь… издали… Да и всю стенку осеннюю никогда не просмотришь как следует – очень уж она велика и высока… Пожалуй, лучше поискать черную дверку… Но где же может скрываться в пещере черная дверка? На зимней стене вроде бы нет черного цвета… На летней стене тоже нет… На осенней опять же ничего черного не видно, и на весенней не должно быть… Не должно быть, не должно быть, – на разные лады запел Тимка, чтобы подбодрить себя звуками собственного голоса. – Не должно быть, не должно быть… Ну хоть немножечко бы черного найти где-нибудь! – в порыве огорчения вскрикнул он. – Хоть немножечко! Вот никогда не думал, что в лесу нет нигде черного цвета! Как же нет черного! Какой же я осел! А на берёзе черные пятна есть? Есть! Ну-ка, где здесь березовый ствол? Ну разве я не говорил! – торжествующе завопил Тимка, обнаружив на стволе большой березы, что стояла у весенней стены, большие черные полосы и метины. Они-то и придавали белоствольной березке ее неповторимый узор, по которому всякий издали отличит березовый ствол от покрашенного столба. – А теперь посмотрим, не скрывается ли за чернотой агатовая дверка? – внимательно осматривая ствол березы, приговаривал Тимка. – Нет, только кора чернеет здесь; сразу видно, лопнула, когда береза стала большой и толстой. Во-он там, вверху, что-то уж очень много черного… Не дверка ли?

Пришлось вскарабкаться по сучкам повыше. Ствол березы стал гладким и без трещин, а самые большие черные пятна располагались только в тех местах, где от ствола отходили толстые ветки. Тимка был так уверен, что где-то здесь должна скрываться агатовая дверка, что даже не особенно обрадовался, когда нашел ее за толстым корявым суком.

– Дальше все уже просто, – продолжал рассуждать Тимка, – найти надо впадинку на поверхности дверки… Ага, вот она здесь, теперь сверху; вставляю агат из браслета в эту впадинку, и вот она открывается… Ай-яй-яй! Держите меня, я падаю! – в страхе закричал Тимка, почувствовав, как ноги провалились в пустоту, и отчаянно замахал руками, будто крыльями.

Земля, покрытая кустарником и небольшими елками, была далеко-далеко внизу. Он сидел верхом на большом и толстом березовом сучке на вершине огромной старой березы и балансировал, чтобы не свалиться. На развилке соседних веток, что росли чуть пониже, у самого ствола, прочно лежало на первый взгляд бесформенное сооружение из сучков. Оно было большое и круглое, наверное, не меньше чем в половину Тимкиного роста. Сучки и ветки, лежащие в основании, были потолще и подлиннее, наверху – совсем тоненькие. Посредине было сделано овальное углубление, выстланное шерстью.

«Да ведь это же птичье гнездо!» – сообразил Тимка.

В центре, на шерстяной подстилке, лежали шесть голубовато-зеленых, с серыми отметинами крупных яиц. На краю стояла, привлеченная появлением Тимки, большая и совершенно черная птица. Верх головы, шея и поверхность крыльев отливали фиолетовым оттенком, на нижней стороне тела этот оттенок переходил в синеватый. Птица повернулась, слегка распустила крылья, став величиной почти с Тимку, раскрыла острый черный клюв длиной с Тимкин палец и прокаркала:

– Я всегда говорила, что люди удивительно невежливые создания! Каа-крук-кук! Кто должен первым здороваться: кто приходит или кто сидит на месте? Краа-крук!

– Ну конечно, кто приходит! Это я хорошо знаю, – стал оправдываться Тимка, – но я чуть было не свалился с этой ветки, когда появился, и так испугался, что забыл поздороваться. Здравствуйте, меня зовут Тимка!

– Здрравствуй! Здрравствуй! Меня зовут Кора. Я о тебе знаю от Хрранителя Вита. Он прредупредил нас, что ты появишься и тебе надо будет показать нашу жизнь. Это хоррошо, это хорр-ррошо! Поживи с нами!

– А кто вы?

– Фу ты, глупый какой попался человек! Ты не узнал меня срразу, как увидел? Ай-ай! А еще сказки любишь! У бабы-яги кто служил? Ивана-царревича кто вырручал из беды? Ворр-ррон! Вор-рон я и есть.

