"Мертвая хватка" - читать интересную книгу автора (Гладкий Виталий Дмитриевич)

Киллер

Сначала я его услышал…

Сумерки постепенно накрывали речную долину серебристо-серой вуалью, и птичье разноголосье пошло на убыль. Наступил час, когда дневная пернатая живность стала готовиться отойти ко сну, а ночные птицы только-только начали пробовать голоса и крылья, собираясь на охоту или вечерние посиделки, чтобы внести и свою лепту в умопомрачительную какофонию – голос сельвы, пробудившейся от сиесты. Я возвращался в лагерь нагруженный добычей – выпотрошенной тушей гуазупиты[1] – и пребывал в состоянии легкой меланхолии, которая уже давно была моим привычным состоянием. Тропа, протоптанная лесным зверьем к водопою, причудливо петляла среди деревьев, то уводя меня в чащобу, то приближая к берегу Жауапери[2]. Я шел и вспоминал…

Когда я вернулся на родину, мне мыслилось, что мои скитания закончились. Увы, все оказалось с точностью до наоборот – они только начинались. Исколесив пол-России, я так и не смог отыскать жену и сына. Семья будто в воду канула, хотя я точно знал, что жена и сын вернулись из Непала, где скрывались от мести за мои "подвиги".

Больше в России меня ничто не удерживало. Я не имел ни семьи, ни родственников, ни друзей. Я был отверженным, изгоем, в свое время осужденным к "высшей мере", волей случая избежавшим казни. Камера смертников, школа диверсантов-ликвидаторов ГРУ, где я был "куклой" – спаррингпартнером курсантов в тренировочных рукопашных боях, нередко заканчивающихся трагически, киллер международного синдиката наемных убийц и, наконец, вольнонаемный ликвидатор ГРУ, завербованный для выполнения одного деликатного задания, – вот "вехи" моего жизненного пути. Иногда мне казалось, что я шагаю не по Земле, а по обратной – темной – стороне Луны.

Нередко на меня нападала хандра, и я с тоской воскрешал в мыслях те благословенные времена, когда летел к семье в Непал и у меня случилась потеря памяти после авиакатастрофы над Гималаями. Как тогда все было просто и понятно: под руководством китайцаотшельника Юнь Чуня я постигал в горах основы Великого Дао, а также древнейшего искусства рукопашного боя хэсюэгун[3] и стремился к единственной цели – избавиться от амнезии, чтобы вспомнить все.

Лучше бы и не вспоминать… Когда это случилось, внутри у меня зажегся огонь, испепеливший все мои надежды, мечты и желания. Кроме одного – умереть. Умереть, исчезнуть из этого жизненного цикла, чтобы оборвать нить моей проклятой кармы и возродиться кем или чем угодно, пусть даже полевым цветком – да что там цветком, чертополохом! – лишь бы не быть исчадием ада в человеческом облике. Я был готов пустить себе пулю в лоб немедленно, и только надежда найти семью продолжала удерживать мою опустошенную оболочку в мире живых.

Семью я не нашел. Отчаяние, поддерживающее мои жизненные силы почти год, постепенно превратилось в тупое равнодушие, и когда я покидал Россию, мне было совершенно безразлично, куда ехать и что делать. Я был живым трупом, манекеном – бесстрастным, постоянно угрюмым и меланхоличным, немногословным и совершенно отстраненным от окружающей действительности.

Так случилось, что мои скитания в конце концов привели меня в Бразилию, в Сан-Паулу, город пятидесятиэтажных небоскребов, серый и грязный, за исключением районов АламедаСантус, Морумби и парка Ибирапуера; только в этих местах мегаполиса, засаженных деревьями, можно было отдохнуть от смога и рева моторов, от многоязычного говора горожан, среди которых очень много японцев и итальянцев, не отличающихся молчаливостью. Трудно сказать, почему я выбрал именно Сан-Паулу; может, из-за того, что в свое время мне уже пришлось тут побывать и я достаточно свободно разговаривал на португальском, а возможно, и по причине более прозаической, нежели ностальгия по прошлому, – у меня здесь был счет в банке на крупную сумму.

