"Дороже всех сокровищ" - читать интересную книгу автора (Браун Вирджиния)Глава 13Жоли, разумеется, выбрала то, что хотела, и весь оставшийся день ходила с Гриффином по магазинам, покупая провизию для предстоящего путешествия. Затем они отправились в конюшню высматривать лучших мулов. На этот раз следовало подготовиться основательнее. – Тебе приходилось слыхать о второй пещере, Жоли? – спросил Гриффин, когда они находились в посудной лавке некого мистера Барлоу, поджидая, пока хозяин соберет все, что им надо. – – Какие же? – улыбнувшись, спросил Гриффин. – Держу пари, ты думала о каком-нибудь молодом человеке! Я прав? – – Это та, что влюбилась в какого-то Серого Призрака? – уточнил Гриффин. – Помню, помню, ты уже рассказывала мне эту легенду… Послушай, Жоли, – взгляд парня стал серьезным, – неужели тебе никогда не приходило в голову, что ты не Лозен и Джордан вовсе не похож на Серого Призрака? Я понимаю, ты сейчас пребываешь в романтических чувствах, но спустись на минуту с небес на землю. А вдруг конец твоей истории будет таким же несчастным, как и у Лозен? Нет, я, конечно же, желаю, чтобы у тебя все было хорошо, но… Жоли молчала, рисуя пальцем на пыльной поверхности прилавка силуэты гор. Казалось, она не слышала Гриффина. – Не хочу тебя разочаровывать, Жоли, – продолжал тот, – но Джордан не из тех, кто способен надолго привязаться к женщине; сколько я его помню, он всегда менял их как перчатки. – Не понимаю, – безразличным тоном проговорила Жоли. Гриффин уже жалел, что начал этот разговор. – Скажу откровенно, Жоли, в том, что касается женщин, философия Джордана очень проста: охмурить, поразвлечься и бросить. Теперь-то ты, надеюсь, понимаешь? И с тобой, Жоли, он наверняка поступит так же. У твоего Серого Призрака каменное сердце, Жоли! – Я уверена, что золотое, – упрямо возразила девушка. – Хорошо, Жоли, – устало проговорил Гриффин, – не хочешь, не слушай. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал. Жоли стерла ладонью свой рисунок и резко повернулась к Гриффину: – Стало быть, ты считаешь, что я не знаю жизни? Что мне никогда не приходилось испытывать голод или смотреть смерти в лицо? Это ты не знаешь жизни, приятель! Не думаю, что тебе когда-нибудь приходилось убегать из дома от жестоких, как мясники, солдат. Твоя мать, слава Богу, не умирала у тебя на руках от холеры, которую подцепила из-за того, что те же белые солдаты подсунули ей зараженные простыни. Тебе приходилось когда-нибудь слышать плач детей, зовущих мать, которая уже никогда не вернется? Голос Жоли вдруг осекся, а губы задрожали. Гриффин ласково коснулся рукой ее плеча: – Нет, Жоли, всего этого мне не пришлось пережить. Но я все-таки беспокоюсь за тебя. Слова Гриффина тронули Жоли. Мгновенно забыв свою обиду, она обхватила его за шею руками и прижалась лицом к его груди. – Прости меня, Гриффин, я не хотела обидеть тебя. Я знаю, что ты заботишься обо мне… но поверь, Джордан не сделает мне ничего плохого. – Жоли подняла лицо и посмотрела Гриффину в глаза. – Я теперь его женщина. – Я знаю, Жоли, – тихо проговорил он. – А это значит, что теперь он не сможет меня обидеть. – Хотел бы я быть уверенным в этом так же, как ты! – пробормотал Гриффин. – А вот, кстати, и старик Барлоу с нашими вещами! Давай отложим наш разговор до лучших времен. Я считаю, что кое-чему ты все-таки должна поучиться! Старик продавец недоверчиво покосился на Гриффина, затем на Жоли. – Поучиться, говоришь, некоторым вещам? – пробормотал он, кладя упакованную посуду на прилавок. – Да я уверен, приятель, эта пташка много чего смыслит в некоторых вещах! Держу пари, она может показать такое, что тебе и не снилось! Облизывая жирные губы, старик оглядывал Жоли похотливым взглядом. Гриффин инстинктивно отступил. – Знаешь что, приятель? – ухмыльнулся