"Лечиться будем" - читать интересную книгу автора (Лукин Евгений)

Глава 3. Быт

В подъезде тонко благоухало хлоркой. На тщательно ободранной, подготовленной к дезинфекции и побелке стене кривлялась ненавистная, но, слава богу, отчасти заскобленная латиница. Еще стену украшал плакат с изображением осенней аллеи и уходящей по ней в обнимку разнополой пары. Внизу постер был снабжен лозунгом: «Что естественно - то не безобразно». А чуть ниже кто-то уже успел добавить ехидным ядовито-зеленым маркером: «Но что естественно?»

Артём приостановился перед почтовым ящиком и, отомкнув жестяную дверцу, достал свежий номер газеты «Будьте здоровы!». Нашел на предпоследней странице рубрику «Литературный диагноз», проглядел заголовки…

– Доброе утречко, - послышался за спиной сладенький голос соседки. - Про себя небось ищете?

Артём обернулся. Округлое личико женщины лучилось улыбкой, глаза же откровенно проводили внешний досмотр. Супруг соседки, серый, невзрачный человечек в сером, невзрачном плащике и такой же кепочке, держался чуть позади, ступенькой выше.

Пару лет назад мужичонка этот пострадал в автомобильной катастрофе и с той поры повредился рассудком: требовал максимального вознаграждения, пытался убедить окружающих в своей нетрудоспособности, мечтал наказать виновников аварии. Подобный синдром психических расстройств, согласно словарю, называется синистрозом.

Надо полагать, пожилая чета направлялась в аптеку.

– И про себя тоже… - приняв рассеянный вид, отвечал Артём. Больше не было сказано ни слова. И лишь прикрывая за собой входную дверь, невзрачный сосед проворчал негромко, но отчетливо:

– Ну и подъезд у нас! Не педрики - так патрики… Стратополоху захотелось догнать и пришибить урода. «Патрики!»

А у самого, между прочим, походочка-то лисья, ступни по одной линии ставит. Это еще выяснить надо, не поражены ли у соседушки лобные доли головного мозга! Накатать на козла анонимку… Нельзя. Отказ от своего имени чаще всего наблюдается при шизофрении, а иногда и при глубоком слабоумии. Жаль…

Отчасти успокоившись, снова развернул газету. Вот он «Литературный диагноз». И опять об Артёме Стратополохе - ни словечка. Обидно… Книжка-то уже месяц как вышла…

Поднявшись на второй этаж, Артём достал ключи, но тут дверь квартиры распахнулась и на блистающую чистотой площадку (теперь Виктория мыла ее через день со стиральным порошком) вылетел вечно куда-то спешащий Павлик. Был он в парадной форме: стального цвета шорты, отутюженная белая рубашка, на шее - аккуратно повязанный розовый галстук.

– Куда это ты? - не понял Артём.

– На консилиум, - радостно отрапортовал сын. - Митьку исключать будем.

– Как? Из школы? - ужаснулся отец. - За что?

– Не, не из школы, - успокоил Павлик. - Из юннатов. Достукался - сеструхин галстук надел и так пришел…

– В класс?! Может, не нарочно?

– Ну да, не нарочно! С Толяном на щелбаны поспорил!

– Ты хоть перекусить-то успел?

Но белая рубашка уже мелькнула на промежуточной площадке - и сгинула. Хлопнула дверь подъезда. Несколько секунд Артём стоял, оцепенело глядя в пустой пролет. Ай-яй-яй, что делается! Вот уже и чистки рядовку них…

В последнее время Виктория вообще научилась неплохо готовить, но сегодня она явно превзошла саму себя. Рядом с дымящейся тарелкой умопомрачительного харчо стояла ваза из непрозрачного морозного стекла, полная светлых водочных капсул. Артём Стратополох уплетал первое, демонстративно мыча и мурлыча от удовольствия. А со стены кухни на него ласково взирал известный портрет доктора Безуглова, снабженный понизу оскорбительным изречением: «Патриотизм - самая изощренная форма нанесения ущерба Родине».

Прятать глаза было бы несколько унизительно, поэтому Артём, поглядывая с ответной улыбкой на изображение Президента, в отместку принялся вспоминать, как однажды, ожидая со дня на день возвращения Вики с курорта, он на всякий случай решил уничтожить осевшие в памяти компьютера порнушные снимки из Интернета. Посмотрит - убьет, посмотрит - убьет, посмотрит… И вдруг указательный палец замер над кнопкой. Вроде бы снимок как снимок. Улыбчивый педофил охмуряет первоклашку с бантиками. Оба еще одетые. Только вот личико у педофила почему-то знакомое. Пригляделся - ба! Да это ж наш доктор Безуглов школьников с началом учебного года поздравляет! Видимо, с другого сайта затесался…

С какой, однако, ехидцей на портрет не поглядывай, а гнездилось в Артёме предчувствие, что второе ему спокойно доесть не придется.

