"Контракт с коротышкой" - читать интересную книгу автора (Леонард Элмор)

1

Двенадцать лет назад, когда Чили впервые приехал в Майами-Бич, с погодой ему не повезло: стояла редкая в тех местах холодная зима – всего плюс два в тот день, когда они с Томми Карло пообедали в «Везувио» на Саут-Коллинз и когда у Чили сперли кожаную куртку. Ту самую, что жена подарила ему на Рождество, перед тем как они перебрались сюда, в Майами.

Оба родом из Бэй-Ридж, что в Бруклине, Чили и Томми были старыми друзьями, а сейчас их связывал еще и общий бизнес. Через своего дядю Момо Томми Карло работал с бруклинской командой: он вел бухгалтерию для Момо и принимал ставки, пока тот не послал его в Майами с сотней тысяч в кармане, чтобы заняться ростовщичеством. Ну а Чили был связан с мафией через родственников с материнской стороны, братьев Манзара. Его обычная работа на «Манзара Мувинг и Сторидж» заключалась в поисках оптовых покупателей на такие товары, как сигареты, телевизоры, видеомагнитофоны, стремянки, одежда, мороженый апельсиновый сок… И так далее. Хотя в семье его своим не признавали – даже несмотря на то, что воспитали его итальянцем. Просто в его жилах текла не чистая кровь, а чуть разбавленная каким-то пуэрториканцем с отцовской стороны.

Впрочем, Чили и не особенно стремился влиться в мафиозные ряды, ведь это означало, что ему пришлось бы соблюдать дерьмовые – с его точки зрения – принципы уважения к старшим. Хватало того, что он вынужден был считать этих ребят героями и улыбаться в ответ на тупые, но смешные – с их точки зрения – замечания. Приятно, однако, зайти в ресторан на Восемьдесят Шестой или Кропси-авеню, где все знают тебя по имени и из кожи вон лезут, чтобы услужить совсем молодому тогда человеку… Жену Дебби тоже устраивало такое положение вещей, но только до тех пор, пока после нескольких лет замужества она не забеременела. Тогда все изменилось. Дебби сказала, что, раз в их жизни появится ребенок, Чили должен найти нормальную работу и перестать общаться с «этими людьми». Она скулила и нудила, пока он не ответил ей: «Ладно, согласен, Господи!» – и не присоединился к делу Томми Карло в Майами. Дебби он объяснил, что отныне занимается снабжением крупных отелей типа «Фонтенбло». Она этому поверила и верила почти год, пока у него не сперли куртку.

В тот раз в «Везувио» они спокойненько пообедали, а потом Томми сказал, что подождет его в парикмахерской, в задней комнате, у телефона, поднял воротник своей спортивной куртки с надписью «Палм-Бич», будто бы это могло защитить его от холода, и ушел. А Чили направился в гардероб за своей одежкой, но увидел там лишь пару плащей и летную куртку, которая, вероятно, висела здесь еще со времен Второй мировой войны. Когда же Чили вызвал директора – пожилого итальянца в черном костюме, – тот внимательно оглядел практически пустой гардероб и удивленно спросил:

– И вы ее не нашли? Неужели ее здесь нет?

– Тогда, может, ты мне покажешь черную кожаную куртку длиной до кончиков пальцев с лацканами, как у пиджака? – отрезал Чили. – Но ее здесь нет, и ты должен мне триста семьдесят девять баксов.

Директор в ответ предложил ему ознакомиться с объявлением на стене, которое гласило:

– Еще как понесете, – пообещал ему Чили. – Я не затем приехал в солнечную Флориду, чтобы морозить задницу. Внимательно следишь за моей мыслью? Давай куртку или гони триста семьдесят девять баксов – ровно столько, сколько моя жена заплатила за куртку в магазине «Александр».

Директор вызвал официанта, и они принялись оживленно общаться по-итальянски, причем официант то ли нервничал, то ли ему не терпелось поскорее вернуться к складыванию салфеток. Чили уловил лишь несколько слов, в частности имя, которое повторилось несколько раз: Рей Барбони. Это имя было ему знакомо, как, впрочем, и его обладатель, который часто зависал в отеле «Кардозо» на побережье. Рей Барбони по кличке Боунс работал на парня по имени Джимми Капоторто, к которому, кстати, перешли все местные дела от недавно усопшего Эда Гросси… но это уже совсем другая история.