Барлоу. – Одолжи-ка мне, пожалуй, свою подружку на часок! Я с ней зайду вот в эту комнатку, а ты пока постоишь на стреме. Получишь за это доллар. Старик вдруг осекся – прямо перед его носом вдруг возник новенький сверкающий «кольт». – Заткнись! – Глаза Гриффина были холодны как сталь. – Извинись немедленно! – Извиняться перед какой-то вонючей скво? – задиристо переспросил старик, хотя его голос выдавал явный испуг. – И не подумаю! Неудобно как-то, знаешь ли… – Жить с пулей в челюсти тоже не очень удобно. Ты извинишься, старая скотина, или нет?! – Гриффин, не надо! – Жоли была перепугана не на шутку. – Пойдем отсюда… – Я уйду не раньше, чем он извинится. – Гриффин снял руку Жоли со своего плеча. – Он оскорбил тебя, Жоли, разве не так? – Я уже не в первый раз слышу оскорбления от подобных типов, Гриффин, Прошу тебя, не стоит поднимать шум, – попросила Жоли, умоляюще глядя на парня. Гриффин медленно опустил пистолет. Старик Барлоу облегченно вздохнул: – Твоя девчонка умнее тебя, приятель. Если ты будешь и дальше разгуливать с этой скво по нашему городу, будь уверен, тебе придется еще не раз услышать… – Мнение таких типов, как ты, меня не волнует! – презрительно процедил Гриффин, забирая покупки. Пистолет, однако, он на всякий случай не стал прятать далеко. Весь путь от магазина до конюшни Жоли и Гриффин молчали, и это молчание угнетало обоих не меньше, чем нестерпимая жара на улице. Впервые Гриффин стал замечать косые взгляды прохожих, которые те бросали на Жоли, – многие в первую очередь видели в ней некультурную дикарку, а не привлекательную женщину. Жоли же шла с гордо поднятой головой, словно и не замечала этих взглядов, и это больше всего восхищало Гриффина. – На тебя всегда так смотрят белые, Жоли? – спросил он, когда они уже были в конюшне. – И ты это терпишь? – – Я смотрю, расовые предрассудки присущи всем народам! – рассмеялся Гриффин. – Когда-нибудь потом еще расскажешь, что думают индейцы о белых… Но случай рассказать об этом так и не выпал. Приготовления предстояли серьезные, и всем четверым пришлось повертеться. Лишь через несколько дней все наконец-то было готово для того, чтобы отправиться в путешествие за удачей. Все, разумеется, держалось в строгой тайне. Джордан, Эймос, Гриффин и Жоли снова сидели в холле гостиницы «Фэрмонт» за маленьким столом в дальнем углу. – Никто не должен знать, куда мы идем, понятно? – строго наставлял друзей Эймос. – Хватит с нас и тех трудностей, которые выпадут нам, когда мы будем проходить через земли апачей. – Разумеется, старик! – улыбнулся Джордан. – Именно поэтому я решил распределить обязанности. За покупками будем ходить порознь – так меньше шансов вызвать у кого-нибудь подозрения. Кстати, Эймос, как поживают твои друзья Чарли и Сэм? Негр усмехнулся, покачав коротко стриженной головой: – Видел я тут недавно Чарли – в одном, скажем так, злачном месте. Он был, как обычно, сильно пьян и лежал на груди самой огромной женщины, которую я когда-либо видел! Веселая болтовня Эймоса долетала до Жоли словно откуда-то издалека. Она почти не участвовала в разговоре – все ее мысли снова были заняты Джорданом. Почему и теперь он не изменил своего отношения к ней – по-прежнему в лучшем случае не обращает на нее внимания, а в худшем грубит? С их первой ночи прошло уже три ночи. Они проводили их вместе, но в остальном все оставалось по-прежнему. Впрочем, и сами ночи были уже не те, что первая. Были и нежность, и страсть – такая, что Жоли удивлялась сама себе. Она вся буквально загоралась лишь от одного прикосновения сильных рук Джордана к ее груди или одного его нежного поцелуя. Удивлялась она и той покорности, с которой отдавалась Джордану. Но он ни разу не сказал, что любит ее, и никогда ничего не обещал ей на будущее… Жоли и сама пока еще боялась заводить