"Убийство на верхнем этаже" - читать интересную книгу автора (Беркли Энтони)Глава 2Новостей у окружного инспектора было не много. Осмотреться до приезда начальства времени у него не было, так что все его сведения носили довольно общий характер. В доме всего четыре этажа, сообщил он Морсби, на каждом по две маленькие квартиры: кухня, спальня и гостиная. Мисс Барнетт жила на последнем этаже. Обитатели дома были люди с претензиями — кто обоснованными, а кто и нет — на утонченность, доказательством чему — опять же, когда обоснованным, а когда и нет — служила чистота речи. Не самое хлебное место, пришло вдруг Роджеру в голову, для вора и убийцы. О том же, похоже, думал и Морсби. — Да что же ему здесь понадобилось? — пробормотал старший инспектор, разглядывая с порога старомодную мебель и плюшевую обивку гостиной, от которой за версту веяло древностью и нищетой. На камине стояли две стеклянные лампы — точнее, стояла одна; другая лежала на потертом каминном коврике. — Здесь даже старьевщику поживиться нечем. Окружной инспектор счел нужным объяснить: — Она была, знаете, со странностями, эта мисс Барнетт. — Со странностями, — повторил старший инспектор, снова заглядывая в комнату и морща свой уж никак не привередливый нос. — Это вы верно подметили, со странностями. Здесь, наверное, месяцами не убирались. Вонища… — Скорее уж, сэр, годами. И это еще в лучшем случае. Вы видели кровать? Это же просто свинство! Врач сказал, если бы ее не задушили, она вполне могла умереть от голода. Самая настоящая скряга! Учитывая, какие здесь про нее ходили слухи, не удивлюсь, если кто-то решил попытать счастья. Я давно уже слышал, будто бы она держит зашитыми в матрас восемьсот фунтов. Золотом, между прочим. — В самом деле слышали? Это хорошо, — одобрил Морсби. — Вы, кажется, знаете свой округ вдоль и поперек. Инспектор покраснел от удовольствия, но справедливости ради добавил: — Дело в том, сэр, что нам частенько приходилось иметь с ней дело. Точнее, с ее жалобами. Это она обожала. По малейшему поводу — сразу к нам. Особенно ее раздражало, что под окнами сигналят машины. А пару лет назад, когда я еще работал в участке, постоянно жаловалась и? — соседа. Тот учил детей игре на органе. Все, помню, удивлялась, почему это мы не желаем его арестовать. Ну, вы таких знаете, сэр: уверены, что все должны бегать за ними лишь потому, что они вовремя платят налоги. — Еще бы не знать. Выходит, она живет здесь давно, — задумчиво проговорил старший инспектор, не отвлекаясь более на образ жизни покойной. В том, что касается сбора сведений, он вполне доверял Эффорду. — Живет здесь давно и пользуется репутацией скряги, которая спит на золоте. Ну да вы не хуже меня знаете, что одинокие старики, которые почти ничего не тратят, прямо-таки притягивают подобные слухи. Впрочем, проверить все равно стоит. Теперь, что там со звуками, которые слышали ночью? И откуда, кстати говоря, это вообще пошло? — От уборщицы, сэр. Еще до того, как начали ломать дверь, она сказала сержанту Уэйкфилду, что жильцы из нижней квартиры, встретив ее утром на лестнице, рассказали, что ночью их разбудил какой-то стук и грохот, доносившиеся из квартиры мисс Барнетт, и они сильно за нес беспокоятся. — И у нее не возникло желания подняться и проверить, все ли в порядке? — Сержант спросил то же самое. Женщина ответила, что мисс Барнетт делала все, чтобы от нее держались подальше. Однажды обозвала миссис Бойд буратиной за то, что та отпустила посыльного и лично принесла ей наверх какой-то сверток, — заявила, что это, мол, просто предлог сунуть свой длинный нос к ней в жилище, и, повторись такое, она будет жаловаться домовладельцу. После чего мисс Бойд, ясное дело, старалась держаться от нес подальше, чтобы той не почудилось