"Спящее золото, кн. 1: Сокровища Севера" - читать интересную книгу автора (Дворецкая Елизавета)

Глава 9

Темная долина и полусонное святилище разом ожили, наполнились дико мятущимися огнями факелов. Между землянками и внутри Гранитного Круга суетились люди; в обрывках факельного света, среди плящущих теней, крадущих то ногу, то плечо, то голову, фигуры казались кривыми, уродливыми, нечеловеческими. Словно темное племя троллей вышло из каменных врат с наступлением ночи, чтобы отпраздновать час своей силы и принять назначенную жертву.

Жертва лежала на том же месте, где ее настиг клинок. Тело Эггбранда не трогали – опытные глаза, какими здесь были едва ли не все, с первого взгляда определили, что человек мертв и вернуть его к жизни не сможет даже богиня Эйр. Оружие вынул из тела сам убийца, и от родичей требовалось только одно – месть.

– Месть! Месть! – ревела, казалось, сама темнота. – Он поплатится! Поплатится своей головой, всем своим родом! Ему не уйти! Где он?

Кто-то уже держал оседланных коней, но Стролинги еще недостаточно опомнились, чтобы взять дело в свои руки.

– Едва ли он поскачет к себе в усадьбу! – приговаривали «сумеречные тролли», издалека посматривая на лежащее тело, но имея в виду убийцу. – Он не такой дурак. Он же понимает, что его будут там искать.

– Но куда же ему деваться? У него в наших краях нет такого сильного родича или друга, чтобы мог укрыть от Стролингов!

– Пойдет в лес. Все равно его объявят вне закона. В Медном Лесу, говорят, живут целые шайки таких преступников.

– Любой «морской конунг» будет рад такому парню!

– А по мне так он всегда был преступник! Вот вспомните – я всегда говорила, что сын Хроара Безногого кончит чем-нибудь подобным!

– Против злой судьбы не устоит никакая доблесть! – вздыхал про себя Грим Опушка. О, сколько славных, но несчастливых героев могло бы подтвердить эту горькую истину!

Один человек среди растревоженных свидетелей убийства мог бы, пожалуй, рассказать, куда помчится убийца. Но он, точнее, она не могла вымолвить ни слова, не вспомнила бы в эти страшные мгновения даже собственного имени. Рагна-Гейда стояла на коленях возле тела Эггбранда и рыдала взахлеб, задыхаясь и вскрикивая. Она потеряла не только брата. Она потеряла и Вигмара, и так же безвозвратно. Теперь он, даже если сумеет уйти от преследования, больше никогда не приблизится к ней. Их судьбы разорваны, как земля и небо, отделенные друг от друга раз и навсегда. Его имя будет проклято всей ее родней. И она, она сама, не имеет права желать спасения, а должна просить богов о страшной каре.

Рагна-Гейда не чувствовала ненависти – она еще не привыкла к тому, что Вигмар, которого звала своей любовью и своей судьбой, теперь ее враг, чужой, жестокий и страшный, как волк. Не было ни единой связной мысли, ни единого ясного чувства; горе двойной потери пригибало к земле. Есть поговорка: боги мстят не сразу. Она оскорбила богов вчерашним обманом, оскорбила уже тем, что отделила себя от рода и хотела жить по закону своего сердца. И боги недолго тянули с местью! Этот вечер разбил ее жизнь, как тяжелый камень бьет хрупкий прозрачный лед. И никому не сложить скользких, быстро тающих осколков, никогда ей больше не бывать счастливой.

Пока все хорошо, кажется, что счастья у тебя много, что оно поднимается до самого неба и обнимает весь мир. Но вот невидимая рука наносит один удар – и ты вмиг понимаешь, какое оно маленькое и хрупкое, какое беззащитное перед злом, не имеющим порою даже лица и имени. Творя мир, боги не слишком хорошо согласовали части.

– Скорее за ним! – хрипел над головой Рагны-Гейды сдавленный голос кого-то из родичей, от яростной ненависти ставший неузнаваемым. – Он не уйдет далеко. Главное – не потерять времени! Один поможет нам – он справедлив! Все, кому дорога честь рода, – за мной!