– А я думал, что ворон – это черный самец вороны, – начал было Тимка, но его тут же гневно перебила Кора:

– Нет, вы только послушайте, что говорит этот человек! Вор-рон – это самец ворроны! Ха-ха! Кра-кра! Можно кра-кракнуть от смеха!

– Теперь я вижу, что вы побольше, чем вороны, и совсем черные, – не сдавался Тимка, покрепче ухватившись за сучок, который он оседлал.

В это время солнце, до того скрытое за облаком, выглянуло и осветило все вокруг. Тимка даже удивился, до чего красивой оказалась Кора. Металлический отлив перьев, важная осанка и спокойная уверенность придавали ей совершенно царственный вид.

– И еще вы очень-очень красивые! Гораздо красивее вороны! – польстил Тимка.

– Эрр! Бррось подлизываться, каждый из нашего рода – вороны, грачи, галки, сороки, сойки – хоррош по-своему. Но мы – самые большие и сильные.

Тень набежала на лицо Тимки, и не успел он оглянуться и сообразить, что происходит, как что-то огромное, черное накрыло его сверху, и сильнейший удар твердым острием пронзил затылок. В следующий момент крепкие крылья с силой ударили его справа и слева. Тимка завалился на правую сторону и почувствовал, что неудержимо сползает и вот-вот свалится с ветки вниз.

Удар! Еще удар по голове! Тимка уже не чувствовал боли и лишь судорожно держался за сучок, думая только о том, как бы не свалиться с этой высоты. Руки были заняты, и он пытался слабыми поворотами головы увертываться от ударов клюва. Но силы оставили его…

«Ну, все, – обреченно подумал Тимка, – сейчас разобьюсь…»

Он повернул руку, в отчаянии в последний раз пытаясь покрепче ухватиться за сук, и в этот момент на солнце блеснул волшебный браслет. Удары сверху внезапно прекратились. Ветка закачалась и пригнулась под тяжестью большой черной птицы. Она миролюбиво уселась рядом с Тимкой на том же суку. Этот второй ворон был такой же красивый и, пожалуй, побольше, чем сидевшая на гнезде Кора.

– Краа! Краа! Ты чего срразу брраслет не показал? Я подумал, что это какой-то хулиган лезет рразоррять мое гнездо.

– А я слышал, что среди образованных птиц, – начал наступление оправившийся от испуга и нападения Тимка, – первым полагается здороваться тому, кто приходит!

– Я решил, что ты враг, а с врагами не здороваются, а просто бьют. А вообще-то меня зовут Корак, – уже совсем миролюбиво сказал ворон. – Это о тебе говорил Хранитель Вит? Ну, считай тогда, что уже начал знакомство с нашей жизнью.

Тимка почувствовал, что у него истекают последние силы: онемели руки, ныла голова и он не может дольше удерживаться на этой тонкой, качающейся ветке. Он медленно повалился на бок и повис вниз головой, удерживаясь за сук одними только согнутыми ногами.

– Я, кажется, сейчас совсем упаду, – жалобно и тихо проговорил Тимка, ни к кому не обращаясь. – Я не привык долго висеть вниз головой на суку!

– Крак! Кр! Крх! – закаркала Кора. – Корак, помоги скорее мальчишке! Он сейчас и в самом деле полетит вниз, как сухой сучок и, наверное, так же как сучок, разобьется на кусочки.

Обе птицы засуетились вокруг. Тимка почувствовал сначала взмахи сильных крыльев рядом, потом эти широкие крылья поддержали его, а жесткие, твердые когти, смяв рубашку, слегка процарапали спину. Легкий толчок – и вот Тимка уже удобно сидит в глубокой развилке березового ствола, наконец-то прочно опираясь спиной о твердую поверхность.

– Эрр! Кора! Ты что же забыла про яйца! – прокаркал Корак.

– Сейчас, сейчас, уже сажусь!

Немного повозившись на гнезде, Кора уютно устроилась, закрыв собой все шесть голубовато-зеленых яиц.

Солнце между тем клонилось к горизонту. Потянул холодный ветер, и Тимка зябко поежился.

– Неужели вам не холодн-ддн-н-о на такой высот-тт-е! – спросил он, лязгая зубами.