чего-нибудь снова. Роджер представил себе оскорбленную добродетель, обиженно поджатые губы бантиком и улыбнулся. — Ясно, — сказал Морсби, тоже улыбаясь. — А известно, во сколько слышали шум? — Нет, сэр. — А кто живет в квартире под ней? — Мистер и миссис Энизма Смит. Оба работают. Он — совладелец кинопроката на Уордор-стрит, а у нее один из этих бутиков на Шафтсбери-авеню. Адреса у меня уже есть. Как раз собирался послать кого-нибудь выяснить, что они знают? — вопросительно закончил инспектор на случай, если предложение окажется неудачным. — Хм… И у обоих сейчас как раз должен бы быть перерыв, да? И обедают они, скорее всего, вместе… Да, пожалуй, пошлите кого-нибудь, только пусть не говорит сразу, в чем дело — просто попросит их подойти сюда на пару минут. И пусть поторопится. Я пока посмотрю на другие комнаты. Инспектор бросился разыскивать сержанта, и Морсби прошествовал в гостиную. Роджер, свято уверенный, что каждым своим шагом давит важнейшую улику, держался его спины с тихим упорством путника, вцепившегося на скользком глинистом склоне в кусты тамариска. Старший инспектор благожелательно обозрел своих подчиненных. — Ну, Эндрюс? Чем порадуете? — Ничем, сэр, — злобно отозвался дактилоскопист, поднимая глаза от крышки стола, которую он только что пристально разглядывал под разными углами. — Я прошелся уже почти по всей комнате, и нигде ни намека на отпечаток. — А! — Морсби не удивился. Если в квартире побывал профессионал, он никогда не стал бы работать без перчаток. — А веревка, говорите, свисает из окна кухни? Пойдем взглянем на нее, Бич. Через коридор все трое проследовали в маленькую кухню, на пороге которой Роджер с Бичем и остались наблюдать, как старший инспектор, равнодушный к судьбе своих брюк, ползает по засохшей на линолеуме грязи. Роджер удивленно оглядывался. В комнате царил тот же беспорядок, что и в гостиной, весь пол был усеян битой посудой; здесь что-то искали настолько ожесточенно, что даже свернули с места газовую плиту, а напоследок, словно уже со злости, опрокинули и кухонный стол. — Сдается мне, — заметил Роджер Бичу, — что соседи снизу все-таки что-то слышали. — Да. Только вот грохота была куда меньше, чем может показаться. Посуду, скорее всего, разбили случайно. А мебель ведь не роняли — ее осторожно переворачивали, чтобы осмотреть днище; хотя, конечно, легкие вещи, типа белья, швыряли куда попало. — А что же, все взломщики устраивают такой погром? — Да нет. Попадаются очень даже опрятные: все ставят на место. Этот, правда, еще и спешил. Вот вы бы ведь не стали особо рассиживаться, прикончив хозяйку, верно? — А есть уже соображения, кто бы это мог быть? — полюбопытствовал Роджер. — И даже несколько. Многовато. Нужно еще будет посмотреть, что там за узел на веревке, когда шеф закончит с полом. Может кое-чего прояснить. Да и веревка тоже. Глубина детализации сведений, хранящихся в уголовном архиве, привела Роджера в восхищение. Веревка, о которой говорил инспектор, свисала из окна кухни; сооруженная на одном ее конце скользящая петля была накинута на газовую печь. Роджер подумал, что ошибался, решив, будто печь отодвинули от стены нарочно: скорее всего, она сдвинулась с места под весом человека, спускавшегося по веревке. Теперь он гадал, станет ли инспектор вычислять по этому сдвигу вес, а стало быть, и рост человека, пользовавшегося веревкой. Спросить об этой интересной возможности он неожиданно постеснялся. — Ха, — сказал Морсби. Инспектор и Роджер вытянули шеи. Осторожно орудуя перочинным ножом, старший инспектор соскребал с грязного линолеума какой-то предмет. Потом он положил его на стол, и они увидели засохший кусок глины, на котором отпечатался каблук. — Ага, — подтвердил инспектор Бич. — И это все, — сообщил