"Новолуние" - читать интересную книгу автора (Майер Стефани)Глава вторая ШрамыКарлайл был единственным, кто сохранил спокойствие. Голос его прозвучал невозмутимо и властно, видимо, сказались века работы в больнице: – Эмметт, Роуз, выведите Джаспера из дома! Кивнув, «старший брат» тотчас перестал улы баться. – Пойдем, Джаспер! Пытаясь вырваться из железных объятий, молодой вампир клацал зубами, сверля брата неестественно пустыми глазами. Эдвард, белее мела, прикрывал меня собой, готовый к любым нападениям. Челюсти его были стиснуты, в горле клокотал звериный рык. Боже, он что, совсем не дышит? Прекрасное лицо Розали превратилось в самодовольную маску: встав перед Джаспером – на безопасном расстоянии от его зубов, – она помогла Эмметту вывести братца через стеклянную дверь, которую заботливо приоткрыла Эсми. Тонкая рука зажала рот и нос, красноречиво выражая отношение ко всему происходящему. Судя по побелевшим губам миссис Каллен, ей было стыдно. – Мне жаль, Белла, – чуть не плакала она, вместе со всеми выходя во двор. – Эдвард, пусти меня к ней! – пробормотал Карлайл. Секундное колебание – и парень медленно кивнул, позволив мне оторваться от пола. Опустившись на колени, доктор Каллен осмотрел руку. Чувствуя, как лицо искажает гримаса боли, я изо всех сил держалась. – Вот, возьми. – Элис протянула полотенце. – В ране мелкие осколки, – покачал головой доктор Каллен, оторвал от крахмальной скатерти длинный лоскут и завязал на моем предплечье наподобие жгута. От запаха крови кружилась голова, в ушах звенело. – Белла! Отвезти тебя в больницу или обработаем рану здесь? – Лучше здесь, – прошептала я. Попаду в больницу – проблем с Чарли не оберешься. – Сейчас найду твой чемоданчик! – пообещала Элис. – Давай перенесем ее на кухонный стол, – сказал сыну Карлайл. Эдвард поднял меня словно пушинку, а доктор Каллен что есть силы сжимал предплечье. – Как ты себя чувствуешь? – Все в порядке. – Мой голос практически не дрожал, что не могло не радовать. Лицо Эдварда застыло в непроницаемой маске. Вернулась Элис с чемоданчиком Карлайла. Эдвард бережно усадил меня на стул, а доктор Каллен, опустившись рядом, не мешкая приступил к работе. Мой бойфренд по-прежнему стоял неподалеку, хмурый и надежный, как скала. – Эдвард, можешь отойти, – промолвила я. – Ничего, справлюсь, – упрямился он, хотя его губы побледнели, а глаза полыхали от напряжения. Бороться с жаждой ему куда сложнее, чем остальным. – Не надо геройствовать! Карлайл справится без твоего участия. Иди, подыши воздухом! Я поморщилась: доктор Каллен чем-то обжег мою многострадальную руку. – Лучше останусь… – Ты что, мазохист? – Эдвард, пока не поздно, найди Джаспера, – решил вмешаться Карлайл. – Наверное, он очень расстроен и в таком состоянии не будет слушать никого, кроме тебя. – Да, – с жаром согласилась я, – сходи за Джаспером! Эдвард презрительно сузил глаза: надо же, мол, вдвоем набросились, но потом кивнул и выскользнул из двери черного хода. Такое впечатление, что с момента, как я порезала палец, он ни разу не вздохнул. Жгучая боль в руке постепенно уходила, однако время от времени напоминала, что рана все-таки есть. Может, отвлекусь, если удастся сосредоточиться на лице Карлайла? Вот он склонился над моим локтем, и золотистые волосы сверкнули в ярком свете лампы. Что-то обожгло руку – я старательно терпела. Нечего изображать кисейную барышню! Не стой Элис все это время у меня перед глазами, я бы и не заметила, что она, не выдержав, выбралась из кухни. Смущенная улыбка – и девушка-эльф скользнула за дверь. – Ну вот, всех распугала, – вздохнула я. – Ты не виновата, – усмехнувшись, подбодрил меня Карлайл. – Такое могло случиться с кем угодно. – Могло, – повторила я, – но случилось, как обычно, со мной. Доктор Каллен снова усмехнулся. Его невозмутимое спокойствие разительно контрастировало с реакцией остальных. На