Почти полгода я вел жизнь полутуриста-полубродяги, переезжая из гостиницы в гостиницу и шатаясь по злачным местам. Не знаю, что я искал во всех этих притонах. Наверное, просто общения, заключающегося в созерцании себе подобных индивидуумов. Я усаживался в самый дальний и темный угол какой-нибудь шурраскерии[4] и неспеша наливался кофе и коктейлями, где было несколько капель кашасы[5], батиды[6] и много льда, лимонного сока или тоника.

Я встретил их совершенно случайно, и то только потому, что однажды решил поужинать почеловечески в приличном ресторане. Ради этого мне пришлось купить дорогую вечернюю пару и побриться, чтобы не выделяться щетиной недельной давности. Когда я посмотрел в зеркало, то смуглый молодой мужчина чуть выше среднего роста с длинными волосами, собранными сзади в пучок, мне даже понравился. Правда, он был очень уж угрюм, а в его почти не мигающих темносерых глазах таилась ледяная бездна. Но это если хорошо присмотреться. А так парень как парень: широкоплеч, подтянут, вежлив, хотя лично я знакомиться с ним по собственной инициативе не решился бы – от него временами тянуло какой-то звериной хищностью и беспощадностью.

Ресторан "Террасио Италия" на вершине башни, откуда открывался прекрасный вид на город, мне понравился. Здесь не было ни стриптиза, ни подгулявших кабальеро, кому сам черт не брат, ни размалеванных потаскушек с циничными, оценивающими взглядами, выставляющих напоказ на удивление длинные ноги вплоть до того места, откуда они растут. Я меланхолично жевал, потягивал из бокала очень неплохое красное вино и без особого интереса прислушивался к разговору компании за соседним столом.

Поначалу они меня не заинтересовали: с виду обычные туристы, европейцы, скорее всего немцы или скандинавы. Их было четверо – трое мужчин и девушка. Старший, флегматичный упитанный коротышка в крупных роговых очках и с коротко подстриженной седеющей бородкой, смахивал на кабинетного ученого, которого помимо его воли едва ли не силком вытащили из-за письменного стола и заставили отправиться в кругосветный вояж. Второй, худосочный тип с землянисто-серым лицом хронического язвенника и саркастической ухмылкой, казалось намертво приклеившейся к тонким бесцветным губам, походил на киношного злодея-интригана. Я дал бы ему лет пятьдесят, но он мог оказаться и старше. Двое остальных – парень и девушка – скорее всего, были братом и сестрой: светловолосые, синеглазые и смешливые. Собственно, их непринужденная сорочья болтовня и вынудила меня присмотреться к этой четверке внимательней.

– …Нет-нет, тетушка никогда бы не согласилась! Знай она, куда мы едем и чем будем заниматься… майн Гот![7] – Девушка дурашливо округлила глаза.

Они говорили на немецком, который я знал достаточно хорошо, чтобы понимать все сказанное.

– Прикуси язычок, дорогая, – снисходительно прервал ее коротышка, бросив на меня подозрительный взгляд. – Мне кажется, вон тот молодой человек с весьма странной внешностью интересуется не только содержимым своей тарелки.

– Чушь! – самонадеянно отрезала девушка. – Он даже не смотрит в нашу сторону. Вам повсюду мерещатся шпионы, дядюшка Вилли.

– Береженого Бог бережет, Гретхен, – напыщенно ответил коротышка. – Впрочем, мы сейчас проверим, знает ли он наш язык. Молодой человек! – обратился дядюшка Вилли ко мне понемецки. – Не подскажете, где здесь телефон-автомат?

– Не понимаю, – ответил я на португальском, пожимая плечами.

