"Бытие наше дырчатое" - читать интересную книгу автора (Лукин Евгений)

Глава 4. Весь в белом

Пока снова перегружали скарб на палубу, сумрак сгустился окончательно. Оставлять на ночь вещи в рощице было, по словам Андрона, рискованно и неразумно. Платформа приткнулась в опасной близости от садового товарищества «Экосистема», а у каждого истинного дачника, как известно, с годами в мозгу развивается особый орган, чутко реагирующий на любой брошенный без присмотра предмет в радиусе нескольких километров. Отчасти именно по этой причине исчезла когда-то с лица земли заброшенная железнодорожная станция Красный Воруй.

В пруду неподалеку заседал лягушачий парламент. Скрежетал спикер, взволнованно скандалила оппозиция. Ночка выдалась светлая, лунная. Спасаясь от комарья, путники развели костерок.

- Высовываться отсюда нам пока нет резона… - сосредоточенно излагал Андрон. - Рельсы впереди, я полагаю, взорваны. Как-никак четыре ракеты засадил, козел…

Димитрий внимал, изредка кивая и отмахиваясь от отдельных особо отчаянных комаров. На грани слышимости трепыхался в ночи собачий лай.

- Утром туда могут сбросить десантуру… - неторопливо продолжал Андрон. - Или броневички пригонят…

- Удостовериться, что мы ликвидированы?

- Что ты ликвидирован. А трагически погиб. От руки террориста, понятное дело… Наверняка оставят оцепление.

- Зачем?

- А иначе фанаты набегут. За реликвиями.

- Чьи фанаты?

- Твои… Ты что ж думаешь, после того, как пресса хай подняла, ни одного идиота не найдется? Наверняка уже портреты из газетки вырезают, на стенки вешают… Чего ты там собирался? Человечество уничтожить? На такое - да чтоб не клюнули…

Димитрий пришибленно молчал. К парламентским прениям лягушек добавился прерывистый птичий щебет.

- Ну вот, - недовольно сказал Андрон. - Опять кто-то прорывается. Поди принеси…

Уаров послушно встал и направился, отбиваясь от комарья, к серой, словно бы запыленной лунным светом, платформе. Какие-то смутные клочки мрака метнулись под днище и попрятались за колеса. Возможно, те самые моторыжки, что, по верованиям местных жителей, следили за исправностью путей. Слышно было, как Димитрий взбирается по лесенке, чем-то громыхает, тихо чертыхается. Наконец искомое было обнаружено, и пассажир вновь возник у костерка, бережно держа обеими руками трепещущую двуручную пилу.

- Ну?.. - устало осведомился Андрон, активировав полотно. - Чего ревешь?.. Разбомбили?.. Кого разбомбили?.. Нас?.. А куда ж ты тогда звонишь, если разбомбили? На тот свет?.. Пьяный, лыка не вяжет… - отняв на секунду ухо от чуткой стали, с усмешкой сообщил он Уарову. - А откуда знаешь?.. Через плечо!!! Откуда знаешь, что разбомбили?.. По радио слышал?.. Значит, так… Кончай реветь! Кончай реветь, говорю!.. На ногах держишься еще? Пойди сейчас к Георгиевне, скажи: пусть не надеется - со мной все в порядке… Э! Э! Шуток не понимаешь? Про «пусть не надеется» не говори… Просто: в порядке, мол… Ну все! - Звонко щелкнул ногтем по зубцу, отключился.

- Протаска? - понимающе спросил Димитрий.

- Нет, Перфильич… - Андрон отложил пилу на травку, машинально отстранил комара. - Ну что ж… - задумчиво молвил он. - Тогда одной заботой меньше. До завтра мы с тобой - официальные покойники, и ловить нас никто не будет. А вот завтра… Увидят, что ни обломков, ни трупов, рельсы одни покореженные… - Шкипер потер широкий подбородок, прикинул. - Хотя… Что ж они, дурачки, о неудаче докладывать, когда уже об удаче доложено? Да и Портнягин проверять не станет - оно ему надо? Разбомбили и разбомбили…

Прозрачный дымок поднимался к черному ясному небу и таял меж звезд.