красивом лице ни тени волнения, движения быстрые, уверенные. – Как вам это удается? – вырвалось у меня. – Даже Элис с Эсми… – Я не договорила, изумленно качая головой. Все члены его семьи соблюдали необычную для вампиров диету с одинаковым тщанием, но только Карлайл вдыхал запах моей крови, не борясь с тайным соблазном. Конечно, на самом деле ему сложнее, чем кажется со стороны. – Благодаря многолетней практике, – отозвал ся Карлайл. – Запах крови я практически не чув ствую. Пим! пим! пим! – падали на стол осколки, извлеченные из раны. Удивительно, сколько стекла в моей руке! Очень хотелось взглянуть на растущую горку, но при моей склонности к тошноте это далеко не лучшая мысль. – А почему вы так держитесь за больницу? – Во-первых, я не могла представить, сколько лет отец Эдварда боролся со своим естеством, чтобы так себя контролировать, а во-вторых, я надеялась, что беседа отвлечет от намечающейся в желудке рево люции. Темные глаза Карлайла сохраняли безмятежное спокойствие. – Хм-м, мне нравится, когда… Когда мои необык новенные способности помогают больным, у кото рых иначе не было бы шанса. Приятно сознавать, что моя работа делает жизнь некоторых людей лег че и лучше. Знаешь, обостренное обоняние порой позволяет ставить более точные диагнозы… – Соч ные губы изогнулись в кривоватой полуулыбке. Пока я обдумывала услышанное, доктор Каллен проверял, все ли осколки удалены. Потянулся к чемоданчику… Надеюсь, не за иголкой! – По-моему, вы пытаетесь искупить то, что и виной не назовешь. – Я почувствовала, как рану снова засаднило. – Ну, у вас же все так не нарочно получилось… Вы не выбирали такую судьбу и тем не менее вынуждены лезть из кожи вон, чтобы быть хорошим. – Я и не намерен что-то искупить или исправить, – покачал головой Карлайл. – Скорее, как все, стараюсь максимально использовать то, что есть. – Вас послушать – никаких проблем… Доктор снова осмотрел рану. – Ну вот, готово. – Промокнув большую ватную палочку, с которой капала густая жидкость карамельного цвета, он обработал все порезы. «Карамель» пахнет немного странно, даже голова кружится, и сильно жжет. – В самом начале, – допытывалась я, пока Карлайл накладывал повязку, – почему вы вдруг реши ли жить иначе, чем остальные? Доктор Каллен усмехнулся: – Разве Эдвард не рассказывал? – Рассказывал, но я пытаюсь понять, как вы рассуждали. Лицо доктора неожиданно посерьезнело: неужели мы с ним думаем о том же? Как поступлю я, когда – именно «когда», а не «если» – придет мое время? – Мой отец был священником, – сложив инст рументы, Карлайл протер поверхность стола влаж ной марлей, затем еще раз; едко запахло спиртом, – и придерживался довольно консервативных взгля дов, которые лично у меня вызывали сомнения еще до того, как я начал меняться. Доктор Каллен сложил использованные бинты и осколки на пустое блюдо. Я не сообразила зачем, даже когда он зажег спичку, но вот она полетела на проспиртованные повязки, и неожиданно яркое пламя заставило меня подпрыгнуть. – Прости, – извинился Карлайл, – так нужно. В общем, я не принял слепую веру отца, хотя почти за четыреста лет со дня моего рождения ни разу не усомнился в существовании Бога. Сомнений не воз никает, даже когда смотрюсь в зеркало и не вижу отражения. Якобы разглядывая безупречно наложенную повязку, я тихонько удивлялась обороту, который приняла беседа. Вот уж не думала, что речь зайдет о религии! В моей собственной жизни веры не было. Чарли считал себя лютеранином, потому что именно к этой церкви принадлежали его родители, однако выходные предпочитал проводить на реке с удочкой в руках. Что касается Рене, она вспоминала о религии периодически в перерывах между теннисом, керамикой и французским, причем о маминых увлечениях я узнавала, когда она уже переключалась на что-то новое. – Понимаю, странно слышать подобное от вампира, – ухмыльнулся доктор, походя