"Мертвая хватка" - читать интересную книгу автора (Гладкий Виталий Дмитриевич)

Киллер

Как быстро иногда несется время и как медленно временами тянется секунда!

Все, что я успел сделать перед тем, как ягуар взвился в воздух, это бросить свою ношу – тушу косули. Единственное стоящее оружие в данной ситуации, мой широкий и длинный охотничий нож за ненадобностью (я ведь шел по тропинке, а не пробирался через заросли) находился привязанный сыромятным ремешком к поясу с правой стороны. Ягуар уже летел, нацелившись вцепиться в горло, а я, словно при замедленной киносъемке, прокручивал в голове варианты защиты, немыслимо неторопливо занимая оборонительную стойку и – о чудеса! – вспоминал, где и при каких обстоятельствах я уже встречался с этим могучим красавцем.

Началось с того, что у нас один за другим исчезли два охотничьих пса, приобретенных господином Штольцем у полупьяного индейца в Манаусе. Собаки были так себе, беспородные дворняги, способные охотиться разве что на крыс возле городской помойки, но обладали живым добродушным нравом и весьма прилично несли по ночам сторожевую службу, облаивая любую живность, пытающуюся проникнуть внутрь лагеря в поисках съестного. Мы их все любили, за исключением герра Ланге; впрочем, как я успел разобраться, он относился к мизантропам, и любые проявления человеческих чувств воспринимались им с отвращением.

– Онса,[13] – в один голос заявили наши носильщики, когда утром обнаружилась пропажа всеобщих любимцев. С той поры мы усилили охрану лагеря, а суеверные индейцы, которые считали ягуара божеством сельвы, начали втихомолку приносить ему жертвы, оставляя в укромных местах куски мяса.

Иногда в утренние часы он бродил в окрестностях лагеря, ворча и похрюкивая или по-кошачьи мяукая, пока взбешенный Ланге не выпустил по зарослям наобум две обоймы из нарезного карабина. После этого ягуар оставил нас в покое, но все равно далеко от нашей экспедиции не ушел, в чем я убедился, застав его два дня назад за ловлей рыбы в километре от лагеря. Он лежал на берегу, где течение реки было особенно сильно, и время от времени быстро совал лапу в поток, чтобы выбросить на сушу дораду, большую хищную рыбу. Я не стал его трогать, лишь отметил, что этот красновато-желтый красавец с белой грудью – матерый зверь.

И вот сейчас он решил поохотиться на двуногую дичь. Обычно хищники на людей не нападают, в особенности имеющих огнестрельное оружие, но сегодня, похоже, я нечаянно перебежал голодному ягуару дорожку. Свои охотничьи угодья король сельвы бережет от чужаков, как ревнивый шах собственный гарем, и не дает спуску никому. Лишь пума, или по-иному кугуар, может составить ему конкуренцию, но, как рассказывали индейцы, только не в брачный период. А он как раз был в самом разгаре, когда могучий инстинкт продолжения рода, умноженный на голод и потребность защищать свою территорию, порождал свирепость сродни безумию…

Я ударил ягуара приемом "рука-копье" с низкой стойки, сымитировав выпад кобры из комплекса приемов даосской школы син-и[14], и молниеносным перекатом ушел в сторону, спасаясь от его острых когтей. Ягуар щелкнул зубами и, яростно взвыв от боли, покатился по травяному ковру с пригорка, возвышающегося над берегом реки. Примятая зелень окрасилась в темнокрасный цвет – я все-таки сумел пробить своими ороговевшими пальцами шкуру и мышцы на животе хищника, и из раны хлы-нула кровь. Будь у меня больше времени – секунда или две, – я вырвал бы его внутренности, но мне не хотелось, чтобы эта огромная кошка превратила мою кожу в лохмотья.

Онса от боли совсем обезумел. Не обращая внимания на рану, с шипением, обнажив внушительные клыки, он золотой молнией ринулся вверх по косогору, чтобы уничтожить, разорвать на мелкие кусочки дерзкое двуногое существо, осмелившееся бросить вызов ему, властелину сельвы.

Я метнул нож, когда ягуар был от меня где-то в пяти-шести шагах. Это подобие укороченного мачете сальвадорского типа, смахивающее на большой и очень острый кухонный секач, было не сбалансировано. Но мне уже не оставалось ничего иного, как сражаться за свою жизнь до последнего, и слава богу, что я успел выхватить эту пародию на настоящий боевой клинок. Я прекрасно понимал, что теперь онса не даст мне ни единого шанса. И уж сейчас он не совершит ошибки, как в первый раз, когда из-за полной уверенности в своем превосходстве и мощи атаковал меня с воздуха.

Я оказался прав – ягуар метил вцепиться в низ моего живота, чтобы сбить с ног и по чисто кошачьему методу катать изуродованное тело по земле до тех пор, пока у меня уже не останется сил оказывать сопротивление. Однако нож оказался быстрее, а рука не дрогнула. Последний раз взмахнув лапами, будто отгоняя назойливую муху, ягуар рухнул на землю у моих ног и забился в агонии.