Морсби, — с удовольствием разглядывая свою находку. — Ну ладно, с полом я закончил. Пара в дверном проеме шагнула в комнату посмотреть на кусочек грязи, способный отправить человека на виселицу. — А где он был? — спросил Роджер. Старший инспектор кивнул в сторону угла за печью, где даже на грязном линолеуме можно было разглядеть следы грязи. — Не удивлюсь, если он оставил это, когда пробовал, выдержит ли печь его вес, — высказался инспектор Бич. — Угу, — согласно промычал Морсби, отходя к окну. — Отпечатков, конечно, нет, — разочарованно добавил он, разглядывая стекло под углом. Он принялся скрупулезно и методично осматривать деревянную раму, подоконник и карниз; потом, высунувшись из окна, так же тщательно обследовал стену под ним и внешнюю часть рамы. — Ну? — не выдержал Роджер. Морсби выпрямился и поделился своими выводами: — Он только спустился отсюда — не поднимался. На подоконнике, как водите, следы ног, а если высунуться, видно, где он проехался по стене носками ботинок, пока боролся с веревкой. — И поскольку окно, держу пари, было закрыто, — подхватил Роджер, не желая уступать инспектору, — а следов взлома на рамс нет, мы делаем вывод, что забраться сюда тем же способом он не мог. — Верно, мистер Шерингэм, — любезно согласился Морсби. — А еще потому, что не каждому взломщику удастся обвязать веревку вокруг печки на четвертом этаже, когда сам он стоит во дворе тридцати футами ниже, а окно закрыто. — Да, конечно, — поспешно согласился Роджер, слегка покраснев. — Чего я не понимаю, так это какого черта он вообще этим занимался, если мог открыть пару дверей и преспокойно выйти на улицу? — А зачем они вообще этим занимаются? — отозвался Морсби. Инспектор Бич, однако, отнесся к вопросу Роджера более серьезно. — Потому что у него была с собой веревка, сэр, и потому, что он привык ею пользоваться, и могу голову прозакладывать, что так оно все и было, сказал он, разглядывая упомянутую веревку. — Поверьте мне на слово, сэр: будь обе эти двери распахнуты настежь и знай он точно, что ни в коридоре, ни на лестнице нет ни души, он все равно спустился бы по веревке и никак иначе. — Ну и кретины же в таком случае все эти ваши профессионалы! — сообщил Роджер. — Именно, сэр! — с воодушевлением воскликнул старший инспектор Морсби. Только поэтому мы их и ловим. Кстати, Бич, веревка что-нибудь нам дает? — Боюсь, сэр, не очень много. Не новая, малость потолще и потяжелее, чем обычно. В общем, самый обыкновенный канат — ничего общего с этими тонкими манильскими тросами. Думаю, ничего у нас с ним не выйдет. Вся надежда на тот кусок грязи. Я смотрю, у него резиновые подошвы? — Да, — кивнул Морсби. — Нужно поскорее отдать его на экспертизу. Экспертиза может достаточно точно определить место, из которого взят образчик почвы. В дверях появился окружной инспектор. Вид у него был довольный. — Можете пройти со мной на минутку, мистер Морсби? — Да. Здесь мне, по крайней мере на данном этапе, делать уже нечего. Передайте это Эндрюсу, Бич, когда он закончит в гостиной. Что там у вас, инспектор? — Я тут малость огляделся вокруг — во дворе и на лестницах — и нашел, где он пережидал этой ночью. — Хорошо. Я пойду взгляну. Они спустились по лестнице на один пролет, и окружной инспектор показал отгороженную под этим пролетом каморку. За дверью оказалось привычное нагромождение веников, метел и ведер. На полу виднелась серая россыпь табачного пепла и едва ли не дюжина растоптанных окурков. Морсби поднял один из них. — «Плейерз». Не много. Однако какое-то время он здесь пробыл. — Да. Парадную запирают в десять вечера. Значит, он должен был прийти раньше. Я бы сказал, он проторчал здесь часа четыре. Старший инспектор сосчитал окурки. — Одиннадцать. Где-то три сигареты в час. Да, похоже