"Ящик Пандоры. Книги 1 – 2" - читать интересную книгу автора (Гейдж Элизабет)

XIII

Девятого ноября наконец был поставлен окончательный диагноз заболеванию Верна Инниса. У него был рак поджелудочной железы, который к тому же уже распространился на печень.

Одним словом, Верн был обречен.

В компании «Бенедикт Продактс» наметилась «золотая» вакансия, на самом высоком административном уровне – должность вице-президента фирмы.

Верн был в компании столько же времени, сколько и ее хозяин Лу Бенедикт. Он знал ее, как свои пять пальцев. От человека, которому предстояло занять этот высокий пост теперь, требовалось по крайней мере то же самое.

Конечно, Лу мог пригласить на эту должность кого-то со стороны, так делалось в принципе. Но дело в том, что среди окружавших его подчиненных уже наметилась явная кандидатура на замену Верна – Ларри Уитлоу. Второй ближайший друг Лу и его партнер по гольфу, Ларри работал на Лу уже больше десяти лет, и ему давно прочили повышение. Всем было ясно, что пост вице-президента фирмы по развитию производства займет Ларри Уитлоу, а в его нынешний кабинет – кабинет руководителя отдела материалов – пересядет кто-то еще.

Другого развития событий никто не ожидал, так как для этого не имелось никаких оснований.

То же, что произошло на самом деле, повергло всех в состояние безмерного удивления и даже шока.

Лу Бенедикт вот уже много дней безуспешно боролся с настоящей душевной бурей.

С того самого дня, когда он впервые поцеловал Лиз Деймерон, эта девушка ни на секунду не выходила у него из головы. Он грезил о ней ночами. В кабинете ее образ преследовал его настолько неотвязно, что он не мог сконцентрироваться на делах. Он терялся и запинался на совещаниях, где она присутствовала в качестве исполняющего обязанности руководителя отдела материалов. Посещая ее отдел, он спотыкался, завидев ее, и покрывался багровым румянцем, как мальчишка.

Она этого всего, казалось, просто не замечала. Она вела себя с ним так же ровно, как и раньше. Приветствовала его в коридорах все той же мягкой улыбкой, разговаривала с ним дружелюбно, но подчеркнуто вежливо. Для нее была характерна деловая сухость, когда она показывала ему отчеты по работе, проведенной отделом, или составляла докладные записки, в которые заносила все положительные изменения, происшедшие с материалами с того времени, как она пересела в кабинет начальника, и предложения по реформированию отдела, как впрочем, и других подразделений компании.

Лиз не изменилась. А Лу раздирали эмоции, которые ему никак не удавалось взять под контроль. Один из сильнейших мужских инстинктов, который до этого дремал в нем, вдруг ожил и проявился в тот памятный вечер в квартире Лиз. Теперь его уже невозможно было загнать обратно внутрь. Все существо Лу вывернулось наизнанку и стремилось к тому, что он считал недостижимым. Мучительнее этих ощущений ничего нельзя было представить.

Перемена, произошедшая в нем, была чем-то большим, чем просто физическая перемена. Она коснулась самых потаенных уголков его души, пробудив к жизни уже, казалось бы, напрочь забытые ощущения – восторженных переживаний, импульсивной радости, сокрушительных приступов меланхолии, отчаянного желания… Впрочем, даже самые бурные юношеские чувства и переживания не могли идти ни в какое сравнение с этим накатившим на него словно цунами безумием.

Впрочем, он считал себя высокоморальным человеком, человеком высоких правил, и это осознание не позволяло ему сдаться овладевшему им сумасшествию без боя. Он прикладывал всю свою волю к борьбе с влечением.

Битва была не из легких. Потому что он знал наверняка, что с наступлением нового рабочего дня он будет встречаться с околдовавшей его Лиз снова и снова, в кабинете, в коридорах или на обеде. Это чуть притупляло его мучительное желание, но, с другой стороны, внутренний пожар разгорался еще сильнее. Часть Лу отчаянно желала того, чтобы Лиз уволилась с работы, исчезла, просто прекратила свое существование. Но другая его часть тянула в противоположную сторону, украдкой подглядывала за девушкой, потаенно ждала случая заговорить с ней снова, возможно, пригласить ее на обед. Или даже осмелиться вернуться в ее квартиру, добиться каким-нибудь образом повторного уединения!