– Объясни клиенту, что это мистер Барбони одолжил его куртку, – велел директор официанту.

– Понимаете, – начал официант, упорно прикидываясь, будто он тут совсем ни при чем, – кто-то взял его куртку и оставил эту, старую. Тогда мистер Барбони взял ту, что подошла, и сказал, что одалживает ее.

– Подожди-ка, подожди-ка, – остановил Чили официанта, который, казалось, не находил ничего необычного в том, что какая-то паскуда взяла не принадлежавшую ему куртку. – Объясни еще раз.

– Он не насовсем ее взял, всего лишь одолжил, понимаете. Мы вернем его куртку, а он – ту, что одолжил. Но если это была ваша куртка, то он вернет ее вам прямо сейчас. Мистер Барбони надел ее только для того, чтобы добраться до дома, и вовсе не собирался оставлять у себя…

– У меня в кармане лежали ключи от машины, – поведал им Чили.

Оба, и директор, и официант, посмотрели на него так, будто ни слова не понимают по-английски.

– Я всего-навсего спрашиваю: как вы предлагаете мне отправиться за собственной курткой, если у меня нет ключей от машины?

Директор посулил вызвать такси.

– Так, давайте определимся, правильно ли я вас понял, – перебил его Чили. – Вы не несете ответственности за утерянные вещи типа моей дорогой куртки, но в то же время собираетесь найти куртку Рея Боунса или купить ему новую. Вы это хотите сказать?

Он прекрасно понимал, что ничего они не хотят сказать, кроме того, что Рей Боунс является хорошим клиентом, заходит в ресторанчик два-три раза в неделю и работает на Джимми Капа. А еще они понятия не имели, где Рей живет, и в телефонной книге не было его номера. Поэтому Чили позвонил Томми Карло в парикмахерскую, объяснил ситуацию, несколько раз уточнил, верит ли Томми услышанному, и попросил заехать в ресторан.

– Я хочу забрать свою куртку. А потом вытащу голову этого парня из его же собственной задницы и выбью ему зубы.

– Завтра, – сказал Томми, – будет уже тепло, погоду обещают чудную, я сам по телевизору видел. Куртка тебе не понадобится.

– Дебби подарила мне ее на Рождество, черт возьми, и обязательно спросит, где куртка, стоит мне в таком виде вернуться домой.

– Скажешь, что потерял.

– Да она с постели не встает после выкидыша. С ней вообще невозможно разговаривать, в смысле, ей ничего не объяснишь.

– Еще и лучше, Чил, – обрадовался Томми. – Вот и не говори ей ничего.

– Этот парень взял мою куртку, и я даже не могу вернуть собственное имущество?

Томми подобрал его у ресторана, после чего они заехали на Меридиан, чтобы Чили, который жил там в то время, взял что-нибудь из одежды. Он, стараясь не шуметь, схватил из шкафа в прихожей перчатки, но Дебби все равно услышала посторонние звуки.

– Эрни, это ты? – поинтересовалась она из спальни.

Она никогда не называла его Чили, максимум «милым» – и то только когда хотела о чем-нибудь попросить.

– Милый, принеси мне таблетки, они у мойки на кухне, и стакан воды, пожалуйста.

Пауза.

– Ах нет, милый, лучше принеси мне стакан молока и несколько печенюшек, тех, что ты купил в «Винн-Дикси», с шоколадными крошками.

И все это полным страдания голосом, которым она говорит вот уже три месяца, что прошли после выкидыша. Также она любила спрашивать: «Который час?» – хотя будильник стоял на тумбочке в футе от ее кровати и ей всего-навсего нужно было повернуть голову. Они знали друг друга со средней школы – он тогда играл в баскетбол, а она крутила жезлом и аппетитной попкой. Чили сказал, что уже половина четвертого и он опаздывает на встречу, пока. Но уже в дверях услышал:

– Милый. Будь любезен…

Поздно.