произнеся слово, от которого у меня до сих пор холодок по спине бежал, – тем не менее я верю: в жизни каждого должна быть цель, даже у нас. Конечно, на многое рассчитывать не стоит, – беззаботно продолжал Карлайл, – по всем без исключения данным мы прокляты. Но я наивно надеюсь, что нам воздастся хотя бы за то, что мы старались. – Ничего наивного не вижу, – пробормотала я. По-моему, никто, в том числе и Господь, не остался бы равнодушным к словам Карлайла. К тому же среди святых, которым я была согласна поклоняться, обязательно присутствовал бы Эдвард. – И со мной наверняка согласится подавляющее большинство. – Вообще-то ты у меня первая союзница. – Разве в семье с вами не солидарны? – спросила я, на деле интересуясь конкретным ее членом. Карлайл догадался, о ком речь. – Эдвард поддерживает меня – до определен ной степени. Мол, Бог и рай существуют… так же, как и ад. Но в загробную жизнь для таких, как мы, он не верит. – Доктор Каллен говорил очень тихо, глядя через открытое окно в темноту. – Видишь ли, ему кажется, что душу мы утратили. Тут же вспомнилось, что сказал Эдвард после школы: «Если, конечно, не хочешь умереть, или что там с нами происходит…» От перепада напряжения одна из ламп несколько раз мигнула. – В этом все дело? – догадалась я. – Вот почему он из-за меня так упрямится… – Смотрю на… сына, – спокойно продолжал Карлайл, – сила, ум и доброта горят в нем словно яркие звезды, многократно укрепляя мою веру и надежду. Почему на свете только один такой Эдвард? С другой стороны, если бы я мыслил так же, как он… – доктор Каллен буравил меня взглядом бездонных глаз, – если бы ты мыслила так же, как он, согласилась бы украсть его душу? Ну что тут скажешь? Вот так вопрос… Спроси он, готова ли я отдать за Эдварда душу, – ответила бы не задумываясь, но ставить на карту – По-моему, ты понимаешь, в чем дело… Я покачала головой, осознавая, что веду себя как капризная девчонка. Карлайл вздохнул. – Решать мне! – настаивала я. – И ему… – увидев, что я собралась спорить, мистер Каллен поднял руку, – если, конечно, превращение совершит он. – Ну, такая возможность есть не только у Эдварда, – задумчиво напомнила я. – Это уж на ваше усмотрение, – хохотнул доктор Каллен, а потом вздохнул. – Вот у меня полной уверенности нет: вроде бы всегда хотел, как лучше, но имел ли право обрекать на такое существование других? Я не ответила, представив, какой была бы моя жизнь, не реши Карлайл покончить со своим одиночеством. – Это мать Эдварда меня подвигла, – чуть слышно проговорил доктор Каллен, глядя куда-то вдаль. – Его мать? – Каждый раз, когда заговаривали о родителях, Эдвард отвечал: они умерли так давно, что в памяти остались лишь смутные образы. А Карлайл, похоже, отлично их помнит, хотя и знал совсем недолго. – Да, ее звали Элизабет, Элизабет Мейсен. Несмотря на все старания медиков, отец, Эдвард-старший, так в себя и не пришел. Он умер во время первой волны гриппа, а вот Элизабет оставалась в сознании до самого конца. Эдвард очень на нее похож: те же густые, с необычным бронзовым отливом волосы и зеленые глаза. – У него были зеленые глаза? – переспросила я, пытаясь себе это представить. – Да… – В золотисто-карем взгляде Карлайла светилась многовековая грусть. – Элизабет очень переживала за сына… Теряя последние силы, то и дело подходила к кроватке, чтобы проверить, как он. Я боялся, что мальчик умрет первым: он казался намного слабее матери. Однако смерть, стремительная и неумолимая, пришла за Элизабет. Случилось это вечером, когда я сменил работавших в первую смену докторов. Соблюдать условности было невыносимо сложно – столько работы, отдыхать совершенно не хотелось… До сих пор помню, с какой безысходностью я возвращался под утро домой и притворялся спящим, в то время как в больнице умирали десятки людей… Итак, первым делом я решил проведать Элизабет с сыном. Я