"Любовный поединок" - читать интересную книгу автора (Торнтон Элизабет)

Глава 4

Она дочь сэра Роберта Уорда. Джулиан пробормотал пространное ругательство. Любая другая женщина, только не она. Теперь эта чертовка наверняка ждет, что он приползет к ней на коленях и будет умолять выйти за него замуж. Как же, скорее преисподняя замерзнет и покроется льдом.

Оставив на столе почти нетронутый завтрак, Рэйнор отшвырнул салфетку и вышел из столовой. Его взгляд, когда он оплачивал счет, был так грозен, что хозяин таверны не отважился даже упомянуть о постигших его убытках, которые были весьма значительны. Поскольку солдаты так и не обнаружили в таверне якобитов, за которыми охотились, они удалились, прихватив с собой двоих ни в чем не повинных постояльцев, не сумевших дать вразумительный ответ об источнике содержимого своих кошельков. Такое происшествие не только позорило Англию, но и отпугивало посетителей.

Погруженный в свои мысли Джулиан резко повернулся на каблуках и зашагал к лестнице. Прежде чем отправить девушку домой, ему следовало бы кое в чем убедиться и заглушить слабенький голос совести, лишь усугублявший его разгулявшееся бешенство. Не может быть, чтобы она была невинна. Он, должно быть, ошибся, что вполне понятно, ибо никогда не имел дела с девственницей. Откуда ему было знать? Нет, не девственница, убеждал он себя, а одна из тех скучающих светских дам, которые рискуют многим, лишь бы пощекотать себе нервы. Этот тип женщин был ему хорошо известен. Не он соблазнил ее, а она его. Это он был жертвой, ибо знай он, кто она на самом деле, он бы и взгляда не кинул в ее сторону.

Дойдя до комнат, где они провели ночь, он, не глядя по сторонам, прямиком направился в спальню, схватил одеяло за край и сдернул на пол.

Тысяча чертей! Пятна засохшей крови явственно проступали на белой простыне. Итак, она была девственна. Она ему не солгала. Однако это еще не доказывало, что она невиновна. Разрешив привести себя в эту комнату, она знала, на что шла. Черт, ведь они заключили сделку — она станет его любовницей, если он обеспечит ей богатое со держание. Дочь сэра Роберта Уорда никогда не станет ничьей любовницей. Что же за игру она вела?

Как он уже заметил ей, она была совершеннолетней. На его взгляд, ей было около двадцати пяти. Что, если она убедила себя, что ей суждено остаться старой девой без малейшей надежды на замужество? Возможно ли, что она решилась на одну-единственную ночь с мужчиной, чтобы почувствовать, что значит быть женщиной? А при свете дня, охваченная стыдом и угрызениями совести, выместила на нем свое отчаяние?

Он в сердцах захлопнул дверь комнаты и покинул таверну в гораздо худшем расположении духа, чем вчера входил в нее. Он не знал, что больше выводило его из себя — то, что она оказалась Сереной Уорд, или растущая уверенность, что она выбрала его наугад, чтобы стать женщиной. Шагая по направлению к Стрэнду, он клял Серену на чем свет стоит за то, что сделала его жертвой своих расчетов, но еще больше — себя, что не узнал ее прежде, чем дело зашло слишком далеко.

Он не был официально представлен ей, но часто видел издалека — высокую, изящную девушку, вид которой говорил о том, что цену себе она знает. Она держалась с горделивым достоинством и была холодна, как мрамор, — таково было его впечатление. И волосы у нее были светлыми. Это он помнил особенно хорошо, потому что остальные члены ее семьи имели волосы черные, как вороново крыло.

Минувшей ночью и ее волосы были черны как смоль — выкрашены, вне всякого сомнения; что же касается платья, то о его скромности и речи быть не могло. Холодна как мрамор? Рэйнор чуть не расхохотался вслух. Серена Уорд, дочь баронета, пылала, словно раздутые кузнечные горны. Но рассчитывать, что она это признает, — напрасный труд. О нет, злодеем она выставит его и взвалит на него все смертные грехи, лишь бы очистить свою совесть. Рэйнору и пяти минут оказалось много, чтобы доказать, что за неприступной внешностью великосветской дамы скрывалась натура истинной шлюхи.

Черт побери! О чем это он думает? Он уже это доказал. Он вовсе не был последним подлецом. Ему было известно, что обычно предлагает джентльмен, оказавшийся в столь щекотливом положении. Его родители надежно заложили в него принципы, которым сами следовали всю жизнь. Однако сейчас все было не так просто. Речь шла о Серене Уорд. Не станет же он связываться с дочерью человека, который злонамеренно довел его собственную семью до страшной и безвременной гибели.

