"Убийство на верхнем этаже" - читать интересную книгу автора (Беркли Энтони)

Глава 5

Роджер стремительно удалялся от «Монмут-мэншинс», потому что ему хотелось подумать и подумать как следует. Он взял такси до Британского музея и отправился в читальный зал. Если человек не может думать в читальном зале Британского музея, он вообще нигде думать не сможет. Отыскав свободное место, Роджер положил перед собой лист бумаги и карандаш.

Он просидел так целый час, подперев рукой голову, и время от времени что-то наносил на бумагу. И вдруг его словно что-то подбросило. Все свелось к одному-единственному вопросу, на который лишь миссис Бонд могла дать ответ: если в американском замке парадной двери заклинило язычок и миссис Бойд пришлось воспользоваться врезным замком так, что никто с улицы не мог войти в дом без нее, то что сказать о тех, кто хотел выйти из дому? Мог кто-нибудь выйти, минуя миссис Бойд? Это и в самом деле был важный вопрос.

Такси помчало его обратно к «Монмут-мэншинс».

Миссис Бойд, которая позавчера видела Роджера с компанией из Скотленд-Ярда, и в голову не пришло, что он не из них, а Роджер не видел причины ее в этом разубеждать, так что она очень охотно отвечала на его вопросы.

– Нет, сэр, я не оставляла ключ в замке. Как-то, знаете, поостереглась – он ведь у меня единственный. Вы представить себе не можете, как пропадают вещи, если оставить их без присмотра, даже в таком доме, как наш.

– В котором часу вы заперли дверь?

– В пол-одиннадцатого, как обычно.

– В таком случае, если б кто-то захотел выйти из дома позже этого часа, вам пришлось бы ему открыть?

– Да, сэр, так я и сделала.

– Вот как? И много вы выпустили?

– Только одного, сэр. Джентльмена, который был в гостях у мисс Деламер из пятой квартиры.

– Почему вы уверены, что он шел именно от мисс Деламер? То есть я хочу спросить, известен ли вам этот джентльмен?

– Уж слишком часто я его вижу, чтоб не знать, к кому он приходит, надулась миссис Бойд.

– Не припомню, чтобы вы назвали его сержанту в числе тех, кого знаете в лицо, – порывшись в памяти, произнес Роджер.

– Я и не назвала, потому что не видела, как он входил. Сержант спрашивал только о тех, кто входил. Но раз уж он выходил, значит, и входил, так ведь?

С этой логической конструкцией Роджер не мог не согласиться и спросил, во сколько же он вышел. Миссис Бойд ответила, что вроде бы между одиннадцатью и половиной двенадцатого. Роджер кивнул: в таком случае об этом визитере можно было забыть.

– А теперь, миссис Бойд, мне бы хотелось узнать, – вкрадчиво проговорил он, – можно ли было как-то без вашего ведома выбраться из этого дома после двенадцати? Возьмем сначала вот эту, парадную, дверь. Вы оставили ее запертой на ночь. Утром вы тоже нашли ее запертой?

– Да, сэр, могу поклясться на Библии.

– Можно взглянуть на ключ?

– Конечно, сэр.

Миссис Бойд быстренько принесла большой допотопный дверной ключ. Роджер, поблагодарив, вставил его в скважину и убедился, что с внешней стороны двери головка ключа не видна. Следовательно, повернуть ее клещами извне было невозможно.

– Что ж, это хорошо. А кстати, почему вы так уверены, что утром дверь была заперта?

– Потому что, когда я утром вышла, чтобы, как обычно первым делом открыть дверь, я вспомнила, что ведь замок заклинило, и мне пришлось вернуться за ключом. Я подергала дверь, понимаете, а она не открылась. Вот почему я поняла, что она заперта, – потому что она была заперта.

– Да, звучит очень убедительно, – рассмеялся Роджер. – А как с другой дверью, той, что ведет во двор?

– Та тоже была заперта, да еще и на задвижку, как всегда. Я сама каждый вечер и запираю. Если б что не так, сразу б заметила.

– Ну разумеется. А еще двери есть?

– Ни одной. Только из какого-нибудь окна можно было выбраться из дома этой ночью – как оно и случилось. Иначе наутро я бы обязательно что-то заметила. А почему вы все это спрашиваете, сэр, ведь всем и так известно, что он спустился по веревке, гнусный убийца?