Пока я снимал с двухметрового красавца шкуру, на сельву опустилась ночь. Гдето вдалеке громыхала гроза, и вспышки молний высвечивали верхушки деревьев, после чего становилось еще темней. Но я особо не переживал, что непогода застанет меня не под крышей – до лагеря было чуть больше двух километров.

В лагере царило непонятное оживление. Вместо одного большого костра, индейцы разожгли еще три, и, судя по тому, как они суетились и болтали гораздо больше обычного, герр Штольц угостил их кашасой. Идея захватить с собой тростниковую водку принадлежала Ланге, и, несмотря на сопротивление профессора, он все-таки настоял на своем. Похоже, сегодня отвратительное пойло – конечно же, кашасу купили самую дешевую, плохо очищенную – пригодилось. Кстати, для своих нужд герр Ланге прикупил весьма дорогую "золотую" текилу.

– Мигель, у нас радость! – выпалила Грета, увидев меня.

– Вы нашли шиллу? – спросил я недоверчиво.

– К сожалению, пока нет. Но мы наткнулись на развалины древнего города!

– Поздравляю… – буркнул я, направляясь к главному костру, где священнодействовал наш официальный повар Педро Кестлер, потомок немецких бюргеров, эмигрировавших в Южную Америку до Второй мировой войны.

– Хольс дер тойфэль![15] – обрадовался он и удивился при виде туши гуазупиты. – Михель, что бы мы без тебя делали? Эта великолепная косуля сегодня, как никогда, кстати. Босс решил устроить пир.

Он забавно коверкал мое испанское имя на немецкий лад. Педро был единственным человеком в нашей экспедиции, с кем у меня наладились почти дружеские отношения. Краснолицый и немного грузноватый, он смахивал на Санта-Клауса. На его хитроватом лице практически никогда не исчезала улыбка.

– А это что? – спросил он, показав на свернутую в рулон шкуру ягуара; чтобы было удобней нести, я вязал ее лианами.

– Развернешь – узнаешь…

Пока Кестлер орудовал своим поварским ножом, разрезая жесткую оболочку лиан, к нам подошли четыре индейца, наши носильщики; один из них держал в руках калебас, в котором, похоже, находилась кашаса, так как они по очереди к нему прикладывались.

– Зо айн глюк![16] Тигр! – вскричал Педро, когда развернутая шкура вспыхнула червонным золотом. – Эй, сюда, все сюда! – кричал он, размахивая руками.

– Это не тигр, а ягуар, – сухо прокомментировал увиденное герр Ланге – он обладал удивительной способностью без спешки и суеты оказываться в нужном месте раньше всех. – Поздравляю, – посмотрел он на меня исподлобья.

Мы с ним не поладили с самого начала. До моего появления охранниками заправлял Ганс, крепкий парень с хорошо развитыми бицепсами и лицом нордического типа – лицом истинного арийца. Он приехал из Германии вместе с Ланге и был то ли его слугой, то ли камердинером или чем там еще… нет, скорее мальчиком на побегушках и телохранителем. Но спеси в нем хватало. Пока однажды я не подержался за кисть руки "белокурой бестии", после чего бедный Ганс долго лечил ее примочками, а при виде меня порывался стать по стойке "смирно".

Конечно же господину Ланге, который, как я заметил, и был направляющей и движущей силой экспедиции, смена декораций пришлась не по нутру. Но Штольц – по-моему, на удивление даже Ланге – стоял за меня, что называется, насмерть. Пришлось этому злобному глисту умять свое "я" и для вида смириться. Все остались довольны и счастливы, лишь только я знал истинную цену преувеличенно вежливых речей господина Ланге. Но мне на него было глубоко наплевать. Остальные охранники – кроме Ганса, герр Штольц нанял в Рио-де-Жанейро еще троих – держались обособленно и ни к кому в приятели не набивались. Я к ним особо не присматривался: выполняют мои распоряжения – и ладно. Все они были кариоки[17] – высокие, сильные, симпатичные и светлокожие. Уж не знаю, где их нашел герр профессор, но у меня создалось такое впечатление, что эти парни прошли не только службу в десантных частях, как значилось в их документах. Несмотря на подчеркнутую исполнительность, ребята посматривали на всех со старательно скрываемым чувством собственного превосходства. С чего бы?

И вообще эта экспедиция, включая ее участников, была сплошной загадкой. Вопервых, я так и не смог понять, что на самом деле искали Штольц и Ланге. Но уж точно не эту дурацкую шиллу, в существование которой мог поверить только человек с чересчур богатым воображением, один из тех, кто молится на зеленых человечков, готовых в любой момент прийти на выручку сыновьям и дочерям Адама и Евы, погрязшим в грехах и с упрямством безумцев продолжающим уничтожать мир, где они живут.