Стролинги привели к святилищу большую часть своей дружины, так что недостатка в людях не было. Присоединилось и немало соседей: одни из желания услужить, другие из любопытства. Общее лихорадочное возбуждение требовало выхода, перед лицом смерти и преступления каждому хотелось ощущать с обеих сторон крепкие плечи; древнее чувство охотника толкало стаю в погоню за зверем. Сотней на одного выйти не страшно, будь он хоть берсерк, хоть оборотень! И скоро уже десятки факелов понеслись по долине в разные стороны – одни на север, куда ускакал Вигмар, другие к окрестным перелескам, третьи к усадьбе Серый Кабан.

После недавнего многолюдства святилище сразу показалось пустым. Оставшиеся не спали, ожидая вестей, боязливо жались к очагам в землянках. Внутри гранитного круга оставалось всего несколько человек, холодный ветер гулял по открытому пространству, и весь темный мир казался остывшим и безгласным, как мертвое тело. Убитого унесли, в ночной тишине раздавались звуки сдавленных рыданий Рагны-Гейды, сидящей на прежнем месте, где на земле чернела кровь. Девушку пытались увести вслед за матерью в землянку, но она не трогалась с места, словно не могла расстаться с тем клочком холодной земли, где разбились ее надежды на счастье.

А вслед уносящейся погоне летела несвязная песня какого-то усердного почитателя богов, который орал, привалясь к одному из гранитных валунов, по причине сильнейшего опьянения так и не заметив, что произошло:

Крошечная, не больше локтя ростом, девочка в красном платье с развевающимися без ветра рыжими волосами прыгала по земле в темной долине, словно плясала какой-то особый танец.

– Вот так – слепни глаз! – припевала она, похлопывая в ладоши. Без малейшего усилия она совершала причудливые прыжки: то короткий слева направо, то длинный вперед и чуть вбок. – Хей-я, глохни слух!

Там, где она касалась земли, оставались тлеющие искры; бледное сияние ползло следом, будто густая стая огненных муравьев. И отпечатки конских копыт, тянущиеся через долину, исчезали, врастали в землю, прятались под чахлым вереском. Огненный дух Квиттингского Севера позаботился о своем любимце.

Грюла была весела и возбуждена, от малейшего ее движения вокруг разлетались снопы пламенеющих искр. Избранный среди смертных не обманул ее надежд, совершил славный подвиг: убил человека в святилище! Дух убитого достался богам, но и лисичке из рода великанов кое-что перепало. Вся смесь чувств, которые сопровождают всякое убийство, всякую насильственную смерть: страх, горе, отвращение, гаденькое любопытство, – тяжелой мутной волной ползла по земле. Лисица-великан ловила эту волну нюхом, слухом, впитывала каждой частичкой, и этот напиток пьянил ее, как человека опьяняет лучший хмельной мед. Дикие древние силы бурлили, и она с трудом сдерживала свое стихийное существо; хотелось расти, стать больше дерева, больше горы; в бесконечной памяти оживали давние века, когда мир был моложе и прозрачнее, когда род человеческий был слаб и жалок, а племя великанов правило этой обширной землей. Потом люди научились слагать песни богам и потеснили великанов; но в такие мгновения, как сейчас, всякая частичка древнего темного племени ликовала, возвращенная во времена своего могущества.

Вдруг Грюла остановилась, повернулась на юг. Погони не было ни видно, ни слышно, но огненная лисичка знала о ее передвижении, как человек знает о ползущем по руке муравье.

– Идите сюда, идите! – словно созывая друзей для веселой игры, задорно закричала она и с детской шаловливостью захлопала в маленькие ладошки. – Идите, вам здесь понравится!

Девочка еще немного постояла, прислушиваясь, и вдруг втянулась под землю. Красные искры в следах дотлели, на равнине стало темно.

– Вон он, я его вижу!

Услышав крик скакавшего впереди хирдмана, все подхлестнули лошадей и стали на скаку вглядываться в ту сторону, куда показывал плетью Екуль Кривоногий.

– Где? – захлебываясь встречным ветром, крикнул Ярнир. Вместе с Хальмом Длинной Головой он возглавлял этот отряд.

– Да вон же, вон!

– И я тоже вижу!

– Вон он, вон он!

Теперь почти все увидели впереди, перестрелах в двух, темную фигуру всадника. Сквозь облака сочился рассеянный свет. Всадник стремительно летел вверх по пологому длинному холму, фигуру нетрудно было различить.

