"Несомненная реальность" - читать интересную книгу автора (Лотош Евгений)

2 сентября 1905 г. Москва

Несмотря на субботу на заводе Гакенталя кипела жизнь. Кирпичные трубы испускали из себя клубы дыма, в цехах суетились рабочие. Через главные ворота в больших пароконных телегах, запряженных такими же большими ломовыми лошадьми, везли какие-то ящики, прикрытые парусиной.

Олег кинул извозчику пятиалтынный, и тот, кивнув, хлестнул лошадей вожжами.

Пролетка быстро укатила, дребезжа на булыжной мостовой, а от конторы уже шел озабоченный Овчинников с выпачканной сажей щекой.

– Здравствуйте, Степан Васильевич, – Олег крепко пожал ему руку. – Как жизнь?

– Так себе жизнь, – тяжело вздохнул инженер, отвечая на рукопожатие и вежливо кивая Чумашкину. – С утра одну из доменных печей останавливать пришлось. Ночной мастер недоглядел, "козел" образовался… Ну, чугун настыл большой чушкой внутри печи. Теперь, чтобы вынуть, придется стенку разбирать. Ладно, вовремя спохватились, а то и "медведь" мог бы получиться. Тогда все, конец печи, полностью перестраивать пришлось бы. На другой домне воздуховод разошелся, рабочего газами обожгло, по счастью, легко. Пару дней дома посидит – и снова на работу. Еще один рабочий, малахольный какой-то, умудрился себе на ногу чугуном плеснуть, когда из ковшика образцы для лаборатории отливал. Доктор говорит, ступню отнимать придется. В общем, прямо не утро, а бедлам какой-то…

– Да уж, – посочувствовал Олег. – Бывает. И я еще тут под ногами путаюсь.

– Ой, да бросьте вы, Олег Захарович, – отмахнулся Овчинников, широко шагая к конторе. – С вами хоть поговорить интересно, все какое-то разнообразие. И Федора Федоровича вы заинтересовали, что редкость. Правда, я все равно не думаю, что ваша увлеченность двигателями внутреннего сгорания к чему-то приведет.

Неперспективная это область…

В контору вошли как раз тогда, когда часы с кукушкой начали бить двенадцать.

Гакенталь сидел за столом и копался в груде бумаг. Его борода сердито топорщилась, он что-то тихо бурчал себе под нос. Рядом на стуле, явно скучая, со скрещенными на груди руками сидел мужчина явно иностранного вида – прямой, как палка, благородно-седовласый, с гладко выбритым лицом, на носу круглыми стеклами поблескивает пенсне, к стулу прислонена прямая трость с серебряным набалдашником.

– Добрый день, господа, – поздоровался Олег.

– Добрый день… – пробурчал в ответ заводчик, явно не желающий выныривать из своих бумаг. – Присаживайтесь, я сейчас закончу. Познакомьтесь, кстати… – Он кивнул в сторону иностранца и умолк.

Овчинников тут же перехватил инициативу:

– Позвольте представить – Шрубель Ганс Генрихович, – сообщил он. – Профессор Высшего императорского технического училища, специалист по всем и всяческим двигателям, работающим на угле, дровах, нефти, керосине и прочих горючих веществах. Рекомендую – большой знаток предмета.

Профессор слегка привстал со стула и наклонил голову, выжидательно глядя на Олега.

– А это Кислицын Олег Захарович и Чумашкин Иван Дмитриевич, чиновники Департамента технического надзора и соблюдения техники безопасности Московской управы.

Олег поразился, как четко инженер оттарабанил название, которое он и сам, наверное, затруднился бы сходу вспомнить.

– Департамент технического надзора? – удивленно переспросил Шрубель, пожимая им руки. – Никогда не слышал про такой.

– Недавно создали, – пожал плечами Олег. – А Высшее техническое – это где такое?

Профессор возмущенно нахмурился, но Овчинников тут же встрял:

– Это недалеко отсюда, в Слободском дворце. Присаживайтесь, господа, сейчас начнем разговор.