Сражение между его сомнениями, колебаниями и страстным желанием достигало своей кульминации. Оставалось недолго ждать того момента, когда более слабая сторона опустит руки и рухнет, сраженная.

Лиз решила эту проблему за него.

Спустя неделю после того, как до компании дошли плохие известия о состоянии здоровья Верна, она появилась в кабинете Лу.

Когда она показалась в дверном проеме, он автоматически поднялся со своего кресла. На ней была обтягивающая бедра и ноги юбка и свободная блузка. В таком наряде он ее еще никогда не видел. Внешне она была все такая же деловая, как и обычно, но сексуальность ее то и дело проглядывала сквозь эту маску.

– Чем обязан, Лиз? – хрипло, не справившись с голосом, спросил Лу.

Она улыбнулась.

– Я все думаю в последнее время о жене Верна, – проговорила она озабоченно, присаживаясь на стул, предложенный Лу, – мне пришло в голову, что вместо того, чтобы продолжать посылать ей цветочки и открытки, нам следует подумать о том, чтобы начать собирать деньги среди сотрудников компании и тем самым готовиться к… к неизбежному заранее. Урсула такая милая женщина. Медицинские счета скоро вконец доконают ее и она будет испытывать серьезные финансовые затруднения. По-моему, умнее будет задуматься над этим сейчас, чем потом в спешке выворачивать карманы… потом, когда Верна… не будет. Как ты считаешь?

Лу, поджав губы, кивнул.

– Ты абсолютно права, – сказал он. – Я сам должен был до этого додуматься. Я же знаю, что наш фонд здоровья не потянет лечение Верна, а пенсионный фонд… тут ни при чем, судя по всему. Просто я не догадался соединить эти разрозненные части и… Словом, ты совершенно права, когда говоришь, что у Урсулы будут большие финансовые затруднения. И, похоже, у них нет близких родственников, которые могли бы оказать в этом смысле серьезную поддержку.

Он взглянул на Лиз.

– Так, что ты предлагаешь конкретно?

– Ну… У меня есть кое-какие задумки, – сказала она, скрестив ноги. – Я хотела бы узнать, какого ты о них мнения, поскольку для меня это… совсем новое, незнакомое дело. К тому же все это, как я полагаю, нужно держать в секрете, ведь Верн пока жив. – Она сделала паузу. – Почему бы тебе не заехать ко мне домой в один из ближайших вечеров, когда тебе будет удобнее? Я с удовольствием выложу тебе все, что у меня на уме.

Он посмотрел на ее красивое лицо, избегая глаз, которые, определенно, искали его взгляда.

– Мне это по душе, – наконец, проговорил он, чувствуя дрожь в теле. – Как насчет завтра?

– Завтра? Чудесно. – У нее была мягкая, приглашающая улыбка. – В восемь?

Лу надеялся на то, что его вздох капитуляции Лиз не расслышала.

– В восемь…

Когда он приехал к ней домой, она его ждала в дверях.

На этот раз на ней были свободные белые брюки и подходящая по тону блузка из шелковой ткани. На ногах у нее ничего не было. Волосы пышными волнами рассыпались по плечам. От нее исходил умопомрачительный аромат, смешанный с естественным женским запахом, от которого у Лу закружилась голова. Она показала ему на диван, а он все смотрел на нее, не мигая и не чувствуя в себе сил оторвать от нее глаз.

Не дожидаясь, пока он ее попросит, она принесла ему мартини, затем налила себе стакан содовой и опустилась возле него на диван.

На кофейном столике лежал раскрытый блокнот, в котором она набросала примерный план действий для помощи жене Верна. Необходимо созвать руководителей всех отделов фирмы и переговорить с ними о сборе денег. Те в свою очередь должны будут договориться об этом в приватных беседах со своими подчиненными. Таким образом, без лишнего шума им удастся собрать для Урсулы Иннис приличную сумму. Необходимо также провести дополнительные контакты с друзьями компании, которым будет предоставлена возможность внести посильный вклад в это доброе дело.