– Он загнал коня! – радостно кричали хирдманы, видя, что всадник движется не особенно быстро. – Мы его возьмем!

– Возьмем! Вперед! – орал Ярнир, безжалостно нахлестывая своего коня. Волна общего чувства гнала его вперед, не оставляя места даже малейшему проблеску сомнения. Родовой закон был головой, а он сам – только руками.

Просвистело несколько стрел, но догнать всадника они не смогли.

– Не стреляйте! – крикнул Хальм. – Живым!

С топотом и криком дружина неслась по долине, вот она начала одолевать подъем, за гребнем которого скрылся беглец. А на другой стороне склона сидела маленькая огненная лисичка, широким полукругом разложив по земле пятнадцать пушистых хвостов. Грюла ничуть не устала, но из озорства глубоко дышала, высоко поднимая бока, свесив длинный язычок ниже плеча. Когда не находилось подходящих товарищей, дух-покровитель играла сама с собой. Но вот топот преследователей зазвучал над самой вершиной холма, и Грюла поднялась. Ее подмывало явиться перед ними в своем настоящем облике, да ростом с гору, хлебнуть их ужаса, когда дико заржут кони, а всадники кувырком покатятся с седел на землю… Грюла облизнулась и помотала головой: не время веселиться, она заманила преследователей Вигмара недостаточно далеко.

Через мгновение темная фигура всадника на усталом коне уже мчалась вниз по склону, на полтора перестрела опережая дружину Стролингов.

К рассвету дружина Скъельда добралась до усадьбы Серый Кабан. Внутри стояла тишина, из-за ворот не долетало ни одного звука. Не блестели копья над низкой стеной, даже дыма не было видно над поросшими травой крышами.

Не сходя с коня, Скъельд постучал в ворота обухом секиры. Гулкие удары разлетелись по пустому двору, в ответ тявкнули пара собак. «Словно зов судьбы!» – с мрачным удовлетворением подумал Скъельд. В нем сейчас жили десятки злобных троллей, их мелкие острые зубы рвали изнутри каждую частичку тела, упорно грызли каждый сустав, и Скъельд знал: они не отпустят, пока не получат жертву. Он еще не опомнился после первого потрясения, когда увидел брата убитым, а Вигмара Лисицу – с окровавленным копьем в руках. Ночь проходила, но в душе Скъельда она задержалась. На молодом лбу прорезались морщины, уголки глаз опустились, возле рта показались злые складки, все лицо сразу стало казаться старше. Да и как иначе – ведь теперь именно он, Скъельд, остался старшим сыном Кольбьерна. Сдавленные, отчаянные рыдания Рагны-Гейды преследовали, как будто все время погони ее дух летел за ними на крыльях тьмы. Скъельд тоже любил брата, но плакать – удел женщин. Дело мужчины – отомстить, и Скъельд старался не допускать в голову иных мыслей, а в душу иных стремлений, кроме мести, и тем самым невольно заграждал дорогу боли и отчаянию потери.

Ему пришлось постучать не один раз, прежде чем на дворе заскрипела дверь, послышались шаги, и голос пожилого мужчины спросил:

– Кто там? Ты, Вигмар хельд?

Скъельд не сразу ответил, стараясь проглотить судорогу в горле. Если здесь ждут Вигмара – значит, дома его нет. А может, притворяются?

– Открывайте ворота, если не хотите погибнуть вместе с домом! – выкрикнул он наконец, и его сдавленный голос прозвучал нечеловеческим и страшным.

– Кто там? – повторил голос во дворе, и теперь в нем слышались удивление и сильная тревога.

– Нам нужен Вигмар сын Хроара! – крикнул Гейр.

– И мы его возьмем! – на разные голоса добавили хирдманы.

– Его здесь нет, – с испугом и растерянностью ответили из-за ворот. – Он уехал в святилище. Еще позавчера.

– Откройте! – рявкнул Скъельд, для которого нестерпимо было стоять в бездействии. Острые зубы троллей нещадно терзали, требуя жертвы.

– Кто вы такие? – сурово, без боязни ответил первый голос. – Что за разбойники явились ломиться в чужой дом? Сначала назовите ваши имена.