к ним привязался, что, учитывая слабость человеческого тела, делать не стоило. Увидев ее, я сразу понял: наступило ухудшение. Лихорадка набирала обороты, а обессилевшее тело сопротивляться не могло. Впрочем, когда женщина оторвалась от колыбельки, силы в свирепом взгляде было предостаточно. «Спасите его!» – приказала она хриплым голосом, на который еще было способно воспаленное горло. «Сделаю все, что смогу», – пообещал я, взяв миссис Мейсен за руку. Из-за сильного жара моя рука ей холодной не показалась; думаю, ей все казалось холодным. «Вы обязаны, – настаивала Элизабет, сжимая мою ладонь с такой решимостью, что появилась надежда: вдруг поправится? Глаза блестели, как драгоценные камни, как изумруды! – Вы должны подключить все свои способности! Дайте Эдварду то, что другие не могут!» Я не на шутку перепугался: ее взгляд был так пронзителен, словно миссис Мейсен знала мой секрет. А потом лихорадка взяла свое: бедняжка умерла, не приходя в сознание, через час после того, как высказала свою странную просьбу. Я уже несколько десятилетий мечтал завести друга, который знал бы меня настоящего, а не такого, каким я притворялся перед людьми. Но разве можно намеренно обрекать человека на подобное существование? Эдвард умирал, ему осталось всего несколько часов. Малыш лежал рядом с мамой, чье лицо даже после смерти казалось встревоженным. Века не властны над чудесной памятью доктора Карлайла: он воскрешал события с поразительной четкостью. Вместе с ним я увидела и почувствовала холодное отчаяние больницы и мрачное торжество смерти, горящего в лихорадке Эдварда, его тщедушное тельце, из которого стремительно уходила жизнь… Ужас! Я покачала головой, пытаясь избавиться от жуткого наваждения. – В ушах звенели последние слова Элизабет. Откуда она узнала? Разве мать может желать для сына подобной участи? Я посмотрел на Эдварда: слабый, бледный, мучительно красивый. Лицо чистое, благородное… Именно о таком сыне я всегда мечтал. После многолетних колебаний и нерешительности я просто поддался порыву. Коллеги не заметили, что мальчик дышит: в ту пору не хватало ни рук, ни глаз, чтобы и за половиной больных уследить. В морге не было никого… то есть никого из живых; я пронес его на чердак и по крышам – к себе домой. Не зная, с чего начать, я вспоминал, как несколькими веками ранее в Лондоне ранили меня самого. И с трудом решился. И все-таки о сделанном я не жалею: я ведь спас Эдварда… Возвращаясь к настоящему, доктор Каллен покачал головой: – Наверное, нужно отвезти тебя к отцу. – Я сам отвезу, – заявил мой бойфренд, беззвучно появившись из столовой. Лицо безмятежное, но глаза… Эдвард явно что-то скрывает. Сердце в предчувствии сжалось. – Лучше Карлайл. – Его рубашка вся была в кровавых пятнах, а правое плечо измазано розовой глазурью с торта. – Я в порядке, – сухо произнес Эдвард, – а вот тебе нужно переодеться. У Чарли случится инфаркт, если увидит тебя такой. Скажу Элис, пусть принесет что-нибудь из одежды. – Каллен-младший решительно шагнул к двери. – Он очень расстроен, – с тревогой взглянув на доктора, отметила я. – Да. Сегодня случилось именно то, чего больше всего боится Эдвард: из-за наших естественных потребностей ты оказалась в опасности. – Он не виноват. – Ты тоже. Я не хотела соглашаться с Карлайлом. Ну зачем он так грустно и понимающе смотрит на меня! Протянув руку, доктор помог мне встать и повел в гостиную. Вернувшаяся Эсми протирала пол, судя по запаху, неразбавленным отбеливателем. – Позвольте мне… – церемонно предложила я, чувствуя, что снова заливаюсь румянцем. – Да я уже заканчиваю, – улыбнулась миссис Каллен. – Как ты? – В порядке. Карлайл штопает раны быстрее, чем все мои предыдущие доктора. Родители Эдварда засмеялись. В гостиную вошли Элис с Эдвардом; девушка бросилась ко мне, а ее брат с непроницаемым лицом встал чуть поодаль. – Пошли, – позвала