"Дитя пламени" - читать интересную книгу автора (Эллиот Кейт)

ПОЧИТАЕМАЯ

На закате солнца Адика покинула деревню. Старейшие жители почтительно кланялись ей вслед, но с безопасного расстояния, когда она уже давно прошла мимо них. Отцы оттаскивали детей в разные стороны, если они, забывшись, продолжали играть у нее на пути. Женщины, возвращаясь с полей со снопами созревшего зерна в руках, отворачивались от нее, чтобы взгляд ее не коснулся и не уничтожил недавно собранные колосья зерна, из которого они собирались печь хлеб. Даже беременная Вейвара, когда-то бывшая ее любимой подругой, отступила за порог семейного дома, пытаясь укрыть от взгляда Адики свой большой живот.

Теперь деревенские жители смотрели на Адику несколько иначе. В действительности они больше вообще на нее не смотрели, боясь поднять глаза и взглянуть ей прямо в лицо, сейчас, когда Священная провозгласила, какая судьба ей уготована.

Даже собаки крадучись уходили в сторону, когда она проходила мимо.

Адика миновала укрепленные ворота и прошла по деревянному мосту через глубокий ров, окружающий деревню. Солнечный свет окрасил облака в бледно-розовый, нежный оттенок, подобный лепесткам мальвы. Среди золотых полей, раскинувшихся по берегам реки, то здесь, то там виднелись покосившиеся крыши старых домов, теперь они были совершенно заброшены, все люди перебрались в новую укрепленную деревню. Их деды и прадеды прежде никогда не жили в постоянном страхе, охватившем людей в эти дни.

Когда Адика перешла на другую сторону рва, она трижды подняла свой посох и благословила деревню, продолжив после этого свой путь.

У реки трое мужчин склонились над образовавшейся запрудой. Один из них выпрямился, увидев ее, и Адика узнала Беора по широким плечам и тому, как он по-особенному вскидывал подбородок, впадая в ярость.

Так же яростно Беор вздергивал подбородок, когда старейшие жители деревни решили, что он и Адика больше не могут жить вместе как супруги. Беор добился права назвать ее своей супругой в тот день, когда старейшины согласились на то, чтобы он возглавил оборону деревни, памятуя о его смелости и мужестве, проявленных в войне против Проклятых. Но как только Священная провозгласила предначертанную ей судьбу и Адика стала Почитаемой этой деревни, у нее появилось право выбрать себе супруга по собственному желанию. Беор не был тем человеком, которого она хотела бы видеть рядом с собой. В любом случае возможность избавиться от него стала большим облегчением для Адики. Но проходили дни и месяцы, и она начинала скучать по теплу его тела долгими ночами.

Беор дернулся было в ее сторону, готовый схватить Адику, но друг остановил его, положив ему на плечо руку. Адика продолжила свой путь вниз по тропе.

В полном одиночестве она поднялась вверх по огромному кургану, следуя извилистой тропинкой, теряющейся между земляных насыпей, окружавших его. Как Почитаемая, которая защищает свою деревню, Адика не раз приходила сюда, но никогда еще не испытывала столь гнетущего одиночества, охватившего ее сейчас.

Еще ничего не взошло на недавно возведенных земляных укрепительных валах, кроме молодых побегов осота, чьи листики были еще настолько мягкие, что их можно было есть. Далеко внизу колыхались поля несобранных золотых колосьев и высокая трава, подобно тому как на ровной глади реки появляется мелкая рябь от неспокойного ветерка; солнце, отбрасывая последние лучи, уходило на запад, погружаясь в земли мертвых.

Поверхность земли под ее ногами была гладкая и ровная оттого, что множество бревен было использовано, чтобы вкатить камни для священного круга, расположенного на вершине холма. Адика прошла по узкой дорожке меж двух огромных земляных валов и вышла на ровную поверхность, венчающую вершину кургана. Здесь располагался круг из семи камней, возведенный за долгую жизнь учителями Адики. На восток от каменного круга виднелись три древних фундамента, оставшиеся от старых домов когда-то бывшего здесь поселения. Учитель рассказывал ей, что на месте этих каменных оснований много лет назад возвышались величественные залы трех давно почивших королев: Ясной Стрелы, Золотой Жницы и Беззубой, чья магия разбудила великое чрево этого кургана, а их кости и драгоценности до сих пор покоятся в самом сердце земляного холма.

На полпути между земляными воротами и каменным курганом, там, куда уходящее солнце отбрасывало свои последние теплые лучи, Адика соорудила небольшой шалаш из палок и натянутых на них шкур животных. В таких примитивных укрытиях много лет назад жило все человечество, до того как великие королевы и их почитаемые женщины узнали секреты семян, глины и бронзы от южных народов, до того как пришли Проклятые, желая обратить их в своих рабов или принести в жертву.

Адика прочитала свои молитвы, настолько близкие и понятные ей, что она могла, не задумываясь, правильно произнести все слова, и брызнула остатками эля в четыре стороны: на север, восток, юг и запад. Прислонив свой посох к притолоке — тонкой березовой палке, Адика трижды прижала запястья своих рук друг к другу. Медные браслеты — ее отличительный знак Почитаемой, нежно зазвенели, это был заключительный момент молитвы, призывающей ночь. Солнце растворилось за линией горизонта. Адика забралась в свой шалаш. Там она развязала юбку из крученых кожаных шнурков, сняла корсаж и положила их в крепкий кедровый сундук, где хранила все свои вещи. Наконец, она завернулась в теплые меха, которые на эту ночь были ее единственной компанией.

Когда-то Адика жила так же, как и остальные люди ее народа, в небольшом доме в деревне. Конечно, ее дом был защищен различными заклинаниями, поэтому никто, кроме ее супруга и кровных родственников, не мог войти внутрь, опасаясь силы, притаившейся под крышей и в темных углах. Но Адика, по крайней мере, каждый вечер слышала, как в хлеву мычали коровы и быки, а с поля доносились восторженные крики резвящихся детишек. Любая деревня, где жила Почитаемая, процветала и всегда была с хорошим урожаем.

Но с тех пор как Священная объявила, какая ей уготована судьба, Адика больше не могла спать по ночам в деревне, опасаясь, что ее сновидения могут привлечь беспокойных или злых духов в деревенские дома. Все знают, что от призраков может исходить запах смерти. Они могут пахнуть дыханием смерти на нее. Духи собираются рядом с тем человеком, чья судьба самая тяжелая.

Покрывало смерти коснулось ее, поэтому деревенские жители начали бояться, что любой человек, до которого она дотронется, может умереть, отравленный поцелуем смерти.

Адика произнесла ночную молитву Белому Охотнику и устроилась поуютнее, завернувшись в теплый мех; вскоре сон пришел к ней, но он не принес даже временного облегчения. Она все время беспокойно крутилась и металась из стороны в сторону. И снилось ей, что она, маленькая и беспомощная, стоит одна на пронизывающем ветру, а неумолимая смерть подходит к ней все ближе и ближе.

Неужели великое плетение действительно принесет ожидаемый успех? Или все их попытки окажутся безрезультатными, несмотря на приложенные усилия?

Адика проснулась, запутавшись в своих мехах, с мыслями о Беоре, которого она однажды назвала своим мужем. В течение семи ночей ей снился один и тот же сон. И все-таки не смерти так сильно боялась она во сне, что просыпалась мокрая от пота.

Адика оперлась головой о сжатые в кулаки руки.

— Молю тебя, Толстушка, ты всегда была милосердна к своим детям, пусть у меня появится спутник и друг. Я не испугаюсь смерти, если пойду не одна по этому долгому пути во тьме.

Поднялся ветер. Амулеты, прикрепленные к палкам, поддерживающим ее шалаш, нежно зазвенели. В отдалении Адика услышала, как защелкали и звякнули несколько раз бронзовые листья священного котла, когда ветерок пролетел мимо, едва коснувшись их, как вдруг все стало спокойно. Такая абсолютная тишина окутала ее, что Адике показалось — еще мгновение, и она сможет услышать дыхание звезд.

Адика выбралась из своего убежища. Прохладный ночной воздух освежил ее кожу. На небе поднялась восковая луна. Высоко над головой ярко сияли звезды. Глаз Змеи и Глаз Дракона, предвестники силы и власти, сверкали высоко в небе. Точило тоже виднелось на небосклоне.

Неужели это был знак? Мерцающее в вышине созвездие Точило могло привести ее к Потерпевшему Неудачу, а вечером, когда на небе появятся Точило и Щедрая, блуждающая дочь Толстушки, Адика вновь сможет с их помощью вернуться домой. Толстушка часто говорила загадками или указывала не то направление, за которым было скрыто правильное; быть может, сейчас был как раз тот самый случай. Об этом человеке она часто думала, полагая, что он может быть достаточно сильным, чтобы идти вместе с ней по тернистому, сложному пути, уготованному ей судьбой.

Адика забралась в свое убежище и начала перебирать содержимое кедрового сундука, в поисках подарка для Потерпевшего Неудачу. Она остановилась на брусочке меди и паре рогов лося. Наконец она наткнулась на янтарное ожерелье, которое когда-то подарила Беору в знак согласия на его предложение, но, конечно, старейшины настояли на том, чтобы он вернул ей украшение. Потом Адика оделась, дважды обернув юбку вокруг талии и затянув корсаж, после чего прикрепила к поясу юбки свое зеркало. Уложив подарки в небольшую корзинку вместе с нитью костяных бус — дружественным приношением главе деревни Потерпевшего Неудачу, Адика покинула шалаш. Закрепив веревку, она перекинула корзинку через плечо и взяла свой посох.

Тропинка вилась среди травы, подходя к самому каменному кругу, который возвышался на вершине холма в безмолвной тишине, ожидая, пока она придет и разбудит его.

Адика остановилась недалеко от камней, поставив ноги на небольшой каменный уступ, припорошенный белой меловой пылью, поблескивающей в свете далеких звезд.

Подняв зеркало, она начала читать молитвы, чтобы пробудить камни.

Адика подвинула зеркало в сторону, пока на его гладкой поверхности не отразился свет звезд, составляющих созвездие Точило. Отраженная в зеркале, огромная сила звезд не могла причинить ей вреда. С помощью своего посоха Адика начала вплетать отраженный свет звезд в каменный круг, пока над ним не образовались сияющие сотканные врата из звездного света. Ступнями ног Адика почувствовала стенания древних королев, сокрытых в самом сердце кургана, они предугадали, что в обширном звездном переплетении таится магия, неизвестная даже Проклятым. Адика вступила в яркий иллюзорный проход, сплетенный из нитей звездного света, и оказалась под проливным дождем. Ноги ее промокли тут же, как только она встала в высокую траву, а по земле потекли белые меловые ручейки. Воздух был тяжелый, влажный и горячий. Дождь лил, не переставая ни на миг. Адика ударилась о возвышающийся рядом каменный валун, но плечо коснулось густых порослей мха, окутавших весь камень.

На небе не было видно ни одной звезды. Трудно было различить тропинку, бегущую по земле. Но недалеко от этого места Потерпевший Неудачу построил небольшое убежище. Осторожно пробираясь в темноте, порой спотыкаясь и чуть не теряя равновесие, Адика наконец наткнулась на его соломенную крышу. Внутри этого временного укрытия имелась куча соломы, от которой немного пахло плесенью и сыростью, но она послужила Адике достаточно удобным местом, где можно было отдохнуть. За долгое время ожидания Адика еще раз прокрутила в голове свою часть великого плетения. Казалось, ей никогда не будет достаточно снова и снова повторять свою часть божественного ритуала, благодаря которому после многих поколений войн все те, кто страдал под гнетом Проклятых, смогут нанести им ответный удар и покончить с их властью.

Начался новый день, и дождь почти прекратился. Адика выбралась из своего пристанища и начала спускаться по тропинке вниз с холма. Трава была еще влажная, поэтому она промочила ноги, хотя дождь закончился и вся ее одежда была сухая. Вокруг нее простирались бескрайние болота, темные стоячие воды окружали островки земли и плотно растущего тростника.

Люди Потерпевшего Неудачу построили мостики через болота — срезанные ветви и молодые побеги орешника расщеплены и сплетены вместе так, что образуют упругие, гибкие помосты, по которым люди могут пройти через болотистую местность. Пока она шла по мостику, облака начали расходиться в разные стороны и на небе появилось солнце. Невдалеке, на холмике, появился чей-то силуэт. Человек крикнул ей: «Привет!», Адика подняла руку в ответ на приветствие, но не остановилась. Она продолжала свой путь к холмам, виднеющимся на краю болот, туда, где Потерпевший Неудачу и его племя обустроили свои дома.

Вокруг щебетали птички. Лишь однажды Адика остановилась, чтобы перекусить творогом, который взяла с собой, и несколько раз сошла с тропинки, желая полакомиться сочными ягодами. Утки и чайки медленно двигались по водной глади ближе к отмели. Стая лебедей величественно проскользила мимо нее. Цапля застыла в благородном ожидании, царственная и надменная. Внезапно она пошевелилась и гордо взмахнула крыльями. Мгновение спустя Адика услышала звуки барабанной дроби и порывисто пригнулась, резко остановившись на тропинке. Она подняла голову и увидела огромную крылатую фигуру, исчезающую за линией горизонта далеко на юге: гуивр вылетел на охоту.

Наконец тропинка побежала по твердой земле, и впереди Адика увидела возвышающиеся холмы. Заброшенные поля, заросшие сорной травой, сменились бескрайними просторами, засаженными уже поспевающим ячменем. Мужчины и женщины трудились на полях, срезая кремневыми серпами налитые колосья. Кто-то заметил приближающуюся Адику и крикнул всем остальным, люди прекратили работу и обернулись в ее сторону. Один мужчина затрубил в небольшой рог, оповещая раскинувшуюся на вершине холма деревню.