на то. Или, может быть, три часа. — Это если он начал курить сразу, — заметил Роджер, — а он, наверное, ждал. Я хочу сказать, пока жильцы не уснули. Дым бы наверняка его выдал. — Да, мистер Шерингэм, очень может быть. В любом случае, нам совершенно не важно, сколько именно времени он здесь провел. Главное, он здесь был. Инспектор, поставьте тут человека, пока мы все не осмотрим, и, думаю, Эндрюсу стоит заняться этим немедленно. Если где-то и остались отпечатки, то это здесь. Окружной инспектор поспешно удалился. Роджер разглядывал пол в каморке. — Похоже, и здесь никаких следов. При том, что вчера с девяти до десяти шел дождь. Сам под него попал. — А, — устало отмахнулся Морсби, — нынче такой ученый народ пошел, что о следах ног и отпечатках пальцев можно просто забыть. Уж за этим-то они следят. Держу пари, что этот тип насухо вытер ноги о половик внизу. Если, конечно, он не пришел еще до дождя. Насколько я помню, до восьми погода был отличной. — Стало быть, вы допускаете, что он мог быть здесь уже в восемь? — Да хоть в пять, если у него столько терпения. Эти парни могут сторожить свою добычу часами, как кошка сторожит мышь. Вот посмотрите, когда Эффорд станет опрашивать жильцов, не видел ли кто из них в доме постороннего, его будет интересовать время начиная уже с обеда. — Да уж, — одобрительно протянул Роджер. — Вы, ребята, ничего не оставляете на волю случая. Хотя вот эта самая каморка наводит меня на соображение, которого никто еще пока почему-то не высказал. Понимаете, о чем я? — Нет, мистер Шерингэм, даже и гадать не берусь. Мало ли у вас соображений. — Ну нет, Морсби, так легко вам не выкрутиться, — рассмеялся Роджер. — Я вот о чем… У нас есть пепел и есть окурки. Все они сплющены и раздавлены, но хотел бы я знать где? Ясно, что их обо что-то тушили, а не просто давили каблуком: на полу нет никаких отметин. Но тогда где же эти маленькие черные кругляшки, которые остаются, когда сигарету гасят о стену? Полностью спрятать гордость, переполнявшую его при мысли, что он заметил улику, ускользнувшую от бдительного ока инспектора, Роджеру так и не удалось. — Вот и видно, мистер Шерингэм, что вы, сэр, всегда имели дело только с любителями, — ответил Морсби с терпеливой улыбкой, в которой не было и следа ребяческой радости Роджера. — С профессионалами все иначе. Ими движет не логика, а инстинкт. Как следствие, они делают целую кучу очень умных вещей и несколько совершенно идиотских. Так вот и этот парень, готов поспорить, инстинктивно гасил сигареты о носок ботинка, потому что этот самый инстинкт велит ему не оставлять следов. То, что он стряхивал пепел на пол и бросал туда же окурки, к делу не относится: это была привычка, и привычка посильнее инстинкта. Преступники — народ странный. — Вот уж действительно, — согласился удивленный Роджер. — Ну, — радушно пригласил Морсби, — давайте-ка пойдем взглянем еще раз на тело. Они снова поднялись в квартиру. — Следов борьбы нет, по крайней мере на первый взгляд, — размышлял старший инспектор, медленно кружа над скорченным телом. — На это же, кстати, указывает и положение тела. Да и какая уж тут борьба, как заметил док, когда в ней от силы девяносто фунтов. Что скажете, мистер Шерингэм? Сдается мне, вот так она и упала, когда он ее отпустил. — Похоже на то, — проворчал Роджер. Морсби опустился на колено и приподнял одну из безжизненных рук. Обе они были крепко стиснуты в кулаки, и ему стоило немалого труда разжать пальцы. Наблюдая за тем, как внимательно старший инспектор осматривает ногти, Роджер понял, зачем ему это понадобилось. — Иногда в сжатом кулаке можно найти ценную улику, — пояснил Морсби, взглянув на Роджера снизу. — Здесь, к сожалению, ничего. Разве что под ногтями. Кусочки кожи… Да и