- Вы, правда, были знакомы с Президентом? - несмело полюбопытствовал Уаров.

- Было дело, - нехотя отозвался Андрон. - Да он тогда еще сопляк был…

- И что вы о нем можете сказать?

Андрон подумал.

- Баламут, - неодобрительно обронил он. - Никогда ничего на место не положит…

- Неужели его нисколько не волнует: обезврежен я, не обезврежен?

- Чего ему волноваться? Шум в прессе погасил - и хорош!

- А вы? - Кажется, Уаров был не на шутку уязвлен таким невниманием. - Вы, Андрон! Вам тоже не интересно, что я на самом деле затеваю? Да и родственник ваш, участковый! «На комод для красоты…» Знаете, если бы не этот наш отскок по колее, я бы решил, что вы надо мной просто… прикалываетесь! Собрали из железок, - Димитрий гневно пожевал губами, - Бог знает что…

Нисколько не обидевшись, Андрон сорвал пучок травы и кинул в костер - дымку прибавить.

- Чего шумишь-то? - кротко осведомился он. - Действует машинка? Действует. Чего тебе еще надо?

- Но вы же сами видели! - Димитрий вскочил и, облапанный алыми бликами костра, стал похож на Арлекина. - Изменения происходят именно в нашем с вами времени! А не в каком-то там… параллельном. А если я и вправду задумал уничтожить человечество?

- Попробуй, - равнодушно отозвался шкипер. - Вдруг получится… Секунды три Уаров пребывал в остолбенении, потом обмяк и вновь осел на травку.

- Я все понял, - с горечью уличил он Андрона. - Вы нарочно меня поддразниваете, чтобы я почувствовал неуверенность и сам отказался от своих планов… Что ж, это мудро, - страдальчески усмехнувшись, признал он. - Гораздо мудрее, чем гвоздить ракетами с вертолета.

Нахохлился и умолк.

Андрон возлежал у костерка, опершись на правый локоть, поэтому пожать ему удалось одним лишь левым плечом.

- Я ж тебе сегодня рассказывал уже, - скучным голосом напомнил он. - Почему хотят прошлое изменить? Потому что в настоящем добра себе желают. Себе, стране, роду людскому. А получается навыворот. Хуже и хуже…

- Почему?

- А в жизни завсегда так получается. Вот я и думаю: если ты какую пакость затеял, вдруг оно все к лучшему обернется?

О том, чтобы продолжить путь завтра, даже и речи не шло. Залатать парус, проверить состояние осей и колес, сходить на разведку к поврежденному ракетами участку дороги, проверить (а если надо, то и перебрать) четыре девальватора и машинку - один этот перечень предстоящих дел свидетельствовал, что у Красного Воруя путешественникам предстоит осесть на сутки, а то и на двое.

Постели устроили на палубе - поближе к сваленным возле мачты вещам. Спать пришлось в накомарниках.

Пробуждение ознаменовалось таинственным и весьма тревожным событием: одновременно выпутав головы из плотных зеленых сеток, Андрон и Димитрий увидели неподвижно стоящего на борту платформы рослого незнакомца. Его белая дзюдогама казалась розовой в лучах восходящего солнца. Лицо же… Собственно, в данном случае стоило говорить лишь о левой половине лица, поскольку правая представляла собой сплошной шрам: то ли результат тяжелейшего ожога, то ли печально известного таежным охотникам медвежьего поцелуя, когда вставший на дыбы зверь берет вас в объятия и единым лобзанием как бы схлебывает вашу физиономию, оставляя в лучшем случае висящие на ниточках глаза.

Очень неприятное зрелище.

