"Убийство на верхнем этаже" - читать интересную книгу автора (Беркли Энтони)

Глава 13

Мисс Барнетт сняла с машинки чехол и заняла свое рабочее место. Если она и почувствовала хоть какое-нибудь замешательство, обнаружив, что хозяин, в пижаме и халате, уже ждет ее в кабинете, то, конечно, ничем этого не выдала.

— «Нужно спрашивать маму»? — спросила она деловито.

— Ни в коем случае. И не обязательно вам сидеть за машинкой. Давайте-ка за письменный стол. Я кое-что продиктую, а вы застенографируете.

— Я вполне могу стенографировать здесь, — ответила мисс Барнетт, волшебным образом извлекая откуда-то блокнот и карандаш.

— Сядьте за стол, — повторил, не обращая внимания, Роджер.

Мисс Барнетт села за стол.

— Да, кстати, — для проформы сказал Роджер. — Вы, надеюсь, извините мне мой халат, не так ли?

— Разумеется, если вам так удобней.

— Удобней. Готовы? Это для досье по делу «Монмут-мэншинс». Я вам продиктую, произвольно, кое-какие замечания. Вы их потом изложите по порядку, перепечатаете, под копирку, каждый пункт на отдельном листке, и первые экземпляры подошьете в досье. И как можно быстрее. Понятно?

— Вполне.

И Роджер быстро надиктовал ей результаты своих вчерашних размышлений, снабдив каждый пункт собранными им свидетельствами. То, чему свидетельств не имелось, он смело подкрепил своими умозаключениями. Всего выводов было три, у каждого свое наименование: 1) «Убийство было совершено не в 1.20 пополуночи, а раньше»; 2) «Шум, отмеченный в 1.20 пополуночи, был произведен не убийцей, а его подручным»; 3) «Человек, которого шофер и Другие свидетели видели перелезающим через стену заднего двора и бегущим по улицам приблизительно в 1.20 пополуночи, был не убийца, а также его подручный». Роджер никак не отметил свои подозрения в адрес миссис Эннисмор-Смит. Страницы, уже поименованные «Эвадина Деламер» и «Миссис Бэррингтон-Брейбрук» также остались чистыми. Отныне, решил Роджер, он будет избегать конкретных имен в своих заметках: имена лучше держать в голове. В конце концов, есть такая вещь, как закон о привлечении к ответственности за клевету.

Закончив диктовку, он поглядел на мисс Барнетт, ничего, впрочем, не ожидая.

На этот раз, однако, последовал комментарий:

— Могу я задать вам вопрос, мистер Шерингэм?

— Можете, Стелла. Между прочим, — благосклонно прибавил он, — вы купили туфли и прочее?

— Да, благодарю вас. Вот счета.

— Вполне разумные цены, — отозвался Роджер, про смотрев их.

— Очень жаль, что вы так думаете. Я надеялась, что это послужит вам уроком. А спросить я вас хотела вот о чем…

— Погодите, пока не забыл. Тут для вас лежат две большие коробки. Я сейчас велю Мидоузу принести их. Я купил вам то синее платье, кстати. Да, и еще три шляпки. Да, и еще два гарнитура белья к тому же, на смену: один можно носить, пока другой в стирке. Да, и еще несколько штучек, с которыми не знаю, что делать, сами разберетесь.

— Совершенно напрасно. Я приму только то, что оговорено в условиях нашего договора.

— Но не могу же я сам их надеть!

— А уж это, мистер Шерингэм, ваша забота.

— Вряд ли уважающий себя мужчина, — пустился в рассуждения Роджер, станет носить шелковые шальвары: они, конечно, очень миленькие, но для города не годятся. Иначе говоря, Стелла Барнетт, вы очень меня обяжете, если снимете это бремя с моих плеч. Можете не носить. Можете все сжечь в камине, если хотите, но избавьте меня от этого барахла.

— Пожалуйста, мистер Шерингэм, будьте серьезней. Я отказываюсь…

— Это приказ.

— Ну хорошо, — сдалась мисс Барнетт. — А теперь наконец может, вы позволите мне задать вопрос? Поймите меня правильно, ни в малейшей степени я не хочу по мешать вашим играм, но собираетесь ли вы развивать и дальше эти соображения, которые только что мне продиктовали?

— Собираюсь, — радостно откликнулся Роджер.

— Но, надеюсь, вы не станете кому-то о них сообщать?

— Специально для этого я сейчас отправляюсь в Скотленд-Ярд.

