"Лечиться будем" - читать интересную книгу автора (Лукин Евгений)

Глава 14. Внештатный советник

Утром разбудил телефонный звонок. Виктория еще спала. Приглушенно чертыхаясь, Артём добрался до аппарата, сорвал трубку.

– Артём Григорьевич?

– Да!

– Мы вас не разбудили?

– Ну… в общем…

– Стало быть, разбудили, - без тени раскаяния констатировал неумолимый мужской голос. - Через какое время вы можете спуститься вниз?

Попробовал бы он спуститься вверх! Хотя… Если приказать таким голосом…

– Минут через пять, через десять, - растерянно сказал Артём.

– Выходите. Ждем вас через десять минут. Последовал отбой.

А на часах, между прочим, начало шестого.

Стараясь не шуметь, Стратополох умылся, оделся и вышел. Автоматизм командный, он же повышенная подчиняемость больного приказам окружающих при полном отсутствии критичности. Наблюдается при гипнозе и… И еще там при чем-то.

Утренний двор был пуст. Возле соседнего подъезда кого-то ожидала «неотложка». Уж не его ли? Артём подошел поближе - и дверца открылась.

– Садитесь, - сказали ему.

Кроме водителя в кабине присутствовали позавчерашний омоновец (полный кавалер Боевого Красного Креста) и вчерашний маньяк с «бразильской ленточкой» на узком подбородке. Оба в белых халатах.

В смысле интерьера машина ничем не отличалась от безугловской: натуральная кожа, натуральное дерево. Единственная разница заключалась в отсутствии камер слежения и наличии справа от приборной доски четырех экранов, которые, впрочем, все равно ничего не показывали.

Видимо, та, вторая.

Дверца закрылась, «неотложка» тронулась.

– Я еще вернусь сюда? - тревожно осведомился Артём.

– Скорее всего, - сухо ответил орденоносный здоровяк. - Человек вы разумный. Даже вон с учета вас сняли…

Выглядели оба медика неважно. Судя по всему, прилечь им этой ночью так и не пришлось.

– Куда мы едем?

– Это опять-таки целиком и полностью зависит от вас. Можем и в приемный покой…

Судорожным движением Стратополох достал наладонник и торопливо начал тыкать в буковки стилом.

– А вот это вы зря, - хмуро сказал полный кавалер Боевого Красного Креста. - Ну-ка дайте сюда.

Отобрал, прочел, что написано, ошалел.

– «Дали розог мазохисту…» - огласил он, моргая. - Что это?

– Афоризм, - буркнул Артём.

– М-да… - промолвил омоновец. Вернул наладонник и вопросительно взглянул на коллегу.

Тот вздохнул.

– Объяснять ничего не буду, - сдавленно проговорил он. - Сами вчера все видели.

– Ничего я не видел, - открестился Артём, пряча наладонник. - Вчера у меня был бред величия. На почве переутомления и депрессии. С литераторами это бывает.

– Здраво мыслите, - заметил собеседник. - Тогда сразу к делу. Как вы смотрите на должность внештатного советника?

– Чьего?

– Можно подумать, сами не догадываетесь!

Машина плутала по переулкам, то приближаясь к проспекту, то снова уходя в лабиринты зеленых улочек. Артём откашлялся.

– Догадываюсь, но… Что же я могу ему посоветовать?

– Например, вынуть ногу из окна машины. У вас это хорошо получается.

– А еще?

– Все. С остальным мы как-нибудь и сами справимся. Размер оклада вас интересует?

– М-м… ну, в общем… да.

– Оклад - хороший. Пенсия - не хуже. Еще вопросы?

– Почему внештатный?

– Потому что штатных, как вы сами вчера убедились, он посылает куда подальше.

– Позвольте… А как же я тогда…

– Сейчас объясню. Сидите себе спокойно дома, пишите, что вы там пишете. Но когда бы и каким бы образом он на вас ни вышел, бросайте все свои дела и… Собственно, все. - «Бразильская ленточка» вынул из бардачка, больше напоминающего сейф, какую-то бумагу, достал ручку. - Прошу.