Так оно и вышло.

– Все-таки решил закодироваться? - с надеждой, сама еще не веря своему счастью, спросила Виктория. Карие глаза супруги сияли нежностью и любовью.

Мягкий, тающий во рту кусок в меру отбитой, прекрасно прожаренной свинины отвердел и стал поперек горла.

– С чего ты взяла? - пробормотал Артём. Карие глаза опечалились.

– Ну… мне показалось, ты сегодня ходил на прием…

– Да, ходил… Посоветоваться… провериться…

– Ну вот и закодировался бы заодно.

Кому депрессия - кому дом родной. Отбивная мгновенно утратила вкус. Явление, именуемое авгезией и наблюдающееся также при истерии.

– От чего?

– Ты знаешь, - тихо сказала жена.

Артём судорожно вздохнул и оглядел с тоской чистенькую, собственноручно отремонтированную Викторией кухоньку. Нигде ни пятнышка, оконное стекло за бежевой кружевной занавеской, когда-то мутное, в потеках, теперь настолько прозрачно, что кажется выбитым напрочь. Рай. Не об этом ли он мечтал несколько лет подряд? А теперь вот - надо же! - затосковал по утраченному аду.

Да, конечно, раньше скандалы бывали куда круче. Однако заканчивались они у Стратополохов довольно своеобразно. До рукоприкладства не доходило никогда. Стоило склоке достичь критической точки, как Виктория, обезумев, кидалась на Артёма, и они яростно принимались раздевать друг друга. Ссора таким образом была как бы прелюдией ко всему остальному. Теперь же прежние страсти сменились рутинным исполнением супружеских обязанностей…

– Ты сам когда-то заставил меня закодироваться, - напомнила она. - И я согласилась. И не жалею. И прошу тебя о том же…

– От чего ты меня собираешься кодировать?

– От вредных привычек, - покривила душой Виктория. Называть вещи своими именами ей, как всегда, не хотелось.

– Вика! - жалобно промолвил Артём. - Ну какие привычки? Какие привычки? Пью мало, курить выхожу на балкон…

– Господи! - беспомощно проговорила она. - Ну я же не об этом…

Артём не выдержал и отвел глаза, уставился на аппетитную еще недавно отбивную. Честное слово, лучше бы уж крик, угрозы, битье посуды, чем эта правильная мягкая осада.

– Не изменяю… - безнадежно присовокупил Артём, по-прежнему сосредоточив внимание на тарелке. В глубине души он и сам сознавал собственную порочность (поди не осознай, когда перед глазами такой образец!), но ничего не мог с собой поделать.

– Изменяешь… - грустно сказала она.

– Вика… - проскулил Артём. - Ну я же платонически…

– Платонически… - Виктория смахнула слезу. - Значит, сердце твое принадлежит ей, - сдавленно продолжала она, - а мне ты что оставляешь? Гениталии?

– Вика! - вскричал он. - Но это ведь и твоя Родина! И ты не можешь не чувствовать к ней…

– Да, - твердо отвечала Виктория. - Но мое чувство не переходит в навязчивую идею.

– Сверхценную, - тут же поправил он. Поправка была важна: сверхценные идеи в отличие от навязчивых могут возникать и у психически здоровых людей.

– Нет, именно навязчивую!

– Послушай… - Артём осторожно прокашлялся. Виктория, конечно же, ошибалась, но спорить в данном случае не стоило. - Кодирование - крайнее средство. Ну и какой в нем сейчас смысл? Ты же видишь, я вполне себя контролирую…

– А ты знаешь, что нежелание лечиться называется негативизмом? И тоже лечится!

– Слышала звон… - несколько даже разочарованно хмыкнул Артём, давно вызубривший «Толковый словарь психиатрических терминов» от корки до корки. - Пассивный негативизм наблюдается, запомни, у кататоников, при прогрессивном параличе и при старческом слабоумии. А у меня, прости, ни того, ни другого, ни третьего… Навязчивая идея! - фыркнул он. - Вот где навязчивая идея, вот! - И Артём, резко выйдя из себя, ткнул вилкой в сторону висящего на стене портрета. - Помешательство в чистом виде!

Побледнела, отшатнулась.

– Но ты же сам за него голосовал… - с болью сказала она. Скомкал салфетку, вскочил.