Мисс Барнетт поглядела на него очень внимательно:

— В таком случае, будучи вашей доверенной секретаршей, считаю своей обязанностью просить вас подумать, разумно ли это.

— Что вы имеете в виду?

— Мне бы не хотелось, чтоб вы стали посмешищем всего полицейского управления, — строго сказала мисс Барнетт.

— Какая трогательная забота, Стелла.

— Ничего подобного. Я боюсь, что вина за это падет на меня, — спокойно отреагировала мисс Барнетт. — Люди скажут, что, когда вы теряете ощущение реальности, моя обязанность — привести вас в чувство.

— Ах, люди скажут! Значит, вы не согласны с моими идеями?

— Я нахожу, что они противоречат здравому смыслу, и считаю своим долгом сказать вам об этом. Да вы же сами говорили мне вчера, что полиция арестовала убийцу и нет никаких сомнений, что без серьезных оснований этого бы не произошло. Впрочем, в утренних газетах я таких сообщений не видела.

— Не арестовала, — поправил Роджер, стараясь поскорей миновать это скользкое место. — Нет, я не говорил, что арестовала. У них какие-то процедурные трудности, насколько я понял. Но они держат его под наблюдением, и это главное. Они знают, где он находится, и в любой момент могут схватить его. Пари, как вы помните, заключалось в том, находился ли он тем вечером в окрестностях «Монмут-мэншинс». Полиция не может арестовать человека только на таком основании. Ни один магистрат не Даст ордера на арест.

Мисс Барнетт поглядела на него недоверчиво, но, к Удовольствию Роджера, от развития темы воздержалась.

— Как бы там ни было, дело не в этом. Правда, мистер Шерингэм, я очень серьезно советую вам оставить это Дело в покое.

— Но я нашел такое хитроумное решение! — умоляюще произнес Роджер.

— Нетрудно быть хитроумным, если решиться пренебрегать здравым смыслом!

Под этим сокрушительным ударом Роджер склонил голову.

— И все-таки напечатайте это, пожалуйста, а я потом решу, как поступить. А сейчас мне пора завтракать. — И, вполне довольный собой, вышел из кабинета.

Как ни критично была настроена мисс Барнетт, ее производительность оказалась выше всяких похвал. К тому времени, когда Роджер позавтракал и оделся, его заметки были готовы.

— Очень вам признателен, — сказал он, засовывая второй экземпляр в карман пиджака. — Утром вы мне больше не нужны, Стелла. Я…

— Вы все-таки собираетесь в Скотленд-Ярд?

— Ну, не сразу, — попытался увильнуть Роджер. — Может, и совсем не пойду. Посмотрим. А после обеда мы идем с вами в театр.

— Мистер Шерингэм, я ваша секретарша, а не…

— Стелла Барнетт, пожалуйста, успокойтесь! Крайне невежливо перебивать своего патрона, когда он не договорил.

— Прошу прощения.

— Еще бы вы не просили. Я как раз собирался объяснить вам, что ваша служебная деятельность возобновится в час дня, в вестибюле «Критериона». Мы пообедаем, у вас наготове будут блокнот и карандаш, и мы получим дальнейшие образцы интеллектуального кваканья. Затем, по расписанию, мы переместимся в театр Сапфо, где мною заказаны два кресла. Я хочу получить конспект «Трех грешников». Насколько я понимаю, это лучший фарс со времен «Кокетки». Вы раскроете свой блокнот и застенографируете развитие сюжета, кто вошел и кто вышел, и структуру пьесы в целом. Если я когда-нибудь надумаю написать фарс, это мне очень пригодится. Далее. Поскольку я чрезвычайно придирчив к внешнему виду людей, в обществе которых бываю, будьте любезны надеть свое платье цвета полуночи, а также шляпку и прочее, приобретенное мной к данному туалету. И наконец, последнее. Хотя я не хотел говорить об этом, вот вам настоящая причина, почему я купил мелочи, не перечисленные в условиях нашего пари. Я не стал бы говорить об этом и сейчас, не вынуди вы меня заставлять вас принять их силой. Мне необходимо, чтобы в процессе выполнения ваших служебных обязанностей нас много видели в обществе, и я не в состоянии рис ковать своей репутацией, позволяя сопровождать себя молодой особе, которая одевается так шокирующе неизящно, как это свойственно вам. Не думаю, что мне следует углубляться в эту тему… Но эта шляпка, которая была на вас вчера… ну, вы понимаете. Итак, будьте добры рассматривать вещи в этих двух коробках как униформу для появления со мной на публике. Это, пожалуй, все. Ах нет. Вы еще должны мне сотню сигарет. Пусть это будут «Салливан», как вы сами предлагали.

