Евгений Лукин Память огненных лет

– Трудно было? – участливо спросила Светланка.

Высокий удлиненный залысиной лоб ветерана вновь пошел морщинами. Явно не знал мужик, что ответить. Узкое серое лицо, впалые виски, малоподвижный взгляд.

– Ну вот ночной налет… – проникновенно продолжала она. – Ведь если бы не вы со своим прожектором – ведь и зенитчики бы работать не могли, так?

– Так… – не сразу и как-то даже опасливо согласился ветеран.

– А фашисты, наверное, погасить старались… Стреляли по вам… по вас…

– Стреляли…

– Ну, Петр Иваныч, миленький! – взмолилась Светланка. – Ну хоть что-нибудь! Боевой пизод там, я не знаю, друзья-однополчане… Были ведь друзья-то?..

Собеседник надолго задумался. Потом сказал, пришамкивая:

– Были… Пашка был Грохов…

– И что он?

– Н-ну… дружили, да…

«Я с ним с ума сойду!» – в отчаянии подумала Светланка.

Дело происходило в «красном уголке» цеха мягкой мебели вблизи фанерного стенда «По ратной славе равняем шаг». В низком окошке нежно зеленела апрельская новорожденная трава. Беседа тянулась уже минут двадцать с гаком, а записывать по-прежнему было нечего.

– Про дальнейшую его судьбу ничего не знаете?

На узком морщинистом лице – недоумение, почти испуг.

– Чью?

– Друга вашего, Паши… Где он, что он?..

Ветеран с тоской поглядывал на дверь. Ничего он не знал о дальнейшей судьбе Паши Грохова. Но тут, к счастью его, дверь отворилась, и появился сменный мастер – улыбчивый живчик предпенсионного возраста.

– Долгонько вы! – бодро заметил он и дружески похлопал рабочего по спине. – Ну что, старый греховодник?.. Увидел молоденькую – и давай разливаться? Небось, все подвиги свои фронтовые расписал? Смотри, Петро, скажу супруге – она тебя живо на цугундер…

– Да мы, собственно… все уже… – расстроенно сказала Светланка и со вздохом закрыла блокнот.

«Склероз огненных лет», – вот как это называется.

Первая осечка за два месяца. Обидно… Светланка обогнула фанерный «Знак качества» мегалитических размеров и двинулась в растрепанных чувствах к двухэтажному зданию конторы.

А ведь, казалось, все было продумано до тонкости. Соврать утром доверчивой редакторше, что статья уже написана, просто нуждается в уточнениях, зайти в цех, поговорить с ветераном, затем выждать, когда начнется бюро парткома, и, вернувшись в редакцию, за пару часов без спешки накатать обещанные двести строк…

Кто ж предполагал, что попадется такой ветеран!

Идущая навстречу женщина вежливо с ней поздоровалась. На мебельной фабрике Светланку уже знали в лицо. Не шутка, чай, – корреспондент многотиражной газеты. Почти начальство.

Поскуливали вдалеке циркулярки, пахло свежей стружкой и вообще веяло деревней. Земля припорошена опилками, как хвоей в сосновой бору. Шум и зловоние издает один только увенчанный уродливыми циклонами цех ДСП, куда Светланку, слава богу, не посылали еще ни разу…

Что ж ей теперь врать-то?..

А вдруг он вообще не воевал? Бывали ведь случаи, когда и документы подделывали, и медали незаконно цепляли… Ну как это: прошел всю войну – и ничего не запомнил!..

Нет, одна надежда – на Аристарха. Лишь бы он никуда не увеялся. Может, присоветует что-нибудь…

К радости ее, Аристарх, вальяжный красавец тридцати неполных лет, был на месте.

Когда Светланка два месяца назад впервые увидела будущего своего коллегу, она мысленно ахнула и с замиранием подумала: «Кобель…» Так оно и оказалось. Даже если разделить на шестнадцать все то, что об Аристархе, округляя глаза, шепотом рассказывала Светланке старушка редакторша, картина выходила достойная Рабле.

Умница, талант, но лентяй – редкостный. По традиции раз в месяц его собирались увольнять, однако Аристарх вовремя спохватывался, «шел в народ» (как он это обычно сам называл) и приносил очерк, настолько блестящий, что даже неловко было публиковать сей шедевр в многотиражке. А на столе редакторши возникала отмытая бутылка, и в ней – белая лохматая хризантема, похожая на мордашку болонки.

Ну вот как его такого уволишь?