– А ты разве замерз? – тут же встрепенулся Корак.

– Чего зр-рр-я спрашиваешь? Ведь на нем нет ни одного пер-ррышка, – откликнулась Кора. – Он голый, как наши птенцы, когда они только-только вылупляются из яиц!

– Пожалуй, пр-рр-идется посадить мальчишку в наше запасное гнездо, котор-рр-ое мы в этом году не заняли, – прокаркал Корак. – Там должно быть ему теплее, чем на ветке беррезы. – И, обращаясь к Тимке, продолжал: – Пр-рр-идется тебе слезть с нашего дер-рр-ева и взобр-бр-брр-аться на соседнее. Согр-грр-еешься, кстати, по пути.

Тимке пришлось немало потрудиться, спускаясь с большой березы. Но после пережитого страха быть сброшенным с ветки ему все было нипочем; он смело преодолел все участки голого ствола, где спускаясь на животе, где подтягиваясь на руках.

Когда наконец Тимка спрыгнул вниз и ноги утонули во влажных прошлогодних березовых листьях, в лесу была весна, под березами расстилались большие проталины. Кое-где на окраинах лесных полянок еще лежал снег и искрился на солнце, как крупный сахарный песок. А на пригретых солнцем местах уже торчали, как ежовые иглы, острые зеленые травинки. Тимка с удовольствием рысцой заспешил за Кораком, который медленно летел между березами.

– Давай-ка кар-рр-абкайся сюда, – прокаркал сверху Корак, сев на одну из берез.

У подножия этой огромной березы Тимка увидел россыпь весенних подснежников.

«А в лесу-то апрель», – подумал он.

– Ну и не апр-рр-ель еще! Карр! Совсем еще марр-рр-рт! – по правил его ворон, и Тимка даже не удивился; он уже привык, что в этом царстве Хранителя Вита другие иногда читали его мысли.

Подгоняемый желанием скорее отдохнуть, Тимка вскарабкался на высоченную березу и оказался у старого гнезда. Оно не выглядело обжитым, но в середине его сохранилось с прошлого года аккуратно выстланное шерстыо углубление. «Наверное, пришлось потрудиться не один день Коре и Кораку, чтобы натаскать такое количество шерстинок!»

Гнездо было большое и прочное. Тимка не задумываясь уселся в него и оказался будто в большой войлочной шляпе. Корак сел рядом на край гнезда и прикрыл его своим большим теплым крылом. Тимка и сам не заметил, как заснул…

И снится Тимке сон. Его руки покрываются перьями, и вот они уже превратились в огромные черные крылья, с таким же металлическим отливом, как у Корака. Вся голова и его курносый конопатый нос вытянулись в длинный черный острый клюв. Он уже не лежит в теплом гнезде, а со свистом рассекает весенний воздух высоко в поднебесье.

«Эх, как все хор-ррошо! Как прр-риятно быть ворр-рр-роном! Жаль только, придется теперь всю жизнь питаться падалью…» – с огорчением подумалось Тимке во сне.

– Вставай! Каа! Крааа! – услышал Тимка сквозь сон. – Вставай! Порра лететь на охоту!

Тимка открыл глаза и обнаружил себя сидящим в старом вороновом гнезде у вершины березы. На ней и на соседних березах появились листочки. Выло раннее весеннее утро, чуть забрезжил рассвет. Рядом оправлял перья Корак, приговаривая:

– Скорее! Скорее! Пока доберемся до места, солнце уже встанет! Тимка посмотрел на свои руки – слава богу, хоть перьев нет на них! Для верности он провел рукой по лицу и потрогал свой нос: опять все в порядке, нет клюва.

«Ну вот и придется познакомиться с падалью», – мелькнуло у него в голове.

– Я полечу напр-рр-ямик, – продолжал Корах, – а тебе пр-рридется идти пешком. Не бойся, я тебя не упущу из виду и пок-ккажу дор-рр-огу. Мы пр-рр-ойдем лес в сторрону восхода солнца, потом будет небольшая рр-речка с лесистыми берегами. Там мы и будем охотиться. Запомни: поляны с небольшими бер-рр-езами… с небольшими берр-ррезами…

На берегу реки оказались большие поляны, наверное оставшиеся от недавней вырубки. Молодые березки тут и там качали своими нежными ветками с только что распустившимися листочками. Когда Тимка с Кораком оказались на поляне, солнце едва встало и промозглая сырость пропитывала все вокруг.