Олег улыбнулся Шрубелю, чуть пожав плечами, и сел на предложенный стул.

– Я недавно в Москве, – пояснил он, – все еще не освоился.

– Понятно, – пробурчал тот, – ну, куда ей до столичного Питера…

– Насчет Питера не знаю, не был, а вот в… – Олег запнулся, вспоминая легенду, – в моем Каменске с училищами напряг. Хоть с высшими, хоть с низшими. Прошу прощения за неосведомленность. Федор Федорович, если вам не до сторонних разговоров, может быть, мы перейдем куда-нибудь в другое место, чтобы не мешаться?

– Нет-нет, что вы… – пробурчал Гакенталь, с явной неохотой отрываясь от бумаг.

– Просто бухгалтерия, понимаете ли, наука иной раз похлеще механики. Доверь ее молодежи, – он неодобрительно покосился на Овчинникова, и тот смущенно отвел глаза, – и можно прогореть прямо за месяц. А, ладно! – он решительным жестом смел все бумаги в кучу. – Потом закончу. Приступим. Итак, Ганс Генрихович, вы у нас сегодня главный эксперт, поскольку мы со Степаном Васильевичем в вопросах бензиновых двигателей мало компетентны. Олег Захарович, вчера в ресторане вы задавали мне интересные вопросы. Полагаю, господин Шрубель сумеет ответить на них лучше меня. Итак?

– Сделаем лучше, – Олег аккуратно положил на стол картонную папку, позаимствованную у Войлошникова, для чего специально заехал в Отделение. Можно было без папки, но чертежи под мышкой производили какое-то несолидное впечатление. – Сегодня с утра пораньше я немного поработал карандашиком.

Чертежник из меня никакой, уж извините, но суть понять можно.

Он сунул под нос Шрубелю схему и выжидающе замолчал. Несколько секунд тот скептически разглядывал рисунок и подписи, но внезапно высокомерная скука начисто пропала у него из взгляда.

– Позвольте! – воскликнул он. – Но вот это – это же глупо! – Он ткнул пальцем в непонравившееся место. – Ведь если поджигать смесь до того, как поршень в цилиндре дойдет до верхней точки, вы существенно понизите мощность двигателя!

– Ну еще чего! – обиделся Олег. – Смотрите сами…

Следующих пятнадцать минут они со Шрубелем вели ожесточенную перепалку. Немец горячился, стучал костяшками по столу, пренебрежительно фыркал, но Олег в ответ лишь широко ухмылялся. У него слипались глаза – недосып давал себя знать, но все аргументы Шрубеля разбивались о глухую стену его защиты. Рисунок, столь взбудораживший профессора, почти точно воспроизводил принципиальную схему двигателя трехтонки "Ураган-17", которую давным-давно и в другой жизни изучал с мальчишками в кружке картинга незабвенный Мартин Петрович Заколесников, учитель труда и физкультуры. Его рокочущий сердитый бас и сейчас звучал в олеговых ушах, помогая отбивать наскоки взбудораженного немца.

Наконец профессор сдался. Он еще несколько секунд недоверчиво смотрел на схему, потом, шевеля губами, снова поводил пальцем по подписям и кивнул.

– Да-с, молодой человек, в оригинальности мышления вам не откажешь, – заявил он, вновь приобретая высокомерный вид. – Я все еще не убежден до конца, что эта конструкция заработает, но, определенно, рациональное зерно во всем этом есть.

Однако и слабых мест хватает. Взять ту же электрическую батарею… аккумулятор, вы ее называете?.. да, эта батарея должны обладать большой мощностью. И, самое главное, ее придется очень часто менять. А если она иссякнет в дороге? Двигатель выйдет слишком массивным, и заводить его рукояткой будет очень, очень сложно.

Работы Камилла Фора, конечно, продвинули технику батарей довольно далеко, но…

– Об аккумуляторах – отдельный разговор, – махнул рукой Олег. – Аккумулятор я как-нибудь сварганю, дурацкое дело нехитрое. Хитрость в том, что он разряжается только при запуске двигателя, а вот в движении, наоборот, подзаряжается.