Поначалу было страшновато: не дай бог, начнет приставать! Приставаний, однако, не последовало – и Светланка чуть не взбесилась. К счастью, до нее вовремя дошло, что Аристарх просто положил себе за правило не заводить интрижек на работе. В этом он был подобен лисе, которая тоже, говорят, никогда не крадет кур рядом со своей норой.

В итоге они подружились…

– Чай? Кофе?.. – Как всегда, Аристарх был со Светланкой виновато-обворожителен («Да я бы хоть сейчас в койку, но… сама понимаешь. Принципы…).

– Откуда у тебя кофе? – устало поинтересовалась она. – Дамы снабжают?

– Они, солнышко, они… Итак, кофе?

Светланка судорожно вздохнула.

– Можно я в окошко подымлю? Пока Лексевны нет…

– Хочешь – раму высажу? – галантно предложил некурящий Аристарх.

– Да ну тебя!.. – Она открыла форточку и, устроившись на подоконнике, извлекла из сумочки сигареты.

– А что такая мрачная? – осведомился он, наполняя водой из графинчика два граненых стакана. – Не тот ветеран пошел?

Светланка нервным взмахом погасила спичку и, затянувшись, выбросила дым из ноздрей.

– Зла не хватает! – сказал она. – Час, понимаешь, час с лишним! И ничего! Ни-че-го… Как партизан!

– Так может, он и был партизан?

– Прожекторист он был! Дошел чуть не до Берлина!.. И ни одной подробности. Вот так! То ли воевал, то ли… не знаю!

Оба задумались. Затем вода в стакане взбурлила. Аристарх переложил кипятильник.

– Нет… – рассудительно сказал он, аккуратно вскрывая баночку дефицитного продукта – и вскоре по тесной редакции распространился умопомрачительный кофейный аромат. – Это ты зря. Липовый ветеран – существо говорливое, убедительное… А раз молчит, значит, в самом деле воевал… – Аристарх, не спрашивая, добавил полторы ложки сахара и, размешав, поднес ей стакан на блюдце. – Просто не знает, о чем рассказывать. В атаку не ходил, подвигов не совершал, честно светил из своего прожектора… Осторожно, горячий!

– Спасибо! – Светланка поставила блюдце на подоконник. – Утешил… А что писать?

– Н-ну… налей водицы, как водится… «В грозную годину войны, когда весь наш советский народ…»

– Это рабкоровский материал! Воспоминания ветерана. Там его подпись должна стоять. Его, а не моя, понимаешь?

– Еще проще!.. «Сейчас, в преддверии годовщины Великой Победы, я вновь и вновь вспоминаю…» Сколько она тебе строк оставила? Сто?

– Двести.

– А… Тогда так: «Сейчас, когда родная страна встречает новыми трудовыми подвигами славную годовщину Великой Победы советского народа над немецко-фашистскими захватчиками, перед моими глазами вновь и вновь встает…»

– Вот так и напишу! – пригрозила Светланка, гася окурок о коробок.

Так она и написала, большей частью, под диктовку старшего товарища. На Аристарха снизошло вдохновение. Плавно помавая левой рукой (в правой у него был стакан со вновь заваренным кофе), он расхаживал по пенальчику редакции и с наслаждением оглашал перл за перлом:

– «Когда мы, не щадя живота…»

– С ума сошел?.. – сердилась Светланка. – Не пропустит Лексевна «живота»! Вычеркнет и напишет: «жизни»…

– Прекрасно! – восклицал Аристарх. – А иначе она весь материал зарубит… Солнышко, тут психология!.. Предлагая редактору идеальный текст, ты как бы бросаешь вызов. Поэтому нужна пара-тройка «блошек». Пусть правит! Пусть ощущает свою необходимость… Как, ты говоришь, однополчанина звали?

– Паша… – Она заглянула в блокнот. – Паша Грохов…

– Вели-колепно! Пиши: «Не забыть мне однополчанина, Пашу Грохова, задушевного моего друга, с которым мы делили тяготы и невзгоды войны. Эх, Паша, Паша… Где ты теперь?»

– Ну, это уж ты… слишком…

– Пиши-пиши.

Точка была поставлена вовремя, буквально за пять минут до того, как открылась дверь и порог переступила добрейшая Алла Алексеевна.

– И это теперь называется бюро! – с горечью произнесла она. – Три часа воду в ступе толкли… – Насторожилась, повела ноздрями. – Кофе? Богато живете…

– Товарищ из Москвы привез, – объяснил Аристарх. – Вам как, Алла Алексевна, с сахаром?

– Не подлизывайтесь, Аристарх, не подлизывайтесь… – ворчливо отозвалась редакторша. – Взяточничество ваше вам на сей раз не поможет. – Она проковыляла к своему столу, и пухлый портфель ее казался огромным, поскольку росточку Алла Алексеевна была крохотного. Этакий добрый гномик, полагающий себя драконом. – Впрочем, об этом потом… Светланочка, что у нас с ветераном?