те, боюсь, она содрала с собственной шеи, инспектор мрачно взглянул на длинные царапины, видневшиеся над следом от веревки. — Пыталась сорвать… Роджер кивнул. — Она долго была в сознании? — Да нет. Меньше минуты. Может, пару секунд. Так что, если доктор прав и ее действительно душили сзади, у нее и шанса не было дотянуться до убийцы. — Вероятно, высокий крепкий мужчина? — Потому что так легко с ней справился? Совсем не обязательно. Если ему удалось сразу накинуть веревку и резко ее затянуть, много усилий не потребовалось. Удавка пришлась ниже гортани, из чего следует, что сознания она лишилась очень быстро, может быть даже мгновенно. — А почему врачи так уверены, что это именно удушение? — спросил Роджер, не привыкший ничего принимать на веру. — Почему не повешение? — В смысле, что повешение допускает возможность самоубийства, а удушение нет? — с легкой улыбкой переспросил Морсби. — Главным образом из-за этих кровоподтеков на шее, которые говорят о сопротивлении и которых никогда не бывает при повешении. Обратите также внимание на цвет лица. Это еще одно доказательство. Нет, мистер Шерингэм, боюсь, самоубийцу вам из нее сделать не удастся. — Я и не пытался. Я просто не понимаю, почему никто не слышал ее криков. И весь этот грохот… Это должно было разбудить полдома. — Внезапное и сильное сужение дыхательного горла, — процитировал Морсби, — приводит к практически мгновенной потере сознания и смерти от удушья, лишая жертву возможности позвать на помощь или поднять тревогу. — Морсби, да вы, похоже, ужасно много знаете о таких штуках, восхитился Роджер. — Ну, сэр, я, можно сказать, даже обязан знать, как это делается, едва ли не игриво ответил Морсби, возвращаясь к своим поискам. Роджер принялся слоняться по комнате. Как и вся квартира, она была ужасающе грязной. Все было покрыто пылью, наглухо закрытые окна потемнели от копоти, ковер был безнадежен. На полу, на стульях — всюду валялась одежда (те самые старушечьи тряпки, которые смотрятся непригляднее даже мятых мужских сорочек). Переодеваясь, мисс Барнетт явно скидывала одежду прямо на пол. Лучшей иллюстрации к понятию «нечистоплотность» трудно было себе и представить. Роджер поделился своим наблюдением с Морсби. — Свинарник, конечно, — откликнулся старший инспектор без особого интереса, — но могло быть и хуже. — Хуже? — переспросил Роджер, чувствуя, что воображение ему отказывает. — Ну да. Она, по крайней мере, раздевалась. А я по опыту знаю, что большинство таких вот старушек делает это, спасибо, если наполовину, надевая ночную рубашку поверх всего остального. — Слава богу, что у меня нет такого опыта, — сказал Роджер. — Кстати, продолжил он, разглядывая предмет, лежавший на полу у самых колен Морсби, насколько я понимаю, это те самые бусы. Предполагаемое орудие убийства? — Пожалуйста, ничего не трогайте, сэр. — Разумеется, нет, — оскорбился Роджер. — Но посмотреть-то, я думаю, можно? Так он и поступил, стараясь не смотреть на Морсби, который осторожно перебирал волосы покойной, как будто надеясь найти среди корней улику, уж какой бы там она ни была. — Вы уже видели, Морсби? — оживленно проговорил Роджер. — Это совсем не бусы — это четки. Она была католичкой. — Какая ирония! — рассеянно отозвался старший инспектор, занимаясь своим делом. Закончив наконец с телом, Морсби распорядился отправить его в морг — для дальнейшего осмотра и неизбежного вскрытия. Чтобы не мешать, Роджер отступил в коридор и обнаружил там окружного инспектора, который буквально разрывался между своими административными и детективными обязанностями. Ему он и задал волновавший его вопрос. — Я не понимаю, инспектор, — пожаловался он. — Как ее могли убить в спальне? То есть никто не сомневается, что это произошло здесь, но как они