– Да, конечно. Что ж, пожалуй, это все, что я хотел знать, миссис Бойд. Полагаю, вы уже починили свой американский замок?

– Еще бы. Мистер Бойд на другое утро первым делом отвинтил его и занес к слесарю, когда шел на работу. Замок принесли из мастерской и поставили на место в тот же день, после обеда.

– Ясно. И что ж там поломалось?

– Этого, знаете, я вам сказать не могу, сэр. Замки и все такое – я в этом не больно-то разбираюсь.

– Естественно. Да, о чем еще я хотел вас попросить. Не могли бы вы перечислить мне всех жильцов с указанием их профессии и тому подобное? Вы говорите, а я запишу. Пожалуй, это лучше сделать в вашей прихожей, если не возражаете.

– Я уже все рассказала сержанту, – возразила миссис Бойд, с неохотой перемещаясь на свою территорию.

– И мне бы хотелось иметь подобный список, – любезно, но настойчиво откликнулся Роджер, следуя за ней.

В тускло освещенной маленькой прихожей он записал в свой блокнот все, что только смог вытянуть из нее о каждом из жильцов. Разговор изрядно затянулся, миссис Бойд откровенно теряла терпение, но Роджер не поддался ни на какие попытки свернуть его и не ушел, пока все не вытряс.

Когда двадцатью минутами позже он явился к себе на квартиру в Олбани, был уже почти час и Мидоуз, его слуга, встретил Роджера с откровенным выражением укоризны во взоре. Как правило, Роджер был очень щепетилен насчет пунктуальности в таких деликатных вопросах, как поглощение пищи, но сегодня он упрека не заметил и с отсутствующим видом проглотил грибной омлет, чем больно ранил самолюбие его автора. Грибные омлеты были профессиональной гордостью Мидоуза.

Вытащив из кармана свои заметки, Роджер положил их рядом с тарелкой и, пока ел, время от времени что-то дописывал. Отобедав, он переместился в кабинет и уже за письменным столом продолжал свои размышления.

Его поразило обилие собранных им данных. Хотя ни один из замеченных фактов сам по себе не бросал ни малейшей тени на версию полиции, в совокупности они, на взгляд Роджера, вызывали ощущение беспокойства. А если принять во внимание собственные наблюдения Роджера касательно веревки и газовой плиты, то искушение усомниться в данной версии становилось просто необоримым.

Эти факты и свою их интерпретацию Роджер излагал примерно следующим образом:

1) Ни одного следа на полу – это при том, что «нынче такой сырой октябрь», как выразился Морсби. Полиция объясняет это тем, что убийца значительное время находился внутри здания, предварительно вытерев ноги о дверной коврик в парадном. Но что в таком случае можно сказать об обнаруженном в кухне ошметке глины? Не исключает ли одно другое? Почему ошметок есть и нет следов?

2) Почему на полу в кухне валялись осколки битой посуды? Зачем понадобилось бить посуду? Случайно разбили? Возможно, но этой случайности так легко было избежать, что трудно не удивиться Главным условием действий преступника должна была быть тишина, а между тем эти осколки выглядели так, словно посуду били намеренно. Да и зачем было себя утруждать? В тарелке не спрячешь соверен. Странно.

3) Следы на подоконнике и на стене под окном. Да, если он спускался по веревке, они естественны. Но почему только под окном? Почему их нет ниже? Морсби предположил, что так он исхитрился слезть. Но даже когда он наконец приноровился, все равно, пока он спускался, его время от времени било о стену и отталкивало от нее – в конце концов, веревка была всего в футе от поверхности стены. Но ведь других следов спуска не обнаружено, а те, что нашли, мог сделать, высунувшись из окна, человек, имеющий в руках длинную палку или хотя бы длинную кочергу, которую я видел в гости ной Итак, это еще одно подтверждение тому, что по веревке никто не слезал.