– Я – Скъельд сын Кольбьерна! Я ищу Вигмара сына Хроара, убийцу моего брата!

Из-за ворот долетело несколько полных ужаса восклицаний.

– Неправда! – вскрикнул испуганный, дрожащий женский голос.

Скъельд слышал и понимал, что удивление и испуг хозяев не поддельны, но тролли не желали ничего знать.

– Открывайте! – закричал он, бешено колотя в ворота обухом секиры, так что створки содрогались снизу доверху. – Сейчас я разобью ворота и всем вам переломаю шеи!

– Что тебе надо, Скъельд сын Кольбьерна, от беспомощного безногого старика? – дрожащим голосом спрашивала из-за ворот фру Хлода. – Хроар не может даже выйти, чтобы говорить с тобой. А Вигмара здесь нет, мы уже два дня не видели его, пусть будут свидетелями Светлые Асы!

В глазах ее выступили слезы ужаса и отчаяния: хозяйка понимала, что это – конец, Затмение Богов для тихой усадьбы Серый Кабан. Сбылись все самые дурные предчувствия! Пропали напрасно все предостережения! Она сразу поверила, что Вигмар совершил убийство, что он поднял руку на кого-то из Стролингов – о, это ее не удивило! И вот – расплата. Но где же он сам, рыжий безумец, почему враги пришли требовать ответа от его беспомощного старого отца, от нее, слабой женщины, от домочадцев, которых и близко не было в миг убийства?

– Она говорит правду! – с досадой сказал Гейр, взглянув в ожесточенное лицо брата. Усадьба Вигмара без него самого казалась пустой, как гнилой орех, поездка сюда обернулась напрасной тратой времени. Времени, которое дарило надежду убийце и крало ее у мстителей! – Я же тебе говорил, он не поедет домой. Здесь некому биться, и он это знает лучше нас.

Младший из братьев Стролингов тоже выглядел повзрослевшим: переживший горе познает многое, лицо смерти открывает новые истины о живых. Гейр потерял не только брата. Подумать только: не так давно он готов был назвать Вигмара своим другом, если бы тот всего лишь воздержался от насмешек. Они вместе бились против фьяллей… Но эти мысли Гейр старался загнать подальше, а то и вовсе выгнать вон. Память о неподвижном теле старшего брата – брата, которым он восхищался, как доблестнейшим из воинов и достойнейшим из людей, побуждала думать только о долге. Долге мести, который отныне несут все, в ком есть кровь Старого Строля.

Вот для чего существуют обычаи: они подсказывают правильный путь тогда, когда чувства в смятении, а разум молчит.

– Если Хроар не может выйти, так пусть его вынесут! – крикнул Скъельд за ворота. – Я не буду долго ждать! Эй, раздобудьте бревно! Рубите ворота! Живее!

– Но битва с безногим не прибавит нам чести! – Нападки показались Гейру столь недостойными, что он решился возразить старшему брату. При мысли о мести ему мерещился страшный бой, а вовсе не избиение женщин и калек. – Я в лицо даже не знаю его отца, я его видел-то лет шесть назад! Он не выходит из дома, он и раньше никогда с нами не ссорился!

– А кто же, тролли его раздери, должен отвечать? – свирепо крикнул Скъельд, готовый видеть врага даже в родном брате. Ярость искала выход, надо было сделать хоть что-нибудь, чтобы не сойти с ума, и обычай был на его стороне. Сейчас требовалась не истина, а кровь. – Ведь больше у них никого нет! Отвечает род, а у него в роду один старик! Так пусть у него не будет рода! Никакого!

Голос Скъельда сорвался, как будто слезы преградили путь словам; но мужчина не плачет, его боль не облегчается слезами, а давит изнутри все сильнее и сильнее. Гейр больше не мог возражать. Это верно: если сам убийца недосягаем, у него не должно остаться родни, которая стала бы молиться и помогать при случае. Он должен быть вне всех человеческих законов и привязанностей и в одиночку бороться со злой судьбой. Злой судьбой, которую не одолеет никакая доблесть.

– Тащите сюда вон те бревна, разжигайте костер! – приказывал Скъельд. – Мы сожжем дом, чтобы убийце некуда было вернуться! Пусть знает – отныне ему нет места на земле квиттов! Нигде!