Было по-прежнему жарко и влажно, последние дни уходящего лета. Пот струился у нее по спине, пока Адика шла вперед между домов. Две женщины устанавливали глиняные заготовки для горшков на специальное приспособление, а третья женщина разглаживала поверхности будущих горшков и наносила на них еще один, более бледный слой глины. Завершенные горшки, но еще не обожженные, располагались в стороне от нее, на каждом из них был отпечаток витой веревки. Четверо мужчин занимались выделкой шкур животных. Двое подростков с трудом поднимались по склону, неся полные берестяные ведра воды.

Из своего дома вышла глава деревни. Адика преподнесла ей ожерелье из северной страны, подарок, достойный их встречи, который не оскорбит ее племя, в свою очередь глава деревни послала маленькую девочку принести Адике поесть с дороги горячей картошки, приправленной кориандром, и густой медовый напиток. После чего Адике позволили продолжить ее путь вверх по склону к дому Потерпевшего Неудачу, человека, занимающегося магией в этом племени.

Она очень надеялась, что он будет не один. Голова Потерпевшего Неудачу была убелена сединой, настолько он был стар. Он не раз говорил, что был на Празднике Солнца шестьдесят два раза, но Адика не могла до конца поверить, что он видел столько празднеств, по их подсчетам получалось гораздо меньше. Он сидел, скрестив ноги, и вытачивал из кости копье для ловли рыбы. Поскольку он был связан с магией, был Почитаемым этого племени, он вкладывал долю волшебства в копье, вырезая на нем вдоль острия длинношеих цапель, чтобы придать копью удачливость этих птиц в ловле рыбы. За работой он что-то насвистывал себе под нос, скорее всего заклинание, вплетая его в свою работу.

Справа от Потерпевшего Неудачу сидел Доррен. Он обучал одной счетной игре небольшую группу детишек, собравшихся вокруг него и с интересом наблюдающих за тем, как он, встряхнув здоровой рукой кожаный мешочек, высыпал на землю мелкую гальку. Адика остановилась позади детей и посмотрела на Доррена.

Он тут же поднял глаза, почувствовав, что за ним наблюдают. Улыбнувшись ей и разогнав детишек, Доррен поднялся на ноги и протянул ей руку в знак родственного приветствия. Адика протянула руку в ответ, затем, остановившись в нерешительности, опустила ее, не коснувшись его ладони. Его усохшая рука дернулась, будто собираясь двинуться вперед, но он лишь печально улыбнулся и жестом указал на Потерпевшего Неудачу, который продолжал трудиться над своим копьем.

— Не думал встретить тебя здесь, — произнес Доррен, отступая в сторону, так чтобы их разговор не мешал Потерпевшему Неудачу закончить чтение заклинаний.

Столкнувшись с Дорреном лицом к лицу, Адика не знала, что и сказать. Кровь прилила к щекам, и стало очень жарко. Она была глупа. Но он все-таки рад ее видеть. Доррен был человеком из племени Белого Оленя, из деревни Старый Форт, его избрали Блуждающим племени Белого Оленя, теперь он путешествовал через сотканные врата и изучал языки союзных им племен. Как любой Блуждающий, Доррен был частично защищен от магического воздействия.

— Я слышал, что Беор причинил тебе немало беспокойства, — наконец сказал он, пока она нервно подергивала один из своих медных браслетов. — Ты и так долго терпела его присутствие. Нелегко мужчине и женщине жить вместе, если у них совершенно противоположные характеры.

У него были такие добрые глаза. Из-за больной руки он никогда не мог плавать и охотиться, как все другие дети, но, несмотря на это, вырос здоровым и сильным, его очень ценили за ловкость и безграничное терпение. Вот почему его избрали Блуждающим. У него было столько бесценных качеств, которых так не хватало Беору.

— Кто-то подходит больше, чем остальные, — продолжал он. Конечно, Доррен догадывался, что она давно за ним наблюдает.

Сердце бешено забилось в груди. Он пристально смотрел на нее, не отводя глаз, хотя, должно быть, уже слышал о том, какая судьба предначертана ей и другим шестерым Почитаемым. Заметив сквозящие в каждом его движении мужество и отвагу, Адика поняла, что Толстушка правильно послала ее сюда.

Доррен вновь начал говорить, запнулся, но тут же продолжил:

— Тебе может показаться, что дни быстро сменяют один другой. Я хотел сказать тебе… — Он замолчал, заметно покраснев, и взглянул на дорогу, ведущую к деревне. Несколько ребят без дела слонялись невдалеке, затем врассыпную бросились в лес, пронзительно повизгивая и смеясь.

— Здесь, в деревне, есть женщина, — наконец произнес он, в спешке проглатывая слова, щеки его покраснели от нахлынувших эмоций. — Ее зовут Врэн, она дочь Красного Брюха и Смеющейся. Эта девушка для меня словно струящаяся вода, как благословение. Сейчас она говорит, что носит под сердцем ребенка, в котором есть частица меня. Старейшины племени согласны признать меня отцом ребенка и разрешить нам жить вместе, если в течение семи сезонов я буду работать с ними в деревне.

Адика не могла представить, что он прочел в выражении ее лица, но Доррен стремительно продолжал, перепрыгивая с того, что он знал, на то, о чем он думал. От каждого нового слова она чувствовала себя все более униженной, а в сердце закралась ноющая боль.

— Не думай, что таким образом я хочу отказаться от своих обязанностей Блуждающего. Я знаю, что должен сделать для своего народа. Но я не вижу причин, по которым не мог бы делать одновременно два дела. Я могу продолжать путешествовать через сотканные врата, с тем чтобы изучать языки наших союзников, и работать здесь. Врэн — хорошая женщина, и я люблю ее.

Это ужасно, но она начала плакать, безмолвные слезы катились у нее по щекам, хотя она желала лишь того, чтобы никто не видел ее слез.

— Адика! Ты самая благородная из всех и самая храбрая! Я знал, что ты будешь счастлива за меня, несмотря на твое собственное горе! — Взглянув на Потерпевшего Неудачу, Доррен нахмурился, как человек, раздумывающий над вопросом, который его давно беспокоит. — А теперь послушай: ты знаешь, насколько ты мне дорога, Адика. Я помню о том, что считается дурным предзнаменованием говорить об этом, что это словно искушение духов, но я хочу, чтобы ты знала — если родится девочка, выживет и будет здорова, мы назовем ее в твою честь. Твое имя будет продолжать жить, и не только в песнях и сказаниях твоего народа, но и в моем ребенке.

— Я очень рада, что у тебя все складывается так хорошо, — проговорила Адика хриплым голосом сквозь слезы.

— Адика! — резко произнес ее имя Потерпевший Неудачу, оторвавшись от вытачиваемого копья для ловли рыбы, привлеченный ложью, сокрытой в ее словах.

Адика бросилась прочь.

Потерпевший Неудачу мог заглянуть в потайные уголки ее сердца, поскольку невидимая нить связывала их, когда они вместе работали над великим плетением, но в любом случае она пришла не для того, чтобы увидеть его. Ее охватила дикая, безумная надежда, она неверно истолковала загадку ночного ветра и потратила свою магическую силу и свое время на глупое, бесцельное путешествие, эгоистический поступок. Сейчас ей было очень стыдно.

Адика бежала вниз через лес, не желая, чтобы кто-нибудь ее видел в деревне. Доррен что-то кричал ей вслед, но она не обращала на это внимания. Она спустилась вниз к краю болот и бросилась через трясину вперед. То здесь, то там виднелись налитые красные ягоды клюквы. Адика промокла почти по пояс, но выбралась на тропинку так, что ее никто не видел, кроме мальчугана, занятого ловлей рыбы. Немного дальше, на тропе, ее окликнули две женщины, доставшие из воды сети, но Адика не могла понять их слов. Ей казалось, будто все связи с людьми медленно отступали от нее, кто-то разрывал с ней отношения, от кого-то она отворачивалась сама; так один за другим уйдут они все, пока она не окажется совершенно одна перед великим плетением, за исключением других шести Почитаемых — Потерпевшего Неудачу, Двупалого, Шу-Ша, Пронзающего Последним, Хорны и Сияние-Слышит-Меня. Они сами теперь составляли отдельное племя: те, кто отделился от всего человечества. Они будут принесены в жертву, благодаря которой человеческие племена обретут свободу и отбросят все свои страхи.

Облака разошлись на небосклоне, и к тому времени, как Адика добралась до каменного круга, солнце почти скрылось за линией горизонта на западе. Что бы ни подумал Потерпевший Неудачу о ее странном поведении, он был слишком стар, чтобы идти сюда. Он не последует за ней и не будет докучать затруднительными вопросами. Пойдет ли Доррен за ней? Хотела ли она, чтобы он понял, — он обретет свое счастье с кем-то другим, тогда как она будет по-прежнему одна? Не то чтобы она завидовала его счастью, это было совершенно не так. Адика надеялась, что в конце концов и она будет хоть немного счастлива и любима.

Но спустилась ночь, а она была совершенно одна. Как всегда, путешествие через сотканные врата меняло течение времени вокруг нее. По расположению Щедрой на небе Адика догадалась, что за это путешествие она потеряла два дня, хотя они пролетели для нее, как один миг.

Такую цену платили все, кто проходил через сотканные врата: дни, а иногда даже месяцы бесследно исчезали из их жизни, стоило им ступить в светящиеся порталы, соединяющие каменные круги между собой. Но быть может, это и к лучшему — потерять день или три одиночества.

Каменный ткацкий станок, состоящий из семи камней, ждал ее появления, когда спустилась ночь и на небе зажглись первые звезды. Адика подняла зеркало и поймала свет Щедрой, подвижной Леди Зерна и Кувшинов, и соткала волшебные врата, ведущие в ее родную деревню. Ступив в светящийся портал, она почувствовала знакомую почву под ногами, твердую и сухую, которой не коснулся недавний дождь. Она медленно прошла к своему жилищу и выложила подарки, которые так и не преподнесла Потерпевшему Неудачу.

Из деревни, находящейся недалеко внизу, доносились громкие голоса и песни. Мгновение спустя Адика вспомнила, что недавно старшая внучка матушки Орлы перешагнула возрастной рубеж, отделяющий детство от жизни взрослой женщины со своими тайнами и секретами, и сейчас она появится из женского дома, готовая занять свое место во взрослой жизни деревни.

Адика стояла на одном из земляных валов, прислушиваясь к звонкому смеху и старинным, знакомым ей мелодиям. Раньше деревенские жители приглашали ее на все праздники, чтобы она благословила начинающееся торжество, теперь же от ее присутствия все чувствовали бы себя очень неуютно и скованно. Что, если следом за ней в деревне появятся злые духи и испортят счастливую судьбу молодой женщины так, как порой они портили сладкую воду или свежее мясо? Страх деревенских жителей возобладал над их привязанностью и любовью к ней.

Почему боги позволили Проклятым причинять человечеству боль и страдания? Неужели они не могли позволить людям другим способом избавиться от своих врагов? Разве это было так уж невозможно — дать ей немного счастья в супружестве с таким человеком, как Доррен, с его больной рукой и добрым сердцем? Почему Почитаемые должны были принести себя в жертву?

Но Адика тут же нетерпеливо встряхнула головой, отгоняя от себя подобные мысли, которые принесли ей озорные духи. Проговорив вслух короткое заклинание и скрепив его прикосновением листьев перечной мяты к своим губам, Адика прогнала их прочь.

Только Почитаемые обладают той магией, сила которой может сделать то, что необходимо. Такова ее судьба и еще шестерых Почитаемых.

Еще ребенком она пошла по этому пути. Она никогда не знала и не желала иной жизни, чем быть Почитаемой. Просто она не представляла, что судьба ее будет такой жестокой и суровой.

Эту ночь Адика спала без сновидений.

Адика проснулась внезапно, услышав громкое уханье совы. По свежему аромату росы и далеким трелям птиц в лесу она поняла, что скоро наступит рассвет. Сейчас было как раз такое время, когда солнце, словно златоухий медведь, притаилось в ожидании за линией горизонта, готовое в любой момент подняться на небосклон.

Сова снова заухала, раздались глубокие гортанные «у-гу», «у-ху».

Адика с трудом поднялась. Быстро одевшись, она открыла кедровый сундук и достала свои священные атрибуты. Она закрепила на талии выкованный бронзовый пояс с высеченными на нем спиралями; надела янтарное ожерелье, которое надеялась подарить Доррену: янтарь хранил в себе силу древних времен, и ее наставница советовала всегда надевать его, чтобы поддерживать мощь и удачу своего племени, во время переговоров с союзниками. Адика положила гематитовое зеркальце себе на колени и аккуратно достала головное украшение из золота, завернутое в льняную ткань. Широкое кольцо мягко скользнуло по волосам, и золотые оленьи рога коснулись сводчатого потолка ее жилища, прежде чем Адика успела присесть, совершая молитву.

— Пусть твоя сила пребудет со мной, о Белый Охотник, и ты, о Королева Диких.

Закрепив зеркальце на поясе, она выбралась из своего укрытия. Распрямившись, Адика поднялась на ноги, золотые рога ярко заблестели, так что ей даже показалось, она видит их силуэт на фоне голубого неба. Облаченная в одеяния силы и власти, Адика пошла по тропинке, ведущей к камням.

В центре каменного круга виднелся камень, на который она ступала, когда ткала волшебные врата, он был достаточно широкий — Адика едва могла охватить одну его сторону распростертыми руками, — но не поднимался выше колен. Священный котел был установлен на каменной плите еще со времен молодости ее наставницы. Здесь много лет назад Адика была одарена поцелуем силы и власти, та женщина научила ее почти всему, что она сейчас знает. По щекам Адики потекли слезы, когда она начала читать молитву в память усопшей. После этого она дотронулась до священных птиц, выгравированных на бронзовой поверхности котла, и перечислила их: Мать Цапля, Отец Журавль, Дедушка Ворон и Тетя Утка. Она поцеловала каждый прекрасный бронзовый лист, зачерпнув немного воды из котла, по глоточку выпила ее, после чего благословила влагу, оставшуюся у нее в ладони, и брызнула ее в воздух, развеяв по ветру.