«Хорошо еще, – подумал Тимка, – что нет высокой травы, а то быть бы мне насквозь мокрому от росы».

Осторожно принюхиваясь – не повеет ли откуда запахом тухлого мяса, – шел Тимка между березок. Корак был где-то рядом: Тимка слышал тяжелые взмахи его крыльев и треск веток.

– Как хорошо мы успели! Карр! Как хорошо мы успели! – тихонько каркал Корак, сев на тонкую березку, которая согнулась под его тяжестью.

Тимка с удивлением наблюдал, как Корак что-то схватывал на, ветках и с видимым удовольствием глотал.

– Эге-ге! Да это майские жуки! – наконец-то рассмотрел Тимка. И в самом деле, на тонких ветвях березок висели кое-где, крепко держась за веточки, серовато-коричневые лохматые жуки. Их было очень много, но схватить их было не так-то просто. Лишь прикоснешься к ветке, как они тотчас же падают вниз, поджав лапки, а уж в жухлой прошлогодней траве, которая покрывала всю землю, сколько ни ищи – не найдешь.

– Подожди здесь, – услышал Тимка карканье Корака, – я сейчас слетаю к гнезду и сменю Кору: ей тоже надо поесть, а здесь столько добычи!

Пока не прилетела Кора, Тимка занялся сбором майских жуков; он сначала расчищал под березой место от прошлогодней травы, а потом сильно качал тоненький ствол березы. С веток градом сыпались майские жуки, которых он поскорее собирал в свою майку, превращенную в мешок.

– Почему так долго нет Коры? – забеспокоился Тимка. – На верное, что-то случилось! Надо скорей бежать обратно!

Схватив майку с жуками, он бросился в лес к знакомой березе.

– Кора! Корак! Что случилось? Почему не прилетели на поляну? – закричал он во весь голос, подбежав к гнезду.

– Не кричи так громко! У нас большая радость! Поднимайся скорее.

В гнезде Тимка увидел четырех голых, противных, мягких, розовато-синих птенцов. Два яйца лежали рядом целые.

Кора заботливо осматривала свое потомство и приговаривала:

– Какие они у меня хоррошенькие! Какие хоррошенькие! «Вот так хорошенькие!» – подумал про себя Тимка, но вслух протянул:

– Да, ничего птенчики! – боясь обидеть заботливую мать. И полюбопытствовал: – А что же с последними двумя яйцами? Ты их позже снесла?

– Не спеши! Под-дд-ождем не много… – отвечала Кора, аккуратно переворачивая яйца клювом.

И вдруг на одном из них появилось маленькое отверстие, сквозь которое показался бугорок и замер…

– Ну-ну-ну, – подбодрила Кора, – действуй скорее!

Бугорок не шевелился. Кора нежно тюкнула клювом по скорлупе, разбивая ее вокруг отверстия. И вот из скорлупы появился мокрый комочек, в котором Тимка лишь с большим трудом мог различить крылья, голову, ноги. Птенец был заметно меньше братьев и, наверное, гораздо слабее их. Шестое яйцо осталось лежать неподвижно.

– Теперь уже ясно: из него ничего не выведется, – сказала Кора и выбросила яйцо из гнезда.

Пять маленьких голых птенцов копошились на дне гнезда.

– Кора! А почему твои птенцы такие голые? Вот у уток и куриц птенцы сразу бегают за матерью, – не мог скрыть своего любопытства Тимка.

– Чудак! Краа! Краа! Птенцы-то голые не только у нас, но и у всех птиц, котор-ррые могут долго выкар-карр-мливать их в гнезде. У кур-рр-опаток, тетерревов, глухар-рр-ей, перрелелок нет своего постоянного дома. Как птенцы выведутся, все семейство пускается в путешествие. Очень много птенцов прри этом гибнет, – терпеливо объясняла Кора, внимательно следя за птенцами. – Знаешь, сколько птенцов бывает у всех этих лесных курр-рр-иц? Штук по десять, а то и по пятнадцать, а выррастет, как и у нас, один-два…

– Неужели только один или два останется? Почему же вы, такие сильные, не можете сохранить всех своих детей? – удивился Тимка. – Ну, я понимаю, лягушки или растения там всякие приносят семян или икринок видимо-невидимо: они их и не охраняют… Но ведь вы самые, наверное, сильные птицы в лесу и такие заботливые… Не верю, что у вас останется только один или два детеныша. Не веррр-рю! Краак! – решительно закаркал Тимка.