– Позвольте, господа, – встрял Овчинников. – Совсем недавно в одном журнале я читал о работах господина Эдисона. Два года назад он начал экспериментировать с батареями с целью сделать их более компактными как раз для установки на автомобили. И, судя по всему, он продвинулся довольно далеко. Как мне помнится, он применил железо-никелевые батареи на едком калии…

– Ну, вот видите, Ганс Генрихович, – Олег благодарно кивнул инженеру, – все решается. И с перегревом движка как-нибудь разберемся. Поставим водяное охлаждение вместо воздушного, и станет куда легче. Сейчас пусть нас это не волнует. Федор Федорович, вы-то что скажете? Убеждены в работоспособности идеи?

Гакенталь вопросительно взглянул на Овчинникова и, поймав его едва заметный кивок, хлопнул ладонью по столу.

– Так скажем, Олег Захарович: ваша идея не является бредом сумасшедшего, каковых в последнее время развелось, пожалуй что, многовато. Считайте, что вы нас убедили. Попробовать стоит. Пожалуй, я смогу выделить вам небольшую мастерскую и несколько рабочих. Стройте действующую модель. Если заработает, обсудим, как брать патент.

– Строить? – удивился Олег. – Федор Федорович, я прошу прощения, но я видел это несколько по-другому. Я хочу подарить вам эту идею. Вы владелец производства, вам и карты в руки – стройте, испытывайте, патентуйте. Мой интерес здесь – чистое любопытство. Заработает – пожалуйста, извлекайте любую прибыль любыми средствами. Решите выплатить мне как автору идеи вознаграждение – скажу спасибо.

Нет – не обижусь. У меня имеются некие долгосрочные планы сотрудничества, и я с удовольствием еще поработаю с вами. Но – как консультант, не как изобретатель.

– Хм… – Гакенталь нахмурился. Такого поворота он явно не ожидал. – Должен сказать, для меня несколько неожиданен такой… альтруизм.

– Ну, такой уж я человек, – усмехнулся Олег. – Надеюсь, у вас не возникнет финансовых затруднений при построении действующей модели?

– Затруднений с финансами не возникнет, – буркнул заводчик. – С толковыми людьми проблема. Слушайте, Олег Захарович, бросайте-ка вы свой департамент и идите ко мне инженером. Ну сколько вы там получаете, в своей управе? Пятьсот рублей в год? Семьсот? Я три тысячи сразу кладу, а там, глядишь, и еще подымем.

– Увы, – вздохнул Олег. – Боюсь, не получится. Предложение лестное, но я не технарь. Я гуманитарий по образованию, в технике разбираюсь слабо. Идею подкинуть – туда-сюда, а вот с железом возиться – не мое. Да и должность в департаменте дает некоторые возможности, которых нет у инженера. Тем не менее, я намерен консультировать вас по необходимости. Кроме того, НИОКР – это здорово, но…

– НИОКР? – удивился Гакенталь.

– Научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, – пояснил Олег, в очередной раз проклиная свой несдержанный язык. – Разработка опытных моделей, проще говоря. Так вот, НИОКР – это хорошо, но встает вопрос о внедрении. Вы ведь паропроводной арматурой занимаетесь и тому подобными вещами. Двигатель для вас построить не проблема, но ведь его еще и на колеса поставить надо. А к колесам требуются руль, сиденья, крыша, печка и так далее. Это вам совсем не по профилю.

Опять же, вы не можете бросить все и переключиться на бензиновые двигатели, на них пока просто нет спроса. Следовательно, требуется поддержка других предприятий. Опять же, деньги – зло, но без них никуда. Если вы решите развертывать промышленное производство автомобилей, вам потребуются кредиты. И кто их выдаст? Как у вас с репутацией в банковских кругах?