Он повторил свой вопрос по-английски.

– Говорите, пожалуйста, помедленнее. – Я решил не скрывать, что знаю английский.

На этот раз дядюшка Вилли произнес фразу по слогам. Я ответил, он любезно поблагодарил, и каждый из нас вернулся к прерванному занятию: я продолжал свои упражнения с удивительно аппетитным лангустом, сваренным в белом вине, а коротышка в некотором смущении поднялся и сказал:

– Мне все равно надо позвонить… кое-кому, так что я вас ненадолго оставлю.

– Наш мистер Шерлок Холмс в очередной раз получил по носу, – рассмеялся после его ухода парень.

– Франц, веди себя прилично, – строго одернула его девушка. – Дядюшка прав – необходимо соблюдать осторожность. Не так ли, герр Ланге?

– Нам нужно поскорее закругляться со сборами, – нехотя ответил ей после некоторой паузы худосочный тип. – Сезон дождей уже на исходе, и необходимо дорожить каждым днем. А что касается осторожности, то герр Штольц трижды прав – мы чересчур много болтаем.

– Разве? – вступил в разговор и парень. – Мне кажется, мы ничем не отличаемся от обычных туристов. К тому же никто не знает, что мы в Сан-Паулу…

Никто? Я про себя невесело ухмыльнулся – дилетанты хреновы…

За ними приглядывали как минимум двое. Возможно, я бы и не заметил их, не обратись дядюшка Вилли ко мне с дурацким вопросом, после которого ему поневоле пришлось направить свои стопы к телефону-автомату в вестибюле ресторана. За ним сразу же потопал сумрачный метис в белом костюме и розовой рубахе. Он сидел неподалеку от выхода с шикарной креолкой в кружевной мантилье. Кроме того, к уходу герра Штольца выказал интерес и невзрачный тип явно европейской наружности, в одиночестве пристроившийся за крохотным столиком у стены, где царил полумрак и тускло мерцали свечи в стеклянных бокалах-подсвечниках.

Не скрою, я был заинтригован. Что за дело привело эту странную компанию немцев на край света и почему их так тщательно "пасут"? Я не успел рассмотреть как следует метиса, однако то, что тип с неподвижным бесстрастным лицом за столиком у стены – профессионал, мог поручиться чем угодно.

Но самое странное – я неожиданно ощутил, как улетучивается моя меланхолия. Это было восхитительное чувство. Вдруг ярче загорелись свечи на столах, сильнее стал слышен запах цветов в многочисленных вазах, а в приглушенном ресторанном многоголосье появились праздничные нотки, не замечаемые мною прежде. Я почувствовал, как кровь побежала по жилам гораздо быстрее, чем обычно, а мышцы опять наполнились радостной энергией, способной подтолкнуть меня на необдуманные поступки.

Один такой поступок я уже совершил – посмотрел пристальней, чем следовало бы, на молодую немку, которая в этот миг тоже внимательно и заинтересованно глядела в мою сторону. Не знаю, что она прочитала в моем взгляде, но тут же скромно опустила глаза на стол и – чудеса, да и только! – зарделась. Я поторопился сменить позу и перевел взгляд на эстраду, где в это время появилась певица с совершенно восхитительным голосом. Она запела что-то о неразделенной любви и сельве, которая лечит все душевные раны. Я с нею мысленно согласился, хотя мое знакомство с сельвой заключалось в нескольких месяцах жизни в центре переподготовки киллеров, принадлежащем международному синдикату наемных убийц, – по крайней мере, в то время меня не одолевали дикая хандра и скука, ныне постоянные мои спутники.