– Что это?

– Клятва Гиппократа, - то ли съязвил, то ли всерьез сказал маньякоподобный собеседник. - Вы же, как я понимаю, согласны с нами сотрудничать?

– Простите… А выбор у меня есть?

– Нет.

– Тогда за каким лешим спрашиваете? - вспылил Артём. - Согласен!

Адаптация, как утверждает медицина, является одним из основных критериев разграничения нормы и патологии. Сумел приспособиться - значит нормален. Не сумел - иди лечись.

Казалось бы, чего тут непонятного?

Тем не менее обязательно отыщется желчный циник, называющий психически здоровых людей приспособленцами, а то и вовсе подлецами. Что с такого возьмешь!

Вообще имейте в виду, застревание убеждений и принципов - чуть ли не первый признак душевной болезни. Скажем, велел тебе император распятие потоптать - ну так уважь кесаря, потопчи. Нормальные люди в подобных случаях как поступают? Когда прижмет, они и в икону плюнут, и храм взорвут. А чуть отпустит - снова уверуют.

Потому что психически здоровы и быстро адаптируются.

Как можно обвинять их за это в двуличии? Какое двуличие? Почему двуличие? Вчера от них требовалось одно лицо, сегодня - другое. Но не два же одновременно!

А вот кто действительно двуличен, так это сами обвинители. Веруют по-старому, а жить-то им приходится по-новому. Вот и крутятся, как ужака на вилах…

Подойдешь, бывало, к такому, толкнешь тихонько, скажешь: «Тебе ж за эту веру уже не платят, на кой ты ее ляд исповедуешь?» Нормальный вздрогнет, очнется: ой, а правда, что это я?..

С ненормальными сложнее. Бредовые идеи, как известно, непоколебимы и не поддаются коррекции. Уже на расстрел ведут, на костер, на виселицу, а он все кричит: «Да здравствует!» Что именно да здравствует? Какая разница! Коммунизм, православие, ислам… Что себе в голову вбил, то и да здравствует.

Однако чаще всего личность плутает, подобно контрабандисту, по нейтральной полосе между патологией и нормой, подаваясь то за кордон, то из-за кордона. К таким-то вот пограничным бродягам и относился, несомненно, Артём Стратополох, не настолько больной, чтобы умереть за идею, и не настолько здоровый, чтобы, изменив идеалу, не мучиться угрызениями совести.

Ибо что есть совесть? Не более чем легкая форма расщепления личности.

Однако нынешний расщеп оказался пугающе глубок. Пока речь шла о выгодном сотрудничестве в идейно чуждой прессе или даже о безугловской премии, все это, согласитесь, имело прямое отношение к словесности, а стало быть, почему бы и нет? Литератор он, черт возьми, или не литератор? Но стать платным наперсником Безуглова, подставным корешем, фактически шутом… Развлекать, журить за выставленную в окошко ступню, с трепетом принимать из Его Президентского Величества рук коньячные капсулы… и оправдываться потом перед самим собой, что не было-де иного выхода и что другие бы за счастье почли… Как там отвечал Ломоносов Шувалову? «Я, Ваше Высокопревосходительство, не только у вельмож, но ниже у Господа моего Бога дураком быть не хочу».

Высаженный по собственной просьбе напротив больничного комплекса «Эдип» Артём пересек скверик и остановился возле аптечного киоска, где приобрел десяток водочных капсул, половину которых немедленно употребил. Таблетки от несварения совести.

Нет, не страх оказаться в соседях по палате с Пашей Моджахедом, не мысль о том, что станется с семьей, очутись ее глава в таком положении, не хороший оклад, обещанный настолько уклончиво, что боязно было даже предположить истинные его размеры, - нет, соломинкой, переломившей хребет верблюду, явилось, представьте, упоминание пенсии.