– Забери куртку, но не трогай Рея, а? – попросил Томми, пока они ехали по Оушен-драйв к отелю «Виктор». – Ты только осложнишь ситуацию, и нам придется звонить Момо, чтобы все уладить. О'кей? Потом ведь Момо будет ссать кипятком, еще бы, он же столько времени на нас потерял. Вот скажи, нам это надо?

Чили тем временем размышлял о том, как таблетки снова оказываются у мойки, если он то и дело приносит их Дебби в комнату.

– Не волнуйся, скажу только самое необходимое. И даже меньше, – успокоил он Томми.

Поднимаясь по лестнице на третий этаж, он надел перчатки, постучал три раза, выждал, натянул правую перчатку поплотнее, а когда Рей Боунс открыл дверь, врезал ему со всего размаху. Одной правой. В добавке левой необходимости уже не было. Со стула в гостиной Чили снял свою куртку, бросил взгляд на скорчившегося Рея Бо-унса, зажимающего нос и рот ладонями, по которым на рубашку текла кровь, и вышел, не промолвив ни слова.

Эрнесто Палмер получил кличку Чили еще в детстве – за свой горячий характер. Она привязалась к нему с легкой руки отца, который, когда не пил, работал докером на «Булл Лайн». Теперь, по словам Томми Карло, Чили уже остыл, но прежняя крутизна осталась, потому и кличка прилипла к нему намертво. Чили достаточно было мертвенным взглядом посмотреть на проштрафившегося должника и произнести не более трех слов, как тот был готов продать машину жены, лишь бы рассчитаться. Как искренне считал Чили, секрет такого успеха кроется в правильной подготовке клиента.

– Парень приходит к тебе, и ты говоришь ему прямо в лоб, независимо от того, сколько денег ему нужно и для чего: «А ты уверен, что хочешь взять эти деньги? Мне не нужно никаких закладных на дом, никаких бумаг. Одно лишь твое слово. Обещай, что ты вернешь все с процентами». А дальше ты объясняешь: «Если же ты не уверен, что сможешь каждую неделю выплачивать проценты, прошу тебя, лучше ничего не бери. В таком случае эти деньги тебе не нужны». Если парень хоть немного сомневается, мямлит что-нибудь типа: «Ну, я практически уверен, что…» – я ему тут же выдаю: «Я советую тебе ничего у нас не брать». Тогда клиент кидается в ноги, начинает клясться детьми, что все вернет в срок. После чего ты, точно зная, что положение у него отчаянное, иначе он не обратился бы к ростовщику, сообщаешь ему: «О'кей, но если хоть один платеж просрочишь, пожалеешь, что пришел сюда».

Никогда не рассказывай клиенту, что ты с ним сделаешь. Пусть сам работает мозгами и придумывает себе самое худшее, что может случиться. Иными словами, никогда просто так не болтай. Зачем?

Так же случилось и с возвратом куртки. Слова здесь не понадобились.

Но теперь все зависело от Рея Боунса. Если сломанный нос и выбитые зубы разозлили его, он просто обязан что-то предпринять. Хотя последствий все равно не избежишь. Томми Карло предложил Чили скрыться на время, порыбачить на островах, но куда он поедет с женой-инвалидом, которая даже писать боится – а вдруг в моче обнаружится кровь?

Чили прикинул, как Рей может попытаться достать его. К примеру, обедаешь ты в «Везувио», поднимаешь голову и видишь Боунса с пистолетом. Или выходишь из парикмахерской на Артур Годфри-роуд, из конторы, что разместилась в задней комнате… Или нет, сидишь на стуле в конторе, треплешься с Фредом и Эдом, а такое иногда случается, когда клиентов нет… Да, на это ограниченного умишка Рея Боунса как раз хватит. И парикмахерская ему известна, да и убирали так кое-кого – Альберта Анастисиа, например, точно так и хлопнули.

Вскоре эти мысли настолько достали Чили, что он отправился на Юго-Западную Восьмую улицу и купил у кубинца короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра.

– Знаменитый модель «смит-эн-вейсон», – расхваливал товар кубинец.

Все произошло, когда Чили находился у себя в конторе в задней комнате – вносил пометки в долговую книгу. Сквозь тонкую стену из сухой штукатурки до него доносился треп Эда и Фреда.