Собранные деньги будут положены на особый счет в банке компании и заморожены там до того неизбежного дня, когда Верна Инниса не станет.

Не успела Лиз во всех деталях изложить свой план, как Лу уже готов был подписаться под каждым ее словом. Его не нужно было долго убеждать. Особенно если речь шла о Лиз. Ее тщательность в составлении плана и предусмотрительность были просто замечательны, как впрочем и тот такт, с которым она говорила о неминуемой тяжелой утрате, которую должна будет понести бедная Урсула.

– На меня это произвело огромное впечатление, Лиз, – сказал Лу, отхлебывая из своего бокала. – Единственное… мне стыдно, что я слепо ждал того момента, когда ты скажешь мне о том, о чем я сам давно уже должен был подумать.

– Не вини себя ни в чем, – мягко заверила его Лиз. – У тебя и так голова загружена разными делами. Ты не можешь просто охватить все сразу. Кто-то должен тебе помогать.

Наступила пауза.

– Как все это ужасно, – проговорила она, сцепив руки замком вокруг сведенных коленей. – Верн – один из лучших людей, которых я знала в своей жизни.

– Да… Да, ты права… – нехотя продолжал эту тему Лу. Он был безнадежно отравлен той атмосферой, которую она создала вокруг него. Еще когда он только входил в двери ее квартиры, у него уже захватило дух от взгляда на Лиз. А теперь ее поведение, внешне такое серьезное и печальное, наполненное убаюкивающей теплотой, мягкостью и естественное во всех мелочах, разрушало последние бастионы его внутреннего сопротивления ей и ее влиянию.

Неужели она так слепа и совершенно не замечает того, что он ведет с собой поистине смертельную схватку?!

Они поговорили еще некоторое время. Общая тема была только одна: смерть Верна и вдовство Урсулы. Они обсасывали эту тему со всех сторон, неминуемо приближаясь к тому моменту, когда их беседа станет уже просто нарочитой и потому неприличной. Внутренний настрой Лу уже находил свое внешнее выражение под ширинкой. Ему было дико стыдно, что он думает только о сексе, в то время как эта святая девушка скорбит о проблеме Урсулы Иннис. А ведь Верн еще друг ему! Как он так может?!

Надо же! В какое идиотское положение он попал. В таких обстоятельствах он наплевал на все и отдался своему неуемному возбуждению!

Наконец, когда он понял, что еще минута и он окончательно потеряет контроль над собой, Лу поднялся с дивана и направился к выходу.

– Ладно, – сказал он сдавленно. – Я очень ценю то, что ты догадалась подумать об этом заранее, Лиз. Конечно, это должен был быть я, как друг и… Но мне очень приятно, что у меня есть такие помощники.

– Не благодари меня, – улыбнулась она. – Правда, не за что.

На этот раз она подала ему плащ, не распахивая его. Он вспомнил о своем прошлом посещении ее дома, когда она, провожая его, надела на него плащ как жена… Сердце у него упало.

Он приоткрыл дверь ее квартиры на несколько дюймов и, держа руку на ручке, обернулся к ней.

– Без Верна мне будет очень одиноко, – проговорил он.

– Он хороший друг.

Она стояла совсем близко к нему, видно, уже готовая проводить его взглядом по коридору лестничной площадки к пролету. В ее глазах после его слов что-то определенно изменилось. Напряженный до предела Лу заметил это. Он готов был поклясться, что в ее глазах что-то изменилось, потому что сейчас он был в положении утопающего, а эта перемена во взгляде была его соломинкой… Ему показалось, что ее тело, покачивающееся на носках ступней, зовет его назад в комнату, просит его оставить дверь в покое. Ее светлая одежда изумительно контрастировала с полутемной прихожей. Она казалась ему ангелом, спустившимся с небес, чтобы забрать его душу и отнести ее в рай.