Во-вторых, члены экспедиции сгруппировались по неизвестному мне признаку, и каждая из этих микроячеек прямо-таки излучала флюиды некой тайны – а возможно, тайн, – вносящие повышенную нервозность в личные отношения. Перегрызлись все: герр Штольц пикировался с Ланге, Гретхен ругалась с Францем, "нордический" Ганс наезжал на олатынившегося Кестлера, носильщики-индейцы гуарани конфронтировали с коллегами из племени кечуа, те, в свою очередь, едва не хватались за мачете при виде охранников-кариоков…

И наконец, среди необъятных просторов сельвы, в самой ее глуши, мы путешествовали не одни. За нами кто-то следил. И это были не индейцы, коренные жители этих мест. Я их не видел, но ощущал. Пока нас охраняли псы, таинственные соглядатаи не осмеливались подходить близко к лагерю. Но едва ягуар умыкнул наших четвероногих сторожей, как наблюдатели совсем обнаглели: иногда я находил их следы буквально в двух-трех шагах от тропы, по которой шла экспедиция. Конечно, "следы" – это сильно сказано: слегка примятая трава, веточка обломана или поцарапана кора на дереве, и лишь однажды я вырыл из земли свежий сигаретный окурок и облатку от пакетика жевательной резинки. Судя по предосторожностям, предпринимаемым, чтобы замести следы, за нами шли профессиональные топтуны, только не в цивилизованном – "городском" – варианте, а в стиле ковбойских вестернов. К сожалению, я не мог определить, кто из наших двух компаний "хорошие", а кто "плохие". Потому я не стал говорить о своих наблюдениях даже господину Штольцу. Но я стал по ночам спать еще меньше и гонял своих подчиненных как бобиков, что, естественно, теплоты в наши отношения не добавило…

– Что это? – спросила Гретхен; она тоже присоединилась к нам, привлеченная оживлением, царившим возле главного костра. – Господи, что это за зверь?!

– Властелин сельвы, – подошел и герр Штольц. – Ягуар. Как вы смогли с ним справиться, Мигель?

– Мне просто повезло… – не стал я вдаваться в подробности.

– Повезло? – Штольц растянул шкуру во всю длину и в удивлении покачал головой.

– Сеньор, где вы оставили тушу онсы? – помявшись, спросил один из носильщиков.

Я объяснил. Кариоки-охранники насмешливо заулыбались. Кечуа набычились и стали перешептываться, злобно поглядывая на них.

– Вы почему оставили свои посты? – негромко, но с угрозой спросил я у своих красавцев.

Сразу посерьезнев, кариоки исчезли в темноте. Что мне в них нравилось, так это чисто военная исполнительность. А касаемо заинтересованности индейцами тушей ягуара, то мне были известны ее мотивы. На сей счет нас всех просветил повар Педро. Мой ягуар в пищу не годился – индейцы ели мясо только молодых. Но некоторые части тела онсы употребляли в качестве лекарства: жир – от глистов, зола костей – против зубной боли и так далее. А кое-что, как говорят, помогало и в делах любовных…

– Это вам, – сказал я восхищенной Грете – она как завороженная гладила густой мех шкуры ягуара.

– Простите?.. – Она остолбенела, боясь, что ослышалась. – Вы сказали?..

– Именно. Я вам дарю этот свой охотничий трофей.

– Мигель, шкура очень дорого стоит. Тем более – такая, – вмешался герр Штольц. – Я могу вам заплатить…

– Нет. Мне хочется сделать презент вашей племяннице.

Не буду же ему объяснять, что такому вечному скитальцу, как я, шкура нужна как коню лосиные рога. И в деньгах я особо не нуждаюсь. Я не оставил ее гнить в зарослях только из уважения к верованиям индейцев, которые утверждают, что дух погибшего повелителя сельвы хранится в его меховой королевской мантии.

– Мигель, о-о, Мигель… – Гретхен вдруг бросилась ко мне, обняла за шею и расцеловала. – Вы настоящий мужчина!

– Премного благодарен… – смутился я и поторопился отойти подальше от толпы.

– Лови момент… – посмеиваясь, шепнул мне Кестлер и по-дружески ткнул кулаком под ребра. – О таком счастье можно только мечтать.

– Иди к черту!

– Мы уже к нему пришли, – вдруг посерьезнел Педро и как-то странно посмотрел на меня.

Я выдержал этот взгляд не мигая, а затем направился к походному умывальнику, который мы таскали по настоянию педантичных немцев, так же как и надувную резиновую ванну. Я шел и пытался сообразить, что хотел сказать Кестлер последней фразой. Кроме своей широкой натуры и веселого, легкого нрава, Педро обладал еще и острым, живым умом. Своими рассуждениями он нередко ставил меня в тупик, хотя я не мог сказать о себе, что мне не хватает мозгов или начитанности.

Что хотел сказать Кестлер?