О пенсии Артём Стратополох и мечтал, и не мечтал. Какая-то подачка на старость ему светила, но столь символическая, что ради нее не стоило даже бегать с документами по инстанциям. Пребывание на учете в поликлинике, правда, учитывалось как стаж, но доходы, доходы… Все газетки, в которых он сотрудничал (и «ПсихопатЪ», и «Мория», и «ГБ-френь»), платили, как было упомянуто выше, неплохо, но гонорар предпочитали вручать в конвертике, никак это дело не фиксируя.

С одной стороны, такое положение давало Артёму возможность с пеной у рта утверждать в «Последнем прибежище», что под старость он намерен, не в пример продавшимся «больничному режиму» соратникам, из принципа умереть за Родину под забором. С другой стороны, этак можно было и впрямь под ним умереть.

– А-а… Лауреаты и натуралы…

Поднял глаза. Перед скамьей, на которой он присел, ожидая, пока лекарство усвоится, стоял тот самый коллега, что придумал рубрику «Отрывки из сочинений классиков». В правой руке его пестрел свежий номер газеты «Будьте здоровы!».

– Ну ты лизнул, - с ехидцей молвил коллега. - До самых гланд! Нет, ну это надо же: «За Родину душой болеет один Президент…» Много заплатили?

Секунду Стратополох непонимающе глядел на соратника, а потом с ужасом вдруг осознал, что его ядовитая бунтарская фраза, попавши в официальную прессу, не просто утратила язвительность, но зазвучала вполне верноподданно, едва ли не подобострастно.

Как же тогда будет читаться сборник стихов «Умножение скорби»?

На секунду Артёмом овладела так называемая дакномания, иными словами, навязчивое стремление покусать окружающих, однако чуткий коллега уже успел к тому времени презрительно повернуться и уйти.

«Надо что-то делать», - придя в себя, растерянно подумал Стратополох.

Что?

«Человек вы разумный, - снова зазвучал в мозгу властный до брюзгливости голос орденоносного омоновца. - Даже вон с учета вас сняли…»

А если снова стать на учет?

Вдруг у них там особый пунктик есть: психов на работу не брать?..

Повадился что ни день в поликлинику! А с другой стороны, что тут еще придумаешь? Предстоящая авантюра шансов на успех не имела, и Стратополох сознавал это лучше кого-либо иного.

Да и где он, этот иной?

На то, что Артёма официально восстановят в рядах патриопатов, рассчитывать было по меньшей мере наивно, но почему бы не попытаться обойти добрейшего Валерия Львовича с другого боку? Тем более участковый и сам предлагал обращаться с неврозами в любой момент… Впрочем, даже если обойдешь… Вон у градоначальника, как выяснилось, диагноз куда круче - эпилептик, а работает… И как работает!

Все же попытаться стоило.

Чувствуя себя то Петром, то Иудой (первый, напоминаем, предал из страха, второй - за деньги), подходил литератор к розовому особнячку.

У крыльца его поджидал старый знакомый в некогда щегольской, теперь же обтерханной и грязноватой кожаной куртке.

– Ну?.. - с победной хрипотцой приветствовал он Артёма, дохнув на него плотным перегаром. - Что я говорил? Вчера - оттуда, сегодня - снова туда…

Привычным жестом распахнул правый борт куртки, предъявив торчащие из внутреннего кармана бледные тоненькие брошюрки «Что отвечать психиатру?», внешне до обидного напоминающие сборничек стихов самого Стратополоха.

Стиснув зубы, Артём обежал искусителя и устремился по коридорчику к заветному кабинету. В том-то и штука, что психиатру надо было сейчас отвечать совсем не то, о чем говорилось в брошюрках. Собственно, не психиатру, а участковому психотерапевту, но в данном случае это значения не имело…

– Что с вами? - ахнул Валерий Львович.

– Навязчивости, - прохрипел Стратополох, оседая на стул. Участковый всмотрелся и понял, что дело, кажется, и впрямь серьезное.