– Одиночество, – тихо проговорила она чуть неровным голосом. – Я знаю, что это означает…

В ее вроде бы самых обычных словах содержалось что-то такое, что парализовало движение крови в жилах Лу! Это был явный намек!.. Черт возьми!

Дверь закрылась на дюйм, потом еще на два…

– Жизнь может выкидывать с человеком разные поганые штуки, – дрогнувшим голосом проговорил Лу. – На месте Верна мог быть любой из нас.

Как неуместно, Господи! Кто его за язык дергал! Только бы это не помешало…

И снова Лу, как и три недели назад, на этом самом месте, овладело безумие страсти. Только на этот раз не было никакой возможности противостоять этому безумию. Он решительно не знал, где взять силы, чтобы выйти из этой квартиры.

– Лиз, – начал он дрожащим голосом. – Я… Понимаешь, я очень… Не знаю…

Она прикоснулась пальчиком к его губам, и он замолк. Затем, к его несказанному облегчению, дверь, руку с которой он уже давно убрал, от сквозняка на лестничной площадке стала закрываться и, наконец, щелкнул замок.

Итак, сама судьба замуровала его с ней в этой волшебной квартире.

– Ш-ш! – произнесла она тихо. – Не надо слов.

Ее руки опустились на воротник его куртки, и она стала медленно отступать обратно в квартиру, мягко увлекая его за собой. Он шел, словно лунатик, ничего не чувствуя, не соображая и видя перед собой только ее полные изумительной формы губы, изогнувшиеся в нежной улыбке.

Он попытался склониться к ней и поцеловать ее, но она не дала ему сделать это, отклонившись головой назад и продолжая отходить в глубь квартиры. Он побагровел от дикого смущения и напряжения, а она только еще шире улыбнулась. Он безвольно шел за ней и ждал, пока ему позволят прикоснуться к ней. Видя ее улыбку, он также попытался улыбнуться, но у него вышла лишь жалкая гримаса. Он изнывал от желания.

Наконец, когда они ступили на самый центр ковра в комнате, она остановилась. Он тут же притянул ее к себе и жадно поцеловал в полураскрытые губы. Нежный, пытливый язычок, вкус которого он помнил все эти три недели, вновь погрузился в его рот. Ее ласки были умопомрачительны, они разожгли в брюках Лу настоящий пожар. Ее руки покоились у него на плечах. Она подалась всем телом вперед и прижалась бедрами к его пышущему жаром, вздувшемуся бугру под ширинкой.

Они целовались, чуть покачиваясь, в полутемной комнате.

То, что случилось затем, было величайшей кульминацией экстаза и раем, о которых он и мечтать не смел всю свою жизнь. Она вела себя очень мягко и даже застенчиво. Движения ее были робки и как бы несмелы. Она позволяла ему целовать ее снова и снова, касаться ее тела во все новых местах. Она позволяла ему быть активным, хотя ясно было, что каждое его движение предопределено и санкционировано исключительно его неотразимой искусительницей.

Лишь благодаря ее намеку на разрешение он смог опустить свои руки вдоль ее спины, обхватить ладонями ее маленькие ягодицы и прижать ее бедра плотнее к своему разгоряченному, набухшему члену. Лишь благодаря ее тихому вздоху он посмел взяться за пуговицы ее блузки. Лишь благодаря ее томному взгляду полузакрытых глаз он смог понять, что ему разрешается расстегнуть ее. В следующее мгновение ее полные, великолепной формы груди показались из разреза блузки, словно запретные плоды. Лишь благодаря ее изогнутой спине, он понял, что ему позволено покрыть их поцелуями, вкусить сладость твердых небольших сосков. Это привело его в небывалый экстаз.

Она контролировала каждое его движение, каждое его прикосновение к своему телу. Она делала это изобретательно и непринужденно. То вздохом, то подрагиванием ресниц, то ответным поцелуем, то тихим стоном удовольствия. Это были санкции на снятие с нее очередного предмета одежды. Вслед за брюками и блузкой, на пол полетел бюстгальтер. Она оставалась лишь в трусиках, а он был все еще полностью одет. Его рубашка и галстук пребывали в беспорядке, член горел между ног.