Пока я разбирался в своем внутреннем состоянии, перевалило за второй час ночи и компания дядюшки Вилли вознамерилась отправиться к себе в комнаты. Я решил последовать их примеру, хотя намеревался посидеть еще час-другой. Мне они почему-то понравились (если не считать господина Ланге), а потому я решил понаблюдать за действиями "пастухов". Едва немцы засобирались, метис подхватил свою подругу-креолку и неторопливо прошествовал к выходу. Второй по-прежнему сидел с видом полнейшего безразличия, но по тому, как он опустил руки под стол и хищно сгорбился, я понял, что сейчас "профи" находится в состоянии пса, которому сказали "фас!".

Дав щедрые чаевые, я постарался покинуть ресторан раньше, чем дядюшка Вилли и иже с ним. Пристроившись за декоративным кустарником, я дождался, пока выйдут немцы, и втихомолку выругался: эти цивилизованные ослы не удосужились взять такси и пошли пешком! Наверное, их гостиница была поблизости, но только полный идиот рискнет пройтись по ночному Сан-Паулу даже полсотни метров. Видимо, выпитое спиртное сыграло с ними дурную шутку. А возможно, немцев никто не проинформировал о нравах и обычаях местных мучачос[8], потомков португальских конкистадоров, готовых, как и их прадеды, за несколько граммов золота или за сотню реалов перерезать глотку любому, кто попытается оспорить у них право пересчитывать по ночам наличность в карманах гостей города и прочих праздношатающихся.

Как я и предполагал, без приключений не обошлось. Едва разговорчивая компания дядюшки Вилли миновала располагавшуюся неподалеку от ресторана шурраскерию, как из темноты материализовались несколько пестро одетых личностей, – лиц ночных грабителей я не разобрал, но при свете уличных фонарей их живописное тряпье было видно достаточно хорошо. Окружив испуганно галдящих немцев и угрожая ножами, грабители заставили их вывернуть карманы.

Мое внезапное появление шокировало всех. Я вошел в круг, образованный ночными стервятниками, и спросил, обращаясь к компании дядюшки Вилли:

– У сеньоров какие-то проблемы?

Я намеренно сказал это на португальском, чтобы меня в первую очередь поняли грабители.

Как я и ожидал, ответил один из них, наверное, старший – широкоплечий приземистый креол с уродливым лицом в шрамах:

– Это у тебя сейчас будут проблемы. Убирайся отсюда, пока цел!

– Амиго, это мои приятели. – Я посмотрел прямо ему в глаза.– И я хочу, чтобы у них остались от Сан-Паулу только приятные воспоминания.

– Франшику, что он там болтает! – каркающим голосом вскричал один из грабителей. – Пусти ему кровь, и пусть сваливает.

– Сеньор, я надеюсь на ваше благоразумие, – сухо сказал я креолу.

Я почти видел, как в голове вожака со скрипом вращаются заржавевшие шарики, заменяющие собой мыслительный процесс. Я понимал грабителя – креол привык, что уже от одного его вида обыватели и туристы теряют голову. А тут какой-то наглец разговаривает с ним даже без намека на страх. Мало того – еще и права качает. Что кроется за его дерзостью? Креол даже в мыслях не допускал, что можно вот так запросто среди ночи беседовать с его сворой, не теряясь от страха, если у такого человека нет аргументов весомей, нежели показная бравада.

– Не говори потом, что я не предупреждал… – Креол наконец принял решение.

Он ударил ножом молниеносно – похоже, практика у него по этой части была большая. И в тот же миг оказался на асфальте, корчась от боли. Ему повезло, что он все-таки решил меня лишь слегка поцарапать и целился в бедро. Иначе я бы просто раздробил кисть его правой руки. А так я всегонавсего пропустил мимо нож и нанес удар в область печени. И теперь креола рвало.

– Я не шучу, – предупредил я остальных головорезов. – Давайте на этом наши прения прекратим.

Не мечите бисер перед свиньями – это библейское изречение подходило к ситуации как никакое иное. Поначалу остолбеневшие грабители быстро пришли в себя и скопом бросились на меня. Я успел уложить на асфальт двоих, когда из-за поворота выехала патрульная машина полиции.