4) А вот еще одно… Вопрос: какого дьявола ему вообще понадобилось возиться с веревкой, когда его отделяли от улицы всего две двери? Бич объяснил это, к своему собственному и Морсби удовлетворению: а кому ж, как не им, знать странные привычки профессиональных преступников; но мне это объяснение все-таки кажется неудобоваримым. Куда разумней, опираясь на уже известные факты, предположить, что преступник спустился к парадной двери по лестнице, как все люди ходят, но обнаружил, что путь, закрыт. Но даже и тогда трудно поверить, что он решился спуститься по этой гнилой веревке, да еще с риском быть замеченным, когда гораздо проще было взломать дверь.

5) Еще одно соображение относительно ошметка глины. Выяснилось, что глина – из Кента. Как это мило с ее стороны, для удобства полиции, прилипнув к каблуку, продержаться там всю долгую дорогу и отвалиться аккуратной уликой именно там, где она и требуется. Разве все это не вызывает сомнений?

6) Еще на ту же тему. На линолеуме заметен отчетливый глиняный развод. Именно там и нашли ошметок. Следовательно, можно заключить, что глина в тот момент была влажной. Как же это могло быть, если принять, что башмаки преступника за время пребывания в доме давно высохли, что доказывается отсутствием других следов? Может быть, он грязным каблуком ступил в лужу на полу, отчего глина сделалась липкой и, когда ступню отрывали от пола, глина приклеилась к линолеуму, поскольку та ее сторона, которая приклеилась к каблуку, уже подсохла и соединение с каблуком стало менее прочным? Возможно, но все-таки скорее нет, чем да.

7) Окурки в чулане. Он, безусловно, мог тушить сигареты о подошву своего башмака, как предположил Морсби. Но зачем? То, что он не гасил их о стены чулана, очевидно. Нет, если взглянуть на этот чулан непредубежденно, то есть просто забыв обо всех обстоятельствах дела, и тогда сразу скажешь, что все выглядит так, словно кто-то нарочно опорожнил на пол полную пепельницу окурков.

8) И если достойно внимания отсутствие следов в квартире, еще более настораживает отсутствие их в этом чулане. Как бы тщательно ни вытирал он свои башмаки о дверной коврик – а он не мог вытереть их так тщательно, как того хотелось бы Морсби, ибо счистил бы тогда и эту глину с каблука, подошвы все-таки должны были быть еще сырыми, поскольку между девятью и половиной одиннадцатого лил дождь, а после этого времени дверь уже закрыли. Мог ли он прийти до девяти? Конечно мог, но зачем? Современный вор не действует без тщательной подготовки, он наверняка знал, в какое время обычно запирается крепость, и не стал бы выжидать больше, чем необходимо, из одной лишь любви к приключениям. Все факты указывают на то, что он явился в дом между половиной десятого и половиной одиннадцатого; хотя Морсби и заявил, что он мог сделать это и в пять часов, – слишком уж это маловероятно. Таким образом, то, что в чулане на полу нет следов, хотя бы стертых, остается необъясненным.

9) Почему все в квартире перевернуто вверх дном? Трудно сомневаться в том, что сундучок под кроватью был обнаружен в самом начале поисков, и уж, разумеется, до того, как пришла очередь кухни. Когда найдено то, ради чего преступник явился в дом, разве не естественно как можно скорее покинуть место преступления? Почему же он этого не сделал? Может быть, обнаружив шестьсот фунтов, он решил обшарить другие места – нет ли где еще тайников? Но это в высшей степени проблематично.

10) Еще несколько странных наблюдений, касающихся этого беглеца. Во-первых, станет ли хладнокровный преступник бежать, привлекая к себе ненужное внимание? Надо просто спятить, чтобы вести себя так глупо. Далее. Только из показаний шофера следует, что беглец связан как-то с «Монмут-мэншинс», и даже не с квартирой под номером восемь, а лишь с двором дома и стеной, его огораживающей. Кроме того, очень важно, что на проходе в стене, огораживающей двор, нет замка и любой может свободно войти во двор и из него выйти; а мы тем не менее выясняем, что преступник, человек с большим уголовным опытом, зачем-то в буквальном смысле слова лезет на стену. Возможно это? Нет, невозможно. Такой матерый преступник, как Джим Уоткинс, должен был наперед установить, завершаются ли его проблемы во дворе дома, – если, разумеется, принять версию полиции насчет окна и веревки. Он профессионал, и мы вправе ожидать от него такой элементарной предусмотрительности. Вправе ли мы, далее, предположить, что а) беглец не имел ни малейшего отношения к убийству? – б) беглец и человек, которого видел шофер, – разные люди? – в) память шофера уступает его фантазии, и он вообще никого не видел? Да, любое из вышеназванных предположений куда более основательно, чем то, что бежал и лез через стену в день преступления именно Джим Уоткинс. (NB: надо постоянно держать в уме, что подозреваемый – опытный вор, но как убийца – дилетант и что, как бы то ни было, он кажется более опытным, чем это обычно бывает, а полиция все-таки упорно навязывает ему глупость за глупостью, из числа тех, которых стремятся избежать даже новички.)