Секунду незнакомец молча смотрел на оцепеневших путников, затем исчез. Если спрыгнул наземь (а куда еще?), то надо признать, что сделал он это совершенно бесшумно.

Димитрий кинулся к борту, но был остановлен коротким властным: «Стоять!» Хмурый Андрон, для которого подобные переделки, видимо, стали уже чем-то привычным, вручил напарнику плотницкий топорик, сам вооружился небольшим гвоздодером и знаками велел переместиться на противоположный конец платформы, причем осторожно, опасаясь атаки снизу. Не исключено, что незваный гость укрылся под настилом, откуда мог выстрелить или чем-нибудь ткнуть. Пробоин в днище хватало.

Заняв исходную позицию в носовой части судна, Уаров оглянулся. Андрон уже стоял на корме. Выждав мгновение, шкипер дал отмашку. Оба одновременно соскочили в разные стороны - сначала на сцеп, потом - как можно дальше - на трухлявые шпалы. Обернулись, присели. Вроде бы под платформой никто не прятался.

Выпрямились, огляделись. Нигде никого.

Трудно сказать, насколько такой маневр был оправдан. Разумеется, предполагаемый противник при всем желании не смог бы оказаться сразу на двух разных концах платформы. Зато ему представлялась прекрасная возможность расправиться с каждым поодиночке.

- Дачник? - спросил Димитрий, когда они сошлись с Андроном на том самом участке насыпи, куда, по идее, спрыгнул ужасноликий незнакомец.

- В дзюдогаме?

- Да они в чем только не ходят!

Андрон подумал.

- Нет, - бросил он. - Я их тут почти всех знаю. Такую рожу я бы запомнил.

- Тогда кто? Спецназовец?

- Спецназовцы - в камуфле.

Теперь озадачились оба.

- Может, из этих… из фанатов? - предположил Димитрий.

- Хм… - сказал Андрон. - С одной стороны, не тронул. Хотя мог… С другой, вроде бы рановато еще для фанатов. Ты вообще длину этой ветки представляешь?.. Впрочем… смотря как по ящику сообщили. Если «между Красным Воруем и Слиянкой», тогда - да. Тогда вычислить недолго…

- Чем же он сюда добрался?

- А черт его знает!..

Полные недобрых предчувствий, позавтракали и принялись за дела. Димитрия Андрон усадил чинить парус, а сам занялся осями и колесами. Вопреки опасениям, жизненно важные узлы уцелели. Видимо, выручили девальваторы. Одно дело, когда на рельсы рушится туша в несколько десятков тонн, и совсем другое, когда тот же вес идет чуть ли не как одна тысячная к номиналу. Остальные-то качества (прочность, упругость) сохраняются.

Примерно к половине девятого ремонтные работы были прерваны гулом авиационных двигателей. Кажется, многоопытный Андрон и здесь оказался прав: по всей вероятности, на место вчерашней антитеррористической операции сбросили десантуру. Пришлось опять подхватываться и в третий раз перетаскивать пожитки с места на место. Естественно, что ни один вертолет не появился над Красным Воруем. Вот если бы оставили груз на платформе - тогда, конечно, другое дело. Тогда бы появился обязательно.

Рискнули выбраться на бугор, но ничего оттуда не высмотрели. А когда уже шли обратно, начались события, Андроном не предсказанные: со стороны Слиянки послышалась густая пальба. Такое впечатление, что на исковерканных железнодорожных путях шел нешуточный бой за останки трагически погибшего экстремиста.

- С кем это они? - вслух гадал Димитрий. - И кто? Андрон хмурился и, надо понимать, гадал про себя.

К полудню стрельба утихла. Пришла пора обеда. К тому времени парус был залатан, колеса и оси - проверены. Но поесть спокойно так и не дали: на западе снова завыло, затрещало, заухало.

- Ну теперь точно всю насыпь разворотят… - упавшим голосом заметил Димитрий.