– Ну у вас и размах, господин инспектор, – заводчик почесал в затылке. – Пришли с голой идеей, а уже про производственный трест задумываться начали. Ну, положим, найдем кого еще подключить. Например, братья Бромлеи наверняка заинтересуются. Они, помнится, для нефтепровода Баку-Батуми насосы с керосиновыми двигателями делали. Опять же, Русский банк их поддерживает, вероятно, и ваше предприятие профинансирует…

– Ваше предприятие, Федор Федорович, ваше, – мягко поправил его Олег. – А что с автомобильным шасси?

– В Москве ничего серьезного в этом плане нет, – проворчал Штрудель. – Так, разные мелкие ремесленники экипажи собирают. А вот в Санкт-Петербурге, помнится, Фрезе в своих мастерских автомобилями серьезно занимается.

– Точно, Фрезе! – просиял Овчинников. – Мы можем ему двигатели поставлять, а он их на свои экипажи ставить будет. Сейчас он каким-то кустарным методом двигатели клепает, с каких-то иностранных вроде бы скопированных. Дрянь двигатели, как я слышал: ломаются, перегреваются…

– Прекрасно, – кивнул Олег, быстро записывая услышанное. – Полагаю, с ними следует поговорить. Значит, так, Степан Васильевич. Чтобы не напрягать лишний раз Федора Федоровича, вы возьмете на себя работы по построению модели. Найдите молодого многообещающего мастера, разъясните ему, что к чему… ну, сами, думаю, разберетесь. Когда закончите вчерне – свяжетесь со мной. Посмотрим, что вышло.

Скажем, месяца вам на это хватит? Плюс еще месяц на доводку и пару недель на непредвиденные обстоятельства наподобие забастовок. Таким образом, к середине-концу ноября ожидаем полнофункциональную рабочую модель и полную документацию. После этого выходим на… э-э-э, как их… братьев Бромлей и их банк с идеей консорциума. Здесь, Федор Федорович, без вас не обойтись.

Параллельно общаемся с Фрезе – ну, это я беру на себя. Надо же, в конце концов, на столицу посмотреть. Вы, Ганс Генрихович, работаете с мастером, назначенным Степаном Васильевичем, помогаете ему знаниями и опытом. Если знаете, кого из коллег по Училищу сможете привлечь, привлекайте смело.

Все трое загипнотизированно кивнули.

– Ну, вот и ладушки, – кивнул Олег. – Я буду периодически наведываться, смотреть, как идут дела. Если понадобится моя помощь, не стесняйтесь. Имейте в виду, господа, экономика – это прежде всего транспорт. Железные дороги – это здорово, но в каждое село их не протянешь. Дело, которое мы делаем, крайне важно для страны, и первопроходцы останутся в истории, это я вам гарантирую. Вопросы есть?

Он осекся, с ужасом поняв, что неосознанно переключился на стиль общения Народного Председателя. Сейчас Гакенталь даст мне по морде за хамство и выбросит на улицу. И будет прав, что характерно. Чего это я здесь раскомандовался? Ой, мама…

Вопреки ожиданиям Гакенталь, однако, не стремился бить по морде и выкидывать на улицу. Вместо того он благосклонно покивал.

– Думаю, все понятно, Олег Захарович, – благодушно сказал он. – Заезжайте только почаще, не бросайте нас.

– Прекрасно, – кивнул Олег, вставая. – Тогда всего хорошего, господа.

Он быстро пожал всем собеседникам руки и вышел, почти выбежал на улицу. Сердце колотилось. Думай, что и как говоришь, придурок, зло ругнул он себя. Иначе плохо кончишь. Ишь, раскомандовался… Ладно, пронесло, и на том спасибо.

Полуденное солнце близилось к зениту, редкие перистые облачка безмятежно висели на голубом небосклоне. Утренняя знобкая прохлада рассеялась, и ветерок рассеянно гонял по мостовой желтые и красные листья. Но в его ласковом дуновении отчетливо сквозило ледяное дыхание надвигающейся зимы. Осень властно вступала в своим права. Олег глубоко вздохнул и покрутил головой в поисках извозчика. Пожалуй, давно следовало прокатиться по Москве и как следует изучить город. И, кстати, надо бы захватить с собой Оксану – ей это тоже окажется полезным. Она уже отошла от шока, но все еще ходила какой-то сонной. Встряска ей определенно не помешает…

Трое оставшихся в конторе какое-то время молча смотрели друг на друга. Первым очнулся профессор.