– «Париж»? Да бывал я там сотни раз, это совсем рядом с Семьдесят Девятой, – говорил Эд.

– Да ни хрена, – отвечал Фред. – Он на Шестьдесят Восьмой, всего в семнадцати милях от Лексингтон.

– Ты о каком «Париже» говоришь – о «Париже» в Кентукки или о «Париже» в Теннесси?

Молчание – ответа на это замечание не последовало.

Чили поднял голову от книги, на мгновение прислушался, после чего открыл ящик стола и достал тридцать восьмой. Навел его на открытую дверь. В коридорчике мелькнул Боунс, вот он уже возник в дверях – и страшно удивился, увидев направленный на него револьвер. А удивившись, начал палить во все стороны, даже не прицелившись как следует, – огромный «кольт» в его руке жутко загрохотал. Чили, в свою очередь, тоже нажал на курок и попал Боунсу прямо в лоб. Как потом выяснилось, пуля тридцать восьмого калибра пропахала борозду в скальпе Боунса от линии волос до самой макушки. А еще чуть позже Чили узнал, что Боунсу в больнице «Маунт Синай» наложили более тридцати швов. Две пули из стены и еще одну из картотечного шкафа Чили заботливо извлек, чтобы продемонстрировать Томми Карло.

Тогда Томми позвонил Момо, а тот уже связался с Джимми Капом, раскрыл, так сказать, карты, чтобы обсудить, проявил ли Чили к Рею Боунсу неуважение, или же Боунс сам виноват в том, что ему чуть скальп не сняли. Срочно требовалось какое-то решение, иначе ситуация грозила выйти из-под контроля. В общем, два босса обсудили ситуацию с курткой, посчитали ее полным дерьмом и постановили «забыть». Джимми Кап должен был передать Рею Боунсу, мол, пусть радуется, что жив остался, ведь, ради всего святого, куртку эту парню жена подарила, да еще на Рождество!

Этот инцидент имел место двенадцать лет тому назад. Правда, тогда же произошло еще одно неожиданное событие. И еще одно событие, связанное с ним, должно было произойти сейчас, в настоящее время.

Сразу после «кражи» куртки от Чили ушла Дебби. Она вернулась домой в Бей-Ридж и поселилась вместе с мамой в квартире над магазином одежды.

А ушла она потому, что в процессе разрешения конфликта Чили позвонил сам Момо, чтобы выслушать одну из сторон – только в знак уважения к Томми Карло, кто такой Чили Палмер, чтобы сам босс беседовал с ним? Так вот, Дебби подслушала этот разговор по параллельному телефону.

Момо только и сказал Чили, что пора взрослеть да переставать заниматься школьными разборками. Но этого было достаточно, чтобы Дебби поняла, что Чили по-прежнему связан с мафией. Она даже с постели встала, чтобы начать таскаться за Чили по пятам и приставать с расспросами, какими такими делами он занимается с «этими людьми». В конце концов она так достала его своим визгом, что Чили рявкнул: «Да, я работаю на Момо, что с того, черт возьми?» Он думал, это заставит ее заткнуться и в доме хотя бы на месяц воцарится блаженная тишина. Но нет, Дебби немедленно впала в истерику:

– Так вот почему у меня был выкидыш! Я знала! Знала, что ты вернулся к этой жизни, и ребенок тоже узнал об этом через меня, потому-то и не захотел появляться на свет!

Что? Он не родился только потому, что его папа давал краткосрочные ссуды? Помогал беднягам-тупицам, от которых отвернулись банки? Как можно разговаривать с женщиной, если она свято верит, что дитя в утробе разбирается в подобных вещах? Но Чили честно попытался. Посоветовал ей обратиться к доктору, проверить свои куриные мозги.

– Считаешь себя крутым, да? Посмотрим, сумеешь ли ты получить от меня развод.

То были последние слова Дебби.

Она готова была отказаться от алиментов и жить с матерью над магазином одежды, лишь бы не дать ему вступить в новый законный брак. Дебби из-за своей тупости не понимала, что с изобретением рок-н-ролла и противозачаточной пилюли мир изменился, и свято верила, что Чили не сможет трахаться с кем захочет и когда захочет.