- Может, для того и затеяли, - посопев, ответил Андрон. - Концы спрятать. Поди потом разбери: была там платформа, не было…

После трапезы настал черед более тонких механизмов. Умелец возился с машинкой, раскладывая детали на газетке, а клиент сидел рядом и, затаив дыхание, следил за священнодействием. Иногда позволял себе деликатно подать голос.

- Скажите, Андрон… Мы ведь сейчас, вы говорите, в аномальной зоне и довольно близко к эпицентру…

- Умгу… - мычал Андрон, состыковывая нестыкуемое.

- То есть, если все окажется в порядке, я смогу отправиться прямо отсюда?..

- Смочь-то сможешь, а куда? Ты сначала на цель ее наведи, а тогда уж… Вот переберу, проверю - будешь опять эти хренотеньки крутить, пока не нашаришь, что там тебе нужно.

- А если не нашарю?

- Значит, на комод поставишь. Для красоты. На бледном лице пассажира отображался испуг.

- А у других? Получалось?

- Бывало, что и получалось…

Уаров малость успокаивался и почтительно умолкал, не смея более отвлекать. Ненадолго, правда. Минуты на две.

- Скажите, Андрон… Это ко вчерашнему нашему разговору. Вот вы сказали, что любая попытка исправить прошлое ухудшает настоящее…

- Умгу…

- И, стало быть, по-вашему, возможно обратное? Скажем, я сознательно хочу исковеркать прошлое, а настоящее в итоге улучшается?

- Почему нет?

- Но… это проверял кто-нибудь?

- Вот ты и проверишь.

- А вы сами? Неужели ни разу… в порядке эксперимента… Андрон насупился, свинтил воедино запчасть от будильника с запчастью от кухонного комбайна и придирчиво осмотрел получившееся.

- Будя! - прогудел он. - Наэкспериментировался. Что я тебе, собака Павлова?

Покосился на Уарова - и замер, увидев что-то за его плечом. Димитрий резко обернулся. Возле корявого ствола вербы неподвижно стоял и молча смотрел на них утрешний гость в дзюдогаме. Обоих снова ужаснула изуродованная половина лица незнакомца, похожая на схватившийся как попало гипс. Правый глаз напоминал червоточину.

Топорик и гвоздодер, по уговору, лежали рядом. Но пока вскакивали на ноги, таинственный соглядатай, по-прежнему не говоря ни слова, отступил за древесный ствол.

Двинулись к вербе, обходя ее с флангов, и никого за стволом не обнаружили. Может, в кроне засел? Вскинули головы. В белой робе среди зелени не спрячешься. Дупла вроде тоже нету…

- Клоун! - с отвращением подвел окончательный итог Андрон. - Нашел место ниндзю из себя корчить… И время…

При слове «время» Уаров встрепенулся.

- Слушайте… А вдруг у него тоже машинка? Вдруг это за нами следят откуда-нибудь… оттуда.

- Да запросто, - безразлично согласился Андрон. - Вот почему я и не дергаюсь. Какой смысл? Ну изменишь ты прошлое! Все равно ведь потом из будущего придут и по-своему перекурочат…

Эйфелева башня свела с ума не только Мопассана - она еще пыталась свести с ума и нашего Льва Толстого.

«Без всякой, какой бы то ни было надобности, - сокрушался граф, - составляется общество, собираются капиталы, люди работают, вычисляют, составляют планы; миллионы рабочих дней, пудов железа тратятся на постройку башни; и миллионы людей считают своим долгом взлезть на эту башню, побыть на ней и слезть назад; и постройка, и посещение этой башни не вызывают в людях никакого другого суждения об этом, как желание и намерение еще в других местах построить еще более высокие башни. Разве трезвые люди могли бы это делать?»