Кроме того, Серена ждала его предложения столь же мало, сколь он желал его делать. Такой, как вы, заслуживает моего внимания не больше, чем вор или убийца.

Он был игроком и не хуже ее понимал, какая пропасть их разделяет. Приходя в его дом, аристократы обращались с ним как с равным. Он был добрым малым, на которого всегда можно было рассчитывать, когда надо было взять кредит при высоких ставках. Были люди — в основном с военным прошлым, — судившие о нем по его достоинствам. Были и другие, принимавшие его у себя, но только через черный ход и только в мужских компаниях, куда не допускались их жены и дочери.

Он вошел в свой игорный дом через боковую дверь, ведущую на лестницу. Поднявшись на второй этаж, он оказался в своих личных апартаментах. В это время суток в доме оставалась только прислуга. Ни крупье, ни их помощницы здесь не жили, и два этажа дома, которые он занимал, были в его полном распоряжении.

Навстречу Джулиану вышел его слуга, исполнявший обязанности одновременно камердинера и лакея. Утренние возвращения Джулиана отнюдь не были редкостью, но Тиббетс никогда не позволял себе замечаний относительно ночных похождений своего господина, когда его одежда источала аромат женских духов. Однако в то утро чуткий нос Тиббетса не уловил ни малейшего запаха.

Тиббетс улыбался редко, вот и сейчас он сдержал улыбку, которую готов был послать майору.

— Позвольте предложить вам завтрак и кофе, сэр, — осторожно произнес он.

— Нет, не позволю, — рявкнул Джулиан и, стремительно прошагав мимо опешившего лакея, ворвался в спальню и запер дверь. Секунду §. спустя дверь с грохотом распахнулась. — Ванну! — прорычал он. — Горячую ванну!

— Проследите, Тиббетс.

Грязь! В первый раз в жизни он чувствовал себя перепачканным грязью. Она использовала его, словно он был жеребцом, а она кобылой, которую нужно было обслужить. Он в смятении мерил шагами комнату, пока слуги суетились вокруг, приготовляя для него ванну.

Отпустив лакеев, Джулиан сорвал одежду и швырнул ею в Тиббетса.

— Сожгите!

Тиббетс открыл было рот, но быстро захлопнул его.

— Разумеется, сэр, — отвечал он, заметив про себя, что велит вычистить и выгладить дорогое платье, а затем спрячет его в дальний угол шкафа дожидаться хозяйского расположения.

Когда за Тиббетсом закрылась дверь, Джулиан погрузился в горячую воду. Намылив мочалку, он принялся тереть себя, желая избавиться от запаха этой девушки. Это не был запах духов. Смыть духи ничего бы не стоило. Это было что-то неведомое, свойственное ей одной. Он долго тер себя, потом отшвырнул мочалку и положил руки на края ванны.

Теперь он мог спокойно поразмыслить, и ему вспомнилось о мисс Серене Уорд нечто такое, что не укладывалось в созданную им картину. Он знал многих светских дам, наведывавшихся в очаги порока в поисках острых ощущений, но они никогда не появлялись там без лакея. Так где же, черт побери, был вчера ее лакей? Вспомнилось ему и другое. В обществе говорили, что Серена в трауре по возлюбленному, точнее, жениху, погибшему у Престона. Немало мужчин пыталось ухаживать за ней, однако, по слухам, завоевать девушку не удалось никому. Рэйнор был рад, что вспомнил эти подробности.

Его гнев остывал вместе с водой в медной ванне. Рэйнор встал, взял полотенце и начал энергично растираться. Потом накинул парчовый халат и бросился на кровать. Его взгляд блуждал по замысловатой гипсовой лепнине потолка, словно он стремился запомнить каждый завиток.

Что такого особенного было в его семье, недоумевал он, что ядовитый выводок Уордов вечно преследует ее? Был ли это слепой случай или же козни злой своевольной судьбы, поставившей цель уничтожить его род? И где конец всему этому?

Все началось в 1715 году, в начале первого Мятежа, когда сэр Роберт Уорд, бросив один взгляд на леди Гарриет Эгремонт, попросил ее руки. Отец девушки, лорд Керкланд, ответил согласием на его предложение, хотя дочь не желала этого брака. Сэр Роберт обладал всем, что отец девушки хотел бы видеть в своем зяте. Обе семьи поддерживали якобитов. Наследник графа, лорд Хьюго, и сэр Роберт были неразлучными друзьями. Единственным затруднением было увлечение леди Гарриет джентльменом, которого никак нельзя было считать подходящей ей партией. Уильям Ренни был тогда учителем Джеймса, младшего брата леди Гарриет. Когда Ренни уволили, молодые люди, не посчитавшись с волей лорда Керкланда, скрылись, и никто не знал, где они прячутся. Это были отец и мать Джулиана.