– Голосовал! Но это еще не повод вывешивать на кухне иконостас! Прекрасные глаза Виктории, устремленные на супруга с жалостью и ужасом, наполнялись слезами. Затем она всхлипнула и порывисто отвернулась к прозрачной кружевной занавеске. Артём понял, что опять не прав, и, приблизившись к жене сзади, обнял ее округлившиеся от правильной жизни плечи.

– Вика, - заискивающе начал он. - Сегодня сам вот врачу показался… В тарелке стыла недоеденная отбивная.

Ускользнуть из дому незаметно не удалось. Подвела легкая склонность к нарциссизму: Артём задержался в прихожей перед зеркалом, поправил галстук, развернул плечи, вскинул подбородок, изучил свои тонкие породистые черты анфас, затем скосил выразительный глаз и изучил их в три четверти. Ну и покрасовался, естественно…

– Куда ты? - тревожно спросила Вика, внезапно выходя из кухни и перекрывая Артёму дорогу к двери. Скуластое личико супруги разом осунулось, темные глаза жертвенно раскрылись.

– За сигаретами, - невозмутимо отозвался он, трогая без нужды узел. - Прикупить что-нибудь по дороге?

– За сигаретами, - горестно повторила Вика, по-прежнему не сводя с него страдальческого взгляда. - В костюме, при галстуке - за сигаретами…

– Н-ну… и-и… что ж тут такого? Да, в костюме… при галстуке… Потом, не забудь, мне же еще сегодня в общество анонимных патриотов… при диспансере…

– Какое общество? Сегодня четверг, а не суббота!

– Разве?

– Гос-споди… - тихонько простонала она. - Опять в этот свой притон…

Артём вспыхнул.

– Ты слова-то все-таки подбирай, - медленно, с угрозой проговорил он. - Притон! Что это еще такое? Притон…

– Хоть бы о сыне подумал! - Губы ее дрогнули. - Узнают - дразнить начнут…

– Эти начнут! - Артём криво усмехнулся. - Вон уже в сеструхиных галстуках на спор в школу приходят.

Лицо Виктории окаменело.

– Ты просто вынуждаешь меня, - сказала она мертвым голосом. - Ты не оставляешь мне выбора. Я сдам тебя на принудительное лечение.

Разговор пошел в открытую, притворяться больше не имело смысла-и Стратополох ощутил упоительный восторг бесстыдства.

– Не сдашь, - с нежнейшей ненавистью выдохнул он ей в лицо. - Нетрадиционную ориентацию принудительно не лечат.

– Лечат, - выдохнула она в ответ. Наблюдай за ними кто со стороны, ему показалось бы, что он присутствует при объяснении в любви. - Лечат, милый… В случае совращения - лечат.

– Что-что? - изумился Артём. - Это кого же я совращаю?

– Читателей! - Из кармана халатика Викторией немедленно была извлечена книжица - тоненькая, беленькая, изданная за свой счет и тем не менее настоящая, бумажная. Улика. Узкое лицо Стратополоха чуть вздернулось, тонкие губы тронула надменная улыбка.

– И что же там такого совратительного?

– Вот, - глухо сказала Виктория, листая. - Вот… «Серебряны Твои травы… и родники Твои зрячи…»

– Да-да… - рассеянно отозвался Артём, а у самого в глубине зрачков тлело злорадство. - Мы как раз сегодня с Валерием Львовичем это стихотворение и обсуждали…

– Кто такой Валерий Львович?

– Ай-яй-яй-яй… В поликлинику-то, видать, уже и дорожку забыла. Валерий Львович - наш новый психотерапевт.

– И он…

– Оценил, - с удовольствием выговорил Артём. - Я, собственно, чего к нему ходил-то? Думаю: а не злоупотребляю ли я метафорами? Яркие краски, знаешь, свойственны истероидам… Нет, говорит, в самый раз. Оч-чень, говорит, запоминающийся женский образ.

– Женский?!

– Ну не мужской же, согласись. Так что прошел собеседование по собственному желанию. Вот, кстати… - Артём извлек из внутреннего кармана пиджака вчетверо сложенную бумагу, развернул. - Все чин по чину, как видишь. Штамп, печать…

– Ты что, взятку дал участковому? - испуганно глядя на мужа, спросила Виктория шепотом.

– Обижаешь! - Вздернув голову еще выше, Артём спрятал бумагу. Прошествовал мимо остолбеневшей супруги и вышел вон.

– Иди-иди! - запоздало крикнула она вослед. - А то там, не дай бог, без тебя Родину на хор поставят!..

И ударилась в слезы.