Надо отдать грабителям должное: едва завидев свет маячка, они подхватили поверженных товарищей и мгновенно растворились в темном переулке.

Взвизгнув тормозами, машина резко остановилась рядом с нами, и грубый, прокуренный голос спросил:

– Сеньоры, у вас все в порядке?

– Спасибо, все хорошо, – ответил я, упредив вполне естественное желание компании дядюшки Вилли излить все свои горести на плече полицейского сержанта.

Впрочем, не думаю, что страж порядка был силен в немецком. Похоже, это смекнули и перепуганные туристы (или путешественники – я пока не определил, кто они). Дружным мычанием и натянутыми улыбками они подтвердили мою версию, так как португальского языка не знали, и патрульный джип покатил дальше.

– О-о… – Дядюшка Вилли схватил мою руку и начал трясти с таким жаром, что, будь я послабее, он ее просто выдернул бы из плеча. – Как мы вам благодарны! Если бы не вы… – Он говорил, мешая немецкие и английские слова.

– Рад был вам помочь, – коротко ответил я, после того как выслушал панегирик своей персоне, исполняемый в три голоса; только герр Ланге помалкивал, с подозрением посматривая на меня глубоко посаженными глазками. – Я вас провожу до гостиницы. И мой вам совет – без нужды не ходите по ночному городу. Или заказывайте такси…

Расстались мы как добрые знакомые. Я дал им свои координаты – не без задней мысли. И оказался прав – около десяти утра, когда я медитировал, раздался стук в дверь снятого мною гостиничного номера, и на пороге появился улыбающийся и немного взволнованный дядюшка Вилли. Из-за его спины выглядывала прелестная головка Гретхен. Ее голубые глаза лучились, как два тщательно отполированных сапфира.

– Вы нужны нашей экспедиции, сеньор Мигель, – без обиняков заявил герр Штольц (оказавшийся профессором-химиком), едва мы сели пить кофе.

(У меня было несколько паспортов на разные фамилии. Поскольку в Бразилии я и прежде фигурировал под именем испанца Мигеля Каррераса, мне ничего не оставалось, как продолжать использовать уже обкатанную "легенду".)

– Я вижу, в средствах вы особо не стеснены. – Он красноречивым взглядом обвел гостиную, где мы расположились. – Однако я мог бы предложить вам не только хорошие деньги – а они никогда не бывают лишними, – но и то, чего лишена современная молодежь: приключения среди дикой природы, радость первооткрывателей, экзотические нравы и обычаи аборигенов-индейцев, с которыми мы встретимся на маршруте.

– Какова цель вашей экспедиции? – спросил я и впился взглядом в лицо коротышки.

К моему разочарованию, на нем не дрогнул ни один мускул, когда герр Штольц ответил на мой вопрос, не колеблясь ни секунды:

– Мы ищем эликсир молодости.

– Да?

Ирония в моем голосе прозвучала настолько неприкрыто, что коротышка поторопился объяснить:

– Это условное название. Речь идет о растении, которое растет в сельве где-то в районе водопада Игуасу. Его сок очень быстро заживляет любые раны, язвы, лечит массу других болезней. Но главное, корень этого растения омолаживает клетки человеческого организма.

– Вы это в знахарских книгах вычитали?

– В древних манускриптах, герр Мигель, – с достоинством ответил обиженный дядюшка Вилли. – Мало того, я лично исследовал действие этого растения и могу утверждать, что у него и впрямь весьма необычные свойства.

– Как оно к вам попало?

– Из гербария моего друга профессора Альтмюллера, если вам что-либо говорит это имя. Он известный путешественник и ботаник. Герр Альтмюллер привез из Южной Америки еще и мазь, изготовленную колдуном-индейцем из сока шиллы.

– Шиллы?