Джулиан рос в Бристоле и ничего не знал об этой истории. Его детство было счастливым и . беззаботным — о таком любой ребенок может лишь мечтать. Уильям Ренни открыл школу для сыновей местной знати, и жена помогала ему. После уроков, вспоминал Джулиан, он бежал играть с мальчишками, и они воспроизводили все битвы и схватки Мятежа. То были золотые годы его жизни.

Но вскоре все изменилось, и Джулиан до сих пор не мог понять, что же, собственно, произошло. Он только помнил, что школа закрылась и после двухлетних скитаний семья осела в Манчестере. Единственным источником дохода были частные уроки, которые отец давал дома. К тому времени их семья увеличилась. Появились еще два рта, которых надо было кормить: родились близнецы. Джулиану было тогда восемь лет.

Марк и Мэри родились слабыми детьми, и обеспокоенные родители отдавали много сил заботе о них. Ибо, несмотря на тяготы и лишения, семья была прочной и дружной. Когда близнецам минуло три года, судьба улыбнулась семье Ренни; во всяком случае так казалось поначалу.

Уильям Ренни получил место учителя в доме лорда Хорнсби, а лорд Хорнсби хорошо платил слугам. В семье появились деньги, а вместе с ними возможность послать Джулиана учиться в школу в Оксфорд, которую некогда окончил его отец. Но все материальные выгоды имели и обратную сторону. Отцу пришлось покинуть семью, поскольку права на личную жизнь учитель не имел: ему предписывалось жить в хозяйском доме. И воссоединиться снова семье Ренни было не суждено.

Именно тогда Джулиан пережил первое потрясение. Им пришлось сменить фамилию Ренни на Райт. Он помнил, как мать стискивала его руку, словно ища в сыне опору, когда отец объяснял причину такого решения. Джулиан впервые узнал о побеге родителей; ему дали понять, что этот поступок считался столь предосудительным в свете, что его отец никогда не смог бы найти работу, сохрани он прежнее имя.

Он узнал правду, но в то же время он потерял веру в правду. Итак, родители обманывали его, пусть даже из самых лучших побуждений. Сейчас, будучи взрослым мужчиной, он не мог понять, как он не догадывался о глубине их трагедии. Он был умным мальчиком, и все преимущества, которые давало учительство отца, пошли ему на пользу. В семье надеялись, что когда-нибудь он займет должность в каком-нибудь государственном департаменте или в университете. Но не под именем Джулиана Ренни.

Он не мог без ненависти вспоминать те несколько лет в Оксфордской школе: не потому, что был там несчастен, но потому, что эти годы были куплены ценою тяжких лишений для его семьи. Более того, обеспечивая сыну образование, достойное джентльмена, его отец увяз в долгах.

Рэйнор тихо застонал и закрыл глаза, тщетно пытаясь прогнать навязчивые воспоминания.

Из школы его отозвали, и, вернувшись домой, он узнал, что отца лишили места учителя и бросили в долговую тюрьму. Мать была в отчаянии. Джулиану было тринадцать лет, и свалившееся на него бремя — близнецы, работа по дому, страх за судьбу отца — было ему не по плечу. Более всего он опасался за душевное здоровье матери. Она все время говорила, что их хотят убить и надо бежать в безопасное место.

И вот явились судебные приставы. Джулиан помнил, как набросился на них с кулаками, когда они грубо схватили его мать, чтобы выдворить из дома. Еще он помнил, как сильный удар сбил его с ног ион упал на колени. Очнулся он в окружном работном доме, но как они туда попали, он не знал. Окажись он в аду, он и то не перепугался бы так. Дети с пустыми, ничего не выражающими глазами, озлобленные женщины с изможденными лицами; мужчин среди этих несчастных почти не было. Триста работников в нечеловеческих условиях жили в бараках и за два месяца двадцать семь покинули их мертвыми. Трое из тех двадцати семи были его мать и младшие брат и сестра.

Стон сорвался с его губ, и Джулиан повернулся на бок, закрыв глаза рукой, словно хотел отгородиться от мучительных воспоминаний. Он помнил застывшие, словно кукольные, личики брата и сестренки, помнил, с какой яростью набросился на санитаров, явившихся убрать трупы. «Они же не умерли. Не умерли! — тщетно взывал он. — Они только спят. Почему, ну почему вы мне не верите?» Он бежал из работного дома и попробовал разыскать отца. Здесь его ждал новый удар. Пока он прозябал в работном доме, его отец умер в тюрьме от лихорадки и был похоронен в общей могиле для бедняков.