речь о будущем. Она уже достаточно пожила на свете, чтобы понимать, что в некоторых делах следует быть терпеливой. Так что пока ей оставалось лишь ждать, когда Джордан сам захочет произнести те слова, которые Жоли так хочет от него услышать. Но не только Жоли вполуха слушала болтовню Эймоса. Гриффин мыслями тоже был далеко отсюда. Он думал о Джордане и Жоли. До каких пор, в самом деле, дядя будет испытывать терпение девушки, а она все прощать ему? Жоли напоминала парню птичку, дожидающуюся наконец рассвета, чтобы иметь возможность встретить солнце веселым пением. Неужели Джордан не понимал, что эта девушка не такая, как те женщины, с которыми ему до сих пор приходилось иметь дело? Другие девушки согласны терпеливо ждать чего-либо от мужчины, не предпринимая никаких шагов, но Жоли не из таких – Гриффин чувствовал, что очень скоро ее терпение лопнет. Как и его, Гриффина. Если так будет продолжаться, то скоро, очень скоро ему придется сказать дяде все, что он о нем думает. А впрочем, если взрослый человек сам не понимает элементарных вещей, то почему шестнадцатилетний племянник должен объяснять ему их? Ночи, которые Джордан и Жоли проводили вместе, Гриффин и Эймос проводили в салунах. Но если Эймос, как правило, уходил спать довольно рано, то Гриффин заявлялся в конюшню, где они с Эймосом ночевали, лишь под утро, причем в сильном подпитии. – Хватит паясничать, парень! – заявил на третий вечер негр, поймав Гриффина за ремень брюк, когда тот в третий раз свалился с лестницы при попытке подняться на сеновал. – Слава Богу, что мы завтра отчаливаем, а то черт знает до чего тебя могут довести твои возлияния! – Я в-вовсе не п-пьян, Эймос… Ик! – заплетающимся языком произнес Гриффин и улыбнулся. – Я т-трезв как стеклышко! – И это называется трезв… – Эймос укоризненно покачал головой. – М-может быть, – Гриффин качался, словно дерево на ветру, – я п-пью… это самое, как его… ч-чтоб забыться! – Забыться? И что же такое было в твоей юной жизни, приятель, что ты хочешь это забыть? Конфет, что ли, в детстве переел? Гриффин был слишком пьян, чтобы уловить иронию в словах негра. – Н-нет. – Он отрицательно мотнул головой. – Это… как его… Ж-жоли… Да, Ж-жоли слишком м-молода… ик!.. и н-невинна… не знает ж-жизни… – Громко икнув, Гриффин повалился на солому. Эймос вздохнул и лег рядом, рассеянно покусывая соломинку. Да, не в добрый час они связались с этой девчонкой! Пытаясь во что бы то ни стало защитить ее от дяди, Гриффин лишь усложнял ситуацию. Эймос и сам сочувствовал Жоли, но встревать между Джорданом и Гриффином ему не хотелось. Спорить с мальчишкой сейчас бесполезно – он уже успел отрубиться. С Джорданом тоже – он просто скажет Эймосу, чтобы тот не лез не в свое дело. Негр встал и лениво поплелся туда, где лежал его матрас. Наверное, не стоит сейчас выяснять отношения, лучше хорошенько выспаться перед дальней дорогой. В душе Эймос надеялся, что, когда все четверо снова окажутся в пути, им будет не до разногласий. Джордан, как ни странно, в этот момент думал о том же, о чем и Эймос. Рядом мирно посапывала во сне Жоли. Скоро она уже свыкнется с ролью любовницы, начнет пилить его, словно жена, – сколько у него уже было женщин, и с каждой с роковой неизбежностью повторялось одно и го же, думал Джордан, рассеянно глядя в потолок. Снова лгать, выдумывать нежные слова, изображать страсть, которая на самом деле уже давно остыла… Стоило ли вообще ввязываться во все это, чтобы вновь повторилась знакомая до тошноты история? Когда женщина сама предлагает себя, ')то даже неинтересно… Все то же самое – только женщина другая… Другая… Эта неожиданная мысль вдруг заставила Джордана вздрогнуть. Жоли действительно была другой. Да, инициатором их близости была она, но в поведении ее не было ничего от того искусно-расчетливого