– Так на языке индейцев кечуа[9] звучит название растения. Как определил герр Альтмюллер, оно относится к трибе дорстениевых, но это совершенно неизвестный науке вид. Он ближе всего к дорстении бразильской, которую применяют как средство от змеиных укусов. Шилла – суккулентное растение…

Герр Штольц углубился в научную терминологию, и мне стало скучно. Меня совершенно не интересовал его треп, потому что я был абсолютно уверен в главном – из-за мифической шиллы, пусть даже и с совершенно невероятными свойствами, экспедицию не станет сопровождать такое количество профессиональных "топтунов". Я мог дать рубль за сто, что грабители действовали по наводке и их интересовали не только деньги и ценности; вместо того, чтобы просто потребовать кошельки, как это они обычно делали, ночные стервятники предложили немцам вывернуть карманы. Герр Штольц, у нас, в России, ваш треп называется "вешать лапшу на уши". Или – "мели, Емеля, твоя неделя".

– …А потому я вас очень прошу возглавить наших носильщиков. К сожалению, никто из нас не бывал в сельве и не знает португальского. Вы будете переводчиком и… м-м… извините, начальником охраны. Вы очень сильный и мужественный человек, в чем мы вчера убедились.

– Начальником охраны? – переспросил я насмешливо. – А где ваши бойцы? И зачем вам, мирным ученым, охрана?

– Сеньор Мигель, мы ведь идем в почти не исследованные районы сельвы, где нас могут подстерегать любые неожиданности. Я не прав?

– Наверное, правы. – Я был вынужден согласиться.

– А что касается "бойцов", как вы назвали охранников, то я вас с ними познакомлю. Я вам предлагаю… – Он назвал сумму моего оклада в немецких марках; денежки и впрямь были немалые; интересно, кто финансирует поиски эликсира молодости, если придерживаться версии дядюшки Вилли? – Итак, вы согласны?

– Герр Мигель, соглашайтесь, прошу вас… – наконец подала голос и Гретхен; до этого она сидела как в рот воды набрав и смотрела на меня широко распахнутыми глазами. – Вы не пожалеете…

Чисто женский довод. И главное – против него не попрешь. Нет убедительных доказательств – нет и веских отговорок.

– Вы меня убедили… сеньорита. – Я церемонно склонил голову.

Мне очень хотелось добавить – убедили… идти к черту на кулички. Знали бы они, что мною движут не интерес к приключениям, не деньги и даже не тайна шиллы, а всего лишь чувство пресыщенности, хорошо знакомое, пожалуй, только богатым бездельникам – мне до озвережа надоело ничегонеделание и дураковаляние, и я готов был спуститься в преисподнюю, только бы нарушить свое монотонное, сладкое и липкое, словно патока, прозябание…

Лагерь нашей экспедиции раскинулся на живописном берегу реки Жауапери в сорока километрах от Риу-Негру, а я возвращался с удачной охоты. Из оружия у меня были только лук и нож. Такая необычная в наше время экипировка вызывала недоумение и даже насмешки не только у белых участников экспедиции, но и у индейцев-носильщиков. Но только поначалу. Когда я впервые вернулся с богатой добычей, все моментально прикусили языки: к сожалению, они не прошли школы Учителя Юнь Чуня, который говорил, что не обязательно стрелять из пушки по воробьям. Для успешной охоты достаточно подручных средств, тихих и более эффективных: силков, стрелы, пращи, боласа[10] и даже обычной палки. Все дело лишь в сноровке, а у меня ее хватало – скитания по Гималаям не пропали втуне…

Сначала я его услышал.

Кто охотится профессионально, тот знает, как много может сказать опытному добытчику лесная тишина. И сейчас она говорила – нет, кричала! – что опасность очень близко, буквально в двухтрех шагах. Я даже поморщился от негодования на себя – задумавшись, я не учуял уже знакомый по скитаниям в сельве запах. Запах самого коварного и сильного хищника Южной Америки. Запах ягуара.

И он уже был готов к прыжку.