Адика ждала, преклонив колени у священного котла и закрыв глаза, она вдыхала ароматы рассвета и прислушивалась к его звукам: далекое грохотание ленивых водных потоков, сердитое блеяние коз, многоголосие утренних птиц, приветствующих восходящее солнце.

Молодая женщина услышала взмах крыльев и почувствовала, что на край котла села большая сова, но она не решалась взглянуть вверх, поскольку посланец Священной был настолько могущественным созданием, наделенным такой огромной силой, что даже единственный взгляд, брошенный на него, мог оказаться смертельным. Мгновение спустя на далекой каменной тропинке послышался стук копыт, позже он сменился звуком мягкой поступи по тропе, усеянной сосновыми иглами, ветви деревьев разошлись в разные стороны, пропуская вперед величественную фигуру. Теплое дыхание Священной коснулось волос Адики. Ее золотые рога заколыхались от сладостного ветра, принесенного Священной.

— Ты плакала, Адика. — Голос ее был подобно журчанию реки, высокий и низкий одновременно. — Я чувствую соль твоих слез.

Неужели они не высохли за ночь? Невозможно было утаить хоть что-нибудь от шамана народа Лошади.

— Я одинока, Священная. Дорога, по которой я иду, — дорога одиночества.

— Разве у тебя нет супруга? Я помню, ты не была счастлива, когда старейшины настояли на том, чтобы ты вышла за него замуж.

— Они отняли его у меня, Священная. Тень смерти накрыла меня, и они боятся, что смерть заберет любого, к кому бы я ни прикоснулась.

— В этих словах есть своя мудрость.

Наступила тишина, нарушаемая лишь полетом ветра и гортанным воркованием лесного голубя.

Адика взглянула на расстилающиеся впереди нее земли, когда солнце засияло на небосклоне, разогнав легкую дымку над рекой. Стрижи летали над медленным потоком, то и дело пикируя к самой воде. Люди уже работали на полях, собирали поспевшие колосья ячменя. Девочка гнала коз через поле в сторону леса.

Слова сами сорвались с губ, прежде чем Адика осознала, что произносит их.

— Священная, если бы только у меня был друг и верный спутник, мое великое дело не казалось бы таким сложным. Конечно, я не дрогну и не сойду с намеченного пути, но… я так долго буду одна ожидать окончания всего. — Адика проглотила другие слова, которые, казалось, вот-вот вырвутся на свободу, порожденные одиночеством и страхом. — Прошу тебя, Священная, прости мне мои поспешные слова. Я знаю, это мой долг, такова моя судьба.

— Увы, дочь моя, тебя ждет трудная судьба. Когда наступит время, семеро из вас должны быть готовы выстоять. Вы избранные.

— Да, Священная, — прошептала Адика.

В отличие от деревенских жителей, Адика знала, что происходит вокруг их земель, она видела и общалась с людьми из далеких деревень. Она знала, что земля обширна, а население невелико, настоящих же людей еще меньше. На западе расположились большие города, состоящие из пятидесяти и больше домов. Мрачные северные моря были закованы в лед и открыты всем ветрам, но в тех холодных водах обитали морские жители с извивающимися угрями вместо волос и зубами, острыми как ножи. Далеко на востоке она видела бескрайние просторы, покрытые травой, где жило племя Священной, они были родственниками людям, но в то же время очень отличались от них. Одним глазком ей даже удалось взглянуть на безграничные пустыни, которые населяли южные племена. Когда люди этих племен разговаривали, казалось, что они ворочают во рту камни. Она видела легендарные города Проклятых, их удивительные корабли и едва могла сдержаться, чтобы не рассказать об этом. Ее взору предстали целые деревни, порабощенные Проклятыми, безвинные племена, низко склоняющиеся перед своими кровожадными повелителями. Адика узнала, что случилось с ее наставницей, которая присоединилась к тем, кто сражался против Проклятых, и была принесена в жертву на одном из их алтарей.

— Мы все будем рабами Проклятых до тех пор, пока не закончится война, которую они ведут против нас.

Священная начала ходить вперед-назад, перенося свой вес с одной пары копыт на другую, невидимый вес ее большого тела принимал четкие очертания позади Адики. Однажды, когда она была ребенком, Адика видела, как народ Священной нагнал и затоптал последние остатки отступающей армии Проклятых, с тех пор в ее памяти всегда жило это детское воспоминание об их размерах и силе. Чем больше она боялась колдовства Проклятых, тем больше была рада союзничеству с народом Лошади, теми, кто вел свой род от кобылицы и человека.

— Все-таки, возможно… — Священная замолчала в нерешительности. В сердце Адики забилась надежда, но она боялась прислушаться к ее едва уловимому шепоту.- Быть может, существует вероятность найти того, кого уже коснулась рука смерти, он мог бы стать твоим другом и верным спутником. Таким образом, ты не будешь одна, и он не пострадает от предназначенной тебе судьбы. Ты самая молодая из семерых избранных, Адика. Остальные прожили уже долгие годы. Первоначально твоей судьбой было следовать за твоей наставницей, а не быть на ее месте во время великого плетения. Неудивительно, что для тебя оказалось тяжело идти по тропе к воротам, ведущим на Другую Сторону.- Коснулась ли ее рука Священной, быстро проведя легким движением по волосам? — Обещать тебе это не в моих силах.

Надежда забилась в сердце Адики, словно птичка о твердые прутья клетки, мечтая вырваться на свободу.

— Неужели ты действительно можешь это сделать, Священная?

— Увидим. — Так больно было надеяться, не имея никаких оснований, поэтому Адика испытала некоторое облегчение, когда Священная заговорила о другом. — Знаешь ли ты, кто из детей народа Белого Оленя может стать твоим последователем, Адика?

— Нет, — пробормотала она, будто каждое слово резало ей горло подобно острому ножу. — И у меня не будет времени обучить мою преемницу тому, что она должна знать.

— Не отчаивайся, дитя. Я не покину твой народ.

Вдруг вдалеке следом за уханьем совы раздался резкий свист.

— Меня зовут, — удивленно проговорила Священная и мгновенно исчезла.

Путешествовала ли Священная через сотканные врата? Сама ли она находилась за спиной Адики? Или она следовала тропой видений и пришла к Адике в обличье призрака? Священная была настолько всемогущей, что Адика никогда не смогла бы найти ответы на все возникшие вопросы. Но и спросить она не осмеливалась.

Люди обладают такой малой долей власти и могущества на земле. Но даже если это так, почему Проклятые беспрестанно сражаются против них? За что Проклятые так ненавидят человечество?

Ветер зазвенел бронзовыми листьями котла. На мгновение ей показалось, что она может слышать, как распускаются цветы, когда поднимается солнце.

Раздался громкий звук рога: предупреждающий сигнал из деревни.

Адика спешно бросилась в свой шатер, сняла свои священные одежды и побежала вниз по склону земляного вала. Она проскочила в ворота деревни как раз в тот момент, когда стройная девочка с сильными ногами и крепкая сторожевая собака, преданно следовавшая за ней, вбежали в деревню. Девушка бросила бусы к ногам матушки Орлы, которая вышла к воротам, услышав тревожные звуки.

Руки матушки были настолько искривленными и шишковатыми, что она едва ли могла сосчитать бусины на этих бусах-послании, даже поняв их значение. Она отошла в сторону, позволяя Адике встать рядом с ней. В столь преклонном возрасте Орла не боялась ни злых духов, ни смерти; они давно уже надоедали ей.

— Схватка, — сказала она, обращаясь ко всем присутствующим, кто осмелился покинуть свои дома. — Проклятые опять нападают. Из какой деревни ты пришла, Быстрая?

Ребенок принес мед, так сильно приправленный ароматными луговыми цветами, что от этого запаха рот Адики наполнился слюной.

— Я была в Двух Потоках и в Сосновой Верхушке, Грязной Дороге, Старом Форте. Проклятые напали на поселение, расположенное недалеко от Четырех Домов. Убиты трое, а двух детей нападавшие забрали с собой.

— Кто-нибудь из Четырех Домов последовал за ними? — спросил Беор, выступая вперед. Сегодня он рано был на ногах, охотился. В одной руке у него была праща, а с плеча другой, перевязанные и закрепленные веревкой, свисали два тетерева, куропатка и три утки. Собака почувствовала запах мертвой птицы, но Быстрая удержала ее, пока второй ребенок не прибежал с большой костью с мясом для животного. Пес улегся на землю и начал хрустеть косточкой.

— Нет, — ответила Быстрая, — никто из жителей Четырех Домов не стал преследовать Проклятых, поскольку убитые были людьми из племени Красного Оленя. Две зимы назад они прибыли из западных земель, две семьи поселились недалеко от Четырех Домов.

— Какая разница Проклятым, убьют ли они людей Белого Оленя или Красного Оленя? — Беор был в ярости, многие начинали действовать, когда им передавалось это чувство праведного гнева. — Для Проклятых мы все одинаковы. И если они убили и схватили людей народа Красного Оленя, где уверенность в том, что следом они не придут за нами, людьми Белого Оленя? Я хочу сказать, что все мы должны бороться против них сообща, иначе они убьют нас одного за другим.

Люди что-то забормотали и закивали головами в знак согласия. Молодые мужчины в свою очередь выглядели взволнованными и готовыми в любой момент ринуться в бой.

— Что скажет Почитаемая? — спросила Орла, но голос ее был обманчиво мягок.

Все стояли в полной тишине, пока Адика размышляла над ответом. Быстрая допила до конца мед и с благодарностью принялась за чашу с ароматной кашей, которую ей принес один из мальчишек. Побежденный ею прошлым летом в состязаниях в беге, он завистливо посматривал на нее, на ее стройные ноги и подтянутое тело, благодаря которым она имела возможность быстро бегать. Он смотрел так, будто хотел прикоснуться к янтарному ожерелью и медным нарукавным повязкам, которые носила девушка в соответствии со своим положением Быстрой. В прошлом году на Празднике Солнца, когда собираются жители всех Деревень из племени Белого Оленя, чтобы обменяться опытом, похвастать своими достижениями, поучаствовать в соревнованиях на силу и ловкость, эта девушка победила в состязаниях по бегу и получила право называться Быстрой. Это была почетная обязанность, накладываемая на молодых людей, они доставляли сообщения между деревнями племени Белого Оленя.

— Почитаемые всех людских племен уже действуют сообща, мы считаем нашими союзниками людей народа Лошади. Несмотря на то что народ Лошади во многом отличается от людей племени Красного Оленя, мы с радостью принимаем их поддержку. — Адика замолчала, заметив волнение в толпе собравшихся.

Быстрая закончила есть и с надеждой на еще одну порцию протянула пустую чашу подошедшему мальчику. Адика перевела дыхание и продолжила:

— В наступающем году нас ожидает много опасностей. Если Проклятые предположат, что мы собираемся действовать против них, они отправят свои армии атаковать деревни нашего племени. Нам необходима поддержка всех наших союзников, будь то племя Белого Оленя, Красного Оленя или Черного Оленя. Не важно, насколько странными нам могут показаться люди других племен, мы нуждаемся в их помощи. Если мы будем живы, когда наступит следующий год, нам больше ничего не нужно будет бояться.

Орла провела рукой в воздухе, отгоняя злых духов, и сплюнула на землю. Многие сделали то же самое — почти все, кроме Беора. Молодые люди вернулись к брошенной работе или пошли проверять свои луки и топоры. Когда деревенские жители разбрелись по своим делам, на месте остались только старейшины и военные командиры.

— Я пойду вместе с военным отрядом, — сказала Орла.

У остальных не было другого выбора, кроме как согласиться.

Адика скрылась в своем прежнем доме, ей нужно было время, чтобы собрать лекарственные травы и корзинку с амулетами. Маленький дом внутри выглядел грязным и заброшенным. Она провела рукой по балкам, на которых лежала крыша. Из одной из них все также продолжала выделяться смола, Адика коснулась губами янтарной капли, вдыхая терпкий аромат.

На улице ее ждал Беор с отрядом из девяти взрослых мужчин, которым он полностью доверял и на чью силу и ловкость надеялся, если бы представился случай вступить в борьбу. Все они были вооружены луками, запасными стрелами с обсидиановыми наконечниками и топорами из меди и кремня. У Агды был каменный топор, а сам Беор нес захваченный им трофей — алебарду с бронзовыми лезвиями, которую он забрал у мертвого врага.

Когда они вышли в путь, Быстрая последовала за ними, собака не отставала от нее ни на шаг; но она свернула на дорогу, ведущую к Источнику Воды — деревне Доррена.

Сейчас совершенно не было необходимости думать о Доррене. Адика могла наслаждаться этой передышкой, двигаясь вперед под лучами яркого солнца, а нежный ветер обдувал ей лицо. Здесь не было так жарко, как в землях Потерпевшего Неудачу. Она шла позади отряда, осматриваясь по сторонам в поисках нужных целебных растений. Когда она заметила листок горчицы и сошла с тропинки, чтобы поближе рассмотреть это растение, Беор вернулся назад и подождал ее. Остальные остановились чуть дальше вниз по тропе, вне пределов слышимости, но в пределах досягаемости в случае нападения.

Адика не обращала на Беора никакого внимания, это лучшее, что она могла сделать, пока собирала листья горчицы и складывала их в свою походную корзинку. Он оказался рядом с ней, когда она вновь двинулась вниз по тропинке. Она не оглядывалась на него, и по тому, как он равномерно размахивал впереди себя алебардой, Адике показалось, что он тоже не смотрит на нее. Все же приятно было идти рядом с другим человеком, спутником в длительном походе. Остальная часть отряда пошла вперед, держась от них на небольшом расстоянии.