обольщения, отличавшего всех девиц из салунов, с которыми, как правило, приходилось иметь дело Джордану. Жоли была открытой, искренней, безыскусной, честной. – Черт побери! – ругнулся Джордан вслух, сам того не заметив. Жоли пошевелилась во сне. – М-м-м? – пробормотала она. – – Это означает «я устала». – Жоли ласкала грудь Джордана, наматывая волоски себе на палец. Рука ее скользнула к его животу и ниже. – А ты устал? – спросила она. – – Как видишь, и я способен кое-чему научиться! – улыбнулся Джордан. Лунный свет, проникавший сквозь жалюзи на окнах, отбрасывал на лицо Жоли светлые полоски. Все, что мог видеть Джордан, – это ее лукавые глаза и улыбающиеся губы. Остальное было скрыто темнотой. – Ты похожа на зебру! – усмехнулся он, откидывая локон, упавший ей на лоб. – Что такое зебра? – спросила Жоли. Джордан взглянул на удивленное лицо девушки. Да, Жоли была человеком другой культуры… Джордан, может быть, тоже никогда и не видел зебру, но по крайней мере знает, что это такое. Жоли же знала многих животных – койотов, барсуков, орлов… но зебра не входила в круг ее познаний. Как не входили в этот круг и розовое шампанское, сандвичи или хрустальные канделябры… – Что такое зебра, Жордан? – снова спросила Жоли. – Дикая лошадь, полосатая, как тигр… впрочем, ты, должно быть, и тигра не знаешь… Короче, полосатая, как бывают полосатые кошки. Жоли попыталась представить себе лошадь, полосатую, как кошка, но не смогла. Неожиданно ей вспомнился броненосец – нелепое существо с головой свиньи, хвостом крысы и панцирем черепахи. Должно быть, и зебра – чудовище наподобие этого. – Когда-нибудь, – пробормотала Жоли, прижимаясь к Джордану, – ты, может быть, покажешь мне зебру… Кстати, где твоя деревня, Жордан? Откуда родом твоя мать? – А что? – Я хочу знать, куда мы с тобой отправимся после того, как добудем золото. – Моей мамы нет в живых, Жоли, давно уже нет в живых. – Я знаю, Жордан. Но кто-то из твоих родных должен быть еще жив! У Гриффина наверняка есть мать – твоя сестра… – Есть. – Тогда, значит, мы должны отправиться к ней. Ты любишь детей, Жордан? – Детей? – удивленно переспросил Джордан. – Ну да, – Я знаю, что такое дети, Жоли! Я только не знаю, какой ответ ты хочешь услышать… – Правдивый, какой же еще? От – От кого? – От мужа. Ты должен выучить это слово, Жордан, если мы с тобой хотим быть Спустив с кровати длинные ноги, Джордан начал шарить в темноте в поисках своих брюк. – Куда-нибудь, – проворчал он в ответ. – В гостиницу. В салун «Последний шанс». В Калифорнию, в конце концов! – Жордан, я что-то сказала… не так?.. – настороженно спросила Жоли. – Нет… то есть да. Натянув брюки, Джордан начал пристегивать пистолет. Жоли настороженно-вопросительно смотрела на него, но в темноте могла видеть лишь темный силуэт. – Молчание Джордана, казалось, продлилось целую вечность. – Послушай, Жоли, – наконец усталым голосом произнес он, присев на диван, – я не знаю, как это сказать. Я даже не уверен, хочу ли я вообще это говорить… Короче, я привык быть один, Жоли. Один как перст. Чтобы рядом со мной не было женщины… – Я знаю, – упавшим голосом тихо произнесла Жоли. – Гриффин говорил мне. Ты… – Жоли замолчала, припоминая. – У тебя все очень просто: завлечь, поразвлечься и бросить. – Что?! – вспылил Джордан. – Этот щенок так и сказал?! Что он себе позволяет, в конце концов?! Что он еще тебе говорил, Жоли? – Что ты меняешь женщин как перчатки, что у тебя каменное сердце… – Каменное сердце?! Сукин сын! Я убью его! – Джордан весь трясся от злости. – Что это еще за «каменное сердце»? – Но я-то знаю, что я на самом деле для тебя значу! – поспешила добавить Жоли. – С другими женщинами у тебя, может быть, и было так, но со мной… – Дело не в этом, Жоли, – упрямо тряхнул головой Джордан, удивившись про себя тому, что