– Вот, – сказала Светланка – и покраснела.

Ей, действительно, было стыдно. Редакторша взобралась тем временем на стул, приняла протянутый лист и, водрузив очки, приступила к чтению.

– Нет, – сразу же сказала она. – «Память огненных лет» – это, скорее, рубрика, чем заголовок… Над названием – подумайте…

Светланка мелко покивала.

В редакции стояла напряженная тишина. Озадаченно хмурясь, старушка вникала в текст.

– «Живота!» – негодующе прочла она вслух и, аккуратно вычеркнув, вписала сверху: «жизни».

Потом принялась как бы между прочим постукивать по столу шариковой ручкой. С каждым стуком что-то внутри у Светланки обрывалось. И на кой черт она послушала Аристарха! Нет чтобы честно признаться: не справилась, завалила сдачу материала, лепите выговор…

Наконец Алла Алексеевна вздохнула и сняла очки.

– Да, – разочарованно произнесла она. – Все это можно было написать, и не выходя из редакции…

«Сейчас вернет…» – тоскливо подумала Светланка.

Аристарх благоразумно помалкивал.

Алла Алексеевна кивала скорбным морщинистым лицом.

– Будем публиковать, – неожиданно объявила она. – Ему вон уже скоро на пенсию идти, а мы еще о нем – ни строчки. Про остальных ветеранов писано-переписано, один только он и остался… неосвещенный… – Поджала губы, закручинилась. – Не расстраивайтесь, Светланочка. Не вы первая. Все на нем обжигались, и я в том числе… Значит, так! Словесную вашу трескотню я ставлю в номер, а впредь за такие стихотворения в прозе буду карать беспощадно… Минутку! – всполошилась она. – А подпись где? Это же авторский материал, он под его фамилией пойдет!..

– Ой! – вымолвила пунцовая Светланка. – Забыла. Сейчас сбегаю в цех, зачитаю…

– Зачитайте, – сухо сказала редакторша. – Может, какие уточнения будут, хотя сильно сомневаюсь. И обязательно пусть распишется… Аристарх, вы мне обещали кофе!

Сменного мастера Светланка поймала возле ворот цеха, где тот руководил водружением свежего, едва просохшего плаката: «Мебельщики! Претворим в жизнь решения XXVI съезда КПСС!»

– Как? Уже?.. – возликовал он, когда она объяснила ему, в чем дело. – Вот это, я понимаю, по-нашему, по-русски!.. Медленно запрягаем, зато ездим быстро! Идемте-идемте… Сейчас я его вам пришлю… Ну, молодец!.. Надо же! Чик – и готово!..

Господи, стыд какой! Оставшись одна в «красном уголке», Светланка почувствовала, что щеки у нее горят заранее. Бог с ней, с Аллой Алексеевной, она еще и не такой бред читывала! А вот каково сейчас будет самому ветерану!.. Действительно, стихотворение в прозе… Одни общие слова, а человек-то ведь – воевал! И угораздило же ее сунуться в эту многотиражку!.. Лучше бы в село преподавать поехала, честное слово…

Когда ветеран вошел, Светланка встала. Суд идет.

– Вот, Петр Иваныч, я тут… – пролепетала она, – принесла материал… Я его вам сейчас зачитаю… а вы заслушаете и скажете, что не так, ладно?..

Длинное морщинистое лицо ветерана осталось равнодушным. Велено заслушать – заслушаем… Они снова расположились за тем же столом, друг напротив друга, неподалеку от стенда «По ратной славе равняем шаг».

– «Сейчас, когда вся родная страна встречает трудовыми подвигами славную годовщину Великой Победы…» – мысленно ужасаясь написанному, завела Светланка.

Не смея поднять взгляд на неподвижно сидящего рабочего, она задыхающейся скороговоркой гнала и гнала текст, который упорно не желал кончаться. Каждый последующий абзац был длиннее и кошмарнее предыдущего. У Светланки задрожали губы. «Ну вот, – обреченно подумала она. – Только разреветься не хватало…»

Кое-как одолев бессмертный пассаж: «Эх, Паша, Паша… Где ты теперь?» (сволочь Аристарх!) – Светланка услышала какой-то непонятный звук и испуганно вскинула глаза.

Ветеран плакал.

– Доченька… – всхлипывал он. – Доченька… – и указывал трясущимся пальцем на мелко исписанный лист. – Вот так… Так оно все и было… И Пашка… как живой…