– Тогда поживи еще с нами… Кра-кра! – кракнула Кора. – Не вер-рр-ишь? Посмотрришь, повер-рр-ишь…

– Ну, Кора, на старрости лет ты стала очень болтливой! Пор-рра за дело приниматься! Смотрри, сколько теперрь у нас рртов! – решительно прервал их разговор Корак.

Тимка тоже взглянул в гнездо и увидел пять больших желтых раскрытых ртов, как большие желтые тюльпаны, колыхавшиеся на неправдоподобно тоненьких шеях. Птенцы даже не умели еще кричать, у них не было глаз, и они только тянулись и тянулись вверх навстречу родительским клювам. А в этих клювах пока ничего не было.

– А у меня есть целая куча жуков! – С этими словами Тимка протянул воронам свою майку.

– Как хорро-рошо! Хор-рошо! – прокаркала Кора. – Я так и не успела слетать покормиться из-за этих малюток. – И она начала с жадностью глотать жуков.

– Скоррее! Скоррее, Кора! Полетим за кормом для маленьких! – опять вмешался Корак.

– Ты думаешь, мы можем лететь вдвоем? – спросила Кора. – А как же оставить одних птенцов? Одно гнездо без присмотра?

– Попрросим мальчиш-шш-ку посмотр-рреть за птенцами! Скор-ррее! Скор-ррее за кор-корр-мом!

Тимка залез чуть повыше гнезда и удобно устроился в знакомой развилке. Птенцы притихли и опустили головы, почувствовав, видно, что родители улетели.

Вскоре прилетела Кора и принесла каких-то мелких гусениц. Стоило ей коснуться края гнезда, как все птенцы встрепенулись и, как по команде, вытянули вверх раскрытые рты. Кора быстро положила в каждый из ртов что-то съестное и улетела. Прилетел Корак, все повторилось в том же порядке. Но Тимка заметил, что рот птенца, который вылупился последним, всегда открывался позже и был чуть-чуть ниже, чем рты его братьев и сестер. Правда, совсем чуть-чуть, но отцу и матери некогда было рассматривать, кому достается больше, – они только успевали класть добычу в тянущиеся рты. И конечно, самым бойким доставалось побольше.

Птенцы росли очень быстро. У них открылись глаза, их лысые тельца стали покрываться нежным пухом, а потом среди этого пуха появились первые перышки. А самый маленький так и оставался самым маленьким: у него позже всех появились перья и день ото дня он становился все слабее и слабее. Теперь уж ему и вовсе не доставалось ни кузнечиков, ни жуков, ни лягушек, ни гусениц: его сильные сверстники перехватывали все прямо перед его клювом. И однажды утром Тимка увидал в гнезде не пять птенцов, а только четыре.

– Где же твой пятый птенец?

– Он погиб, – грустно вздохнула Кора, – и Корак отнес его подальше от гнезда… У нас могут жить только самые сильные и выносливые… Сегодня мы с Корраком полетим за коррмом подальше, посмотрри, пожалуйста, за птенцами. Смотрри внимательно, как бы чего не случилось… В случае опасности позови нас погрромче.

– И что может случиться с такими большими птенцами? – размышлял Тимка. – Еду им приносят, ночью их согревают родители…

Тимка еще раз внимательно посмотрел кругом. Вершина березы, на которой он сидел, равномерно покачивалась из стороны в сторону. Шелестела подросшая листва, внизу трещали дрозды, далеко-далеко куковала кукушка.

От нечего делать Тимка принялся сочинять песенку:

Тихо мурлыкая песенку, Тимка грелся в лучах солнца и думал, долго ли ему еще придется жить с воронами. Вдруг зашуршало внизу. Хрустнула и упала вниз сухая ветка. Тимка, привыкший улавливать всякие новые звуки в лесу, насторожился и замер, повернул голову в сторону долетевшего шороха. Чуть пониже гнезда мелькнуло что-то рыжее. У Тимки сильнее забилось сердце и перехватило дыхание: он почувствовал недоброе.