Элис, – подберем что-нибудь поприличнее. Оказывается, она уже нашла блузку Эсми практически того же оттенка, что и моя. Чарли в жизни не заметит подмену! Папа нередко видит меня в бинтах, надеюсь, не слишком удивится. – Элис! – шепотом позвала я, заметив, что она направляется к двери. – Да? – наклонив голову, негромко спросила девушка. – Все очень плохо? – Шептала я, конечно же, напрасно: мы на втором этаже, дверь закрыта, но Эдвард все равно может услышать. – Пока не знаю. – Как Джаспер? – Сильно расстроился. Это было испытанием прежде всего для него, а он не любит показывать слабость и проигрывать. – Джаспер не виноват. Передай, что я ничуть на него не злюсь, ладно? – Да, конечно. Эдвард ждал у входной двери и, едва завидев нас на лестнице, тотчас ее открыл. – Подарки возьми! – напомнила Элис, когда я робко подошла к ее брату. Я быстро собрала се ребристые свертки, отыскала фотоаппарат и суну ла в здоровую руку. – Спасибо скажешь потом, ког да откроешь! Эсми с Карлайлом пожелали мне доброй ночи, так же, как и я, украдкой поглядывая на подозрительно апатичного парня. На улице было прохладно и свежо. Я поспешила прочь от японских фонариков и ваз с розами, которые отныне будут напоминать о неприятном инциденте. Эдвард молча шел рядом, затем открыл пассажирскую дверь, и я покорно села в машину. Новую магнитолу украсили красным бантом; его пришлось сорвать и бросить на пол. Когда за руль сел Каллен, я поспешно спрятала злосчастную ленту под сиденье. На подарок он даже не взглянул, и я не решилась опробовать радио. В гнетущей тишине мотор ревел оглушительно. Эдвард гнал по темной дороге с невероятной для моего пикапа скоростью. Затянувшееся безмолвие сводило с ума. – Скажи что-нибудь! – взмолилась я, когда мы свернули на шоссе. – Что, например? – холодно спросил Каллен. Зачем он так?! – Скажи, что меня прощаешь! Бесстрастное, словно маска, лицо на мгновение ожило, перекосившись от гнева. – Прощаю? За что? – Будь я аккуратнее, ничего бы не случилось. – Белла, ты порезалась упаковочной бумагой – за такое на электрический стул не сажают. – Все равно я виновата. Мои слова будто прорвали невидимую плотину. – Виновата? Представь, что случилось бы, порежь ты палец в доме Майка Ньютона перед Джессикой, Анжелой и другими нормальными друзьями! В худшем случае они не смогли бы правильно наложить повязку. Даже если бы ты просто споткнулась и упала – а не была в панике сбита с ног, – чем бы это грозило? Ну, по дороге в больницу могла перепачкать кровью сиденья… Пока накладывали швы, Майк Ньютон держал бы тебя за руку, а не боролся с желанием убить на месте. Белла, не перекладывай вину на себя, от этого мне только хуже. – Каким образом в наш разговор попал Майк Ньютон? – Майк Ньютон попал в наш разговор, потому что он, черт возьми, подходит тебе гораздо больше. – Лучше умру, чем буду встречаться с Майком Ньютоном, – заявила я. – Лучше умру, чем буду встречаться с кем угодно, кроме тебя. – Пожалуйста, только мелодрам не надо! – А ты ерунду не говори! Каллен не ответил, мрачно, без всякого выражения глядя в лобовое стекло. Боже, ну как мне все исправить? Я ломала голову, но вот мы подъехали к дому, а на ум так ничего и не пришло. Эдвард заглушил мотор и сидел, судорожно сжав руль. – Может, останешься? – спросила я. – Мне нужно домой. Больше всего на свете я боялась, что он впадет в депрессию. – Ну, в честь моего дня рождения! – Слушай, нельзя же и так и эдак: либо ты хочешь, чтобы окружающие игнорировали твой праздник, либо нет. Голос звучал строго, но уже не так мрачно, как прежде, и из моей груди вырвался чуть слышный вздох облегчения. – Ладно! Я не хочу, чтобы ты игнорировал мой праздник. Жду тебя наверху. Выбравшись из машины, я обернулась, чтобы взять подарки. – Не нравятся – не бери, – хмуро сказал Эдвард. – Нравятся! – заявила я и подумала, что он, возможно, просто