— Сотню сигарет? — запинаясь, пробормотала мисс Барнетт, чья физиономия на протяжении этого монолога не один раз любопытнейшим образом меняла выражение.

— Да. Вы проиграли пари. Я никогда и не говорил вам, что вы его выиграли, я только спросил, из чего сейчас изготавливают самое модное белье. Признаюсь, я позволил вам думать, будто вы его выиграли, но это только из чувства такта. Мне показалось, это лучше, чем прямо сказать вам, что я просто умру, если меня еще раз увидят с этой вашей шляпкой. Таким образом, вы не можете не согласиться, что сами во всем виноваты. Так что бегите домой, переоденьтесь в свое — нет, мое! — темно-синее платье. И пожалуйста, чуть больше пудры сегодня: терпеть не могу, когда за обедом блестят носы! Так. Пожалуй, все. Ах нет, вот вам полкроны.

— Полкроны?!

— Да, купите помаду. Включите это в статью мелких расходов. Итак, жду вас в час дня в вестибюле «Критериона».

«Ибо эта молодая особа, — с удовлетворением сказал себе Роджер, сбегая по лестнице, — нуждается в трепке точно так же, как всякая молодая особа в Лондоне, и теперь самое время кому-то об этом позаботиться. Этот ее жених — наверняка беспозвоночное. Пожалуй, я повидаюсь с ним и наставлю на путь истинный. Иначе черт знает какая семейная жизнь у них получится».

Он взял такси и направился к «Монмут-мэншинс».

На заднем дворе этого достойного сооружения Роджер не обнаружил то, что искал. Впрочем, он особенно и не надеялся. Это было бы уж слишком неправдоподобной Удачей.

Затем он поехал в Скотленд-Ярд и прошел к Морсби.

— Морсби, — заявил он без всякой преамбулы, — я хочу серьезно поговорить с вами о деле «Монмут-мэншинс».

— В таком случае присядьте, мистер Шерингэм, — добродушно пригласил Морсби. — Вы же знаете, я всегда готов вас выслушать.

— Есть какое-нибудь движение?

— Нет, если говорить о движении, нет, сэр, — печально покачал головой старший инспектор. — Но мы прорабатываем кое-какие варианты и рассчитываем получить кое-какие результаты.

— Пытаетесь провалить алиби Джима Уоткинса? — резко спросил Роджер.

— Алиби — железное, — горестно посетовал Морсби. — Несмотря на все проверки, это его алиби в Льюисе пока что просто непробиваемо.

— Понятно.

Роджер не собирался называть имена. Он явился в Скотленд-Ярд единственно для того, чтобы предъявить Морсби те выводы, до которых додумался вчера вечером, независимо от того, верные это выводы или неверные. Пусть полиция пользуется ими по своему усмотрению. Если уголовный розыск вздумает втиснуть их в столь лелеемую им версию против Джима Уоткинса и тем самым угробить все Роджером достигнутое, это дело уголовного розыска. Но ни звука не проронит он о миссис Эннисмор-Смит или о том, кто скрывается за спиной этой несчастной женщины.

— Неужели, мистер Шерингэм, вы хотели узнать только про Джима Уоткинса?

— Разумеется, нет. — Роджер откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу. — Послушайте, Морсби. Я тут думал об этом деле и пришел к заключению, что могу предложить вам кое-что, что может вам пригодиться. Допускаю, вы и сами пришли к тому же. Но вот я перед вами, чтоб изложить вам свои соображения.

— Как этого требует от вас ваш гражданский долг, сэр, — чопорно заключил Морсби.

— Как требует от меня долг гражданина этой непросвещенной страны, согласился Роджер, — которая не оставляет человеку права даже на собственные мысли. Но прежде чем я изложу вам свои мысли, Морсби, как велит мне гражданский долг, я хочу подвергнуть их проверке, задав вам один-два вопроса. Вы ответите мне на них?

— В этом деле нет ничего такого, мистер Шерингэм, о чем я не должен вам рассказывать. — Морсби был осторожен.

— Отлично. В таком случае сначала вот что. Был ли привязан к нижнему концу веревки, свисавшей из кухонного окна, кусок бечевки?