Бросив рубить ворота, хирдманы стали разводить костер. Со двора донесся женский плач.

– Выйди поговори с ними! – на коленях умоляла мужа фру Хлода. – Я позову людей, тебя вынесут во двор. Или разреши открыть ворота, пусть они сами войдут. Хуже уже не будет! Иначе они сожгут нас всех в доме! Мы все погибнем, погибнем!

Хлода плакала, концом головного покрывала размазывала по щекам слезы, ловила руку мужа, но Хроар отворачивал от нее лицо.

– Прекрати! – прикрикнул он наконец, чувствуя, что в уголках его глаз проступили предательские слезы.

Нет ничего хуже для мужчины, чем дожить до горького часа, когда в двери стучат секиры врагов, а у него нет сил даже подняться им навстречу. И втройне горьким этот час делает сознание, что беду навлек на дом сын, опора и надежда. Пришла ко мне беда, да с моего двора!

Сквозь неплотно прикрытые двери вместе с ожесточенными криками врагов и треском дерева уже вползал жуткий запах дыма – серый запах смерти.

– Или скажи им… скажи им, что ты отрекся от него! – сквозь рыдания умоляла Хлода, и ей плачем вторили служанки, от страха забившиеся в хозяйский дом. – Ведь ты всегда говорил, что это до добра не доведет! Ты же столько раз бранил его! Ты ведь сам говорил, что откажешься от Вигмара, если он ввяжется в настоящую беду! Ты так говорил, говорил! – настаивала бедная женщина, которой страх придал решимости. – Почему мы должны погибать из-за его безумств! Скажи им, что он тебе не сын! Тогда нас не тронут!

– Уходи отсюда! – вдруг сорвавшись, бешено закричал Хроар и даже попытался топнуть неживыми ногами, но они не шевельнулись. – Уходи! – с искаженным яростью лицом кричал он, и глаза его горели, как не бывало уже много лет. Хлода в ужасе отшатнулась – она никогда не видала мужа таким. – Уходи, если так дрожишь за свою жизнь! А мне незачем уходить! Это мой сын! Мне послали его боги! Я сам вырастил его! И если он убил кого-то, значит, такова судьба! Мой сын не станет терпеть бесчестья! Я сам помог бы ему, если бы был там! Сам помог бы! Пусть мой род мал – но это род! И я не отступлюсь от своей крови! Никогда!

Фру Хлода, не ответив, поспешно выбежала из дома. В довершение всех несчастий муж ее обезумел!

На пороге она вскрикнула: крыши построек уже дымились, а через ворота летели снаружи горящие головни. Частью они падали на землю и гасли, часть успевали залить и затоптать домочадцы, но головни летели градом, некоторые попадали на постройки. Припасенная на утро вода быстро кончилась; одна головня подожгла крышу конюшни, лошади дико ржали и били копытами стены. Кто-то рубил крышу, стремясь потушить пожар, пока огонь не добрался до соломы и сена.

У порога Хлода столкнулась с Хамалем.

– Что хозяин? – крикнул он. – Что он говорит? Надо или впускать их, или пусть он прикажет мне взять людей и выйти. Мы разобьем врагов, если их не очень много!

Хлода отвечала только воплем отчаяния. Стена конюшни вдруг ярко вспыхнула, отбросив тех, кто еще пытался ее погасить; язык пламени взметнулся над стеной усадьбы, и снаружи донесся торжествующий вопль. Хамаль кинулся обратно к воротам. Сейчас, при безногом хозяине и причитающей хозяйке, он чувствовал себя старшим в усадьбе, отвечающим за все.

– Выпустите хотя бы женщин! – заорал он, обращаясь к дымящимся воротам, уже горящим с одной стороны. – Неужели Стролинги воюют с женщинами и рабами?

– Пусть все выходят! – тут же ответил ему Гейр, не дожидаясь решения Скъельда. – Женщины, рабы, даже хирдманы! Даже старика можете вынести! Он нам не страшен! Ведь так? – Гейр все-таки обернулся к Скъельду.

Тот не ответил. Его лицо исказилось мучением, словно огонь этот пылал у него внутри, в глазах блестели слезы от дыма. Отчаяние рождало в нем приливы и отливы чувств: то разорение усадьбы врага казалось делом первейшей важности, а то вдруг все становилось безразлично.