Если не углубляться в тонкие материи, классик прав во всем, включая последнюю фразу. Но откуда ж ему было знать, что, считая себя созидателем, человек сильно переоценивает собственную роль. На самом деле мы ничего не изобретаем, это изобретения используют нас в качестве родовспомогательного средства. Ну как еще, скажите, платоновская идея может воплотить себя в жизнь? Только пробравшись тихой сапой в наши извилины. В скандальном случае с Эйфелевой башней Мопассану было отчего сойти с ума, поскольку идея телевышки по недосмотру пустила корешки в мозгах раньше, чем идея передатчика.

Первый раз она пустила корешки еще в Вавилоне. Вот, кстати, где жуть была! Не то что о телевидении или там о радио - об электричестве народ понятия не имел. А они - башню строить! Глянешь на этот самый столп - чуть язык родной с перепугу не забудешь. Некоторые, кстати, забывали. Заговоришь с таким, а он лопочет в ответ не разберешь по-каковски…

Так вот, в отличие от яснополянского мудреца Андрон Дьяковатый никогда не пытался оценить целесообразность сооружения, над которым корпел в данный момент. Главное было отдаться работе и ни в коем случае не давать воли сомнению.

Димитрий же Уаров в этом смысле представлял собой полную противоположность самородку из Колдобышей. Критикан. Опасный критикан. Отчаявшись найти смысл жизни, он теперь искал повсюду его отсутствие. Ну и, понятное дело, находил.

Конечно, по уму следовало бы начать не с машинки, однако отладка четырех девальваторов - морока долгая, поэтому пассажира надлежало чем-нибудь занять, чтобы не болтался зря по лагерю и не отвлекал вопросами. Вот поди ж ты! Такой был скромный, молчаливый, когда отъезжали от Обума-Товарного, и таким оказался несносным говоруном…

Снова показав, за какие хреновники крутить и в какую хренотень смотреть, Андрон полез под правый передний угол платформы. Димитрий же снова припал к линзе и забыл обо всем на свете. Координаты, выданные ему по секрету знакомым палеонтологом Кирюшей, давно затвержены назубок.

Потом его взяли за плечо.

- Погодите, Андрон… - забормотал он, продолжая лихорадочно наводить и подкручивать, как вдруг ощутил, что хватка у руки какая-то не совсем дружеская.

Вскинул голову, огляделся. Вокруг него стояли трое иноков не иноков - так, не разбери-поймешь. Все в черных рясах и столь же черных беретах. У двоих шеи охватывала собранная узлом на горле алая шелковая косынка. («Пионерский галстук», - содрогнувшись, вспомнил Уаров.) У третьего кумач был повязан на бандитский манер и скрывал лицо до глаз. Двое держали наготове помповые ружья, у третьего в правой руке имелся пистолет с глушителем, а в левой - свежий номер газеты с портретом самого Димитрия.

- Уаров? - инквизиторским голосом осведомился тот, что с газетой.

- Я… - ощутив предсмертную дрожь, не стал запираться Димитрий.

Но тут зловещая торжественность момента была нарушена: со стороны платформы, подталкивая автоматным стволом в спину, доставили Андрона. Шкипер держался вызывающе и вообще вел себя в лучших традициях революционной матросни, которую, если верить советскому кинематографу, хлебом не корми - дай мрачно побалагурить перед казнью.

- Что ж это вы, ребята, а? - глумливо увещевал Андрон. - С Президентом ряды смыкаете? Подполье называется…

- Иди…

- Иду… Слышь, а может, он вам еще и приплачивает?

- Ты нас с этим ублюдком не равняй! - неожиданно пронзительным голосом завопил конвоир. - Он вас из шкурных соображений уничтожить хотел.

- А вы из каких?

- А мы ради идеи!

- Слышь, командир… - обратился Андрон к тому, чье лицо скрывалось под алым шелком. - Ошибка вышла. Не тех вы взяли. А тех еще вчера вечером ликвидировали к едрене фене… Что ж вы, газет не читаете?

- Читаем, - гулким юношеским баском ответил замаскированный главарь и в доказательство шевельнул номером «Баклужинца». - Ни о какой ликвидации тут не сказано.