«Чужой у гнезда! – сообразил он, когда второй раз, уже у самой развилки, увидел проворное рыжее тело величиной с кошку. – Опасность!»

– Скорее! Скорее! Кора, Корак! Кто-то лезет в гнездо!! Черная мордочка и два острых треугольных ушка показались на стволе березы, и длинное юркое тело метнулось в гнездо. В тот же момент сверху бесшумно как камень свалился ворон. Кто это был, Тимка не успел разобрать, так быстро все произошло. На секунду гнездо скрылось за раскрытыми крыльями ворона. Пронзительный крик птенцов слился с клекотом разъяренной птицы и шумом ударов. Еще мгновение – и рыжее тело куницы скользнуло вниз по стволу, прочь от гнезда. Оба ворона еще долго преследовали разбойника, даже на земле набрасываясь на него и норовя ударить клювом.

– Кажется, опасность миновала, – перевел дыхание Тимка. – Но почему тихо в гнезде? – И с замиранием сердца он заглянул внутрь. – Живы! Шевелятся! Раз, два, три… А где же четвертый? Не может быть! Раз, два, три… Так и есть, только три птенца. Значит, вор ушел с добычей, – повесил нос Тимка.

Не успел он как следует расстроиться, как оставшиеся птенцы уже подросли. Не забудьте, время в царстве Хранителя Вита шло удивительным образом: для Тимки проходила минута, а вокруг него могли пролетать недели.

И вот настало время, когда трое из оставшихся птенцов вылетели из гнезда. Теперь Кора и Корак охотились вместе со своими детьми. Тут Тимка узнал, что вороны едят не только насекомых и лягушек. Они работают лесными санитарами – уничтожают падаль. Научили взрослые вороны своих детей и разыскивать гнезда мелких птиц, и вытаскивать оттуда яйца, а если подвернется случай, то выхватывать и птенцов. Показали, как нужно охотиться на больших рыбин, неосторожно поднимающихся к самой поверхности реки.

Но, конечно, самой интересной была совместная охота на полевок на соседнем ржаном поле. Там к концу лета в этом году в огромном количестве развелись полевки.

Эта охота на полевок была увлекательным состязанием в ловкости и быстроте. Птицы садились на вершину стога и терпеливо ждали, когда какая-нибудь жирная глупая полевка побежит от одной кучи хлеба к другой. Тут все решала быстрота крыльев: успеешь – и в когтях добыча, чуть зазеваешься – сиди жди снова. Время кругом летело быстро. Только прошли осенние дожди, как по лесу уже полетели снежные мухи, инеем покрылась жухлая бурая трава.

Зимой с едой стало потруднее, частенько вороны голодали. Пришлось им перекочевать поближе к жилищам человека, где можно бы поживиться на задворках скотобойни. В январе завернули самые жестокие морозы, а уже солнце нет-нет да и взглянет по-весеннему, И вороны, наверное самые первые птицы в лесу, почувствовали приход весны.

– Краааа-а! Крааа-аа! Смотр-трр-и, какой я кра-кра-крра-си-вый и сильный! – кричал, поднявшись высоко-высоко в небо, Корак.

Его было чуть видно снизу. Но вот он стремительно бросается вниз, подлетает к Коре, парящей над лесом, и снова взмывает в немыслимую высоту.

– Краа! Кра-аа! – несется над закованным в морозный панцирь января лесом весенняя песня ворона.

Весна – значит, заботы о гнезде, о продолжении рода. Кора и Корак прожили вместе уже много лет. У них забот мало: подправь старое гнездо – и откладывай себе яйца. А вот их детям гораздо труднее. В январе, когда семья Коры и Корака распалась, два молодых ворона и одна ворониха улетели искать свое место в жизни…

– Кора! А ведь три птенца выжили из твоих детей, а не один-два, как ты мне говорила! – принялся допрашивать Тимка Кору. – Правильно, значит, я не верр-рр-ил тебе? Кра-хрраа!