– В чем это выражается?

– Я все переделываю, доктор!

– Что именно?

– Текст! - вздрогнув, признался Стратополох. - Переписываю каждый абзац по сто раз.

Далее оба понизили голоса, подались через стол друг к другу, беседа пошла напряженно, тревожно, стремительно.

– По сто раз, вы говорите?

– Ну не по сто… По десять, по двадцать раз! Ничего не могу с собой поделать. И боюсь, боюсь…

– Чего боитесь?

– Боюсь, как бы какое слово не повторилось.

– А если повторится?

– Плохо…

– Почему? Дурная примета?

– Нет. Просто боюсь. Перечитаешь, что написал, вроде нет повторов. А потом опять появляются. Сами…

Артём видел, как в пристальных увеличенных линзами глазах участкового затлел охотничий огонек. Только бы не переиграть, только бы не переиграть…

А недоиграешь - тоже ничего хорошего.

– То есть чувствуете сильный страх?

– Да! А тут еще значки вдобавок…

– Какие?

– Просто значки. Я их вижу, понимаете, вижу!

– Как видите: в голове или на мониторе? Что за значки?

– Такие маленькие…

– Какого цвета?

– Кажется, черного. Да, черного. Точечки между словами, а в конце абзаца вроде буква «П» с хвостиком… Я их ненавижу.

– Почему?

– Они нехорошие.

– Откуда знаете, что нехорошие?

– Я их не печатал. Они сами появляются и мешают.

– С какой целью мешают?

– Не знаю.

– Они разговаривают с вами?

– Нет, не разговаривают.

– Смотрят на вас?

– Ну… в каком-то смысле… Да, смотрят.

– Отключить не пробовали?

– Пробовал. Не выходит.

– Отвернуться от них можете?

– Могу, наверное, но… они же все равно там!

Искры любопытства в глазах участкового разгорались ярче и ярче. Такое впечатление, что каждый ответ Артёма, с одной стороны, озадачивал Валерия Львовича, с другой - приводил в восхищение.

– Вам что-то не дает отвернуться от монитора?

– Да.

– Значки?

– Нет.

– А кто?

– Не знаю. Говорит: «Убери эпитет, убери эпитет…» Подзуживает, подзуживает…

– Это человек? Кто он такой? Мужчина? Женщина?

– Нет… Не человек. Нечто.

– То есть оно знает ваши мысли? И влияет на вас?

– Да, очень…

– А как оно влияет, посредством чего?

– Не знаю…

– Вы разговариваете с ним?

– Да… ругаюсь.

– Мысленно?

– Иногда вслух.

– И оно слышит?

– А черт его разберет…

– Хоть раз видели его?

– Нет. Ни разу.

– Какое отношение оно имеет к вам?

– Я же говорю: сидит в голове, как пуля… То ему не так, это не эдак… Доктор! - взмолился Стратополох. - Помогите!

Валерий Львович откинулся на спинку стула и прикрыл веки с удовлетворением меломана, только что прослушавшего скрипичный квартет. Снял, как водится, свои окуляры, достал бархотку и на этот раз протирал линзы особенно долго. Всю душу вымотал.

– Ну что ж… - с прискорбием молвил он, водружая очки на место. - Навязчивость, выраженная в ритуалах… Необходимость по многу раз переделать абзац… суеверно избежать повторов… Убежденность, будто текст от этого становится лучше… А «значки», насколько я вас понимаю, явление псевдогаллюцинаторное, так?

Стратополох подавленно молчал.

– Стало быть, вы даже знаете, что от истинных галлюцинаций можно отвернуться, а от псевдогаллюцинаций - нет… Да еще вдобавок это ваше «нечто»… Хорошо подготовились, Артём Григорьевич, просто хорошо! Невроз навязчивых состояний вышел у вас прямо как настоящий… Поздравляю! Я вам даже едва не поверил… Слушайте, а вы, наверное, неплохой писатель!