– Значит, дражайший Федор Федорович, вы утверждаете, что этот человек – чиновник департамента московской управы? – с сарказмом спросил он. – Уж позвольте не поверить. Я за свою жизнь чиновников навидался. Чтобы кто-то из этих st?mpfsinnig Dummpkopfs сумел на равных спорить со мной, да еще и убедить меня?

Фэ! – он ехидно фыркнул.

– Да, – согласился Гакенталь. – Не похож. Совсем не похож. Вы бы видели, как вчера в ресторане он разговаривал с моими знакомыми инженерами об угольной промышленности! О шахтном деле никакого представления не имеет, Кузбасс от Донбасса не отличает, но ведь вопросы о таких вещах задает, о которых даже я ни сном ни духом…

– И как на днях лазил по нашему заводу, это тоже видеть надо, – задумчиво добавил Овчинников. – Любопытный, как щенок, но явно на производстве не впервой.

Аккуратен, в опасные места сам не лезет, головой зря не рискует. Каску попросил – нет, вы только подумайте! Каску, как солдат! Смешно на первый взгляд, но если подумать… Нет, господа, тут дело нечисто. Не бывает таких знающих чиновников, умеющих к тому же слушать и понимать.

– Почему же, бывают иногда, – не согласился Гакенталь. – Но отнюдь не в управе.

Он уже не мальчик, в его возрасте и с его умом уже либо высоких чинов достигают, либо с государственной службы уходят благодаря проискам завистливого начальства.

Да и тон его… командирский, причем неосознанно-командирский, словно и мысли не допускает, что могут не согласиться… Вот министром я господина Кислицына очень хорошо себе представляю, тем паче командует он соответственно. А инспектором городской управы – нет, не представляю.

– Шпион? – полуиронично-полусерьезно осведомился инженер.

– Тогда я папа римский, – хмыкнул заводчик. – Да пусть хоть шпион, мне все равно, если такие идеи дарит. Жаль, что в инженеры ко мне не пошел. Подучили бы, и был бы тебе, Степан, достойный товарищ. В наше время, когда все только о политике и думают, толковые люди ох как редки. Жаль…

– Откуда он взялся, такой умный и проницательный? – осведомился профессор, тяжело поднимаясь на ноги. – В Санкт-Петербурге не был, Москву не знает…

Каменск – это где?

– Он сказал, что где-то в Екатеринбургском уезде Пермской губернии, – пожал плечами Овчинников. – Екатеринбург я знаю, это промышленный город на Урале. А вот про Каменск не слышал никогда. Ну, мало ли в России небольших городов? Но тут я нашему Олегу свет Захаровичу совершенно определенно не верю. Чтобы в захолустье нашелся человек с подобным уровнем знаний?

– В общем, темна вода во облацех, – задумчиво подытожил Гакенталь. – Но разве нам это важно? Что думаешь, Степан? Управишься с двигателем за два месяца, как наш гость предположил?

– Управлюсь, – твердо кивнул инженер. – Надо только прикинуть, кого из мастеров на это дело поставить. Надежный должен быть человек, не пить, политикой не интересоваться. И с толковыми рабочими тоже туго.

– Ну, найдешь кого-нибудь, – хмыкнул заводчик. – Чай, немаленький у меня завод, людей хватает. И присматривай самолично.

– Сделаем, Федор Федорович, – твердо кивнул Овчинников. – Обязательно сделаем.

– Как идет подготовка к восстанию?