Жоли почти слово в слово повторила его недавние мысли. – Да, ты для меня действительно много значишь… но дело не в этом… дело в том… – Он осекся. – Не знаю, как объяснить тебе то, что я не могу объяснить даже себе самому! – Я знаю, Жордан, что ты хочешь сказать. Я все понимаю… – тихо произнесла Жоли. В глазах ее стояли слезы. Джордан тяжело вздохнул. Больше всего он ненавидел выяснять отношения с женщинами – особенно с теми, которые в любой момент готовы заплакать. – Я сомневаюсь, Жоли, – тихо продолжил Джордан, – что ты действительно это понимаешь. – – Когда женщина выходит замуж, она должна быть готова к тому, чтобы стать хозяйкой, готовить, штопать носки… – Я не об этом, Жоли! Пойми, я не должен… то есть мы не должны… Черт побери, я никогда не думал о женитьбе, Жоли! Я вовсе не горю желанием осесть в какой-нибудь деревушке, рожать детей, растить какую-нибудь репу… Я по натуре странник, Жоли, не люблю подолгу засиживаться на одном месте, я начинаю чувствовать себя неуютно, меня начинает тянуть куда-нибудь в путь… То же самое у меня и с женщинами, Жоли. Джордан всегда считал себя человеком, прошедшим огонь, воду и медные трубы, которому сам черт не брат. Он, пожалуй, не струсил бы, даже если бы ему пришлось выступить безоружным против дюжины вооруженных до зубов громил. Почему же теперь он чувствует себя совершенно растерянным перед слезами этой женщины, почти девочки? Джордан тупо уставился в стену, словно пытался прочитать ответ на мучивший его вопрос в причудливом сплетении теней. Темнота за окном становилась все гуще. Джордан чувствовал, что ему не хватает воздуха, словно ему набросили на голову одеяло. Да что с ним, в конце концов? Почему его не отпускает какое-то странное, щемящее чувство вины? Он не сделал ничего плохого. Все это Гриффин, черт бы его побрал, этот молокосос, сующий нос не в свои дела. Воистину услужливый дурак опаснее врага. Вздумал почему-то защищать Жоли, словно ей грозила какая-то опасность, а добился лишь того, что донельзя усложнил ситуацию. Повернув голову, Джордан поймал на себе укоризненный взгляд Жоли. Пожалуй, самое разумное в такой ситуации – не делать резких заявлений. Рано или поздно, конечно, придется, но сейчас просто не тот момент… – Послушай, Жоли, – стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче, произнес Джордан. – Может быть, действительно будет лучше, если я пойду сейчас в бар, проведу остаток ночи с Эймосом и Гриффином? Не возражаешь? Жоли молчала, но взгляд двух огромных изумрудов был выразительнее любых слов. Не в силах больше сносить этот взгляд, Джордан отвернулся. – До завтра, Жоли! – пробормотал он. Жоли не шевелилась. Через мгновение она уже услышала звук запираемого замка. Сидя в темноте одна, Жоли рассеянно провела рукой по еще теплой ложбинке на простыне, где несколько минут назад лежал Джордан. Воздух в комнате был пропитан сладковатым запахом его табака. Жоли закрыла руками глаза, словно таким образом хотела заслониться от отчаяния, накатывавшего на нее черной волной. Нет, она не будет плакать, не должна, как не должна верить ни единому слову из того, что сейчас сказал Джордан. Не стоит вообще придавать значения словам – Джордану сейчас тяжело, в его душе, должно быть, происходит мучительная борьба; в таком состоянии человек сам порой не отдает себе отчета, что он говорит и что делает. Одно лишь было ясно Жоли – Гриффин не прав. Сердце Джордана не из камня, оно гораздо мягче – как, собственно, сердце любого мужчины. И женщине, если только она настоящая женщина, вполне под силу слепить из этого сердца то, что ей нужно. Утешение это было слабым, но единственным. А пока остается надеяться лишь на то, что в этом равнодушном, каменном мире еще сохранилась хотя бы крошечная частичка тепла, которая способна согреть душу. |
||
|