– Крраа-крааа! – вздохнула Кора. – Выжили, но пока они еще не стали совсем взр-ррослыми! Ты не представляешь, как тр-рруд-но найти место для гнезда! Один глупый птенец хотел было остаться на нашем месте, но мы с Кор-рра-ком пррогналя его: пр-рришлось подр-рраться…

– А нельзя ему поселиться рядом с вами? Ведь места в лесу хватит на много гнезд? – продолжал выспрашивать Тимка.

– Ника-аак нельзя, чудак-ак-акрр! Помнишь, когда мы съели весь корр-ррм около гнезда, нам приходилось летать на рр-речку и в др-рр-угие места, чтобы принести еду для птенцов? – напомнила Кора. – А если бы в нашем лесу жили другие вороны? Коррм и вдали мы съели бы очень быстро, и птенцы у всех остались бы без пищи. В нашей жизни всегда лучше иметь четырех крепких птенцов, чем десять слабеньких!

– А почему твоим детям нельзя было поселиться рядом с вашим большим участком, за рекой, в другом лесу? Краак! – не унимался Тимка.

– Да потому – краа-к, кррак! – глупый ты человечек, что в том лесу давным-давно есть гнездо др-рругих ворр-ррронов.

– И у них тоже есть дети?

– Ккконечно!

– Но где же тогда будут жить ваши дети?

– Каждый должен сначала найти себе парр-рру: самец самку, а самка самца. После они должны улететь далеко-далеко, туда, где еще не живут ворр-рр-рроны. Или им удастся найти место, где старые ворр-роны погибли. Или они должны вырр-расти такими сильными, что смогут прр-рогнать стар-ррых и ослабевших ворр-рон из гнезда… Но все это сложно, трр-рудно, карр-ар, как сложно… Да что ты меня все спрр-рашиваешь, у тебя же есть бр-рраслет: посмотр-трри сам, что будет с нашими детьми…

Стоило Тимке вспомнить о браслете, как время вокруг побежало еще быстрее. Вот летят вдали три молодых ворона, которые еще так недавно были птенцами в его подопечном гнезде. Их хорошо можно было узнать по матовому цвету поверхности перьев – только у совсем взрослых воронов перья отливают металлическим блеском. Вот эти молодые птицы встретились с такими же молодыми из других выводков. Вот они разбились на пары и устроили такие же игры, как Тимка уже видел у Коры и Корака. И вот молодые пары полетели в разные стороны.

«Но где же они будут делать гнезда?» – спрашивал себя Тимка, наблюдая, как после жестоких драк прогоняли молодых воронов уже давно жившие в разных местах старые.

Наконец одной из новых пар удалось построить гнездо на окраине небольшого городка, на ветвях древней липы городского парка. Две другие пары так и не нашли место для гнезда. Через некоторое время эти пары распались. Видно, прошло время, когда ворониха откладывает яйца: она, как и большинство птиц наших лесов и полей, может нестись только ранней весной. А если не отложит яиц весной, весь год остается без семьи.

Когда Тимку потом расспрашивали, как он все видел и узнавал, ничего толкового рассказать он не мог. Помнилось только, что скучать было некогда. Вот и сейчас, поеживаясь от весеннего прохладного ветерка, сидя в той же удобной развилке березы, он с интересом наблюдал, как Кора и Корак приводят в порядок свое старое гнездо, то самое, где пришлось переночевать ему в первый день. И снова, теперь уже в атом обновленном гнезде, Тимка увидел шесть зеленовато-голубых яиц.

«Все повторяется сначала. Прошел целый год, как я живу с вороновой семьей, и сколько же мне придется здесь оставаться? – подумал он и спохватился: – Что же я видел здесь за год? Только ли жизнь воронов? Интересно, за этим ли только меня сюда отправил Хранитель Вит, как его называет Кора – Лесовик? Этот хитрый старикашка, наверное, и задумал что-то хитрое! „Пускай посмотрит вашу жизнь“ – так, кажется, сказал он Коре про меня… Посмотрит жизнь… Жизнь как жизнь: отложили яйца, вывели птенцов, вырастили их, на следующий год снова то же самое! Едят в лесу что ни попадется, самих их никто вроде не трогает… Как не трогает, – перебил сам себя Тимка, – а одного птенца куница стащила – раз! А для самого маленького птенца корма не хватило и он погиб – два! А как молодые дрались со старыми за место для гнезда? Все получилось так, как сказала Кора. Только один молодой смог сделать себе гнездо, да и то неизвестно, выведет ли он птенцов на липе в городском парке. Вот так так! И у воронов – самых сильных птиц в лесу – так же трудно приходится молодым, как и у лягушки, как и у подорожника! Все! Я понял жизнь ворона! – И Тимка стал проворно спускаться вниз с березы. – Пойду теперь искать Хранителя Вита», – твердо решил он.