— Да, был, — удивился Морсби.

— Ага! — обрадовался Роджер. — Славный такой небольшой кусочек бечевки с концами не длиннее двух дюймов?

— Именно так.

Роджер с гордостью посмотрел на старшего инспектора:

— Я вычислил эту бечевку посредством дедукции, Морсби.

— Неужели, мистер Шерингэм? Ну-ну! — Но Роджер видел: на самом деле Морсби очень заинтригован.

— Представьте себе. А теперь, могу ли я видеть медицинское заключение о вскрытии тела?

— Да, оно у меня где-то здесь.

Не задавая вопросов, Морсби протянул ему документ и терпеливо ждал, пока Роджер его изучит.

Тот не торопился, время от времени кивая головой, словно находя подтверждение своим мыслям. Наконец он положил бумагу на стол и переменил позу.

— Значит, я прав. А теперь, Морсби, я задам вам еще один вопрос, и давайте без экивоков. Рассматривалась ли вами возможность того, что убийство имело место не в час двадцать, а значительно раньше?

На этот раз Морсби позабыл улыбнуться своей обычной улыбкой бесконечного терпения.

— Раньше часа двадцати? — переспросил он, потирая подбородок и не отводя от Роджера глаз. — Имея свидетельство миссис Эннисмор-Смит и всех этих людей, которые видели человека, бегущего прочь от дома? Нет, мистер Шерингэм, без всяких экивоков отвечу: нет, не рассматривалась.

— В таком случае я предлагаю вам совершенно новую концепцию убийства.

— Мы горячо приветствуем все, что поможет нам разрушить алиби Малыша, сэр.

— Значит, у вас таки нет сомнений, что это работа Малыша? — бесцветным голосом справился Роджер.

— Бог с вами, конечно нет, сэр, — с чувством ответил Морсби. — Не сомневайтесь, сэр, это точно, Малыш прибил ее. Беда в том, что никак не прищучишь Мошенника. — По тону Морсби можно было подумать, что Малыш не более как стянул из буфета банку варенья.

— Тогда слушайте — и не говорите потом, что додумались до этого сами. Не хотите послать за стенографистом? Нет? Ну что ж, придется поверить вам на слово. Итак, нет никаких сомнений в том, что приблизительно в час двадцать Эннисмор-Смиты услышали грохот над головой, а также в том, что примерно в это же время свидетели видели, как некто перелез через стену заднего двора и бросился бежать. Примем эти два факта за данность и пока что отложим их на минуту. Сначала я хочу вам показать, что, помимо этих двух фактов, нет никаких серьезных свидетельств того, что смерть не произошла значительно раньше. Первое касается состояния тела. Врач утверждает, что по внешним признакам смерть могла наступить в течение двадцати четырех часов, предшествовавших обнаружению тела, так что тут мы можем быть спокойны. Далее, по моему мнению, медицинское свидетельство о состоянии желудка предоставляет нам надежное доказательство того, что смерть наступила раньше часа пополуночи. Тут указывается, что в желудке находились остатки пищи. Между тем в час ночи желудок должен был быть пуст.

— Нет, сэр. Она же перед сном выпила чашку чаю с булочками. У ее постели стояла грязная чашка, а в кровати были крошки. Мы послали их на анализ, и выяснилось, что это крошки от тех самых булочек с изюмом, остатки которых обнаружены в ее кишечнике.

— Отлично. Значит, все зависит от того, в какое время она пила чай с булочками, верно?

— Ну, не знаю, как мы можем это выяснить.

— Я уже выяснил. По меньшей мере, — поправился Роджер, — эта информация была мне предоставлена. Несколько дней назад я имел беседу с миссис Палтус, и она заметила, между прочим, что мисс Барнетт, подобно многим людям преклонного возраста, была женщиной с устоявшимися привычками и если не принимала гостей, то всегда ложилась спать ровно в девять часов вечера и всегда брала в кровать чашку чаю и булочку с изюмом, «согреть желудок», как выразилась моя собеседница. Это для вас новость, Морсби?

— Да, мистер Шерингэм, — с достоинством признал Морсби, — и весьма любопытная к тому же.

— Ну, я полагаю, грех было бы вас винить, — снисходительно заметил Роджер. — Время смерти казалось вам столь очевидным, что вы не побеспокоились вникнуть в детали, касающиеся этого пункта. Согласно медицинскому заключению, последняя трапеза мисс Барнетт состоялась за пол тора-два часа до смерти. Следовательно, получаем что-то между одиннадцатью и половиной двенадцатого?