Не известно, что сталось бы с тринадцатилетним мальчиком, не повстречай он Билли Мак-Гайер. Она была когда-то проституткой и теперь содержала бордель. Сама не зная почему, она пожалела бездомного мальчугана, ночевавшего прямо на земле у нее под дверью. К этому времени Джулиан, опасаясь, что власти разыскивают его, сменил имя еще раз. С тех пор он звался Джулиан Рэйнор.

Джулиан встал и подошел к большому подъемному окну. Внизу на улице мальчишки развозили на тележках разные товары, лакеи и горничные из ближайших домов покупали к обеду горячие пирожки, свежую рыбу и прочую снедь.

Год назад, когда он открыл свой клуб в этом людном районе, то посчитал себя счастливчиком, добравшимся до небывалых высот. У него уже были игорные дома, и он получал с них немалый доход, но то было в провинции.

Обосновавшись в Лондоне, он обнаружил, что игорные дома здесь процветают вопреки всем направленным против них законам и власти закрывают глаза на то, что происходит прямо у них под носом. Да и как могло быть иначе, если главными нарушителями этих законов были джентльмены, занимавшие самые высокие посты в правительстве и в суде! Требовалось лишь соблюдать осторожность и избегать публичных скандалов, чтобы не привлекать ненужного внимания. По этой самой причине его игорный дом официально именовался клубом джентльменов.

Чувство, которое Джулиан испытал еще в школьные годы, с тех пор не покидало его. Он был здесь чужим, странником на неизвестной земле; ничто не связывало его с людьми, среди которых он жил, с которыми вынужден был иметь дело. Однажды один из его постоянных клиентов уплатил карточный долг плантацией в далекой Каролине, и в его душе поселилась новая мечта. Ни почестей, ни богатства он не искал, ин искал дела, которое стоило бы того, чтобы отдать за него жизнь. Как только он разделается с сэром Робертом Уордом, он отряхнет с ног английскую пыль и начнет новую жизнь в Новом Свете.

Беспокойство снова овладело им. Он вскочил с кровати и направился к большому дубовому платяному шкафу, достал костюм для верховой езды и начал одеваться.

Это был один из его обычных выездов, и Саладин, чалый жеребец, сам находил дорогу, не нуждаясь в том, чтобы его направляли. Достигнув холма, с которого открывался вид на деревушку Челси, Джулиан спешился. С одной стороны виднелись вытащенные на глинистый берег лодки и прибрежные заросли платанов и буков. С другой чернели развалины замка Керкландов. Здесь родилась его мать, здесь его родители встретились и полюбили друг друга.

Джулиан вскочил в седло, легким галопом спустился с холма, перевел лошадь на шаг и приблизился к развалинам. Сады одичали и разрослись, а сам замок, некогда пышный и величавый, служил теперь жилищем для окрестных ворон. При его появлении они разом поднялись в воздух, злобно каркая, а потом опустились на ветви дубов, аллеей тянувшихся к замку.

Именно здесь все и началось — с той самой ночи, когда леди Гарриет бежала с учителем своего младшего брата. Однако рассказ, услышанный Джулианом от родителей, далеко не исчерпывал собой всех обстоятельств той давней истории. Они скрыли от него, что в ту ночь лорд Хьюго и его друг, сэр Роберт Уорд, оба якобиты, скрывавшиеся в замке от преследования, были выданы властям, и правительственные войска осадили замок. Лорд Хьюго был застрелен в схватке. Старого графа взяли под стражу, его ждал Тауэр. И только сэру Роберту удалось скрыться. Напоследок солдаты факелами подожгли замок, и он сгорел до самого основания.

Только за последний год Джулиан смог свести воедино разрозненные обрывки этой истории. Только в этом году он узнал, что сэр Роберт Уорд и был тем самым безымянным, безликим чудовищем, которое преследовало его отца в отместку за события той ночи. Существовало якобы некое свидетельство, письмо, автором которого и, следовательно, предателем был Уильям Ренни, и когда сэр Роберт Уорд после амнистии, объявленной якобитам, вернулся в Англию, он отдал все силы, чтобы скомпрометировать Уильяма Ренни и погубить его.

Джулиан ни минуты не сомневался, что его отца оклеветали и предателем он не был. Он слишком хорошо знал своего отца. Родители научили его заповедям, по которым он строил свою жизнь. Возможно, Джулиан не всегда мог жить в соответствии с этими заповедями, но он знал, что его родители следовали им свято. И Уильям Ренни никогда не совершил бы подобной подлости.

Сэр Роберт Уорд решил, что имеет право судить и выносить приговоры: Уильяма Ренни он приговорил к лишениям, позору и гибели. И одер жал победу. Но не полную. Ренни оставил наследника, сына, который должен отомстить за все несчастья, обрушившиеся на их семью.

Серена Уорд оказалась неожиданным препятствием на пути мщения, которого Рэйнор не мог предвидеть заранее.