поддразнивает меня. – Как же так? Карлайл с Эсми кучу денег потратили! – Ничего, переживу. – Неловко зажав подарки в здоровой руке, я громко захлопнула дверцу. Доля секунды – и Эдвард стоял рядом. – Может, хоть нести помогу? – забирая свертки, предложил он. – Давай, жду тебя в комнате. – Спасибо, – улыбнулась я. – С днем рождения! – вздохнул он и, наклонившись, прильнул к моим губам. Я встала на носочки, чтобы поцелуй длился подольше, но Каллен отстранился. Его лицо озарила привычная кривоватая улыбка, и он исчез в темноте. Бейсбол еще не кончился, и, не успев войти, я услышала, как диктор пытается перекричать ропот беснующихся трибун. – Беллз! – позвал Чарли. – Да, пап, я! – Нужно подойти поближе, а порезанную руку держать как можно естественнее. Любое движение причиняет жгучую боль: наверное, анестезия перестает действовать. – Как все прошло? – Чарли развалился на диване, положив босые пятки на подлокотник. Вьющиеся каштановые волосы, вернее, то, что осталось от некогда густой шевелюры, с одной стороны примялось, словно блин. – Эллис превзошла саму себя: цветы, свечи, торт, подарки, в общем, все как полагается. – Что подарили? – Стереоустановку в машину и еще кучу подарков, которые даже не вскрыла. – Bay! – Да уж, – кивнула я. – Ладно, пойду спать. – Что с рукой? Беззвучно выругавшись, я залилась краской. – Ничего, поскользнулась. – Белла! – вздохнув, покачал головой Чарли. – Спокойной ночи, папа! Я поспешила в спальню, где хранилась пижама для ночей вроде этой, и вместо заношенного до дыр флисового костюма кое-как втиснулась в просторные брюки-карго и подходящий по цвету топ. Рана ныла, я даже морщилась от боли. Одной рукой я ополоснула лицо, вычистила зубы и побежала в комнату. Каллен сидел на кровати, лениво играя с одним из серебристых свертков. – Привет! – без всякой радости проговорил он. Ну вот, депрессия… Я подошла ближе, забрала подарки и уселась к нему на колени. – Эй!.. – Я прильнула к каменной груди. – Можно открыть? – Откуда такой энтузиазм? – Сам заинтриговал! Первым выбрала плоский длинный сверток, по всей вероятности, от Карлайла с Эсми. – Лучше дай мне, – со вздохом предложил Каллен, стремительным движением сорвал серебристую обертку и протянул белую прямоугольную коробочку. – Доверишь поднять крышку? – съязвила я. Внутри был длинный картонный формуляр с огромным количеством мелко набранного текста. Пока сообразила, что к чему, прошло не менее минуты. – Мы летим в Джексонвилл? – Плохого настроения как не бывало. Туристический ваучер на два авиабилета для нас с Эдвардом! – Так и было задумано. – Поверить не могу! Рене с ума сойдет! Слушай, а ты-то согласен? Там ведь солнечно, придется весь день сидеть взаперти. – Постараюсь справиться, – нахмурился Эдвард. – Знал бы, какая будет реакция, заставил бы открыть подарок перед Карлайлом и Эсми. Мне почему-то казалось, что ты рассердишься. – Ну, конечно, все это слишком, зато полетим вместе! – Теперь жалею, что сам не купил подарок. Оказывается, здравый смысл у тебя все-таки присутствует. Я отложила ваучер и, сгорая от любопытства, потянулась за его подарком. Однако распаковать мне его так и не позволили. Доля секунды – и Каллен протянул подарочный футляр с серебристым диском внутри. – Что это? – растерянно спросила я. Эдвард молча забрал диск, вставил в плеер, пылившийся на прикроватной тумбочке, и нажал на воспроизведение. Полилась музыка. Я слушала с широко раскрытыми от изумления глазами. Эдвард явно ждал какой-то реакции, но язык не повиновался. Откуда ни возьмись, появились непрошеные слезы, их пришлось вытереть, пока не покатились по щекам. – Рука болит? – с тревогой спросил Каллен. – Нет, дело не в этом… Милый, музыка просто чудо, о лучшем подарке и мечтать нельзя. Даже не верится… – Я осеклась, вся обратившись в слух. Это музыка Эдварда, композиции его собственного сочинения, а первой шла