С того времени и по сегодняшний день Чили встречался с массой женщин, с некоторыми на серьезной основе, с некоторыми – нет. С одной из них, барменшей по имени Роуз, жил несколько лет. В другую, стриптизершу Веру, даже влюбился, но не смог вынести того, что на нее глазеют другие мужчины, поэтому пришлось расстаться. Он гулял с официантками, косметичками, продавщицами из «Дэйдленд-Молл», водил женщин в рестораны, в кино, иногда к себе в постель. Ему очень нравилась певичка Николь, но жизнь ее вся без остатка была посвящена рок-н-роллу, и он с трудом понимал, о чем она говорит. Чили нравились женщины, с ними он чувствовал себя свободно, ему даже не приходилось притворяться. Просто был самим собой, и они втюривались в него по уши. Правда, некоторым не нравилась его увлеченность кино: он водил своих подруг в кинотеатры практически каждый день. Могло сложиться впечатление, что кино нравится ему больше, чем женщины.

Другое событие, имеющее отношение к инциденту с курткой, произошло двенадцать лет спустя, то есть совсем недавно, день назад. Кто-то застрелил Момо, когда тот выходил из ресторана, что на Пятьдесят Шестой в Манхеттене. Томми Карло немедленно вылетел на похороны. А на следующий день в контору Чили заявились два посетителя: огромный цветной парень, которого он никогда не видел, и Рей Боунс.

– Нормальные люди здесь стригутся? – поинтересовался Рей у Чили. – Или только педики?

Времена изменились. Фреда и Эда больше не было, вместо них в зале, похожем на сцену – розовые зеркала в рамках из лампочек, – трудились Питер и Тим. И очень даже неплохо справлялись. Это по их совету Чили теперь зачесывал волосы назад, без пробора, как Майкл Дуглас в «Уолл-стрит».

Чили тоже изменился – он устал изображать уважение к людям, которых считал полными задницами. Момо был нормальным человеком, но парни из его команды, приезжавшие в Майами отдохнуть, все время корчили из себя крутых, ожидая, что он и Томми будут таскать их повсюду и подкладывать девок.

– Эй, – отвечал Чили таким «крутым», – я что, ваш сутенер?

А они срывали злость на Томми, потому что тот как племянник Момо обязан был их поддерживать. В результате Чили постепенно отошел от ростовщичества, оставив себе лишь нескольких постоянных клиентов, с которыми никогда не было проблем. По ночам он изымал машины у неплательщиков для маленьких кредитных компаний, а также помогал местным торговцам и паре казино из Лас-Вегаса вышибать долги – наносил визиты вежливости к тем, кто не платит по счету. Характер его остыл еще на несколько градусов.

Но не настолько, чтобы Чили удержался от ответа:

– Ты так быстро лысеешь, Рей, что скоро стричь будет нечего. Так что позволь ребятам поработать с тем, что еще осталось. Быть может, им удастся закрыть шрам. Или они предложат тебе парик, как хочешь.

Да пошел он! Чили уже знал, что произойдет.

Клиентов в зале не было. Рей Боунс предложил Питеру и Тиму пойти попить кофейку. Те, скривившись, ушли, а огромный цветной парень усадил Чили в парикмахерское кресло и провозгласил:

– Этот человек – человек. Понимаешь меня? Это – мистер Боунс, именно так к нему и обращайся.

Мистер Боунс направился через зал в контору.

– И что ты с ним шатаешься? Работы лучше нет? – поинтересовался Чили у цветного помощника.

– Есть, – согласился цветной, – там все разговаривают по-испански, а мне переучиваться поздно.

Боунс вышел из конторы и стал просматривать имена должников, суммы долгов и даты выплат. Все эти сведения содержались в зеленой тетради, служившей Чили долговой книгой.

– Ты, значит, работал с латиносами – что, к белым людям не допускали, а? – спросил он у Чили.

Чили сказал себе, что пришла пора помолчать.

– Человек с тобой разговаривает, – вмешался цветной.

– Его бизнес кончился, но он об этом еще не знает, – заявил Боунс, оторвавшись от книги. – Эй, слышь, для тебя здесь все кончилось.

– Это я уже понял.

Боунс вновь углубился в чтение:

– И сколько выходило?

– Три с половиной.