Хамаль кинулся обратно в дом.

– Все отсюда! – яростно ревел он, ударом кулака вынося двери из косяков и не замечая этого. – Хватайте детей… да брось ты узел, дура, выйти бы живой! Все вон отсюда! Открывайте ворота! Они вас не тронут!

Женщины гурьбой кинулись из хозяйского дома; внутри уже было нечем дышать от дыма, с крыши давило душным жаром, углы трещали. На дворе топотали десятки ног, рабы гнали из ворот ревущую скотину, женщины тащили детей. Хамаль кинулся к Хроару и попытался приподнять его.

– Держись! – кашляя и прижимаясь лицом к плечу, прокричал он. – Держись за шею! Я тебя вынесу!

– Уйди! – Хроар оттолкнул хирдмана. – Не трогай меня! В этом доме я родился и вместе с этим домом умру!

Хамаль выпрямился, готовый позвать кого-нибудь на помощь, но услышал слова хозяина и снова обернулся к нему. А Хроар продолжал, кривясь и кашляя от душащего дыма:

– Я слишком стар и немощен, чтобы отомстить разорителям моего дома, а жить подаянием и укрываться своим позором – не для меня! Мой род никогда не был богат, но нас не звали бесчестными людьми! И не назовут, пока я жив!

– Но хельд… – только и пробормотал Хамаль, не зная, как убедить хозяина. Он прожил у Хроара-С-Границы достаточно, чтобы узнать каменную твердость его решений.

– А ты хочешь, чтобы я под старость жил в чужом углу и благодарил за каждую сухую корку! – возмущенно, словно виновнику всех бед, крикнул Хроар. Покой уже был полон дыма, крыша угрожающе трещала, в углах бушевало пламя. – Я проклял бы каждого, кто предложит мне такую жизнь! – сипло кричал Хроар, задыхаясь и кашляя. – Уходи! Слышишь, что я говорю! Уходи!

Хамаль бросился вон, всей кожей чувствуя, что остались считанные мгновения. С грохотом рухнула первая балка, волна жара окатила его спину, опалила волосы.

Двор уже опустел, на каждой стене метались рваные космы пламени, темный дым застилал небо. Пылали рухнувшие ворота, гул пламени оглушал. Накинув на голову край плаща и держа наготове меч, Хамаль оленьим прыжком преодолел ворота и скрылся в дыму, за которым была жизнь.

Для Хроара же больше не осталось ничего – ни жизни, ни дома. Едкий дым разрывал грудь изнутри, перед затуманенными удушьем глазами метались волны темноты, перемешанной с пламенными отблесками. Нестерпимый жар опалял кожу, трещали волосы и борода, все плыло в сознании, готовом погаснуть. «Нужна жертва взамен – она будет! – в полузабытьи мелькнуло в мыслях Хроара Безногого. – Хотя бы на это я еще гожусь!»

Немощный старик сделал то, за что прославляли героев: сам выбрал час своей смерти и встретил ее с мужеством, которое его врагов, молодых и сильных, наполнило мучительным чувством стыда. А Вигмар сын Хроара в это время был уже так далеко, что не мог видеть зарева пожара у себя за спиной.

Незадолго до рассвета Хальм и Ярнир со своими людьми потеряли беглеца из виду, но зато в проблесках света стали хорошо видны следы конских копыт, глубоко вдавленные во влажную землю. Лошади так устали, что отряд двигался едва ли не шагом. Утешало одно: беглецу тоже нигде не удастся переменить коня.

След привел в широкую долину с обширной усадьбой на дне.

– Я так и думал! – крикнул Хальм племяннику. – Он с самого начала скакал в Ореховый Куст. Не слишком-то Модвид обрадуется таким гостям.

– А его мамаша и того меньше! – добавил один из хирдманов. – Я бы лучше вломился к какой-нибудь троллихе в Медном Лесу, чем к ней.

– Она и есть троллиха из Медного Леса, – хохотнул в ответ другой. – Думаешь, они не умеют притворяться людьми? Особенно если замуж захотят!

Пока хирдманы обсуждали брачные поползновения троллих, Хальм, придержав усталого коня на взгорье, не сводил глаз с усадьбы Модвида Весло.