Он чувствовал себя ее рабом. Держа ее руками за ягодицы, целуя ее живот, пупок и бедра, он зачарованно смотрел на чуть вздувшийся бугорок, закрытый от него тонкой тканью трусиков.

Последние остатки мужества покинули его. У него не хватало решимости снять трусики, даже дотронуться до них. Он был уверен, что она, как и в прошлый раз, скажет коротко: «Нет!» Он знал, что она остановит его в самый последний момент. Нет, это уже слишком! Он предчувствовал то смущение… Да что там смущение! Шок, который ему доведется испытать после ее отказа. Он знал, что не переживет этого. С ним случится удар, он был в этом уверен…

Но вдруг он почувствовал, как легкая дрожь пробежала по ее бедрам и животу, к которому он припадал губами. Затем – к его великому облегчению – он услышал тихий стон, вырвавшийся из ее губ. Бугорок, закрытый от него тонкой тканью, которая потемнела от влаги, заметно взбух. Заметно, ибо он не спускал с него отчаянного взгляда. Это все могло говорить только об одном – о глубочайшем женском желании.

Не помня себя, он резко рванул трусики вниз и зарылся лицом в светло-коричневую поросль между ее ногами, коснувшись ртом самой ее сердцевины…

Всякие остатки разума и рассудка были сметены без следа нахлынувшей волной всепожирающей страсти.

Лу позднее не мог в точности восстановить всю последовательность событий. Он не помнил точно, как она помогла ему раздеться, как он нес ее в спальню и положил на кровать рядом с собой. Зато он помнил, как отклонился и замер, взглянув на нее, растянувшуюся на белоснежной простыне. Это была воистину богиня! Каждый изгиб ее божественного тела ласкал его взгляд. Он не мог отвести зачарованного взгляда от икр ее ног, от нежных ляжек, женских бедер, ложбинки под пупком, роскошных грудей, соски которых смотрели в разные стороны.

И тем не менее во всей своей наготе она ухитрилась полностью сохранить собственное достоинство вкупе с какой-то девичьей невинностью. Она и дальше контролировала все сама, благосклонно разрешая Лу совершать дальнейшие маневры. Он думал, что все делает он сам. На самом же деле ничто не могло быть более далекого от истины, чем эта его уверенность.

Наконец, она широко развела свои великолепные ноги, как бы приглашая его закончить с любовными прелюдиями и перейти к кульминационной части акта. Он входил в нее с наслаждением. Его не нужно было уговаривать или просить дважды. Подсознательно он чувствовал, что это что-то вроде ловушки, но, позабыв обо всем, он всем сердцем, всем своим существом рвался туда. Войдя в нее, он погрузился в несказанный, волшебный мир неги и наслаждения. В его жизни еще не было события, которое бы равнялось этому по накалу страстей, по напряжению, наконец, по уровню испытанного счастья. Ему казалось, что в мире нет ничего прекраснее томного лона Лиз, в которое она дозволила ему погрузить его горящий мужской орган. Она пригласила его в самую дальнюю свою, глубину, в святое место.

Он слишком поздно вспомнил о Верне и о его ужасном положении. Ему было стыдно отвлекать эту удивительную девушку от ее высоких планов, касающихся бедняжки Урсулы, и погружать ее в мир плотского наслаждения. Он чувствовал свою страшную вину за то, что благородный вечер, прошедший под знаком заботы о ближних, закончился для нее так прозаично. Впрочем, что касалось его самого, то о прозе не могло быть и речи. Он был на самом верху блаженства.

Его стыд и ощущение вины лишь усугубляли страсть. Он забывал обо всем, когда она сжимала его своими ногами, когда покрывала его лицо поцелуями, ласкала пальцами спину и шею.

Казалось, безумству не будет конца. Лу стал ненасытным зверем.

Взгромоздившись на ее нежное тело, он толкался вперед изо всех сил, не помня ни о чем, ничего не соображая, ни в чем не отдавая себе отчет. Ее тихие стоны и ласки рук только подбадривали его. Он безумствовал до тех пор, пока не наступил миг последнего спазма и пока он не излил в ее глубину, содрогнувшись всем телом, струю своей жидкости. Это был взрыв! Землетрясение! Ничего подобного ему никогда не приходилось испытывать в жизни! Какие ощущения!.. Он отдавал ей самое сокровенное, то, что уже не мог вернуть обратно.