– Вот дерьмо, десять штук в неделю. А сколько Момо тебе отстегивал?

– Двадцать процентов.

– Но ты снимал еще двадцать, да?

Чили ничего не ответил. Боунс перевернул страницу, пробежал глазами записи и замер:

– У тебя прокол. Парень должен был рассчитаться еще шесть недель назад.

– Он умер.

– Откуда ты знаешь? Он сам тебе сказал?

Рей Боунс взглянул на цветного – очевидно, надеялся, что его остроумие будет оценено по достоинству, но тот был занят рассматриванием лосьонов для волос и прочего дерьма на столе. Чили тоже не выказывал одобрения. Он сейчас размышлял, можно ли, если Боунс подойдет еще чуть ближе, врезать ему по яйцам, а потом вскочить с кресла и добить его кулаком. Главное, чтобы цветной не вмешался…

– Он разбился, – сообщил Чили, – в том самолете, что сверзился в Эверглейдс.

– И с чего ты это взял?

Чили встал, прошел в контору и вернулся со стопкой «Майами геральд». Он бросил газеты под ноги Боунсу и снова расположился в кресле.

– А ты сам посмотри. Найдешь его в списке жертв. Лео Дево, владелец химчистки «Париж», что на Федерал-хайвей в районе Сто Двадцать Четвертой улицы.

Боунс пошевелил газеты носком своей кремовой туфли в дырочку, хорошо сочетающейся со слаксами и спортивной рубашкой. На первой полосе верхней газеты выделялся крупный заголовок: «117 жертв катастрофы „ТрансАм“». Чили спокойно наблюдал, как Боунс ногой перелистывает газеты, пестревшие заголовками: «Уиндс расследует катастрофу», «Опубликовано предупреждение Уиндшира», «Кошмар наступил сразу же после прощаний». Наконец Боунс добрался до полосы с множеством мелких фотографий: «Специальный отчет: трагический список».

– Его жена сказала, что он был на борту, – пояснил Чили. – Я лично удостоверился в этом.

– Его фотография здесь есть?

– Почти в самом низу. Нужно перевернуть газету.

Боунс по-прежнему пинал газету ногой. Наверное, не хотел наклоняться – боялся перетрудиться.

– А может, он был застрахован? Узнай у жены.

– Книга теперь твоя, не веришь – проверяй.

Цветной вышел из-за стола и встал рядом с креслом.

– Навар за шесть недель – это двадцать семь сотенных сверх тех пятнадцати штук, что ты ему ссудил, – продолжил Боунс. – Вынимай их из жены или из собственного кармана, мне наплевать. Книгу с проколом я не приму.

– Время расплаты, – вздохнул Чили. – Кстати о куртке. Я еще два года назад отдал ее «Армии спасения».

– Какая такая куртка? – якобы не понял Боунс.

Он знал какая.

Цветной стоял рядом с креслом и смотрел Чили прямо в глаза, пока Боунс ножницами терзал прическу Майкла Дугласа, постоянно приговаривая, что как только Чили посмотрит на себя в зеркало, то сразу же вспомнит о долге в пятнадцать штук и процентах, верно? Проценты будут набегать, пока он не рассчитается. Чили не шевелился, слушал, как лязгают ножницы, и понимал, что деньги здесь ни при чем. С ним просто расплачиваются за то, что он напомнил Боунсу о шраме на его лысеющей голове. Что-то детское было в крутизне этих парней. Попахивало, как когда-то выразился Момо, школьными разборками. Эти ребята никак не хотели взрослеть. Впрочем, если они держат ножницы у самого твоего лица и что-то там говорят, нужно соглашаться. По крайней мере некоторое время.

Чили все еще сидел в кресле, когда вернулись парикмахеры «новой волны» и принялись обсуждать его новую прическу, предлагая завить оставшиеся волосы, сделать средний гребень, подбрить по бокам или провести крайне популярные лазерные полосы. Чили приказал им заткнуться и подравнять то, что осталось. Пока они трудились над ним, Чили размышлял, застраховался ли Лео перед полетом и не думала ли его жена о том, чтобы подать в суд на авиакомпанию. Это можно было подсказать.