— Вчера со мной говорили старейшины. — У него был немного хриплый голос, он всегда становился таким, когда Беор был возбужден или раздражен. — Они сказали, что причина, по которой у нас с тобой не было детей, в том, что твоя магия забрала у тебя способность иметь детей. Еще они предупредили меня, что, если я буду продолжать думать, что от общения с тобой злые духи лишат и меня такой возможности, с другой женщиной у нас тоже не получится создать ребенка.

Адика чувствовала каждый свой шаг, один, еще один, третий, пятый. Она с трудом могла заставить себя мыслить здраво. Ярко светило солнце. Тропинка бежала по лесистому склону, свежий ветерок играл зелеными листьями.

— Ни одну женщину я не желал так сильно, как тебя. Но именно сейчас должно все решиться. Да будет так. Старейшины сказали, что старшая дочь матушки Нахумии из Старого Форта месяц назад выставила за дверь дома охотничью сумку мужа и заставила его покинуть ее дом. Теперь она будет искать нового мужчину, не так ли?

— Тебе нужно идти в Старый Форт, — сказала Адика, но казалось, он ждал от нее чего-то еще. — Ты должен жить там.

— Это так. Я думал о том, чтобы покинуть нашу деревню. Даже хотел уйти далеко на восток, чтобы какое-то время охотиться там вместе с моими кузенами из племени Черного Оленя.

— Долгий путь ведет туда, — произнесла Адика и услышала, что голос ее дрожит, она не смогла произнести эти слова, не выдав страха, сковывающего ее сердце.

— Да, верно, — согласился Беор и вновь замолчал, ожидая от нее жалости или сочувствия, а может быть, попытки с ее стороны поговорить с ним спокойно, не под влиянием поспешных суждений. Но Адика не могла дать ему большего. Она уже принесла свою жизнь в жертву своему народу, а у нее не могло быть даже ребенка, чтобы имя ее жило в нем и его детях.

— Ты хороший вожак, Беор, — сказала она. — Ты нужен деревне. Ты, по крайней мере, подождешь, пока моя миссия будет выполнена, прежде чем уйти навсегда? Тогда, возможно, деревенские жители не очень будут страдать оттого, что потеряли тебя… — На этих словах она запнулась. Было запрещено говорить о великом плетении, поскольку в словах заключалась большая сила; нельзя было неосторожно бросаться ими, ведь, подхваченные четырьмя ветрами, они могли быть услышаны Проклятыми. — Все-таки пока подожди.

Он что-то проворчал про себя, но ничего не ответил и через некоторое время прибавил шаг, так что вскоре поравнялся с остальными. Поскольку другие мужчины боялись разговаривать с ней, даже не смотрели в ее сторону, Адика вновь могла идти по тропе совершенно одна.

Солнце было почти в зените, когда они подошли к Четырем Домам. Их взорам предстали около дюжины полуразрушенных сараев, хибарок, небольших домов и четыре чудом уцелевшие постройки, каждая из которых представляла собой округлый дом с покрытой соломой крышей и каменными стенами, к которым были пристроены вместительные амбары и хранилища. Шестеро взрослых людей работали в огромном рву, разгребая грязь с помощью изгибающихся рогов и вытаскивая ее в больших берестяных корзинах.

Военным командиром в Четырех Домах была крепкая женщина, чье лицо украшали два боевых шрама. Ее звали Ульфрега, одета она была в юбку из плотно связанных шнурков, что свидетельствовало о ее преклонном возрасте и невозможности выбрать себе мужчину в супруги. По бледным полосам на животе Ульфреги, виднеющимся над низким поясом юбки, становилось понятно, что она выносила и родила несколько детей.

Ульфрега провела их вниз по реке, через небольшой лесок, где со всех сторон доносились повизгивания диких свиней, и вдоль по оленьей тропе, ведущей прямо к поселению людей народа Красного Оленя. Два округлых дома и шесть построек для хранения запасов стояли в тишине под лучами яркого солнца. Странным образом один из домов был сожжен до каменного основания, тогда как другой был совершенно нетронут, будто его построили месяц назад и только вчера покинули навсегда. Здесь также имелся загон для скота, выстроенный из камня, недалеко от него виднелся огромный стог сена, в стороне раскинулся старательно ухоженный огород, на котором зеленели поспевшие сочные овощи. Вокруг жужжали мухи. Черная ворона медленно поднялась и улетела прочь, когда они подошли еще ближе. Даже деревенские собаки убежали отсюда, когда началась эта кровавая резня. Деревня была совершенно пуста, если не считать чьего-то оставшегося лежать на земле трупа.

Поселенцы из народа Красного Оленя тоже начали выкапывать ров, и уже полдеревни было окружено глубоким рвом и возвышающимся укрепительным валом.

— Слишком мало, слишком поздно, — сказала Ульфрега, указывая на не до конца вырытый ров и упавшее, частично сожженное укрепительное ограждение. Повсюду были видны сломанные наконечники стрел, напоминающие о недавно прошедшей здесь кровавой битве, древко чьего-то копья; в стороне валялся один из мечей Проклятых, плоский деревянный брусок с обсидиановым наконечником, но большая часть крепкого обсидиана была разрушена, и куски его разбросаны вокруг. Ульфрега подняла с земли стрелу и быстро дотронулась до обсидианового острия, прежде чем убрала ее в кожаный мешок, свисающий с плеча.

— Вы тоже слишком поздно начали строить укрепительный вал и ров, — произнес Беор.

Ульфрега пожала плечами, раздраженно посматривая на него.

— Следующие набеги они обычно совершают на Три Дуба и Источник Воды.

— Между этими деревнями не такое большое расстояние, это не препятствие для Проклятых.

— Эй! — Она сплюнула на землю в сторону мертвого тела. — Проклятые передвигаются быстро на открытой местности, но становятся медленнее и беспомощнее, когда вынуждены пробираться на лошадях по лесам. Три Дуба и нашу деревню разделяют обширные лесные пространства.

— Но они не спасли этих людей.

Остальные люди из отряда Беора рассыпались по руинам покинутого поселения в поисках как можно большего количества обсидановых наконечников, не остались в стороне от их внимания и поспевшие овощи, только мертвые тела они старались обходить стороной.

— Я прогоню прочь этот дух, — сказала Адика. Несомненно, люди из Четырех Домов с нетерпением ждали, пока она разрешит этот острый для них вопрос. Беор и Ульфрега сделали жест руками, отводящий от них злых духов, и почтительно отошли назад, оставив Адику одну. Она заглянула в походную корзинку и достала оттуда прекрасную медную чашу, настолько вместительную, что она могла погрузить в нее руки. Адика ударила друг о друга кусками кремня, коснулась засохшего кусочка гриба, пытаясь разжечь огонь, после чего налила в чашу священную воду из своего небольшого бурдюка и поставила ее на импровизированный треножник над огнем. Остальные скрылись в лесу, желая найти следы своих злейших врагов — или спрятаться, пока Адика обращается к магии.

Вода нагревалась, а Адика в молчании смотрела на мертвое тело.

При падении у воина с лица съехала деревянная маска рыси. У него были гордые черты и бронзовый цвет лица, иссиня-черные волосы были собраны в хвост на голове, что являлось одним из обычаев Проклятых. Все руки были расписаны разнообразными магическими символами, которые пестрели синими, голубыми и оранжевыми красками, переплетаясь друг с другом. Было не важно, кто это — мужчина или женщина: он был взрослым воином, уже поэтому становилось страшно, поскольку он мог обучать других и сражаться сам.

Ни одно из животных, питающихся падалью, не прикоснулось к мертвому телу. Проклятые защищали свой дух с помощью сильных заклинаний и амулетов, поэтому Адике необходимо было быть предельно осторожной. К счастью, ни один из людей Четырех Домов не решился ограбить убитого воина, несмотря на то что на нем было немало богатых украшений и драгоценностей. На бронзовом нагруднике кирасы, защищавшей его грудь, были настолько искусно выгравированы фигуры животных, что Адика замерла от восхищения, любуясь прекрасной работой: женщина с головой стервятника величественно шла по тропе, ведущей к пылающему солнцу, в то время как два огромных дракона, извергая пламя, были обращены головами друг к другу. Трудно было представить и осознать, что такие жестокие создания, стремящиеся к тому, чтобы уничтожить человечество, способны создавать настолько прекрасные вещи. Бронзовый шлем, украшенный конским хвостом, скатился с головы убитого воина и остался лежать недалеко от него в грязной канаве. Кто-то раскроил гребень шлема во время битвы и втоптал его в землю рядом с телом воина.

Кожаный пояс с медной пряжкой был туго затянут поверх туники, доходящий убитому до колена, низ ее был сшит из различных кусочков. Одежда на поверженном враге была настолько добротной, мягкой и гладкой, что Адика невольно коснулась своего грубо сотканного корсажа и юбки, сделанной из толстых крученых шнурков. Имея такие богатства, зачем Проклятые вообще хотели захватить и поработить человечество?

Разве не относились они к людям так же, как к крупному рогатому скоту? Быть может, это правда, что еще до времен правления великих королев люди скитались подобно животным, ели и пили, охотились и убивали, ничем не отличаясь от диких зверей. Но ведь сейчас все было совершенно по-другому.

Накинув переплетенные веточки можжевельника себе на плечи для защиты от злых духов, Адика достала из корзинки четыре высушенных листочка лаванды, сделала несколько шагов на север и растерла один из листьев между пальцами, стряхнув получившуюся сухую пыль на землю. То же самое она сделала, шагнув на юг, восток и запад, создавая тем самым кольцо защиты. Встав лицом на запад, Адика припала к земле и поднесла руки к своему лицу, полной грудью вдыхая сильный аромат лаванды.

Закипела вода, и Адика с помощью костяных щипцов сняла медную чашу с огня и поднесла ее к своей корзине. Она бросила в воду несколько веточек чертополоха и, подняв вверх руки с раскрытыми ладонями, замерла в ожидании.

Дух появился между ее ладонями, подобно небольшому водовороту воздуха, тут же она увидела, как он поднимается из тела, извивающийся и бледный. Он попытался пробраться через четыре угла защиты, но не смог освободиться, скованный заклинаниями лаванды. Вдруг дух закружился, подобно воздушному вихрю, зарычал, захныкал и, наконец, заскулил жалобным голосом. Внезапно белое облачко, словно рой невиданной мошкары, взметнулось вверх по воздушному проходу, созданному четырьмя направленными защитными ограждениями. Адика бросилась к мертвому телу и посыпала немного лавандовой пыли ему на глаза, после чего покрыла лавандой его губы, ноздри и ушные раковины. Задрав полу туники, она нанесла смесь из лаванды на его мужскую часть тела, после чего перевернула тело спиной вверх, чтобы полностью обмазать его лавандой.

Где-то высоко в небе раздался душераздирающий вопль, полный отчаяния. Адика трижды хлопнула в ладоши, топнула ногами, и ощущение крутящегося воздушного вихря в руках тут же исчезло. Дух улетел в высший мир, далеко за пределы, созданные защитными ограждениями.

Но здесь, на земле, он оставил сокровище: под мертвым телом лежал бронзовый меч.

Очень осторожно Адика провела рукой по его металлическому клинку. У этого оружия тоже был свой дух, свирепый и неумолимый. Этот меч оборвал жизни стольким людям и так много душ отправил с криком в высшие миры. Кто же возьмет на себя смелость обладать таким опасным и могущественным созданием? Ни у кого из народа Белого Оленя, ни у одного человека из всех девяти деревень, не было меча, подобного этому.

Адика нашла в своей походной корзинке веточку вербены, покрутила ее некоторое время между ладонями и положила на меч, чтобы успокоить его мстительный дух и на время усмирить его жажду крови.

Кроме бронзовой брони, шлема, меча, пояса и свободной льняной туники у мертвого воина был нож, а также мешочек с четырьмя обыкновенными речными камешками, пучок трав, морская раковина и маленький деревянный кубок с выгравированными на нем магическими символами.

После того как она сняла с убитого одежду, Адика оттащила его в сожженный дом и сложила над ним погребальный костер. Она начертила непонятные волшебные знаки на полуразрушенной дверной перекладине и бросила в сторону воина его священный мешочек и звериную маску. Погребальный костер начал разгораться, сначала медленно, но с каждой минутой набирая силы.

Заметив дым, Ульфрега вывела всех остальных из леса.

— Никто больше никогда не поселится здесь,- произнесла она, окидывая взглядом все вокруг, после чего поспешила за Беором осматривать оставшиеся от убитого воина ценности.

— Не трогайте ничего, — быстро сказала Адика. Клубы дыма взвивались вверх над погребальным костром, растворяясь высоко в небе. — Магия Проклятых все еще живет в этих вещах.

— Но я уже столько времени пользуюсь этой алебардой, несмотря на то что тоже забрал ее у Проклятого.- Беор посматривал на бронзовый меч, не в силах скрыть своей жажды обладать им.

Видение, словно молния, поразило Адику, так что она едва могла дышать.

Впереди бежит Беор, сжимая в руке бронзовый меч, за ним следует толпа молодых мужчин с безумными, дикими глазами; они бегут на восток сражаться с такими же людьми, как они сами, жечь их дома и уводить их коров и коз.

Проклятые заронили это безумие в их сердца!

Судорожно вздохнув, Адика поняла, что сидит на земле, обхватив руками колени. Все отступили от нее в сторону. По спине струится пот, хотя солнце давно уже спряталось за набежавшей тучкой.

Внезапно она заплакала, охваченная горем. Что будет с народом Белого Оленя после того, как ее не станет? Неужели среди них нет никого, кто был бы настолько силен, чтобы противостоять мстительному духу, обитающему в мече? Неужели это видение будущего, того, что может случиться с ее народом, охваченным яростью и жаждой убийства? Неужели они обречены на это наследие Проклятых, называемое войной?