моя колыбельная. – Ты ведь не позволила бы купить рояль, чтобы я мог играть прямо здесь? – Конечно, нет! – Как рука? – В полном порядке! На самом деле под повязкой будто пожар полыхал. Лед, мне срочно нужен лед! Ладонь Эдварда тоже подойдет, однако просить нельзя – сразу обо всем догадается. – Сейчас принесу тайленол. – Ничего не нужно, – возразила я, но Каллен пересадил меня на кровать и направился к двери. – Чарли!.. – прошипела я. Папа не подозревал, что мой бойфренд частенько остается ночевать. Узнай он об этом, у него инфаркт случится. Однако виноватой я себя не чувствовала: ничем предосудительным мы не занимались. – Он меня не поймает, – пообещал Эдвард, без звучно исчез за дверью и… вернулся еще раньше, чем она коснулась рамы, держа чистый стакан и упаковку тайленола. Таблетки я выпила, не сказав ни слова: что толку спорить, если наверняка проиграю? Тем более рука с каждой секундой беспокоила все сильнее. В комнате до сих пор звучала колыбельная: звуки мягкие, спокойные, умиротворяющие. – Уже поздно, – заявил Эдвард. Р-раз – он сгреб меня в охапку, два – приподнял одеяло, три – уложил на кровать и заботливо укрыл. Сам лег рядом, но поверх одеяла, чтобы я не замерзла, и обнял. Положив голову на его плечо, я счастливо улыбнулась: – Спасибо… – Не за что! Мы долго молчали, а колыбельная тем временем кончилась, и зазвучала любимая песня Эсми. – О чем думаешь? – шепотом спросила я. – Ну… взвешиваю все «за» и «против», – после секундного колебания ответил он. По спине побежали мурашки. – Помнишь, я попросила не игнорировать мой день рождения? – Надеюсь, отвлекающий маневр был не слишком явным. – Да, – осторожно проговорил Эдвард. – Так вот, поскольку праздник еще не закончился, хочу, чтобы ты снова меня поцеловал. – Ты сегодня такая жадная! – Ну, если не хочешь, не надо себя заставлять, – съязвила я. Хохотнув, Каллен тяжело вздохнул. – Не дай бог мне себя заставлять! – с непонят ным отчаянием проговорил он и, обняв за шею, прильнул ко мне. Поцелуй начался как всегда: Эдвард соблюдал осторожность, а мое сердце неслось бешеным галопом. Однако потом что-то изменилось: его губы стали требовательнее и настойчивее, а руки, зарывшись в мои волосы, не давали отстраниться. Я и не желала, и, хотя, играя с бронзовыми прядками, фактически перешла дозволенные границы, он впервые не сказал «стоп». Через тонкое одеяло тело Эдварда казалось очень холодным, но я к нему так и льнула. Вдруг все резко закончилось: ласковые и сильные руки Каллена просто держали меня на расстоянии. Я откинулась на подушки: голова кружилась, как после американских горок, и мучили обрывки каких-то воспоминаний… – Прости… – Господи, да у него тоже дыхание сбилось! – Я не имел права… – Разве кто возражает? – Я буквально умирала от желания. – Белла, постарайся заснуть, – нахмурился Эдвард. – Нет, хочу еще один поцелуй! – Похоже, ты переоцениваешь мои волевые качества. – Что соблазнительнее: мое тело или моя кровь? – Пожалуй, одинаково. – Усмехнувшись, он мгновенно посерьезнел. – Слушай, может, перестанешь испытывать судьбу и попытаешься заснуть? – Договорились, – кивнула я, покрепче к нему прижимаясь. Сил в самом деле почти не осталось. Во многих отношениях день получился трудным, но, как ни странно, облегчения я не испытывала. Казалось, завтра будет еще хуже. Конечно, глупо: что может быть хуже, чем сегодня? Наверное, так с некоторым опозданием проявляется шок. Я украдкой коснулась рукой плеча Каллена, чтобы прохладная кожа успокоила пылающий под повязкой пожар. М-м-м, сразу полегчало. Уже засыпая, я наконец сообразила, о чем напомнил поцелуй. Весной, когда пришлось разделиться, чтобы сбить со следа Джеймса, Эдвард поцеловал меня, не зная, увидит ли снова. Его губы казались горько-сладкими, как и сегодня… Но почему, где связь? Содрогаясь, будто в предвкушении кошмара, я провалилась в забытье. |
||
|