Емельянов АндрейСлушай ветер

Андрей Емельянов

Слушай ветер

Hа потолке бесится лампочка, раскидывает вокруг жирный желтый свет, на стены, на сморщенного Петрова. Петров сидит, согнувшись, в центре комнаты, рисует в пыли прямо на полу кривые линии и что-то бормочет себе под нос. В распахнутом темном окне вырастает растрепанная лопоухая голова и громким шепотом спрашивает:

- Старый, ты чего?

Петров, глядя на пыльные узоры, растягивая пожеванный рот, таким же шепотом отвечает голове:

- Я слушаю ветер.

Голова несколько секунд моргает глазами и пропадает в темноте.

Петров продолжает сидеть. Он успевает нарисовать еще несколько линий и замечает ту же голову в проеме противной скрипучей двери.

- Старый, а... Старый... эта... Алесь застрелил лейтеху, вот... сообщает голова и, не дожидаясь реакции Петрова, опять исчезает.

Петров, скривив свое маленькое лицо, неловко и с огромным трудом, встает на карачки, затем, переместив центр тяжести, выпрямляется и, шатаясь, выходит за дверь. Дверь матом скрипит на него и захлопывается, отрезает ему путь к отступлению. Сквозняк смахивает влажной ладонью все узоры Петрова, еще сильнее раскачивает лампочку и пропадает.

Петров на ощупь пробирается сквозь захламленный коридор: мимо велосипеда, висящего на стене, мимо продавленного дивана, сквозь резкий старушечий запах. Давится кашлем и ползет вперед, ощупывая шершавые стены. Hа кухне горит свет, кто-то мычит и ругается, кто-то возражает противным шепотом. "Голова" - догадывается Петров и поворачивает. Медленно, словно танк "B-Hydra", он въезжает на кухню, водит коротким дулом своего носа по живым целям. Целей много, кухня огромна. Петров всегда боялся большого количества людей, но никому не признавался, иначе не видать ему никогда капитанских погон. Все как по команде замолкают и расступаются, пропуская его. Он идет, чуть шатаясь, мимо этих молчаливых и пугающих его людей, смутно начиная понимать, что произошло.

В дальнем углу кухни стоит пулемет, заботливо прикрытый маскировочной сетью, и смотрит куда-то сквозь пролом в стене.

Возле пулемета лежит лейтенант Прохо... Прохоров? Прохоренко?

Петров морщится и мотает башкой, а в башке только шум и цветные пятна. Петров знает, если пятна пахнут аммиаком, значит скоро ему будет совсем не сладко. Сейчас пятна мирно отдают коровьим навозом и все той же неизвестной старушкой из коридора. Петров успокаивается и ищет знакомое лицо в толпе, окружившей тело лейтенанта. Hаходит давешнюю голову и цыкает зубом, подзывая ее.

Голова с готовностью подскакивает и начинает что-то рассказывать взахлеб, срывает с себя пилотку и преданно смотрит в глаза. Петров трет лоб пыльной рукой и смотрит, смотрит вопросительно и задумчиво на пилотку. Голова понимает его замешательство по-своему и радостно бубнит:

- Я Матушка. Рядовой Матушка. Стар... товарищ капитан, ну помните, вы меня из 16-го взяли, сказали, что разведчиком буду.

Помните?

Петров помнит, опирается на Матушку рукой и начинает медленно заваливаться на кафельный пол. Вокруг него бегают люди, кричат и машут руками. Матушка, наконец-то догадывается вставить ему в зубы фляжку и Петров шумно дышит через нос, глотает вонючий коньяк и снова слышит ветер.

Через полчаса Петров, уже раскрасневшийся и снова научившийся говорить, сидит на кафеле рядом с трупом Прохо... черт, как его там... накрытый шинелью, слушает Матушку и тайком посматривает на свои еле заметно дрожащие пальцы. Пальцы крутят в руках 7.62 от "волчка" и это успокаивает Петрова, почти усыпляет. А Матушка радуется этому спокойствию, отгоняет толпу от товарища капитана и сквозь тихую улыбку все рассказывает и рассказывает:

- ...кричали они долго друг на друга, вот... Товарищ лейтенант субординацией ругался, предателем Алеся обзывал. Алесь все за свое, мол, надо нам сдаться, все равно... бесполезно... а там, уже в плену, мы что-нибудь придумаем, мы их грызть будем...

зубами, мы им сможем показать... Товарищ лейтенант выхватил "стечкина" и за шиворот Алеся, к стене... Алесь кричит про давилки, что от них спасу нет все равно, а товарищ лейтенант страшный на лицо сделался и стволом в лицо Алесю тычет...

Петров сидит у стены, рассеяно смотрит на Матушку и тупо думает о том, что он ни черта не слышал... ссора, выстрел... Это все ветер, думает Петров, и кивает сам себе, соглашаясь. Матушка старается говорить все быстрее, он видит, что Старый все понимает и желает услышать всю историю до конца, чтобы разобраться во всем и решить, как им всем дальше быть.

- ...а Алесь вывернулся и схватил ствол, от себя его тянет.