Отвратительный запах горящей плоти окутал Адику, одурманенная им, она погрузилась в иное, замысловатое видение без начала и конца.

Будут мир и война, добро и жестокость. Будут слава и несмываемый позор.

Все это познает человечество.

То, что всегда было здесь.

Возможно, это действительно было так, что их предки жили в мире и абсолютной доброте, которые неизвестны сейчас народу Белого Оленя. Или, быть может, их прародители сражались в каких-то своих битвах, незначительных, как несогласие между друзьями, или всепоглощающих, как старая вражда между племенами.

То, что должно случиться, обязательно произойдет. Она лишь может следовать своей судьбе, исполняя свой долг здесь и сейчас. Именно об этом говорила Священная, и Адика согласилась, понимая, что только таким образом она может защитить своих людей.

Видение растаяло. Дрожа всем телом, Адика поднялась на ноги и только тогда заметила, что остальные давно уже стоят внизу около нетронутого дома, пожевывая кусочки сушеного мяса и ожидая, пока она выйдет из охватившего ее транса. Адике никогда не нужно было объяснять свое поведение. Она спустилась к протекающему невдалеке водному потоку и срезала тростник своим каменным ножом, после чего свила его в прочную веревку, достаточно крепкую, чтобы обвязать и унести богатства мертвого воина. Перебросив этот увесистый сверток за спину и привязав к поясу свою походную корзинку, Адика вернулась обратно в Четыре Дома. Остальные следовали за ней на почтительном расстоянии, переговариваясь между собой, понизив голос.

Они испытывали страх перед Адикой, потому что в ее руках была магия, а сами они ничего не знали, она могла видеть то, что им не дано было заметить. Так боги отмечали избранных, давая им какой-нибудь знак, а остальных оставляя слепыми.

Адика знала, что иногда лучше и милосерднее быть незрячим.

Наступившую ночь они провели в Четырех Домах. Люди старались как можно быстрее исчезнуть с ее пути, когда она приближалась к ним. Отцы скрывали своих детей за высокими заборами, окружавшими семейные дома с пристройками, так чтобы ее взгляд не коснулся и не обезобразил никого из самых молодых и красивых жителей деревни. Никто не приглашал ее пройти в дом, и Беор оказался настолько мудрым — или боялся того, что Адика могла сделать в гневе, — что весь их небольшой отряд тоже остался ужинать на улице, с благодарностью принимая ту пищу, которой с ними поделились жители Четырех Домов.

Они плотно и с удовольствием поели: свежая оленина и мясо лебедя; солодовое пиво, настолько густое, что его можно было черпать пригоршней; сыр и поздние овощи, волокнистые и жестковатые. Люди Четырех Домов все это время держали собак на привязи, чтобы путники могли спокойно поужинать, без постоянно нависающей угрозы со стороны выпрашивающих еду псов.

Эту ночь Адика провела одна на улице, укрывшись в одном из стогов сена. Она не могла не касаться мягкой одежды, которую когда-то носил Проклятый, не могла не прикладывать эту искусно сотканную вещь к своей щеке. Но даже это не утешало ее.

С утра они вернулись в свою деревню, все жители которой страстно мечтали увидеть собственными глазами бронзовый меч, но Адика спрятала его. Мятежный дух меча продолжал стонать и звать своего прежнего хозяина, он до сих пор был в ярости. Она принесла все взятые у мертвеца ценности на вершину холма и завернула меч и броню в воловью шкуру, на которую прежде наложила заклинания и обереги из трав. Недалеко от каменного круга, в небольшом углублении в земле, Адика устроила удобное временное пристанище драгоценным трофеям.

Долгое время сидела она на коленях у этой импровизированной могилы, но больше никакое видение ее не посетило. Наконец Адика спустилась к реке и прополоскала в воде льняную тунику, пока на той не осталось ни одного пятна крови Проклятого. Вернувшись наверх, она обнаружила у входа в укрытие кем-то оставленную тарелку с едой. Картофель уже успел остыть; на ровной поверхности кувшина с элем плавали листочки, палочки и пылинки, принесенные ветром. Адика развесила льняную тунику, чтобы она высохла, и принялась за еду. Никто не вернулся за тарелкой и кувшином. Никто больше не был обречен на ужин в одиночестве.

Стоял теплый летний вечер, таивший в себе столько необычного и многообещающего, но холодная пустота разрывала сердце Адики на части.

Облачившись в свои священные одежды, Адика прошла знакомой тропинкой к каменному кругу, как только спустилась ночь. Звезды сияли над головой, подобно глазам умерших. Была ли среди этого несметного количества звезд новая, дух Проклятого, который она изгнала вчера с земли? Адика не могла ответить на этот вопрос.

Сделав руками определенные жесты, выражающие ритуальное уважение, Адика прошла в каменный круг. Казалось, древние камни наблюдают за ней. Встав на колени перед священным котлом, она отпила из него немного воды, после чего зачерпнула полную пригоршню и развеяла ее по ветру, орошая воздух святой водой. Скрестив руки на груди, Адика глубоко вздохнула и сосредоточилась, входя в состояние, необходимое для ее работы. Шаг за шагом она мысленно повторила все этапы великого плетения, чтобы не совершить ни малейшей ошибки, когда придет время и в действительности необходимо будет проделать эту работу. Пройдя мысленно весь путь без единой ошибки, Адика вновь и вновь повторила его.

Но ей было трудно долгое время оставаться в таком состоянии глубокого транса, необходимом для работы. Через некоторое время она вышла из него; совершенно уставшая, но не засыпающая, Адика склонила голову и замерла в ожидании.

Возможно, она ждала облегчения или хотя бы призрачной надежды. Быть может, прохладного, освежающего ветерка. Или смерти.

Это была длинная ночь.

Над камнями застыл туман, холодный и мягкий, словно покрывало, укутавший Адику. Высоко в небе мерцали далекие звезды — души умерших пытались отыскать свои дома. Раздались мелодичные трели соловья.

Заухала сова.

Адика пробудилась от охватившей ее дремоты. Нестерпимо болели колени, онемела левая нога, и когда Адика отодвинулась в сторону, пытаясь избавиться от острых игл злых духов, которые прилетели за время ее короткого сна и начали уже досаждать ей, она увидела огромную сову, приближающуюся к ней, мягко размахивая крыльями в беззвучном полете; роскошная птица устроилась на краю священного котла. Адика стремительно прикрыла глаза рукой.

Рассвет окрасил в розовато-лиловые цвета восточную линию горизонта. Легкий туман отступал, подобно тому как животное отдергивает свои лапы, пока его бледные невесомые кольца не стали покрывать только камни, расположенные на западной стороне. Перед глазами Адики вспыхнул бело-голубой свет. Дыхание Священной коснулось ее щек, на Адику пахнуло ароматом лесных трав, послышался стук копыт по земле, когда Священная начала где-то вдалеке свой ритуальный танец.

Земля задрожала у Адики под ногами, толкая ее назад. Какая-то неведомая сила проникла в ее тело и начала раскачивать ее в разные стороны, тогда как внешние силы двигали ее тело в противоположном направлении. Казалось, ее сейчас разорвет на куски, но до сих пор она была цела, лишь охвачена диким страхом и предельно напряжена. Язык ее раздулся, а голова нестерпимо кружилась, будто ее катили вниз с крутого холма, странное чувство не прекратилось, даже когда она, недвижима, замерла на Коленях около священного котла.

Что-то в самых глубинах космоса осталось незавершенным. Мир вокруг нее бормотал на разные голоса, любопытный и неустроенный, Адика услышала пение птиц, пробудившихся в лесах, далекие завывания волков. Дыхание звезд обжигало ей шею, опаляя ее неистовым жаром, подобно неумолимым душам мечей. До ее слуха донесся чей-то вздох, как вдруг все стихло, только движения Священной, повторяющей едва слышно какие-то слова, нарушали покой природы.

И еще чей-то голос, низкий и немного смущенный.

И отвратительный запах крови и еще какой-то незнакомый запах, окутывавший ее, пока Адика не поняла, что это запах мокрой собаки.

В изумлении она подняла глаза и увидела двух огромных псов — могучие, словно вековые утесы, они настороженно стояли по обе стороны каменного уступа. Адика осторожно поднялась на ноги, но собаки даже не двинулисьв ее сторону, не залаяли и не зарычали.

С другой стороны священного котла на земле лежал обнаженный человек, у него было стройное тело молодого мужчины, который еще несколько лет назад был беззаботным подростком.

На расстоянии брошенного копья от распростертого тела стояла Священная, ничем не нарушая затянувшуюся тишину. Перед ней на земле возвышалась куча окровавленных одежд.

Адика осторожно обошла священный котел, не переставая бормотать слова защиты. Был ли этот раненый человеком, пришедшим издалека со своими духовными проводниками?

Собаки тщательно обнюхали тело, будто пытаясь понять, жив ли этот человек, после чего удовлетворенно сели по обе стороны от лежащего мужчины. Они даже не пытались укусить ее, когда она присела рядом с человеком и коснулась его плеча. Кожа его была мягкая, подобно лепесткам роз, и необыкновенно гладкая. На теле его было гораздо меньше волос, чем у мужчин племени Оленя, но лицо его было не бронзового оттенка, как у Проклятых. Бледный и стройный, он не был похож ни на одного человека, которого она когда-либо видела. Адика провела рукой по плечу, кожа у него была теплая, если не горячая. Он тихо вздохнул.

— Вот муж, которого я тебе обещала, Адика, — произнесла Священная. — Он пришел из другого мира.

Аромат, исходящий от него, был сладок, подобно дикой розе; его ухо, то, которое она видела, было небольшое и аккуратное, подобно прекрасной морской раковине, привезенной торговцами с севера; губы его были слегка лилового оттенка, будто недавно он очень сильно замерз.

Адика заговорила очень тихо, боясь потревожить его.

— Он пришел из мира мертвых?

Поскольку он лежал полуотвернувшись от нее, трудно было определить форму его лица.

— Он туда стремился. Но теперь он здесь.

Адика нежно положила руку ему на плечо, у него были крепкие мужские бедра и ягодицы, но она до сих пор не могла осознать, что перед ней лежит мужчина. Только ее охваченное предчувствием сердце радостно затрепетало в груди. Ветер дул через камни, разгоняя клочки тумана, бесследно таявшие под яркими лучами солнца, все выше поднимающегося на небосклоне.

Трудно было произнести даже слово, ведь и сейчас зародившаяся надежда разбивалась о крепкую стену ее страхов. Голос ее задрожал, когда она наконец, сделав над собой усилие, неуверенно спросила:

— И он останется со мной до самой смерти, Великая?

— Да, он останется с тобой до твоего последнего дня.

Спокойные слова Священной поразили ее подобно неумолимой беде. Адика заплакала, присев на корточки, чтобы удержать равновесие, поэтому не заметила, как он приподнялся с земли, оперевшись на локти, и внимательно посмотрел на нее. Он выглядел таким же удивленным, как и она, но казался таким ошеломленным, словно его тяжело ударили по голове. Он был очень бледен, как человек, перенесший серьезное заболевание, а на левой щеке краснело небольшое пятнышко в форме розы, таким клеймом люди народа Лошади обычно отмечали свой домашний скот. Но несмотря на нездоровую бледность и красное пятнышко на щеке, у него было приятное лицо, яркое и выразительное.

Прежде чем она поняла, что он собирается сделать, он мягко провел пальцем по шраму от огня на ее щеке и смахнул застывшую слезинку. Прозрачная влага настолько удивила его, что он громко вскрикнул и интуитивно прикоснулся пальцем к губам, пробуя на вкус соленую слезинку.

— Кто ты? — спросила Адика. — Как тебя зовут? Скажи, если можешь.

Его глаза широко распахнулись от изумления. Он ответил, но слова, что срывались с его губ, не были похожи ни на один язык, который она знала или когда-либо слышала. Быть может, на этом языке говорили в стране мертвых, и он был совершенно непонятен тем, кто пребывал в срединном мире, известном живым людям.

Он неуверенно оттолкнулся руками и коленями от земли, сел на корточки и только тут осознал, что совершенно обнажен. Он схватил одну из вещей из кучи лежащих от него на расстоянии вытянутой руки, но как только пальцы его коснулись влажной ткани, пропитанной его кровью, он издал душераздирающий крик и отполз назад, оглядываясь по сторонам, будто искал поддержки Священной.

Но среди камней не осталось и следа присутствия Священной. Ее сова тоже бесследно исчезла.

— Пойдем, — сказала Адика, протягивая ему обе раскрытые руки с обращенными вверх ладонями в знак мира. — Никто не причинит тебе здесь вреда.

Собаки даже не шевельнулись, а он продолжал сидеть на земле, скрестив ноги и скромно положив руки на колени. Желая показать ему, что она человеческая женщина, Адика сняла свои золотые рога, развязала бронзовый пояс и отложила их в сторону. Он смотрел на нее настороженно-почтительно, но в глазах его не было того страха, с которым посматривали на нее деревенские жители, среди которых она выросла и провела большую часть своей жизни. Либо он до сих пор был смущен, либо не испытывал перед ней страха. Если он шел по тропе, ведущей в земли мертвых, быть может, он больше не боялся никакой злой судьбы, которая могла нависнуть над ним в стране живых.

В воздухе повис тяжелый запах крови. Ярко-алые пятна, которые покрывали одежду незнакомца, брошенную кучей на траве, только сейчас начали высыхать и темнеть. Несмотря на то что под ребрами у него краснел свежий шрам, рана была ужасной, но искусно залеченной и не кровоточила. Собаки были совершенно целы и невредимы.

Откуда же появилась кровь?