— Да. Вполне разумное время, чтобы перекусить.

— Конечно разумное, но, как мы видим, неверное. Судите сами. Если она съела эту булочку в девять вечера, ее желудок и тонкая кишка к часу ночи должны быть пусты, с небольшим количеством отходов в толстой кишке. Однако врач утверждает что и в желудке, и в тонкой кишке имеется кашицеобразное вещество и остатки изюма. Соответственно он определяет, что прием пищи, после которого остались такие последствия, имел место за полтора-два часа до смерти. И поскольку мы знаем, что мисс Барнетт этим вечером была одна и нет причин предполагать, что она изменила своей привычке, мы вправе заключить, на основании состояния тела, что время смерти наступило от десяти тридцати до одиннадцати вечера. Разве не так?

— Вынужден согласиться с вами, сэр. Похоже, что так.

— Ладно, Морсби, не дуйтесь, пожалуйста.

— Нет-нет, мистер Шерингэм, что вы. Я вижу, вы хорошо поработали, благородно признал Морсби. — Это действительно открывает перед нами новые возможности. Но я хотел бы узнать, как вы объясняете этот шум в час двадцать и того типа, который лез через стену.

Роджер с минуту подумал. Если, как сказал Морсби, полиция все еще убеждена в причастности мистера Джеймса Уоткинса к смерти мисс Барнетт, он, Роджер, никого не собирается разубеждать. Он предложит Морсби реконструкцию событий на этом основании, полностью воздержавшись от упоминания одного важного факта и чуть-чуть выпятив другой. Он имел в виду два основных факта, на которых базировалась его собственная версия против анонимного пока жителя «Монмут-мэншинс»: во-первых, что посетитель мисс Барнетт был не просто женщиной, но женщиной, хорошо знакомой мисс Барнетт — иначе она не впустила бы ее в столь поздний час; во-вторых, что посетитель, который после убийства должен был провести в квартире значительное время, никак не мог выйти из здания после того, как было закрыто парадное, не обратив на себя внимания миссис Бойд либо не взломав дверь, а ни то ни другое не имело места.

— Давайте, дорогой Морсби, на время забудем про алиби Малыша, которое вам еще предстоит разрушить, и предположим, что именно он является убийцей бедной мисс Барнетт. Вы уже рассказывали мне, что предшествовало преступлению: как он прошел в дом задолго до наступления ночи, как ждал в чулане, как, по предположению Бича, проник в квартиру, представившись агентом Скотленд-Ярда. Давайте также условимся, что он не собирался убивать, но возникли обстоятельства, в результате которых он потерял голову и — убил. Согласны?

— Пока что это совпадает с нашей версией преступления.

— Хорошо. Что же случилось дальше? Как я уже говорил вам, когда был здесь в последний раз, он оформил сцену так, словно там была шумная драка, и привязал веревку, чтобы казалось, будто он спустился по ней, когда парадная дверь была еще заперта. Не знаю, согласитесь ли вы с этим?

— В порядке дискуссии — да, — осторожно ответил Морсби. — Но, похоже, вы изменили свое мнение, мистер Шерингэм, не так ли? В прошлый раз, кажется, вы говорили мне, что это был не Малыш, но кто-то, имитирующий его методы?

— К делу надо подходить объективно, — с достоинством ответил Роджер. — В то время я мог придерживаться такого мнения. Но я же не знал тогда, что убийство произошло гораздо раньше. Появились свежие свидетельства и следует быть готовым изменить свою точку зрения.

— Точно так я всегда и говорю, — удовлетворенно и совершенно неискренне вставил Морсби.

— Кроме того, в данный момент я реконструирую дело, основываясь на вашем представлении о личности убийцы. И могу сказать вам, — прибавил Роджер, тоже неискренне, — что меня личность убийцы не интересует. Его метод — вот что меня занимает.

— А нас занимает решительно все, связанное с убийством. Однако продолжайте, мистер Шерингэм. Вы оставили преступника в тот момент, когда он инсценирует кавардак и вывешивает из окна веревку. Что дальше?

— Как что? Он спускается по лестнице и выходит из парадной двери прежде, чем она запирается на ночь.