здесь оказались? Следов взлома нигде нет, и это, насколько я понимаю, означает, что мисс Барнетт сама открыла дверь этому человеку. По сути дела, этот визит вытащил ее из постели. Тогда каким образом они снова оказались в спальне? — Не забывайте, сэр, что — тысяча к одному — у него не было намерения убивать, когда он сюда пришел. Это почти закон. Такие вот убийства происходят обычно на почве паники. Жертва начинает звать на помощь или оказывается сильнее грабителя. Тогда тот теряет голову и совершает убийство. Теперь, если наши предположения правильны, этот человек не пытался проникнуть в квартиру до полуночи, после чего, скорее всего, как вы и сказали, просто позвонил в дверь. Вы же не думаете, что он поступил бы так, не приготовив заранее какой-нибудь правдоподобной истории? Меньше всего ему хотелось применять насилие на пороге квартиры, где хозяйка вполне еще могла успеть поднять тревогу. Нет, ему совершенно необходима была эта история, чтобы протянуть пару минут и нейтрализовать свою жертву. — Получается, какое-то насилие все же входило в его планы? — Безусловно. Думаю, он намеревался воспользоваться веревкой и кляпом, что, безусловно, дало бы ему полную возможность беспрепятственно осуществлять свои поиски. Словарный запас инспектора отдавал такой казенщиной, что Роджер с трудом удержал улыбку. — Поиски чего? — быстро спросил он. — Того, за чем он сюда пришел, — невозмутимо ответил инспектор. — Тогда почему он ее задушил? — Я уже говорил, сэр. Она слишком быстро его раскусила и хотела поднять шум. Тогда он схватил первое, что попалось под руку (я, кажется, слышал, вы говорили о ее четках) и — грохнул бабусю, — заключил инспектор, неожиданно отказываясь от казенных штампов. — Понимаю. Да, это прекрасно все объясняет. Но что же это за историю он должен был сочинить, чтобы объяснить свое появление среди ночи? — А вот представьте, мистер Шерингэм, будто он сказал ей примерно следующее, — произнес голос за его спиной. Обернувшись, Роджер увидел вышедшего в коридор инспектора Бича. — Допустим, он представился полицейским, который, совершая обход квартала, заметил на крыше дома какого-то субъекта — как раз над ее окном… — Действия которого показались ему весьма подозрительными, — кивнул окружной инспектор, подыскав в своем словарном запасе нужную формулировку. — А именно, привязывавшего к печной трубе веревку, явно собираясь спуститься по ней и ограбить квартиру. В связи с чем он, детектив, и просит разрешения хозяйки проникнуть в ее жилище, чтобы подготовить негодяю достойную встречу и схватить его… — С поличным! — заключил окружной инспектор с неожиданным для такого, казалось бы, простенького предположения восторгом. — Представился слугой закона! Вы уже догадались, мистер Бич, да? — Разумеется! — Насчет рыжего цвета? — таинственно осведомился окружной инспектор. Инспектор Бич посмотрел на Роджера и рассмеялся. — Вы про Рыжего Мака? Да нет. Скорее Красавчик Берти. — Берти сейчас сидит. — Да нет же! — с раздражением воскликнул Бич. — Точно вам говорю. Я сам его и упрятал пару месяцев назад. Злонамеренное бродяжничество. Ему еще полгода сидеть. Инспектор Бич выглядел не на шутку озадаченным. — Очень странно. От этого дела за версту несет Красавчиком Берти. — Берти на мокруху не пойдет, — уверенно заявил окружной инспектор. — Я его знаю как свои пять пальцев. Да и кишка у него тонка. — А может быть, кто-то просто работал под Красавчика Берти? — участливо заметил Роджер. — Ну, чтобы сбить вас со следа. Детективы обменялись улыбками. — Я что-то не то сказал? — поинтересовался Роджер. — Вовсе нет, сэр, — успокоил его Бич. — Просто мы с мистером Меррименом подумали, что вы, должно быть, уйму этих детективных книжонок прочитали, только и всего. |
||
|