- Так газетка-то вчерашняя! - истово округляя глаза, вскричал Андрон. - Конечно, не сказано еще.

Вместо ответа предводитель посмотрел на Димитрия, потом на портрет. Спорить не имело смысла. Сходство было очевидным.

- Ну и что? - нашелся Андрон. - Ну, захотел мужик человечество уничтожить! Так вы ж сами поете: «Весь мир насилья мы разрушим…»

- Насилья, - многозначительно подчеркнул главарь.

- Так а я о чем? Сам посмотри, что вокруг делается! Геноцид, в натуре… Такое - да чтоб не разрушить? До основанья?..

- А затем? - процедил главарь.

- Что «затем»?

- Вы же никакого «затем» людям не оставляете!

- Нет, погоди, - судя по всему, Андрон выкладывал последние козыри. - Вы ведь не просто коммунисты! Вы коммунисты-выкресты! А как же «не убий»?

Рыжеватые брови презрительно шевельнулись в узкой щели между алым шелком повязки и черным сукном берета.

- Ты меня еще заповедям поучи! - надменно сказал главарь. Действительно, соблюдение заповедей Христовых часто зависит от обстоятельств. Так, в военное время исполнение их сплошь и рядом оборачивается прямой изменой Родине: попробуй «возлюби ближнего», когда идешь на него в атаку! Или «не укради», если приказано добыть «языка»! Или «не лжесвидетельствуй» - на допросе в плену! Или «чти отца и мать» - даже переметнувшихся к врагу! Единственный запрет, преступая который, ты не приносишь Отечеству ровно никакой пользы, это, конечно, «не прелюбодействуй». Можем ли мы назвать героическим поступок разведчицы, отважно переспавшей с начальником неприятельского штаба, если попутно не были нарушены заповеди «не убий», «не укради» и «не лжесвидетельствуй»?

Так что последняя фраза шкипера скорее навредила, нежели помогла. Властный кивок - и путешественников подтолкнули стволами к той самой вербе, за которой час назад бесследно растаял урод в дзюдогаме.

- Иех!.. - отчаянно вскричал Андрон. Будь у него на голове шапка, он бы и шапкой оземь шмякнул. - Ну вот куда бедному крестьянину податься? Президент - бомбит, вы - расстреливаете… А еще говорят: мы за народ, мы за народ…

- Кто они? - шепнул Димитрий, пока их прилаживали спинами к шершавой рубчатой коре.

- «Красные херувимы», - сквозь зубы пояснил Андрон. - Те, что на прошлой неделе Игната Фастунова грохнули, спикера.

- А за что они нас?

- Не во имя того мир разрушаем…

- Именем Пресвятой Революции… - вдохновенно завел главарь. Стволы поднялись, уставились.

- У, лодыри! - беспомощно выдохнул Андрон, не зная уже, чем уязвить напоследок. - Чужих заложников мочить! Стыдоба…

Дальнейшее даже трудно с чем-либо сопоставить. Ну, скажем, так: представьте, что в густое черно-красное варево плюхнули столовую ложку сметаны и быстро-быстро размешали. Некий белый смерчик прошел меж монашьих ряс, взвихрив их и разметав. Чей-то истошный ор, шальной выстрел - и картина вновь замерла. Теперь она изображала группу разметанных тел, а композиционным центром ее несомненно являлся давешний ужасный незнакомец. Весь в белом. Припавши на левое колено и упершись в траву левым же кулаком, он явно выжидал, не шевельнется ли кто из поверженных.

Никто не шевельнулся.

Тогда он сосредоточил внимание на прислоненных к вербе путешественниках. Странно: его изуродованное лицо показалось им на этот раз почти симпатичным. И не потому что похорошело, и даже не из благодарности - просто «Красные херувимы» в данный момент выглядели гораздо хуже.

- Прохор… - сипло назвался нежданный спаситель.