— Это гораздо разумнее того, что вы предположили в прошлый раз, задумчиво проговорил инспектор. — Вы предположили, что он вышел через парадную дверь, хотя тогда мы думали, что убийство произошло позже. Вот в чем был изъян вашего рассуждения о том, что он не спускался по веревке. Вы, наверно, не знали, что во входной двери испортился автоматический замок и ее даже изнутри нельзя было открыть без ключа к большому врезному замку.

Роджер, умолчав о том, что ему прекрасно это известно от самого сержанта Эффорда, счел нужным мягко упрекнуть Морсби:

— И вы не захотели поделиться со мной? Ох и скрытный вы человек, Морсби! Неблагодарная это задача — пытаться подать вам руку помощи в трудном деле.

— Пока что вы так и не подали мне руку в этих темных обстоятельствах с ночным шумом и типом, которого видел шофер, — усмехнулся Морсби.

— Я как раз к этому подхожу. Итак, что касается беглеца, мы знаем, что это не Малыш, — так утверждает шофер, который разглядел его лучше других. При этом мы все еще считаем, что Малыш и есть убийца. Что ж, мое предположение лежит на поверхности и состоит в том, что человек, которого видел шофер, — не убийца, а его помощник, ассистент или подручный — называйте как хотите. Я предполагаю, что убийца, когда понял, что натворил, сел и хорошенько подумал, в результате чего и появилась перевернутая мебель и прочее. Еще одним результатом стала инсценировка алиби — которое, насколько я понимаю, и беспокоит вас больше всего. Выбравшись с места преступления, он сразу направился к человеку, которому мог доверять, честно во всем признался и попросил помощи. Последняя состояла в том, чтобы отправиться на задний двор «Монмут-мэншинс», дождаться, когда появится шофер, а затем перебраться через стену и изо всех сил пробежать несколько сот ярдов, да так, чтобы привлечь как можно больше внимания.

— Значит, Малыш знал, что есть такой шофер, что он работает этой ночью, что он непременно вернется в гараж?

— Смею думать, что преступник достаточно умен, чтобы предварительно выяснить обстоятельства хотя бы до такой элементарной степени.

— М-да, — согласился Морсби. — Я полагаю, с этим можно согласиться.

— Но не только в этом заключалась задача подручного, — с жаром сказал Роджер. — Второй частью задания было произвести в спальне мисс Барнетт те шумовые эффекты, что разбудили Эннисмор-Смитов.

— Всего-то? И как же он это проделал, мистер Шерингэм?

— Ну, разумеется, с помощью того кусочка бечевки, — ответил Роджер. Разве вы не поняли, Морсби? Ведь это единственный способ, которым он мог воспользоваться.

— Конечно, мистер Шерингэм, — от всего сердца согласился Морсби. Конечно, сэр. Но как именно?

— А вот как. Слушайте внимательно, Морсби, потому что тут я действительно неплохо поработал. Убийца вовсе не вывешивал веревку из окна кухни: вот почему ее никто не видел. Что он вывесил, так это тонкую бечевку, которую либо носил с собой, либо нашел в квартире, и затем так разложил по квартире веревку, что ее легко было снизу, со двора, потянуть за бечевку, прочно привязанную к ее концу. Расположив веревку кольцами на различных гладких поверхностях, он разложил внутри этих колец всякие стеклянные и фарфоровые предметы, так что пока веревку вытягивали, она неизбежно должна была стронуть, перевернуть или покатить эти хрупкие вещи прямо над головой у Эннисмор-Смитов, и, кроме того, несколько тяжелых предметов мебели были старательно установлены на грани падения так, как это делается в старом трюке с четырьмя кирпичами, знаете, когда выступающий кирпич держится на прутике, так что мебель тоже попадала и прибавила грохоту. Вот, Морсби, что сделал убийца.

— Подумать только! — промолвил старший инспектор Морсби.

Роджер вытащил из кармана свои заметки.

— Вот, просмотрите-ка. Я сейчас дал вам только голые заключения. Тут они чуть подробней, с рассуждениями.

Морсби молча прочитал все странички. Затем, глядя на Роджера глазами, из которых просто сыпались искры, он откинулся на спинку стула и запыхтел в моржовые усы.

— Я поздравляю себя с тем, что взял вас с собой в прошлый вторник, мистер Шерингэм. Если позволите, я оставлю себе эти замет(tm). Мне кажется, шефу будет небезынтересно.

Роджер усмехнулся от удовольствия — Морсби дал ему понять, что он и впрямь хорошо поработал.

Еще приятней было думать, что Морсби даже отдаленного представления не имеет, какой интересной и куда более важной задачей был занят Роджер.