Но когда он пришел в их дом на севере Майами, ну, чтобы узнать о страховке, Фей, жена Лео, просто ошарашила его, ответив:

– Если в еще этот сукин сын действительно погиб.

Правда, сказала она это не сразу, а лишь когда стемнело. Они сидели во внутреннем дворике и пили водку с тоником.

Чили познакомился с Фей, когда каждую неделю заезжал за четырьмястами пятьюдесятью долларами. Они вместе поджидали Лео, пока тот не возвращался с ипподрома «Гольфстрим» после тяжелого трудового дня. Фей была спокойной по характеру женщиной и происходила родом из маленького городка Маунт-Дора, что на севере штата.

Приятное личико, правда, изрядно поблекшее от изнурительной работы в душной химчистке, – а муж тем временем играл на бегах. Чили и Фей подолгу сидели вдвоем, пытаясь завязать разговор, хотя общей темой для них мог быть только Лео, и Чили часто ловил на себе ее взгляды, ясно дававшие понять, что она согласна, если он того захочет. Но он не мог представить Фей возбужденной, не мог представить даже того, что лицо ее вдруг изменится. О чем может думать робкая женщина, связавшая свою жизнь с неудачником?

В конце концов появлялся Лео – входил во дворик с важным видом и отсчитывал четыреста пятьдесят баксов из свернутой в трубочку пачки. Или же появлялся совсем разбитый и, удрученно качая головой, говорил, что завтра точно рассчитается. Чили никогда не угрожал ему – по крайней мере, в присутствии жены, чтобы не ставить ее в неловкое положение. Но, дойдя до припаркованной под фонарем машины, он поворачивался к провожающему его Лео и говорил: «Лео, посмотри на меня, завтра будь там-то и там-то и не забудь четыре с половиной сотни». Лео никогда не считал себя виноватым. Винить во всем следовало продажных жокеев или Фей, которая постоянно пилит его и не дает сосредоточиться, поставить на победителей. Тогда Чили приходилось повторить: «Лео, посмотри на меня…»

В тот день, когда Лео не вернулся домой, Чили должен был снять с него за целых две недели. Фей сказала, что представить себе не может, куда запропастился ее муж. На третью неделю она сообщила, что Лео мертв, а еще через пару недель его фотография появилась в газете.

Сейчас, когда они опять сидели в патио и знали, что Лео уже больше никогда не появится – ни с важным видом, ни с каким другим, – молчание казалось куда более утомительным. Чили спросил, что она собирается делать. Фей ответила, что не знает, мол, ей опротивела работа в химчистке, в постоянной духоте. Чили посочувствовал: там, наверное, ужасно жарко? Она фыркнула: он даже не представляет насколько. Он затронул вопрос о страховке. Она пожала плечами – вряд ли у Лео была страховка, ей, во всяком случае, ничего об этом не известно. Чили сказал, ну… Но с места не тронулся. Фей – тоже. В темноте ее лица было почти не видно. И Фей, и Чили молчали, пока она вдруг не сказала – этакий голос из ниоткуда:

– Знаешь, о чем я думаю?

– Да?

– Если в еще этот сукин сын действительно погиб…

Чили замер. Никогда просто так не болтай.

– Уехав в Лас-Вегас, он звонил мне дважды, а потом я не слышала от него ни слова. Я знаю, он там, ведь Лео постоянно твердил о том, как уедет в Лас-Вегас. Но подставилась под удар я, ведь это мне дали деньги, а не ему. Я говорю об авиакомпании, о трехстах тысячах долларов, которые мне выплатили за то, что я потеряла мужа.

Фей замолчала и покачала головой.

Чили ждал.

– Я верю тебе, – вновь зазвучал ее голос из темноты дворика. – Считаю порядочным человеком, пусть и аферистом. Найди Лео и верни мне мои триста тысяч, если он их еще не промотал, а я отдам тебе половину. Если же он выиграл, поделим и выигрыш – или то, что осталось. Ну, как тебе сделка?

– Так вот о чем ты думала, – догадался Чили. – Слушай, а почему авиакомпания решила, что Лео погиб, если его не было в самолете?

– Зато там был его чемодан, – пояснила Фей и рассказала Чили, как все произошло.

История оказалось поистине замечательной.