11) Еще по поводу веревки. Бич заметил вскользь, что она не из тех, какими обычно пользуются в подобных случаях, не тонкая манильская; эта – толще и тяжелее. Как ни парадоксально, деятели из уголовного розыска, вопреки всем своим назойливым утверждениям, что преступники никогда ни на йоту не отклоняются от раз усвоенных методов, на это именно отклонение никакого внимания не обратили. Почему вдруг Джим Уоткинс, который, естественно, в этих условиях должен был бы воспользоваться самой тонкой, прочной и легкой из доступных ему веревок, принес с собой вместо нее куда более толстую, тяжелую и громоздкую – почти канат?

12) Полицейские твердят, что не обнаружено отпечатков пальцев ни одного из профессиональных преступников, так, словно само это отсутствие – первейший признак профессионализма преступника. А между тем в наши дни, когда детективные романы читают все, то обстоятельство, что нет отпечатков пальцев, решительно ничего не доказывает: уж эти азы криминалистики знают поголовно все мужчины, женщины и дети в стране.

13) На теле не обнаружено следов сопротивления. Не утруждая себя доказательствами, Морсби объяснил это тем, что мисс Барнетт была слишком тщедушна, чтобы оказать сопротивление. Да, конечно, ПОСЛЕ того, как убийца сдавил ей горло, внезапно напав со спины, она могла сразу потерять силы. Однако не логичней ли предположить, что мисс Барнетт, известная своей подозрительностью, никогда в жизни не позволила бы незнакомому человеку, да к тому же мужчине, оказаться у нее за спиной и таким образом застать себя врасплох? Ведь то, что нападение было для нее неожиданностью, совершенно очевидно, и то, что на теле нет следов борьбы, лишь служит тому подтверждением; отсюда возникают крайне интересные вопросы.

14) Еще к вопросу о неизвестном: как случилось, что мисс Барнетт была убита в своей спальне? Окружной инспектор предложил этому свое объяснение, и вполне логичное, но могла ли она впустить неизвестного, и подчеркиваем еще раз – мужчину, в свою спальню? Тут надо еще подумать.

15) И при этом она была в ночной сорочке. Если верно предположение, что Уоткинс позвонил в дверь и она поднялась с кровати, чтобы открыть, разве не странно, что она не накинула даже халата? И однако же, не накинула. Почему?

16) И наконец, почему мисс Барнетт, поднятая с постели в час ночи, открыв дверь и увидев перед собой совершенно незнакомого человека, не захлопнула дверь у него перед носом, прежде чем он произнес хотя бы слово? Именно эта реакция была бы самой естественной, если встать на точку зрения мисс Барнетт, а она вместо этого покорно привела его в спальню, то есть сделала самое невероятное из того, на что способна по природе своей женщина типа мисс Барнетт!

– Именно так! – воскликнул Роджер, стукнув по столу кулаком. – Потому что человек, которому она в такой час открыла дверь, был ей знаком. Он мог быть жильцом одной из соседних квартир. Все факты, оптом и в розницу, указывают на это!

Остаток вечера Роджер провел, доверяя свои умозаключения бумаге. Кроме того, он записал, пока детали не выветрились из памяти, все, что почерпнул утром у миссис Бойд, озаглавив свой труд:

ЖИЛЬЦЫ «МОНМУТ-МЭНШИНС» (на основании сведений, предоставленных миссис Бойд, консьержкой):

№1 (первый этаж) – миссис Бойд.