Истощившись, он замер, лежа на ней и прислушиваясь к тяжелым вздохам своего измождения. А она тем временем продолжала поглаживать руками его спину и плечи. Он несколько минут был неподвижен, купаясь в ее прикосновениях, ее запахе, в ощущении ее нежной кожи и в той девичьей улыбке, которая до сих пор играла на ее губах.

Затем к нему вернулось осознание происходящего. В голове зашевелились первые мысли, будто очнувшись от спячки. Часть его существа утверждала, что ему теперь наплевать на всех без исключения женщин, раз он выжил в этом безумном акте любви. Именно этого он ждал всю жизнь. Теперь ему нечего ждать, он насытился навеки. Больше, чем насытился.

Другая его часть, которая была умнее, рассуждала о том, что жить дальше будет невыносимо тяжко, да попросту невозможно, если он будет знать, что этот экстаз уже никогда не повторится. Это все равно, что отнять ребенка от материнской груди после первого же приема пищи.

Он пойдет на все, на любой риск, только чтобы снова оказаться в постели с Лиз Деймерон. Без этой надежды у него не будет будущего. Все просто.

Она поднялась с кровати. Ему показалось, будто это мраморная статуэтка тихо поплыла в темноте. Через пару минут она вернулась в спальню с мартини. Она знала, что ему нужен сейчас этот допинг, чтобы совсем не сойти с ума. Он с благодарностью принял бокал и сделал несколько хороших глотков.

После этого она снова забралась на постель и свернулась возле него калачиком, наблюдая за тем, как успокаивается его тело, по которому разливается тепло мартини. Его все еще мучило осознание вины и стыда, но ее нагота рядом с ним казалась настолько естественной и необходимой, что это неприятное чувство стало быстро улетучиваться. Что может быть плохого в этой неземной, ангельской красоте, которая совершенно добровольно пожелала излиться на него, одарить его счастьем?

Он не помнил, сколько времени они лежали неподвижно в объятиях друг друга. Она скользила короткими поцелуями по его груди, плечам, лицу. Ее ноги ласкали его ноги. Он помнил только то, что когда возбуждение стало возвращаться к нему и он почувствовал новый прилив желания, раздался ее мягкий шепот возле его уха:

– Тебе надо идти. Иначе твоя жена насторожится. Дрожащими руками он стал одеваться. Перед этим он зашел в ванную и приложил максимум усилий к тому, чтобы смыть с себя ее чудесный аромат. Затем она помогла ему надеть плащ. Лиз держала его теперь распахнутым, как и в самый первый раз. Она проводила его до двери, до той самой двери, откуда началось его безумие несколько часов назад.

На ней был только шелковый халат. На прощанье он крепко обнял ее. Их бедра опять соприкоснулись. Его руки страстно сомкнулись на ее тонкой талии. Он чувствовал, как сладко давят ее груди ему на плащ. Он запустил руку в ее вьющиеся волосы. Затем еще раз поцеловал ее. Им вновь овладело сильное желание обладать ею, но ее тело посылало предупредительные сигналы, которые говорили о том, что на сегодня хватит удовольствий, что ему не следует забывать о том, что он человек, облеченный большой ответственностью.

Он безуспешно пытался найти слова, которые наиболее полно выразили бы его чувства. Впрочем, любые фразы казались незначительным сотрясением воздуха, неуклюжими звуками, которые только испортили бы тот тонкий настрой, который овладел ими в тени прихожей.

Кроме того к тишине располагала ее теплая, мягкая улыбка.

Наконец, он сдавленно выговорил:

– Что мне сделать, чтобы мы снова увиделись и снова испытали… это… – Он замолчал, ругая себя за неуклюжесть.

Однако, она ответила. И ее ответ заставил его кровь застыть в жилах во второй раз за этот вечер.

– Ты можешь дать мне должность Верна Инниса, – с улыбкой проговорила она.