Говорящий был хмур и лаконичен. С раннего утра у него болела голова и текло из носа, и больше всего ему хотелось выпить полстакана водки с перцем и закутаться в одеяло у себя на кровати. Но долг не позволял ему пренебречь таким важным делом, как очередное собрание. Особенно сейчас, когда успех уже был рядом, рукой подать… Он обвел взглядом сумрачную комнату, забитую народом, – на сей раз для проведения встречи избрали местом одну из подсобок Трехгорной мануфактуры. – Товарищ Черномордик?

– Рабочие настроены правильно, – не менее хмуро откликнулся тот, к кому обращались. – Особенно распространено понимание ситуации на орехово-зуевских мануфактурах. Впрочем, в городе тоже процент сознательных товарищей достаточно высок. На нашей стороне не только рабочие, но и революционные студенты, и даже некоторые фабриканты наподобие Шмита.

– То есть мы определенно можем рассчитывать, что в нужный момент мы сможем вывести людей на улицы? – уточнил председатель собрания.

– Да, товарищ Худой, – согласился товарищ Черномордик, в обычной жизни носивший фамилию Ларионов. – Люди готовы, боевые дружины сформируем в течение одного-двух дней после сигнала. Дело только за самим сигналом. Ну, и за оружием тоже.

– Хорошо, – кивнул председатель. – Товарищ Николай Матвеевич, что вы можете сказать об оружии?

– С оружием проблем не будет, – нехорошо усмехнулся тот. – Револьверов у нас хватит, чтобы пол-Москвы вооружить. Взрывчатка также запасена, спасибо товарищу Ильину из эсэров и продажным интендантам Московского гарнизона. Иногда у меня возникает впечатление, что самодержавие в России прогнило настолько, что и усилий особых не надо – только пальцем толкни, и само рухнет.

– Рано торжествуете, товарищ, – холодно оборвал его председатель. – Не одного нашего соратника подвела излишняя самоуверенность. Самодержавие прогнило, но сопротивляться будет до последнего. Борьба ожидается долгой и кровавой.

Человек, известный под партийной кличкой "Николай Матвеевич", лишь пожал плечами.

– Значит, станем бороться и проливать кровь, – пробурчал он. – Не впервой.

– Не сомневаюсь, – председатель сухо кивнул и громко высморкался в уже изрядно промоченный носовой платок. – Товарищ Седой, что насчет винтовок?

– С винтовками пока туго, – виновато пожал тот плечами. – Есть у нас выходы на заводчиков через товарищей за границей, но плохо дело идет. Подозрительные какие-то эти сволочи, все выспрашивают, что да как. Самая реальная зацепка – торгуем у одного пройдохи во Франции два вагона ружей. Где он их украл – непонятно, но явно украл, а не купил. И все равно жмется, цену ломит, не продает.

– Плохо, – вздохнул товарищ Худой, – очень плохо. С одними револьверами против конных и пушек не повоюешь. Ты уж, Зиновий, постарайся как-нибудь вывернуться. К началу ноября, кровь из носу, винтовки должны быть в городе. Если денег потребуется больше – скажи, придумаем что-нибудь. Тут один богатый старовер нашелся, нынешнюю бесовскую власть ненавидит хуже самого черта. Тоже прижимист, злодей, но видно, что денег у него выпросить можно.

– У еврейских купцов денег водится куча, – заявил тот. – У них шукать надо.

– Еврейские купцы по части прижимистости староверам не уступают, товарищ Леший, – скривился председатель. – Им что, они уже и так хорошо устроились. Их нынешняя власть по большей части устраивает, особенно после весенних послаблений.

Говоришь с таким вот купчиной и не знаешь – денег даст или же в полицию побежит заявлять. Вот молодежь голоштанная, местечковая, все правильно понимает, но с них и грош взять стыдно.

– Натравить на них черную сотню, чтобы погромили чуток – сразу правильный взгляд на жизнь выработают, – зло прорычал Литвин. – Как о боге своем иудейском в иешивах рассуждать – само красноречие, а как до дела доходит…

– И без нас их громят порядочно, – вздохнул председатель. – Сам знаешь. Да только от коровы битьем молока не добьешься. Но не будем отвлекаться. Если у тебя есть предложения, как добиться от еврейских, а заодно и от всех прочих купцов денег, с удовольствием выслушаю тебя после собрания. С учетом того, что "Бунд" скомпрометирован сотрудничеством с Охранкой. Товарищ Леший! Как дела с листовками?

