"Поэтический побег" - читать интересную книгу автора (Абаринова-Кожухова Елизавета)

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

МАША(оборачивается). Чего изволите, Федоровича кунгс?

КЕРН(с похабной ухмылочкой). А то сама не знаешь? Тебя!

МАША. Я вас не понимаю.

КЕРН. Хе-хе, хороша Маша, да не наша… (Пытается ущипнуть Машу за зад, но та привычно уворачивается) Ну что ты жмесся, будто кисейная барышня? Знаю я вас, баб – цену себе набиваете. Вот хоть ты: снаружи эдакая недотрога, прямо куда там, а внутри такая же маука. (Последнее слово заглушает звон часов).

МАША(гневно). Эс эсму честная и порядочная девушка, а как вы меня обозвали?!

КЕРН. Да что с тобой, словно с цепи сорвалась. Уж и пошутить нельзя.

МАША. Такими словами не шутят! Подумайте только – это я-то… (Последнее слово заглушают часы) Вы бы лучше… Вай, что я, глупая, говорю! (Зажимает себе рот).

КЕРН. Ну-ну, договаривай, раз начала.

МАША. Нет-нет, Федорович, я ничего не начала.

КЕРН. Ну так я докончу. Вы бы лучше за своей дражайшей супругой смотрели – это ты хотела сказать?

МАША. Нэ, нэ, это неправда!

КЕРН. Правда, правда. Вот скажи ты мне, где должна быть жена, когда муж приходит домой со службы?

МАША. Незину.

КЕРН. Зато я знаю! Она должна быть дома, а вместо этого шатается неизвестно где! (Все более распаляясь) Хотя почему неизвестно очень даже известно: предается блуду и распутству с первым встречным!.. (Немного подумав) А также со вторым и с третьим.

МАША. Простите, Федоровича кунгс, но вы не справедливы: Аннас кундзе добродетельная женщина и верная супруга.

КЕРН. Ха-ха-ха, верная и добродетельная! А почему ее тогда нету дома, твоей добродетельной и верной? Да вы с ней заодно, друг дружки стоите. Что ты, что твоя кундзе – обе… (Хочет произнести неприличное слово и ждет боя часов. Но так как часы молчат, то только безнадежно машет рукой).

МАША. Осмелюсь заметить, Федоровича кунгс, что и вы не совсем образец добродетели…

КЕРН. Молчи, дура! Ни хрена не понимает, а туда же – учить лезет. Я в доме хозяин, с кем хочу, с тем и… Меня сам царь-батюшка сюда поставил, перед ним одним я и ответ держать буду. А ваше бабье дело мне подчиняться, а не обсуждать мои добродетели. Ну, сколько там уже пробило?

МАША. Ровно столько, сколько раз вы меня обозвали… (Последнее слово заглушают часы).

КЕРН. Значит, много. Ну, уж на этот раз я ей спуску не дам!

МАША. Федорович, лудзу, будьте к ней милосердны!

КЕРН. А вот это уж не твоего пустого ума дело.

КЕРН(с невыразимым ехидством). Аннушка, где ты была?

АННА. Ходила по своим делам.

КЕРН(елейным голосом). Аннушка, не груби старшим по возрасту и по званию. Когда перед тобой поставили вопрос, то изволь на него отвечать. (Анна молчит) До чего ж мы дожили – у жены появляются свои дела, которые она скрывает от законного мужа.

АННА. Ермолай Федорович, мне нечего от тебя скрывать…

КЕРН (не слушая). Я всегда полагал, что для нас, военных людей, стоящих на страже Российского государства, наша семья, наш дом должны быть надежным тылом, на который всегда можно положиться. А не ожидать, что тебя в любой миг пырнут ножом в спину. (С пафосом) Если сегодня жена способна изменить своему супругу, то где уверенность, что завтра она не изменит Отечеству? (Внезапно срывается на визг) Отвечай, стерва, где ты была!