– А меня искать не надо – тут я, тут я и есть, – немедленно отозвался знакомый шамкающий голосок. Хранитель Вит сидел на березовом пеньке рядрм с Тимкиной березой. – Понял воронову жизнь, да не совсем! – пробурчал он. – Ну скажи, на милость, скажи: что ты понял? Плохо живется молодым воронятам? Так ведь? Плохо живется?

– Ну, так… – неуверенно протянул Тимка, ожидая какого-то подвоха.

– Так, да не так! Так, да не так!

И Тимка увидел, как старик распахнул полы своего берестяного плаща и показал на пояс, составленный, казалось, из сотни разных самоцветов.

– Я мог дать тебе свой большой браслет, и ты побывал бы у всех живых существ в моих владениях, и у всех бы ты увидел то же самое, то же самое: родится много, выживает мало, на место погибающего старого встает здоровый молодой. Но всегда один или вместо пары – пара. Остальные гибнут. Гибнут! Но вот почему? Почему?

– Кажется, знаю, – неуверенно начал Тимка. – Если подорожник займет весь участок, то не окажется места для других растений. Другим-то травам тоже надо жить, они, наверное, и не дают сильно размножаться друг другу…

– Ай, молодец! Не зря я тебя отправил посмотреть на настоящую жизнь в моем царстве! Не зря! – радостно закричал старичок. – Да из тебя, я вижу, получается толк! Толк получается!! Правильно, все в природе связано: сохранилась жизнь одного – потерялась жизнь другого. Это мой первый великий закон – закон сохранения жизни. Всем моим созданиям трудно живется: либо сам должен кого-то съесть или потеснить, либо тебя съедят или потеснят! – И повторил еще раз медленно: – Закон сохранения жизни! Но! Но! Но! Отнимать жизнь у других можно только для того, чтобы сохранить свою жизнь! Только для этого!

Хранитель Вит встал с пня, выпрямился и начал расти вверх. Вот он уже с березу величиной, вот его голова пропала в белых облаках… И вот его голос загремел сверху, и слова, как удары молота, отдавались у Тимки в голове:

– Иначе – жить – всем – вместе – будет – невозможно! Не-воз-мож-но! Понял? – Последнее слово Хранитель проговорил уже обычным голосом, сидя на пеньке, и, не давая Тимке ответить, продолжал: – Ну, считай, что первый класс в моей школе ты прошел. Но это только начало. Наш уговор помнишь? Не поймешь – пропадешь! – нараспев протянул он противным голосом. – Вот сделаю тебя маленьким птенцом да и посажу в гнездо к ворону! Сиди разевай рот да жди, когда тебя куница стащит! Ага, не хочешь? Ну ладно, ладно, – миролюбиво закончил он, заметив, как Тимка задрожал и переменился в лице. – Могу, конечно, это сделать, но не буду, пока не буду. Какой там следующий камень в твоем браслете? Янтарь? Ну вот и ищи янтарную дверку. А я пошел по своим делам… пошел по делам…

– Дедушка! Карр-каар! – по привычке закаркал Тимка, потом спохватился и с некоторым трудом перешел на человечий язык: – Я вас очень-очень прошу, предупредите всех, что я не пропал пока совсем… И пусть меня пока не исключают из школы, наверное, там идут занятия в пятом классе, – жалобно попросил Тимка, вспомнив, что с вороновой семьей он прожил целый год.

– Ладно, ладно, утрясем все как-нибудь, когда-нибудь! Ты, главное, смотри да ума-разума набирайся в моей школе. А там все утрясем, утрясем… – Голос становился все слабее. – Утрясем, потрясем, натрясем, растрясем, т…трясем…сем…