– Полиция разгромила одну типографию, – пробасил тот. – Ту, что товарищ Южин курировал. Через Южина, наверное, и вышли на нее. Но еще три работают бесперебойно. С листовками проблем не будет. Товарищи Киска и Мимоза, опять же, помогают чем могут, хотя и на нелегальном положении.

– Хорошо, – кивнул председатель. – Кстати, раз уж речь зашла о Мимозе. А что, товарищ Фрей и иже с ним из Женевы ничего не передавали, никаких инструкций?

– Товарищ Фрей, – в голосе говорящего отчетливо зазвучал сарказм, – из Женевы ничего не передавал, кроме призывов и лозунгов. Товарищу Фрею, как и прочим из его компании, давно нет дела до реальной работы в России. Он хорошо устроился там, на заграничных хлебах, трещит языком на каждом углу, статейки в газеты пописывает, перед эмигрантами выступает, клички себе придумывает одну за одной и ни хрена не делает. Все у него "архинужно" и "архиважно", – он так умело передразнил ульяновский выговор, что многие засмеялись, – а толку ноль. Добро же им там съезды устраивать, от оппортунистов отмежевываться! Это куда веселей, чем под пулями царских сатрапов революцию устраивать. Но вот попомните мои слова, если выгорит у нас дело, он-то потом и окажется главным во всем! А мы – так, сбоку припека.

– Не кипятись, – примирительно произнес председатель. – Они там тоже нужное дело делают.

– Это Троцкий в Питере нужное дело делает, – сплюнул на пол Доссер. – Почему он в апреле не побоялся в Россию сунуться? Тоже, чай, сейчас нелегал. А благодаря ему Советы там такую силу забрали, что даже правительство их боится. Столичная полиция по струнке ходит! Эсэры, хоть и неправильной идеологии придерживаются, тоже полезны, тоже свои люди, всегда договориться можно. А эти… болтуны заграничные… порвал бы своими руками! Вон, товарищ Седой только что о проблемах с винтовками рассказывал. Это из-за тех языкастых у нас проблемы, а не из-за прижимистости заводчиков!

– Ладно, ладно! – успокаивающе поднял ладони председатель. – Не о том сейчас речь. Итак, товарищи, настало время, наконец, прейти от накопления сил к активным действиям. Жандармы идут по нашим следам, и тянуть нельзя. На сегодня утвержденный план таков. В конце сентября – начале октября организуем серию забастовок на всех московских железных дорогах, начиная с Николаевской. Отрезать Москву от Питера крайне, жизненно необходимо. Параллельно товарищи из других мест – в Казани, Горловке, Сормово и так далее – тоже начнут забастовки на железных дорогах и предприятиях. Параллельно пошлем людей по городу обходить мастерские и мануфактуры и разъяснять важность забастовок, призывать бросать работу всех без исключения. В течение месяца мы будем последовательно подрывать устои царизма, разрушать его местные структуры и распылять жандармов и войска по всей территории страны, после чего перейдем к открытой вооруженной борьбе.

Восстание в Москве и Питере назначено на начало ноября, на местах к нам присоединятся по нашему сигналу. Стянуть войска на защиту сатрапии генералы уже не успеют. На то, чтобы окончательно свергнуть царское правительство, потребуется неделя, максимум две, после чего власть по всей стране должна перейти к рабочим Советам.

– Гладко было на бумаге… – хмыкнул кто-то.

– Дорогу осилит идущий, – возразил, пожав плечами, товарищ Худой. – Когда-то все равно надо делать первый шаг. Власть сатрапов сейчас ослаблена позорным поражением в японской войне, войска деморализованы, и лучшего шанса у нас не появится еще долго. Давайте еще раз обсудим детально, на кого какие задачи возложены…