АННА(невозмутимо). Не понимаю, Ермолай Федорович, откуда у тебя такое нездоровое любопытство. Я же не спрашиваю у тебя, где ты бываешь.

КЕРН. Еще бы! Ты настолько погрязла в похоти, что тебе и дела нет до законного супруга. А могла бы и спросить! И я бы тебе ответил, что не далее как вчера я был у нашего генерал-губернатора, Его Высокопревосходительства маркиза Филиппа Осиповича Паулуччи. И знаешь, что он мне сказал? Он мне сказал: «Синьор Федорович, я очень доволен тем безупречным порядком, который установился при вас в Рижской крепости». И вообще, говорит, будь я Государем, то не держал бы вас в комендантах, а назначил каким-нибудь министром. Да что маркиз Паулуччи! (Не без гордости) Намедни ко мне заявились здешние огородники: «Федорович, научи нас, когда нужно сажать свеклу, а когда морковку». Я им отвечаю, что ничего не смыслю ни в свекле, ни в морковке, а они свое: «Федорович, ты умный человек, ты все знаешь». Вот и пришлось засесть за книги по агрономии, дабы не ударить в грязь лицом… А ты, будто уличная девка, гуляешь с кем попало напропалую и тем самым позоришь не только меня, но и все наше государство – от Его Величества Александра Павловича до последнего огородника!

АННА. Маша, будь добра, забери из прихожей мою шляпку.

КЕРН(радостно). Ага, до чего докатилась: перед собственной горничной стыдно за свое поведение. Маша, останься!

АННА. Ступай, Маша.

КЕРН(топая ногой). А я говорю – останься. Мне нечего скрывать от простого народа!

АННА(сдержанно). Ермолай Федорович, позволь Маше уйти. Она чистая и невинная девушка…

КЕРН(перебивает) В отличие от своей хозяйки.

АННА. И ей совсем ни к чему выслушивать все те вздорные обвинения, которыми ты меня осыпаешь.

МАША(переводя взгляд с Анны на Федоровича). Ну тад ко ман дарит – уходить, или как?

КЕРН(как бы пересиливая себя). Разве не слышала – барыня велела забрать из прихожей шляпку. Вот сходи и забери.

МАША. Как прикажете. (Делает книксен и поспешно уходит).

КЕРН. А вас, Анна Петровна, я попрошу остаться.

АННА. Я не понимаю, чего ты от меня хочешь.

КЕРН (монотонным голосом). Я хочу одного – чтобы ты вела образ жизни, подобающий женщине твоего общественного положения. Чтобы не подавала поводов к грязным пересудам. Чтобы… (Внезапно выхватывает саблю и стучит ею по столу) Отвечай, сучка, у кого была! В глаза мне смотреть! Не врать!! Правду говорить!!!

АННА(из последних сил стараясь сохранять спокойствие). Ермолай Федорович, прошу тебя, успокойся. В твои годы вредно так волноваться.

КЕРН(убирая саблю в ножны, с горьким сарказмом). Мои годы!.. Я все знаю – ты вышла за меня, дабы овладеть моим состоянием, а потом, овдовев, предаться преступным страстям своей порочной натуры. Ну извини, Анна, вот таким вот живучим я оказался. Не оправдал твоих надежд.

АННА. Что ты такое говоришь!..

КЕРН. Ага, правда глаза колет? А ты мне зубы не заговаривай. Отвечай, где была!

АННА(почти сквозь слезы). Что ты хочешь от меня услышать?

КЕРН. Правду, Аннушка, только правду, и ничего кроме правды. (Анна молчит) Ну что ж, ежели ты забыла, то я тебе помогу вспомнить. Ты была у господина… Ну? У господина Пу… Вспомнила?

АННА(радостно). А, вспомнила! Я была у господина Путниня, у нашего сапожника. На примерке.