— Это принадлежит тебе? — спросила Адика, осторожно касаясь ближней к ней вещи. Шерсть засверкала мареновым золотом, и когда она встряхнула его тунику, то под расплывшимся кровавым пятном узнала изображение духа, запечатленного на золотом одеянии: грациозный и могущественный лев, вытканный черными нитями по золотой поверхности туники.

Он отпрянул назад, разглядев изображение на одежде. Лицо его было настолько выразительным, будто душа наполнила собой все его физическое тело от самого сердца до поверхности кожи, а не была сокрыта где-то в потайных глубинах, что было характерно для большинства людей. Быть может, он никогда и не был человеком, но дух его, принявший сейчас человеческое обличье, был духом воина, который когда-то носил эти одежды и погиб в них. Возможно, он убил того человека, который был облачен в них, а теперь испытывал ужас от нахлынувших воспоминаний о своей жестокости.

Адика осмотрела вторую вещь из окрашенной шерсти, еще больше пропитанную кровью, чем одежда с изображением льва, что, скомканная, лежала в стороне. Под ней Адика увидела кожаный пояс с выгравированными на нем маленькими львами, украшенный бронзовой пряжкой в виде оскаленной львиной морды. Его обувь, искусно сделанная из мягкой кожи, лежала в стороне вместе с двумя длинными кусками ткани с кожаными нашивками, что, как она догадалась, было хорошо сшитыми штанами.

Откуда его люди знали и умели так искусно шить? Почему они не объединились с человечеством в борьбе против Проклятых?

Под одеждой из тонкой шерсти лежало одеяние, сплетенное из маленьких металлических колечек, они были бледного цвета, но не из серебра, олова, бронзы или меди. Одеяние было тяжелое, колечки звенели множеством голосов, когда Адика подняла его с земли. У него был тяжелый, необычный запах. Подобно накидке с изображением льва, в этом одеянии тоже были отверстия для головы и рук, и оно ниспадало практически до колен взрослого человека. Быть может, это был и не металл, а магическое заклинание, облеченное в физическую форму с тем чтобы защищать тело воина. У Адики заболели плечи от усилий и напряжения, прилагаемых ею, чтобы удержать его на весу, она опустила одеяние на землю и взяла в руки нож, скрытый под кучей одежды.

Не камень, не медь, не бронза: в металлической сущности этого ножа не было того непримиримого огня, таившегося в бронзовом мече, который она подобрала у тела мертвого Проклятого. Он был слеп, с бессердечной душой, холодный, словно зимние снега, безжалостный, подобно огромным змеям, которые извиваются в морских глубинах и целиком заглатывают суденышки рыбаков: испытывая голод, они устраивают себе кровавое пиршество, после чего замирают на некоторое время в безмолвном ожидании, пока жажда крови вновь не охватит их.

Но каким же образом появилась кровь на одежде? Удивительно, но каждая из вещей была покрыта засохшими бурыми пятнами.

Адика оглянулась назад, надеясь, но все же страшась найти ответ в выражении его лица. Но как любая молодая женщина, которая на протяжении долгого времени не испытывала наслаждения, обратила внимание на его тело.

Он давно уже был не ребенок, чтобы спокойно бегать обнаженным под теплыми лучами летнего солнца.

— Подожди здесь, — сказала Адика, жестами показывая, что она собирается уйти и тут же вернуться.

Когда она поднялась, шнурки, из которых была сделана ее юбка, скользнули в сторону от дуновения ветерка, открывая стройные красивые ноги. Он покраснел, что легко было заметить на его бледной коже. Она быстро отвела глаза в сторону, пытаясь скрыть вспыхнувшую в них надежду. Считает ли он ее привлекательной? Действительно ли Священная привела ее будущего супруга? Адика поспешно собрала священные атрибуты и скрылась в своем шалаше, где сложила в кедровый сундук золотые рога и бронзовый пояс, после чего вернулась к нему, держа в руках льняную тунику.

Он все так же сидел на земле со скрещенными ногами, склоненной головой опираясь на руки, и отдыхал. Услышав звуки ее шагов, он поднял голову, по щекам у него струились слезы. Он не был мертв, потому что умершие не могут плакать.

Адика положила тунику перед ним на землю и отошла немного в сторону, повернувшись к нему спиной, так как, если у него были какие-то особые тайные ритуалы, которые он должен был исполнить, переступая черту между обнаженностью и необходимостью быть одетым, она не хотела ему мешать и смущать его. Наступила тишина, прерываемая завываниями ветра, шорохом листьев и звуками его движений. После чего он негромко закашлял, желая прочистить горло, и она обернулась.

Туника свободно ниспадала у него с плеч, заканчиваясь как раз на уровне коленей. Удивительно, но он был такой же высокий, как Беор. Люди южных племен и Проклятые обычно были ниже ростом, чем народы Оленя. Только люди народа Лошади, чьи тела были наполовину человеческие, а наполовину конские, всегда были выше.

С помощью сложного, несколько неуклюжего набора жестов он указал на себя и произнес какое-то слово. Она попыталась повторить его сначала на своем языке, затем на Другом, как вдруг он рассмеялся, звонко и добродушно, так что она посмотрела ему в глаза и улыбнулась, но вынуждена была первой отвести взгляд. Щеки ее вспыхнули огнем; сердце радостно зажглось в груди. Он был привлекателен, но совершенно не похож на тех мужчин, которых она знала. Черты его лица были несколько изящнее, лоб более плоский, на щеке краснело маленькое пятнышко, а волосы были иссиня-черные, как у Проклятых, но мягкие и блестящие, словно спряденный лен.

Он вновь повторил свое имя, на этот раз медленно, и одна из больших собак громко залаяла, будто отвечая ему.

— Халан, — сказала она.

— Алан, — добродушно согласился он.

— Меня зовут Адика, — произнесла она. — А-ди-ка.

Ему было гораздо проще повторить ее имя, чем ей. Когда Адика улыбнулась ему, он покраснел и отвел глаза.

— Что мы должны сделать с этим богатством, которое ты принес с собой? — Она указала в сторону наваленных кучей одежд. Маленький кожаный мешочек валялся в стороне с порванными тесемками, из-под него выглядывал не большой колышек длиной с палец, он был очень похож на деревянные иглы, которыми скрепляют вместе стыки в углах домов. Этот колышек был сделан из того же бессердечного металла, что и колечки в тунике.

Ржавые пятна старой засохшей крови покрывали этот маленький гвоздь, подобно ножу, у него тоже была душа, ворчливая и неискренняя, даже немного плаксивая, словно капризный ребенок.

У него из груди вырвался сдавленный крик, он отшатнулся назад и упал на колени. Испытал ли он страх перед духом гвоздя, или его сбило с ног невидимое, притаившееся в нем зло? Адика быстро убрала гвоздь в кожаный мешочек. Мужчина с трудом поднялся на ноги, но смог лишь отступить к краю каменного круга, как тут же привалился к одному из возвышающихся валунов, склонив плечи, будто под тяжестью обуревавших его эмоций.

Адика собрала все окровавленные одежды и спрятала их в углубление в земле рядом с бронзовым мечом и броней, которые она забрала у Проклятого. Наконец она вернулась к нему.

— Пойдем.

Незнакомец покорно последовал за ней, время от времени обращаясь к своим верным псам, которые шли за ним по пятам, не отставая, но и не обгоняя их. Рядом с ее шалашом он остановился в нерешительности, осматривая сложную конструкцию из палок и веток, стены из шкур животных, соединительные колышки и кожаные ремни, удерживающие все на своих местах.

— Здесь я сплю, — сказала она.

Он так обезоруживающе улыбнулся, что она невольно отвела глаза в сторону.

Неужели Священная заглянула в самые потаенные уголки ее сердца? Движимая охватившими ее чувствами, Адика прильнула к нему и коснулась щекой его нежной щеки. От него едва уловимо пахло кровью, но этот неприятный запах перекрывал аромат свежих, едва распустившихся роз, а его редкая бородка была мягкой, словно лепестки.

Изумленный, он отпрянул назад, щеки его пылали огнем от смущения. Адика, сама ошеломленная своим напором и скоростью, с которой она чуть не потеряла голову при виде этого привлекательного человека, поспешно взобралась на ближайший к ней земляной укрепительный вал, с которого открывался прекрасный вид на деревню и поля, раскинувшиеся далеко внизу, реку и лесок, за которым чернел древний лес, обитель зверей и духов, диких волков и пугливых животных.

Раздался громкий собачий лай. Адика обернулась посмотреть, что случилось, и увидела, что собаки лают за спиной Алана, подталкивая его к ней. Он добродушно потрепал их по мордам, совершенно не испытывая страха перед их огромными челюстями, и последовал за ней; остановившись на полпути, он внимательно осмотрел склон укрепленного вала и насыпанную землю, расположение холма и простирающиеся вокруг него земляные насыпи. После чего неуверенно шагнул к ней и окинул долгим взглядом расположенную внизу деревню, окруженную низким забором, работающих на полях людей, лениво текущую реку и виднеющееся вдалеке, на краю леса, небольшое стадо пасущихся животных. Это была либо юная Урта со стадом коз, либо Деила с отарой овец.

Алан что-то поспешно произнес, но Адика не поняла ни слова, кроме того, что он был взволнован, указывая в сторону деревни, настолько, что начал спускаться вниз, скользя по влажной земле. Сначала она просто не могла оторвать взгляд, наблюдая за тем, как он двигается, уверенно и грациозно, пытаясь спуститься с вала. Он не был могучим, как Беор — одна лишь сила и никакого изящества в движениях, словно бык, неистовствующий в своем загоне; но не было у него и сдержанных, неуверенных движений, присущих Доррену, который был скромен и робок, поскольку из-за болезни не мог трудиться наравне с другими жителями деревни. Алан был молод и здоров, и она всем сердцем желала его, потому что он не боялся ее, потому что он был прекрасно сложен, потому что она была так одинока и что-то большее привлекало ее в нем, чем аромат роз, то, чего она не могла объяснить даже самой себе.

Адика поспешно последовала за ним, а он был настолько внимателен, что подождал ее, а может быть, понял по ее священным атрибутам, что она Почитаемая этого племени, и тем самым выразил свое уважение. Ни один человек не мог даже нечаянно обидеть Почитаемого любого племени.

Все жители деревни сбежались посмотреть на него. Алан удивленно глядел на них, на их лица, их одежду, прислушивался к их вопросам, которые, словно вода, скатывались с него, оставаясь без ответа. Взрослые люди забросили работу на полях, желая увидеть его, а дети столпились вокруг в таком изумлении, что даже невзначай толкали Адику локтями, чтобы лучше рассмотреть нового мужчину. После того как прошел первоначальный страх перед огромными собаками, они тоже окружили их, и, что удивительно, псы внушительных размеров уселись на землю, спокойные, словно волы, с выражением достоинства на умных мордах.

В это хаос, словно разбушевавшийся ветерок, ворвалась раздетая девчушка, Джетси, одна из внучек Орлы.

— Почитаемая! Скорее идите сюда. Матушка Орла зовет вас в дом для родов.

Леденящий душу страх сковал сердце Адики: только одна женщина в деревне должна была в скором времени рожать — ее подруга Вейвара. Она быстро отыскала в толпе своего кузена Уртана.

— Этот человек — друг нашего племени. Окажите ему гостеприимство, достойное чужестранца.

— Конечно, Почитаемая.

Адика бросилась бежать за Джетси. Крученые шнуры, из которых была сделана ее юбка, оплетали ей ноги, отскакивая на каждом шагу, бронзовые пластинки, прикрепленные на концах рукавов, тревожно позвякивали нестройными голосами, возвещая о нависшей опасности. Все время, пока она бежала к дому, Адика непрерывно молилась Толстушке, порой задыхаясь от нехватки воздуха:

— Прошу тебя, Толстушка, пусть она останется жива.

Не допусти того, чтобы моя судьба притянула несчастье на деревню.

Дом, в котором проходили роды, находился в стороне от деревни, на возвышении, вблизи протекающей реки. Он был окружен забором, за который не могли проникнуть рыщущие в поисках пищи свиньи и кабаны, упрямые козы и маленькие дети, мужчины тоже старались обходить его стороной. За воротами возвышалась куча неколотых бревен. Оглянувшись назад на деревню, Адика увидела, что сюда приближается супруг Вейвары в сопровождении своих братьев.

Она закрыла за собой ворота и трижды топнула каждой ногой на пороге дома, где принимали роды, после чего потрясла трещоткой, привязанной к двери, и переступила через порог дома, перешагивая точно над деревянным выступом, чтобы не коснуться его ногой. Свет в комнату поступал только через распахнутую дверь и небольшое окошко для дыма. Вейвара сидела на специальном стуле для родов, погруженная в глубокий родовой транс, глаза ее были полузакрыты, она тяжело дышала и отдувалась, казалось, она находится на грани и сейчас истерически разрыдается, несмотря на успокаивающее, монотонное пение матушки Орлы. Своему первому ребенку Вейвара подарила жизнь три года назад, а всем хорошо известно, что первые и вторые роды самые опасные: если женщина оставалась жива после них, это было словно благословение богов, наложенное на ее и ее силу.

Адика присела на колени около чаши, поставленной сразу у порога дома, и омыла лицо и руки лавандовой водой. Поднявшись на ноги, она по очереди обошла все углы дома для родов, произнося в каждом углу благословения и обмахивая их веточкой можжевельника, тогда как Вейвара продолжала часто и тяжело дышать, а матушка Орла монотонно напевать своим пронзительным голосом. Старшая дочь Орлы Агда покрывала руки растопленным жиром, от которого тоже пахло лавандой, чтобы отогнать прочь злых духов. Агда поприветствовала Адику с должным уважением, и Адика присела на колени рядом с другой женщиной. Джетси присоединилась к ритуалу, с тем чтобы научиться принимать роды, когда ее одногодки станут взрослыми женщинами.

Агда заговорила приглушенным голосом. Немного крови и пены смешались на ее руках с растопленным жиром.