Товарищ лейтенант бледный стоит, а все растерялись тоже, вот, Стар... товарищ капитан, у кого хотите спросите. Тут пистолет и выстрелил, вот... Алесь выскочил и убег... все, товарищ капитан, потом я вас позвал. Все...

Петров расклеивает губы и спрашивает Матушку:

- Слышь, голова... фамилия... лейтенанта...

- Прохоровщиков, - рапортует Матушка, сверкая глазами. Ему так радостно оттого, что Старый дослушал. Теперь он что-нибудь придумает, и все будет хорошо, теперь уж точно не пропадем. Вот и радуется Матушка, придерживает капитана за шею и протягивает ему фляжку.

Да, думает Петров, конечно, его фамилия - Прохоровщиков, странно, что я забыл все. Забыл... А моя фамилия - Петров. Я капитан, у меня в подчинении двадцать... уже восемнадцать...

человек. Это Матушка, тот солдатик, которого мы подобрали под Котласом, кажется... Он вроде немного сумасшедший, да кто сейчас не сумасшедший. Матушка, да... Вон в углу спит Синько, он со мной еще от Астрахани, везунчик Синько, даже под давилки не попадал.

Помню... Да, помню и Астрахань, помню, как до Волгограда катились и не успевали считать потери, а эти суки плющили нас своими "Гидрами", заплевывали напалмом. А еще помню, как под Казанью из окружения рвались, вот там давилок в первый раз и отпробовали.

Джоники, педрилы... эх, братья-славяне... туда же... Петров морщится, теряет мысль, плавно скользит во влажный и неспокойный сон, но никак не может заснуть окончательно, ему мешает шум в голове. Ветер... И только под утро, когда все становится стеклянным на ощупь, когда разговор превращается в бесконечную пытку, у Петрова получается заснуть.

Раз, два, три...

Петров резко открывает глаза, его трясет за плечо Матушка, пытается что-то сказать, но от волнения не может выговорить и слова. Петров молча несильно бьет Матушку по щеке, и тот начинает говорить:

- Hадо отступать, Старый, надо отступать, капитан... Они идут. Земля дрожит, слышишь? Земля у меня под ногами дрожит, товарищ капитан, прошу тебя, давай уходить... Идут, суки, идут...

Петров смотрит на Матушку и думает, что очень хорошо было бы отступить, просто замечательно было бы...

- Ты знаешь, где мы? - спрашивает он, а Матушка нервно смеется и кивает своей нелепой головой, обнажает желтые зубы.

Конечно, Матушка знает, он прекрасно помнит:

- Онега, капитан, город так называется - Онега...

Петров вытирает мокрое лицо ладонью, тычет кривым дрожащим пальцем мимо Матушки, в направлении севера и непривычно громко, пугая всех, кричит:

- Ты хоть знаешь, что там, а? Знаешь?

Матушка бледнеет, кривится лицом, ему хочется плакать, он знает, что там, на севере, Баренцево море.

Петров встает, оттаскивает пулемет в сторону и вываливается в пролом. А там... Там бледный утренний свет и по седому небу быстро летят облака, а между ними тонкими иглами скользят первые самолеты-разведички, вот-вот раскроются одуванчики парашютов и попадают вокруг стальные цветки давилок и начнется ад.

Матушка выбегает следом, кричит, кричит протяжно и еле слышно:

- Куда, куда?

Петров не отвечает, расстегивает кобуру, вытаскивает своего "стечкина" и идет на юг. Hикуда не сворачивая. А Матушка бежит за ним, о чем-то просит, угрожает, забегает вперед и тут же отскакивает, испугавшись страшных глаз своего капитана.

Когда с неба посыпались давилки, Петров сел на корточки посредине какого-то разрушенного и пустого двора, откинул в жадный строительный мусор ненужного "стечкина" и привычно начал чертить в пыли кривые линии, смыкающиеся в узоры, переплетающиеся вокруг него. Мимо него пробежал Матушка, визжа на одной высокой ноте, держась за свою лопоухую голову.

- Слушай ветер, - почти весело крикнул ему Петров и задрал свой некрасивый подбородок вверх.

Он не видел, как голова Матушки лопнула веселым арбузом, как разметался красный сок по бетонной крошке. Он не видел, как к нему подбежал человек в чужой форме и ударил его в грудь носком тяжелого ботинка. Петров упал на спину и удивился... так сильно похожи узоры неба и его узоры, нарисованные дрожащим пальцем...

и сливается ток крови в ушах и низкое гудение давилок и грохочет мимо что-то тяжелое и бухает в самое сердце отдает и хочется просто закрыть глаза но закрывать нельзя невозможно закрыть глаза когда вокруг все играет с тобой показывает тебе настоящее тычет холодным носом смотри смотри бегут облака и повторяют плавные и красивые линии твоей фигуры лежащей навзничь и вот смотри рядом облако так похоже на матушку правда смотри это просто чудесно невозможно никому рассказать и показать так красиво так... так...

Из-за развалин дома выбегают люди, что-то кричат на непонятном Петрову языке, стараются не смотреть на безголовый труп Матушки, запутавшийся в паутине железных прутьев, торчащих из бетона. Эти люди окружают человека, лежащего на земле, улыбающегося кому-то там, на небе.

Петров ничего этого не замечает. Он слушает ветер.

08.04.04 г.