– Поедем туда, родич! – нетерпеливо теребил Ярнир. – Он там! Больше некуда деваться! Уже светло, мы бы его увидели! Да и конь едва ноги передвигал! Мы его возьмем!

Но Хальму вовсе не казалось, что все так просто.

– Мы возьмем только при условии, что Модвид захочет его отдать, – наконец вымолвил он.

– Как – если захочет? – изумился Ярнир и тут же осекся. Захваченный событиями ночи, он совсем забыл о событиях предыдущего дня. Великаны бы взяли все эти сложности, из-за которых шагу не ступишь прямо!

– Теперь Модвид – наш враг, – пояснил Хальм, которому даже бешеная ночная скачка не помешала обдумать все обстоятельства. – И он будет только рад другому нашему врагу, тому, кто убил одного из нас. И тем более убийце Эггбранда. Если бы Лисица зарезал тебя или меня, Модвид, может быть, и решился бы его выдать, надеясь помириться с нашими. Хотя едва ли… Но убийцу Эггбранда он примет как брата. Он ведь не дурак и понимает, что именно Эггбранд первым был против того, чтобы отдать Рагну-Гейду ему.

– И верно… Однорукий Ас! – озадаченно протянул Ярнир.

– Поедем! – Хальм тронул коленями конские бока и стал шагом спускаться в долину. – Только тихо! – прикрикнул он на оживившуюся было дружину. – Без шума! Оружия не трогать! Говорить буду я! Если кто выстрелит без приказа – сам получит стрелу. Лично от меня.

Челядь в усадьбе уже поднялась, и приближающийся отряд скоро заметили. Медленно съезжая с холма в долину, Стролинги видели, как по широкому двору усадьбы забегали люди, как из дружинных домов сыплются вооруженные хирдманы, на ходу затягивая пояса, как из оружейной тащат связки стрел. В тающих сумерках мелькали красные пятна щитов. Потом дорога спустилась на дно долины, и двора усадьбы уже не удавалось разглядеть. Запертые ворота смотрели неприветливо. Шагах в пятнадцати валялся издохший конь без седла.

В молчании Стролинги приблизились к воротам на расстояние голоса и остановились. Над стеной виднелись головы в шлемах и наконечники копий: дружина Орехового Куста была полностью готова отразить нападение.

– Что вам нужно? – долетел резкий голос Модвида.

Хальм едва узнал его голову в шлеме среди хирдманов. Хозяин усадьбы казался злым и встревоженным, но старался прикрыть эти чувства напускной надменностью. И то, и другое, и третье было вполне понятно.

– Нам нужен наш враг, – спокойно, размеренно ответил Хальм, на всякий случай держа щит наготове.

– У вас везде враги! – презрительно отозвался Модвид. – И если вы хотите найти врага здесь, то вы его найдете!

– Быстро же они собрались! – бормотал рядом с Модвидом его воспитатель Рандвер. – Они ехали всю ночь – значит, еще вечером, во время пира, дали обет истребить тебя.

– Это мы еще посмотрим, кто кого истребит! – отвечали хирдманы, бывшие с хельдом в святилище и видевшие его ссору со Стролингами. – Пьяные обеты до добра не доводят!

– Это все та серебряная чашка, которую ты называл тем мерзким словом, что и повторить стыдно! – кричала снизу, со двора, фру Оддборг. Впопыхах повязанное покрывало сидело на ее голове криво и все сползало на один глаз. – Я же говорила, в ней злое колдовство! А вы никогда не слушаете – подарили! Вот и додарились!

Модвиду захотелось метнуть копье не наружу, а внутрь двора. Эта ведьма уже забыла, что сама заставила его напасть на Стролингов возле кургана!

– Наш враг скрылся в твоем доме! – говорил тем временем Хальм. – Он еще не объявлен вне закона, но это будет сделано в первый же день тинга. Уже сейчас ни один разумный человек не даст ему приюта! Между нами были нелады, Модвид сын Сэорма, но не хочешь же ты стать врагом целому тингу!