№2 (первый этаж) – мистер Аугустус Уэллер. Журналист, заместитель редактора псевдоюмористического еженедельника «Лондонский весельчак», возраст под тридцать лет, холостяк, оптимист, большой любитель прекрасного пола (нотка осуждения в голосе миссис Бойд), однако щедрый, да, очень щедрый молодой джентльмен. Миссис Бойд у него убирается, отсюда, несомненно, и мягкость укора. Денег у него немного, но для молодого человека, не обремененного узами, достаточно (что, впрочем, зависит от вкусов и наклонностей молодого джентльмена).

№3 (второй этаж) – мистер и миссис Кинкросс. Френсис Кинкросс – молод, истинный джентльмен, выпускник Оксфорда; примерно тридцати лет от роду, служит в рекламном агентстве (название и адрес которого миссис Бойд, как ни странно, неизвестны); пожалуй, немножко нервный, но Настоящий Молодой Джентльмен. То же и Марджори Кинкросс, Настоящая Молодая Леди; лет этак двадцати восьми, из семьи поверенного в Девенпорте, девичья фамилия Андерсон. Образцовая, преданная друг другу пара. Имеют дочь Дору Кинкросс двух лет, прелестное дитя.

№4 (второй этаж)– мистер и миссис Бэррингтон-Брейбрук. Происхождения сомнительного. Джон Бэррингтон-Брейбрук заведует отделом вин у Харриса; около сорока лет, очень решительный джентльмен, даже, пожалуй, резковатый, но не дурак; дела свои поставил хорошо, и это факт: зарабатывает больше всех в этом доме. Мэми Бэррингтон-Брейбрук, примерно того же возраста; двенадцать (?) лет назад Джон Б. – Б, вытащил ее из провинциального ревю и не жалеет об этом; родом похоже что из Америки, но говорит об этом неохотно – но только об этом, судя по тому, сколько подробностей о ее прошлой карьере застряло в памяти миссис Бойд.

№5 (третий этаж) – мисс Эвадина Деламер. Тут нота неодобрения в голосе миссис Бойд звучит форте. «Представляется актрисой», но чаще без работы, чем с оной, если вас интересует мнение миссис Бойд (меня интересовало). В смысле нравственности небезупречна (это предположение, ввиду полного отсутствия доказательств, основано, видимо, на инстинктивном неприятии). Лет тридцати пяти наверняка, но все притворяется, что двадцать. Слишком много приятелей-мужчин, если вы спросите миссис Бойд (спрашивать не было нужды: она и так более чем охотно распространялась на эту животрепещущую тему). И, как ни странно, слишком много денег, источник которых миссис Бойд неизвестен, но она не преминула вполне прозрачно намекнуть, что по этому поводу думает.

№6 (третий этаж)– Эннисмор-Смиты. Свежеполученная информация наводит на мысль, что в последние пять лет им пришлось несладко. В «Монмут-мэншинс» они перебрались, расставшись с достатком и большим домом в Хэмпстеде, и все равно миссис Эннисмор-Смит приходится работать. По мнению миссис Бойд, именно на ее заработок семья и живет. Просто позор, потому что она воспитывалась как Самая Настоящая Леди, ведь ее отец был генералом Британской армии. И мистер Э. – С, тоже учился в Кембридже и, следовательно, слишком джентльмен, чтобы тягаться с акулами кинопрокатного бизнеса. Миссис Бойд явно неравнодушна к обоим Эннисмор-Смитам.

№7 (четвертый этаж)– миссис Палтус. Подругой миссис Бойд не является. Причины: миссис Палтус, во-первых, ирландка, во-вторых, католичка. Следовательно, не леди и спасения не обрящет.

№8 (четвертый этаж) – мисс Барнетт.

(Примечание: в левой стороне здания расположены квартиры 1, 3, 5, 7. В правой – квартиры 2, 4, 6, 8. Все квартиры имеют одинаковую планировку, так что спальня находится над спальней, кухня над кухней и так далее. Шум, разбудивший Эннисмор-Смитов, раздавался, таким образом, из спальни мисс Барнетт.)

Роджер откинулся на спинку кресла и засунул руки в карманы брюк.

– Аугустус Уэллер, – пробормотал он. – Френсис Кинкросс, Джон Бэррингтон-Брейбрук, Лайонел Эннисмор-Смит. Интересно, кто из них проделал все это?