КЕРН. У какого сапожника, что ты плетешь? (Срывается на крик) У Пушкина ты была, у Пушкина, у Пушкина!

АННА(побледнев). У какого Пушкина?

КЕРН(свирепо). Не прикидывайся дурой – и без того умом не блещешь. Тебе напомнить, кто такой Пушкин? Изволь. Виршеплет, за предосудительные писания сосланный в Псковскую губернию! И вместо того чтобы каждодневно благодарить нашего всемилостивейшего Государя, что не отправил его в Сибирь, на рудники, сей щелкопер сбежал с места ссылки и заявился в Ригу!

АННА(упавшим голосом). Откуда ты знаешь?

КЕРН(не без некоторой спеси). А мы не такие дураки, за которых нас тут кое-кто держит. Мы поставлены блюсти государственную выгоду, и мы ее блюдем. А ты даже себя соблюсти не можешь – едва тебя этот писака поманил, так ты и поскакала, будто похотливая кошка. (С ехидством) Или скажешь, что и это неправда? (Анна молчит) Ну что ж, теперь, по всем правилам, господина Пушкина следует схватить и препроводить куда следует. (Радостно) То есть в ближайший острог!

АННА(устало). Ну и что ж вы этого не делаете?

КЕРН. Ха, ну как же – великого стихотворца, да в острог. Чтобы потом всякие умники в столичных салонах шумели да заграничным послам жалились, что в нашей стране душат свободное слово. А придворные бабы обоего пола Его Величеству докучали – мол, прости ты, царь-батюшка, стихотворца неразумного, он же не со зла сбежал, просто невмоготу стало в деревне зимой скучать. А что наш Государь? Сам баба, тряпка! Либералишка… (Звонят часы, заглушая очевидное ругательство) Ежели бы мы, истинные патриоты, его не удерживали, так он давно бы уже все государство по ветру пустил! Разве такой Государь нужен России? Вот Иван Грозный – это я понимаю, вот он был царь так уж царь! Да если бы твой Пушкин позволил себе хоть сотую долю своих безобразий, так знаешь что Иван Васильевич бы с ним сделал? Не знаешь? Колесовал бы, на кол посадил! А знаешь, что он делал с неверными женами?.. (Немного успокоившись) А наш-то, Александр Павлович, не выдержит, да и простит. Вот и будет твой Пушкин в героях ходить да в великомучениках. (С затаенной завистью) Бабы на него налетят, будто мухи на кучу варенья!.. А вот вам! (Подносит к носу Анны Петровны фигу) Пускай убирается в свою сраную Европу!

АННА. В какую Европу?

КЕРН. А ты думала, что он сюда приехал, чтоб на твои глаза бесстыжие поглядеть? Размечталась! Как говорит наша Маша, йоку вайрс небус. Иными словами – все, кончились твои шуточки, господин Пушкин! Добро пожаловать в просвещенную Европу! Кому ты там нужен? Да у них такого добра и без тебя хватает. (Со все нарастающей злобой) Чтоб ты сгнил в своей Европе! Чтоб ты околел, как паршивая собака, под поганым забором в каком-нибудь Амстердаме! Сволочь! Мошенник! Ублюдок!..

АННА(не выдержав). Как ты можешь так оскорблять человека, не сделавшего тебе никакого зла? Ты пользуешься тем, что он в своем положении не может дать достойного ответа! Это низко, подло!..

КЕРН(удовлетворенно потирая руки). Вот, Аннушка, ты себя и выдала. Добродетельная и верная! (Визжит) Блудница! Распутница! Потаскуха! Маука! Падауза! Иеласмейта! (Дальнейшее заглушает длительный перезвон часов).

АННА(затыкая уши). Нет, я больше не выдержу! Когда это кончится?.. (Быстро уходит).

КЕРН(передразнивая Анну). Ах, я не выдержу! Ох, когда это кончится? Не дождетесь, сударыня! Я теперь долго жить буду тебе назло!