Модвид не сразу нашел ответ. Речь Хальма привела его в недоумение и замешательство. О каком объявлении вне закона говорит брат Кольбьерна? За нападение возле кургана вне закона объявлять не станут – он ведь никого не убил и даже не ранил. А что до золота, то каждый должен сам защищать свое добро. В нападении вчетвером на четверых нет ничего бесчестного. Если рассказать об этом на тинге, то все будут смеяться над Стролингами, бежавшими от равного числа врагов. Нет, они не так глупы, чтобы самим себя позорить на весь Квиттинг и даже на весь Морской Путь!

– Что ты молчишь, хозяин? – снова закричал Хальм, не дождавшись ответа. – Или ты хочешь отрицать то, что убийца моего родича скрылся в твоем доме?

– Убийца твоего родича? – изумленно вскрикнул Модвид. Если он не ослышался, то выходит, что вооруженную дружину Стролингов привела к его стенам вовсе не вчерашняя ссора.

– Да! Вигмар сын Хроара, убивший моего родича Эггбранда! Он у тебя!

– У меня никого нет! – растерянно отозвался Модвид, и эта невольная растерянность почти убедила Хальма, что он говорит правду. У Модвида вполне хватило бы дерзости дать приют врагу своих врагов открыто, а вздумай лицемерить, он и это делал бы дерзко и заносчиво.

– А это? – не в силах больше молчать, крикнул Ярнир и ткнул плетью в тушу дохлого коня перед воротами.

Модвид и все его люди дружно уставились на тушу. Ну, конь. Ну, издох вчера, надорвавшись с непосильным возом дров, но только хозяин был слишком занят другим, чтобы приказать снять с него шкуру, а падаль отдать собакам. Ну и что?

– Это его конь! – продолжал Ярнир, в молчании Хальма усмотрев разрешение взять переговоры на себя. – Мы шли по его следу от самого святилища до твоей усадьбы. И это его конь, которого он загнал. Отдай нам убийцу моего брата!

– Этот конь подох у нас вчера, а до того он ездил за дровами и никогда не служил никаким убийцам! – крикнул Рандвер, разобравшись наконец, что случилось и чего хотят эти Стролинги. – Мы не видали ни Эггбранда, ни Вигмара с тех пор как уехали из святилища. С тех пор в наши ворота никто не стучался, и на усадьбе нет ни единого чужого человека.

– И вы можете в этом поклясться? – с подчеркнутым недоверием спросил Хальм.

– Клянусь Отцом Побед! – отрезал Модвид. На его низколобом лице отразилась угрюмая озадаченность.

– Он врет, родич, врет! – вполголоса убеждал Хальма Ярнир. Хирдманы тоже роптали, не веря.

– Ну, что же! – не слушая их, громко сказал Хальм. – Значит, мы ошиблись. Должно быть, тролли заморочили нас и привели к тебе. Придется нам поискать нашего врага в другом месте. Но рано или поздно мы найдем его!

Небрежным кивком позвав дружину, Хальм стал поворачивать коня. Не смея ослушаться, хирдманы потянулись за ним, то и дело оборачиваясь и бросая на усадьбу озлобленные взгляды. Было слишком обидно всю ночь скакать по следу врага и уйти ни с чем, оставив Модвида и Вигмара смеяться себе в спину. Мало ли чего они там болтают про коня и дрова!

Но Хальм Длинная Голова не оборачивался. Он тоже не слишком поверил клятве Модвида. Сам Отец Побед бывал лжив и коварен – его имя не служит слишком надежным залогом. Но уж если Модвид решил не выдавать убийцу, то остается только уйти. У них маловато сил для того, чтобы сражаться и пробовать взять усадьбу. Выйдет начало еще одной кровавой распри, а Хальм и Ярнир не вправе вдвоем принимать такое решение за целый род.

Модвид снял шлем и долго смотрел со стены вслед уезжающим Стролингам.

– Это им в наказанье от богов. За лишнюю дерзость и гордость! – утешал его Рандвер, знавший, как больно задел самолюбие Модвида отказ в руке Рагны-Гейды. – Знаешь, как говорят: краток век у гордыни!

– Хотелось бы мне знать… – бормотал себе под нос Модвид. – Вигмар сын Хроара… Да, он на такое способен. Очень даже.

– Что там? – суетилась внизу фру Оддборг, досадливо поправляя сползающее головное покрывало. – Они уезжают?

– Хотелось бы мне знать… – бормотал ее сын. – Куда же он все-таки делся?