— Благодарю вас, Почитаемая, за то, что вы пришли. — Она не смотрела прямо на Адику, но взглянула на Вейвару, желая удостовериться, что роженица ее не слышит. — Два дня назад, когда я осматривала ее, ребенок располагался головкой вниз. Но сейчас я проверила родовые пути и почувствовала, что ребенок идет ножками вперед. Ей еще рано рожать, но мне кажется, с ребенком что-то не так. — Она склонила голову, осматривая свои руки, после чего смело взглянула Адике в лицо. Из-за тусклого света, едва попадавшего в комнату через дымовое окно, казалось, на лице у нее застыла какая-то маска. — Думаю, ребенок уже мертв, — отрывисто произнесла Агда, будто слова могли застрять у нее в горле. — Надеюсь, вы сумеете сдержать его дух, так чтобы вместе с ним и Вейвара не ушла на Другую Сторону. Вейвара была скрыта от них тенью, ее распущенные волосы, словно накидка, ниспадали с плеч. Пение Орлы стало громче.

— Время пришло, — прошептала Вейвара. Агда встала между коленей Вейвары и жестом обратилась к своей матери, которая держала Вейвару за плечи — она изменила мелодию песнопения, чтобы роженица могла усиленно дышать, выталкивать ребенка и вновь дышать.

Агда осторожно осмотрела родовые пути, в то время как Джетси выглядывала у нее из-за спины, замерев на одной ноге, словно аист; с правого плеча у нее свисала ткань, в которую заворачивали детей.

Адика поднялась на ноги и отошла к порогу, стараясь не поворачиваться к роженице спиной. Прикрепленная к брусу, удерживающему крышу, сверху свисала плетеная корзина из ивовых прутьев, наполненная всевозможными амулетами. Поскольку дом, где принимали роды, был в определенном смысле порталом, соединяющим этот мир с другими мирами, он должен был быть всегда защищен амулетами и ритуалами. И теперь, сняв корзину с крючка, Адика нашла в ней то, что ей было нужно.

С улицы доносились ритмичные удары топора. Адика поняла, что это муж Вейвары обращается к мужской магии, на которую он способен, — он точно и ровно раскалывает бревна в надежде, что ребенок также проложит себе путь из утробы матери.

Вейвара начала неистово фыркать и хрипеть, но Агда сурово сказала:

— Ты должна дышать, тужиться и снова глубоко дышать. Орла помогает тебе, следуй ее ритму.

Адика нашла небольшой горшочек с краской цвета охры и кисточкой из свиной щетины начала рисовать спирали на своих ладонях, после чего тихо подошла к Агде.

— Дай мне свои руки.

Агда засомневалась, но Орла кивнула ей в знак согласия. Глаза Вейвары закатились, и она лишь негромко стонала между вздохами. Адика быстро нарисовала на ладонях Агды знак Толстушки — молодой месяц, символизирующий рождение, и лук Королевы Диких, отпускающий все в свободный полет. Себе на лбу она начертила веточку Старого Хага, желая тем самым привлечь к себе смерть, забрав ее от тех, кому суждено жить.

Веткой рябины Адика нарисовала знаки силы в каждом углу дома; остановившись у порога, она отдернула покрывало, которым была занавешена потайная дверь, и выглянула на улицу. За воротами супруг Вейвары упорно колол дрова, его широкие плечи блестели на солнце, струи пота скатывались по спине, руки уверенно взмахивали топором, все тело его было напряжено.

У него за спиной, несколько смущенный и озадаченный, стоял Алан.

Адика словно стряхнула с себя то состояние оцепенения, в котором находилась, как только увидела его, заметила, насколько он бледный и стройный по сравнению с мужчинами из ее деревни, у которых были округлые лица, мощные плечи и темная кожа, почерневшая от работы под ярким летним солнцем. Ее кузен Уртан положил Алану руку на локоть, будто хотел удержать его, но Алан двинулся вперед, сопровождаемый верными псами, от одного вида которых Уртан был вынужден отойти в сторону. Они были настолько огромные, что не было необходимости рычать или показывать зубы.

— А-а-а! — закричала Вейвара так громко, что ее муж замер с топором в руках и все мужчины, окружавшие его, повернули головы в сторону запретного дома, но тут же отвернулись.

Адика в ужасе отпрянула назад, когда Алан решительно прошел через ворота. Как только покрывало вновь опустилось на потайной проход, в толпе собравшихся за забором раздались громкие крики.

— Родила! — возвестила Орла.

— Еще один! — выкрикнула Вейвара, в ее словах слышались боль и мука, а не радость и облегчение.

Агда взмолилась:

— Толстушка, помоги нам! Еще один вот-вот появится на свет! Почитаемая! Прошу вас, возьмите этого ребенка.

Жизнь оставила его тело.

Адика взяла ребенка на руки и прижала его холодные губы к своим губам; в нем не было жизни, сердце не билось в этом маленьком посиневшем тельце. Едва Адика успела подумать о том, что необходимо найти дух умершего младенца и показать ему тропу, ведущую на Другую Сторону, как между ног Вейвары показалась блестящая головка второго ребенка. Это настолько поразило ее, что Адика отпрянула назад и столкнулась с Аланом, который только что вошел в дом, где проходили роды. Он удачно поддержал ее рукой под спину, чтобы она не упала. Только Джетси видела, как он вошел, но девочка замерла, широко распахнув от удивления глаза, не в силах вымолвить ни слова.

Какое же несчастье принесла Адика в деревню, когда решила привести его сюда? В руках она держала беспомощное тельце ребенка, посиневшее, словно цветок василька, и слабое. Мертвое и потерянное.

Его близнец так легко прошел по родовым путям, словно рыбка, выскользнувшая из мокрых рук. Агда подхватила его, и он тут же громко закричал, показывая всю силу своих легких. Вейвара начала плакать от изнеможения и всех перенесенных мук и болей.

Орла убрала руки с плеч Вейвары и в этот самый момент заметила фигуру человека, стоящего за спиной Адики. Сквозь зубы она прошептала:

— Что это за существо, появившееся здесь среди нас?

Вейвара пронзительно закричала, дрожа всем телом, будто ее сводили судороги.

Агда круто развернулась на пятках и завизжала еще громче, заглушая хныканье младенца:

— Какое проклятие принес он на наши головы?

Не обращая внимания на их слова, Алан нежно взял мертвого ребенка из рук Адики, поднял его повыше и приложил голову к его груди. Некоторое время он внимательно прислушивался, после чего что-то произнес, понизив голос, либо ей, либо мертвому младенцу, либо самому себе, Адика не знала наверняка. Все женщины в ужасе смотрели на него, и близняшка отчаянно кричал, будто протестуя против его действий, тогда как Алан присел на утрамбованный земляной пол и начал растирать маленькое тельце руками.

— Что это за существо? — еще раз настойчиво спросила матушка Орла. Но Адика, охваченная страхом, не решилась ей ответить, она так желала, чтобы в ее последние дни с ней был кто-то рядом, и вот теперь его появление принесло беды и несчастья в ее деревню.

— Смотрите! — прошептала Вейвара.

Мертвый ребенок зашевелился и заплакал. Цвет его тела стал постепенно меняться, исчезал синюшный оттенок, жизнь возвращалась в маленькое тельце, которое становилось розовым и даже красноватым. Алан задумчиво осмотрел новорожденную девочку, после чего поднял ее и передал на руки Вейваре, которая ошеломленно смотрела на него, будто овца, приведенная на место бойни. Живые близнецы были знаком свыше, свидетельствующим о благодати, ниспосланной Толстушкой.

— Ааа! — закричала Вейвара от накатившего приступа невыносимой боли. Не думая, что делает, она передала ребенка обратно на руки Алану, прежде чем с силой вцепиться в родильный стул. Джетси умело завернула второго младенца в кусок ткани.

После того как вышел послед и Агда отрезала от него небольшой кусочек, который Вейвара должна была проглотить, все женщины обернулись в сторону Алана. Он спокойно стоял рядом с Адикой. Та пыталась взять себя в руки, замерев в ожидании первенца.

Но ни слова обвинения не услышала она от матушки Орлы. Агда молча стояла в стороне, у ее ног на большом плоском блюде лежал послед.

Никто не начал ругать незнакомца, никто не поднял руку в ритуальном жесте, чтобы защитить себя от зла, которое он принес с собой, войдя в дом, куда запрещалось заходить мужчинам. Несмотря на то что позволить ему остаться здесь было бы неправильно, у Адики не было сил или желания прогнать его прочь. Он принес с собой свет, даже если просто поднял развевающуюся на ветру шкуру животного, которой был занавешен выход из дома, поскольку сейчас она была закреплена за крюк под потолком над дверным проемом и висела неровно. Розовое пятнышко у него на щеке в этот момент казалось особенно живым, почти сверкающим.

— Что это за существо? — пробормотала матушка Орла еще раз.

— Ребенок был мертв, — произнесла Агда. — Я знаю, что именно так и было, когда я держала его на руках. — Она тоже не могла отвести глаз от Алана, будто он был ядовитой змеей или существом, обладающим невообразимой силой. — Кто же он, если смог вселить жизнь в уже посиневшее тельце ребенка?

Конечно, все стало совершенно очевидно, как только Адика заявила об этом.

— Он мужчина, — объяснила она, глядя на него, тогда как он тоже смотрел на нее. Казалось, Алан был немного смущен и растерян, когда он отвернулся от Вейвары, которую Джетси омывала чистой водой и губкой из связанного тростника. — Он шел в земли мертвых, когда Священная забрала его оттуда и привела ко мне, чтобы он стал моим спутником и верным другом.

Вейвара еще не отошла от долгих родов, поэтому ничего не ответила, если и услышала ее слова. Агда и Орла только слегка покачали головами, тут же приложив руки к ушам, чтобы удостовериться, что ни один злой дух не проник в них вместе с этим дерзким заявлением.

— Да будет так, — сказала Орла. — Если Священная привела его к тебе, значит, она, должно быть, уверена, что он не причинит никакого зла нашей деревне.

— Если он шел в земли мертвых, — произнесла Агда, — тогда он мог встретить душу ребенка, заблудившуюся на этой длинной тропе, и привести ее назад к нам.

Орла закивала головой в знак согласия.

— Только благодаря всемогущей магии можно увести человека с тропы, по которой идут в земли мертвых. Быть может, он уже побывал на Другой Стороне. Он не говорил об этом?

— Он не говорит ни на одном известном мне языке, матушка, — призналась Адика.

— Нет, нет, — возразила Агда. — Никто, побывавший на Другой Стороне, больше не сможет говорить на языке живых людей. Все это знают! Он должен быть твоим супругом, Адика? — Она запнулась, прежде чем продолжить. — Последует ли он туда, куда ведет твоя судьба?

— Да, Священная обещала мне.

— Возможно, — задумчиво произнесла Орла, погрузившись в размышления, — человек, который видит и может поймать заблудшие души, как было с этим ребенком, должен остаться в деревне, когда впереди нас ждет такое сложное время. Тогда он сможет заметить всех злых духов, прилетевших к нам, и прогнать их прочь, чтобы они больше не досаждали деревенским жителям.

— Что ты такое говоришь, матушка? — Агда подозрительно посмотрела на Алана.

— Я поговорю со старейшинами.

— Позвольте, я выведу его на улицу, — быстро произнесла Адика. — После этого я приведу в порядок дом для родов, чтобы Вейвара могла спокойно находиться здесь в течение месяца.

Кровать молодой матери уже была подготовлена и располагалась вдоль одной из стен: деревянный настил был покрыт соломой и тростником, сверху лежали овечьи шкуры и особое шерстяное покрывало с закрепленными на нем веточками рябины, обеспечивающими молодой матери облегчение от болей и защиту. Адика осторожно взяла Алана под руку; все это время он не сводил глаз с младенца в руках Вейвары, но тут посмотрел на нее.

— Пойдем. — Адика указала на дверь.

Алан послушно последовал за ней. Казалось, за этот короткий промежуток времени уже вся деревня узнала о мужчине, который посмел войти в дом, где принимают роды. Теперь все жители деревни столпились за забором, желая увидеть, что же произойдет.

Беор растолкал всех своими мощными плечами и пробрался вперед. Он забрал топор из рук мужа Вейвары и угрожающе поднял и сжал его, заметив, что они вышли из дома.

Подобно быкам и баранам, мужчины всегда узнают своего соперника непонятным для женщин образом.

— Я позабочусь об этом незваном госте, — сказал Беор грубо, когда Адика приблизилась к воротам.

— Он под моей защитой.

Собаки бросились сквозь толпу собравшихся навстречу своему хозяину. Их угрожающие размеры и внешний вид заставили людей в страхе расступиться.

— И, как мне кажется, под защитой духовных проводников.

Один из огромных псов легко толкнул Беора в ногу и негромко зарычал — угроза, но еще не атака. Алан что-то резко сказал собаке, и она села на землю, недвижимая, дожидаясь его, пока Алан стоял с другой стороны забора, оценивающе глядя на Беора, на его широкие плечи и поднятый топор. Под солнечным светом розовое пятнышко, что пылало у него на щеке, когда они стояли на вершине кургана и сейчас, внутри дома для родов, поблекло и превратилось в едва заметную, ничем не примечательную метку на коже.

Уртан спешно выступил вперед и обратился к Беору, понизив голос, увещевая его отойти в сторону. Беор стоял в нерешительности. Адика видела, какая борьба развернулась внутри его и разрывала его на части: его ревность, резкий нрав, гордость и самодовольство вступили в схватку с порядочностью и приличиями, которые отличали людей народа Белого Оленя; они знали — для того чтобы выжить, нужно держаться всем вместе.

— Нет необходимости учинять неприятности, — громко сказал Уртан.

— Я не тот человек, что причиняет беспокойство, — произнес Беор, с горечью глядя на Адику. — Кто этот чужестранец, одетый как Проклятый? Он уже доставил неприятности деревне!

— Отойди в сторону, Беор! — Матушка Орла появилась из дома, где проходили роды. — Пусть не будет никаких столкновений и драк в такой день, как этот, когда в нашей деревне появились живые близнецы, словно щедрый подарок от Толстушки.

Даже Беор не осмелился пойти против слова матушки Орлы и пролить кровь в день, благословенный Толстушкой. Все еще сжимая в руках топор, будто хотел раскроить Алану голову, вместе со своим братом и кузенами он удалился прочь, тогда как толпа собравшихся продолжала разглядывать чужестранца, появившегося среди них.

Алан перебросил ногу через забор и таким образом покинул этот островок запретной земли, показывая своим небрежным отношением, что для него не существует никаких преград. Он не знал, как знала Адика, благословенна ли эта пядь земли, священна или запретна, или это самое обыкновенное место, где расцветает жизнь и наступает смерть. Толпа взволнованно расступилась, давая ему возможность пройти.

— Ты должна подождать здесь, Почитаемая, — обратилась к Адике Орла, как только они подошли к деревенским воротам. — Прошу тебя, не входи в деревню, пока старейшины не вынесут свое решение.

Она созвала старейшин в дом совета, над которым был установлен столб с изображениями предков.

Адика научилась быть терпеливой и ждать спокойно, когда проходила обучение, но она очень удивилась, как терпелив Алан, сидящий рядом с ней. Его собаки улеглись на траву позади него, развалились, высунув языки. Внешне они отдыхали, но всегда были настороже, сам Алан неторопливо изучал раскинувшуюся деревню. Взрослые жители вернулись к своей работе, а дети замешкались, желая получше рассмотреть нового человека, старшие ребята удерживали малышей от необдуманного приближения к чужестранцу.

Совет длился недолго. Вскоре столб закачался и исчез внутри дома через дымовое окно. В дверях появилась матушка Орла, за которой почтительно следовали другие старейшины. Жители деревни поспешили к воротам, желая услышать решение совета, только Беор исчез в лесу со своим охотничьим копьем. Собаки навострили уши.

— Старейшины решили, — произнесла Орла, — если Адика берет на себя обязательства отвечать за этого человека и будет жить с ним в одном доме, она может вновь вернуться в деревню, пока не наступит то, что должно произойти.

— Да будет так, — пробормотала Адика, хотя сердце ее пело от радости.

Деревенские жители проговорили ритуальные слова согласия, и решение совета было принято и одобрено. Священная помогла ей в этом, как и обещала.

У Адики были свои обязанности: она должна была привести в порядок свой прежний дом, который пустовал в течение двух месяцев, и убраться в доме, где проходили роды, после того как туда вошел мужчина.

Пока она трудилась над этим, в дом для родов то и дело приходили женщины, родившие в свое время живых, здоровых детей. Они приносили подарки, еду и напитки Вейваре, как будут делать в течение полного лунного цикла, за который луна превратится в месяц и вновь нарастет, только через такой срок молодая мама сможет вернуться к своей обычной жизни.

После этого у Адики было свободное время, которое она посвятила тому, что наблюдала за Аланом, только делала она это издалека, притворяясь, будто не смотрит на него. Она надеялась, что он будет ждать ее у деревенских ворот, скромный и сторонящийся людей, какими всегда были чужестранцы, впервые оказавшиеся в новом месте, но Алан позволил детям увести себя от колодца к хранилищам и амбарам, потом они побывали у свежевыкопанного оградительного рва и подошли к дому, где жители деревни хранили зерно. Он останавливался около взрослых жителей деревни, наблюдая за тем, как они изготавливают глиняную посуду и горшки, с интересом смотрел, как девушки плетут корзины, и внимательно изучил медный кинжал, который недавно купили или обменяли на что-то в Старом Форте, где жил колдун, обладающий секретами работы с металлами.

Он приласкал хромающую собаку и смог выдернуть острый шип, вонзившийся ей в лапу, и отругал несмышленого ребенка за то, что тот бросал в собаку камни, хотя, конечно, ребенок не понял ни слова из того, что он сказал. Он тщательно осмотрел и потрогал деревянные составные части ткацкого станка, наваленные кучей за домом матушки Орлы и ее дочерей, и повозился в обломках и осколках камней, грудой возвышающихся около мастерской Пура, мастера по камню. Он удивительно много времени провел, изучая две деревенские деревянные сохи. Адика помнила, как ее дедушка рассказывал ей о том, как удивительно легко оказалось пахать поля с помощью этих чудесных инструментов, все его детство жители деревни пахали землю заостренными рогами.

Любопытству Алана не было конца, будто он никогда прежде не видел подобных вещей. Быть может, он родился в племени дикарей, которые до сих пор живут в хижинах, сделанных из веток и шкур животных, а вместо оружия носят с собой заостренные палки. Как же тогда он принес с собой такие умело сшитые одеяния?

Адика наблюдала за незнакомцем украдкой, она боялась проявлять к нему повышенный интерес, боялась испугать его и тем самым оттолкнуть от себя, если он заметит, что она неотступно следует за ним, боялась силы охвативших ее чувств, таких внезапных и всепоглощающих. Алан был чужеземцем, но Адике казалось, будто она знает его всю жизнь, он был словно тихая заводь в быстром потоке жизни деревни. Он находился как будто в стороне от этой бурной жизни, но его присутствие разрушало обычный ритм, смешивая священное и обычное, подобно тому, как река объединяет воды разных потоков.

Так прошел этот день, Алан внимательно изучал жизнь деревни, а толпа любопытных детишек неотступно следовала за ним, и он ни разу не отмахнулся от них, несмотря на то что они ему очень докучали.

Пришел вечер. Люди принесли еду к двери ее дома, будто извиняясь за то, что относились к ней пренебрежительно предыдущие месяцы, и признав ее нового супруга. Они все так же боялись смотреть ей в глаза, но дети спокойно сидели рядом с Аланом, а он обучал их новой игре — на земле были начерчены линии, которые необходимо было заполнять камешками, передвигая их по ходу игры, — интересный и умный план захвата территории и вынужденного отступления. Уртан вел себя так, сидя рядом с ним, будто они всю жизнь были друзьями, которые вместе ходили за одной сохой на пашне или проводили долгие жаркие дни, наблюдая за купающимися на отмели детьми. Беор все еще не вернулся со своей одинокой охоты, но другие мужчины оказались более любопытными и уважительно относились к Уртану, поэтому вскоре и они присоединились к ним, желая обучиться новой игре в линии и камешки. Алан любезно отнесся к их присутствию, казалось, он со всеми легко находит общий язык.

Если бы не эта ночь, когда она пыталась уговорить его пройти в дом и объяснить, что он может спать на кровати рядом с ней… Он тут же изменился в лице и заговорил что-то на своем языке, скорее возбужденно, чем объясняя ей свои действия. Она обидела его. Покрасневший и молчаливый, он устроил себе постель из соломы за порогом ее дома, а с каждой стороны от него улеглись его верные собаки, его охранники. Таким образом он мирно заснул на улице, пока она всю ночь ворочалась без сна.

Заухала сова, тенью скользнув в темной ночи. Одна из собак заскулила во сне и перевернулась на другой бок. Заплакал ребенок, но тут же крик стих. Вся деревня погрузилась в глубокий сон. Где-то далеко в своих городах Проклятые строили планы великого нападения на ее народ, но сейчас их вражеские планы казались ей призрачными, словно легкая дымка, по сравнению с ровным дыханием мужчины, который спал за порогом ее дома.

На рассвете Уртан позвал Алана на запруду к реке, куда с ними пошли его кузены Кэл и Тости. Всю дорогу они дружелюбно посмеивались над попытками Алана выучить новые слова. Собаки не отставали ни на шаг. Алан был очень дружелюбно настроен, и Адике нестерпимо хотелось посмотреть, как он будет вести себя на реке, но у нее были свои дела.

Войдя в дом, где проходили роды, чтобы вновь защитить его магией и амулетами, она увидела, что Вейвара кормит одного из младенцев, покачивая другого, мирно спящего в сплетенной колыбели. Молодая мать смотрела на сонного близнеца взглядом, полным удивления, будто открыла дверь и на пороге увидела прирученного медведя.

— Правда, что чужестранец вернул первенца к жизни?

— Так мне показалось. — Адика присела рядом со спящим младенцем, но не коснулась его. — Я держала этого ребенка в руках. Прислушивалась к биению его сердца, как Агда, но не почувствовала живого духа внутри него. Он вернул его дух обратно.

— Ты думаешь, он колдун?

— Нет, я так не думаю.

Сплетенная колыбель поскрипывала, раскачиваясь вперед-назад. Второй близнец тихо посасывал грудь. Капелька светлой жидкости выступила из соска и на мгновение застыла там, прежде чем скатиться вниз по коже Вейвары.

— Я слышала, он должен стать твоим новым супругом, — добавила Вейвара. — Он привлекательный? В том состоянии я не смогла его рассмотреть.

— Нет, — быстро ответила Адика. — Он не так уж и привлекателен, поскольку совершенно не похож на мужчин народа Оленя.

— Но. — Вейвара рассмеялась. — Я слышу «но» в твоем голосе. Я чувствую, что ты думаешь о нем сейчас. Ты никогда не думала о Беоре, когда не была рядом с ним. Думаю, будет лучше, если ты соединишь свою жизнь с этим человеком и он сможет понять твои желания. Если он прибыл издалека, быть может, он просто никого не хочет обидеть. Он совершенно не знает, что здесь запрещено, а что нет. Как иначе он посмел войти в дом, где шли роды? Будет лучше, если ты попросишь матушку Орлу засвидетельствовать ваш союз, чтобы он понял, что ему можно общаться с тобой.

— Да, я должна сделать именно так, объяснить ему, что у нас не разрешается делать.

Адика медленно вернулась обратно в деревню и подошла к воротам как раз в тот момент, когда Алан, Уртан и его кузены поднимались вверх по холму, возвращаясь с реки с полными корзинами рыбы, хорошим уловом для праздничного дня. Алан весело смеялся, накидка съехала у него с плеча, обнажив грудь, кожа заметно покраснела от палящих лучей летнего солнца. Он был стройным и значительно отличался от мужчин народа Оленя тем, что на груди и спине у него совершенно не было волос.

— Никогда не думала, что увижу наконец Почитаемую счастливой, — сказала матушка Орла, останавливаясь рядом с ней. Орла давно ходила прихрамывая и опиралась на сломанную палку, которая когда-то была древком алебарды.

— Матушка Орла! Вы испугали меня!

— Это так, поскольку мысленно ты витала где-то далеко.

Они вынуждены были отойти в сторону, чтобы пропустить четверых мужчин с тяжелыми корзинами и позволить им пройти по деревянному мосту, переброшенному через ров, и дальше в деревню. Алан увидел Адику и улыбнулся ей, Адика не была уверена в том, как она ему ответила, поскольку именно в этот момент Орла сильно подтолкнула ее под локоть.

— Вот, дитя!

К ней давно никто не прикасался, за исключением того случая, когда Алан смахнул слезу со щеки, пытаясь понять, настоящая ли она, поэтому Адика громко вскрикнула от удивления, но тут же смутилась от этого. Мужчины к тому времени уже давно прошли мимо и занесли большие корзины с рыбой в дом совета, где позже она будет поделена между семьями.

Матушка Орла закашлялась.

— Чужестранцу, который проводит ночь в доме женщины без данного ею обета и должной церемонии, деревня не может доверять, как одному из своих жителей.

— Все было сделано очень поспешно, матушка. Не думайте, что он сам решился на это. Я пригласила его в дом, не дожидаясь необходимой церемонии.

— Он не вошел, — одобрительно сказала Орла. — До меня дошли эти слухи.

— Я надеялась, что вы можете мне что-нибудь посоветовать, — застенчиво пробормотала Адика. — Я совершенно неопытна. Вы сами знаете, как все было с Беором.

— Это не было мудрым поступком — соединить с ним свою жизнь. — Орла резко произнесла эти слова, будто желая освободиться от любой неудачи, сопутствующей упоминанию об этом неудавшемся союзе. — Тем не менее с этим покончено. Беор поймет, что его ревности нет места в нашей деревне.

— Вы думаете, все будет так легко?

— Если он не сможет принять нового человека, появившегося в деревне, то имеет возможность уйти к своим кузенам из народа Черного Оленя или жениться на дочери матушки Нахумии и жить в Старом Форте.

— Мне кажется, что такому сильному воину, как Беор, лучше оставаться среди нас, пока… пока не закончится война, матушка.

— Возможно. Но нам совершенно не нужно, чтобы гордыня и ярость раздирали на части нашу общину в такие тяжелые времена. Больше не будем говорить об этом.

— Как вы пожелаете. — В любом случае, ей было гораздо легче, когда матушка Орла направляла ее, будто добрая тетушка свою племянницу. Слишком трудно было поступать, как взрослый, умудренный опытом человек, когда на самом деле она была еще так молода.

— Пусть чужестранец спит в доме для мужчин, — продолжала Орла. — В любом случае, неужели ты захочешь, чтобы твоим супругом стал человек, у которого совершенно нет чувства собственного достоинства, что он даже не стремится ухаживать?

Адика рассмеялась, поскольку такое заявление было совершенно неожиданным и заключало в себе обвинение в нежелании подождать. Сначала Адика не увидела Алана около дома совета, но вскоре заметила его среди остальных Деревенских жителей; огромные собаки преданно следовали за ним повсюду. Вдруг ее поразило видение, короткое, но ослепительно яркое: она увидела не Алана, феникса, пламенного и пышащего жаром, сияющего среди простых людей так ярко, что она вынуждена была отвести глаза в сторону.

— Действительно, — матушка Орла продолжала говорить голосом человека, который не замечал в этом ничего странного, — Священная сделала мудрый выбор.