"Королевская постель" - читать интересную книгу автора (Барнс Маргарет)

Глава 17

В воскресенье, задолго до назначенного часа, Дикон и Танзи были возле наружных ворот Тауэра. Конечно, они могли бы наблюдать процессию и на Чипсайд, как большинство людей, пришедших сюда исключительно ради простого любопытства, но, Дикону необходимо было рассмотреть графа Уорика как можно лучше, и присутствовать при его столь драматическом появлении на свободе от начала до конца.

Рядом с Диконом и Танзи оказалось немало зрителей – владельцев складов с Темз стрит и докеров с королевской верфи. На протяжении всего длинного пути от Тауэра до собора Святого Павла стояла толпа, которая увеличивалась по мере приближения к собору.

– Коронации, экзекуции, свадьбы – как вы, лондонцы, любите все это! – обратился к Дикону и Танзи торговец шерстью из Фландрии, и в его словах чувствовалась добродушная насмешка. – Однако эта – самая странная процессия из всех, не правда ли? Мужчину провозят по улицам и показывают толпе просто для того, чтобы подтвердить, что он жив!

– Если его можно назвать мужчиной. Этот сын убитого герцога Кларенса еще совсем мальчик, – ответил ему человек, похожий по внешнему виду на школьного учителя.

– Вы помните его, сэр? Вы знаете, как он выглядит? – спросила Танзи, не в последнюю очередь потому, что этот торговец напомнил ей Уилла Джордана.

– Конечно. Большинство из нас знает, – уверил он ее. – Правда, он большую часть времени проводил в Мидлгеме, в Йоркшире, где покойный король и королева устроили свою резиденцию. Ведь он не только был племянником покойного короля Ричарда, но и королевы – Анны Невилл, потому что ее сестра была замужем за Кларенсом. И, кроме того, многие из нас часто видели молодого графа на пони в королевской свите здесь, в Лондоне.

– Так что вы узнаете его, когда увидите? – настаивала Танзи.

– Разумеется, узнаю. По его благородству и скромности, которые и не снились всем этим фальшивым претендентам.

Внезапно среди гвардейцев началось какое-то движение, где-то за толстыми стенами Тауэра заиграла труба, толпа рванулась вперед, но была сдержанно остановлена скрещенными пиками вооруженных стражей. Когда колокола церкви Всех Святых отзвонили полдень, с грохотом распахнулись большие ворота, и из них выехал на черной лошади комендант Тауэра, за которым шла колонна королевских гвардейцев. Позади них, охраняемый со всех сторон пешими солдатами, шедшими, однако на таком расстоянии, чтобы не мешать людям видеть графа, ехал сам Эдуард, граф Уорик, темноволосый стройный юноша, одетый в серый бархат в полном соответствии с его высоким положением.

Дикон и Танзи оказались так близко от него, что если бы не пешая охрана, они без труда могли бы дотронуться до юноши. Он держался на лошади напряженно, что было вполне понятно: впервые за много месяцев он оказался на свободе. При виде возбужденной, глазеющей на него толпы он поднял руку в перчатке и приложил ее ко лбу, словно хотел защититься от слишком яркого света. Но это был солнечный майский день, а он был юн, и после минутного замешательства его лицо осветила искренняя, радостная улыбка, преобразившая весь его облик, и он с явным удовольствием продолжил путь, поддавшись иллюзии свободы. Большинство собравшихся приветствовали его с нескрываемым радушием.

– Это действительно граф? – спрашивали молодые люди, обступившие человека, которого Дикон и Танзи приняли за учителя, в то время, как гвардия вернулась к воротам Тауэра, чтобы ждать возвращения кавалькады.

– Да. Граф собственной персоной, – снова подтвердил он, но на этот раз голос его звучал менее уверенно, возможно, потому, что во время этих бесконечных войн между Розами ему довелось видеть слишком много титулованных особ, которые исчезали так же неожиданно, как и появлялись.

Стоя в толпе, Дикон и Танзи слышали, как усиливается одобрительный гул, нарастая по мере продвижения кавалькады вдоль Темз стрит.

– Правда ли это, что Генрих Седьмой немного простоват и наивен? – спросил подмастерье ювелира, который неоднократно относил в Вестминстер изделия своего учителя. – Так говорят слуги.

– Генрих Шестой тоже был наивен. А вспомните, какое побоище было при нем по всей стране, – отреагировал кто-то на этот вопрос.

– Нам не нужны больше наивные короли, – согласился другой.

– Лучше уж пусть остается тот, который сейчас у нас. По крайней мере, мы не воюем, – добавил третий.

Было похоже, что вокруг него собралась целая группа сторонников Ланкастеров, и все проявления симпатии к Плантагенетам вызывали их раздражение.

– Мир любой ценой, – прошептал школьный учитель, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Нужен умный правитель, который сможет заставить замолчать всех своих врагов, – продолжал круглоголовый мужчина, который был, наверное, лидером среди сторонников Тюдора.

– Во всяком случае, мы убедились, что эти ужасные слухи – ложь, и король Генрих не убивал его, – подытожил беседу один из его приятелей.

– Как Ричард Плантагенет убил своих малолетних племянников, – добавил круглоголовый с явной злостью.

– Может быть, наступит такой день, когда и эти слухи будут опровергнуты, – тихо предположил Дикон.

Толпа начала расходиться, но Дикон и Танзи отошли на середину дороги, глядя через открытые ворота на замок.

В залитом солнцем дворе они видели дорогу, ведущую к королевским апартаментам, и деревья, образующие зеленую изгородь вдоль стен.

– Здесь, оказывается, есть не только темницы и камеры пыток, но и сад, и, наверное, красивые комнаты тоже есть, – сказала Танзи, крепче прижимая к себе руку Дикона. – Из королевской спальни видны лодки и баржи на реке.

– Наверное, это действительно очень красивое зрелище. И недаром существует традиция – ночь накануне коронации все короли проводят именно здесь, – ответил ей Дикон и подумал, относилось ли это и к его отцу.

Танзи подошла поближе к воротам, и страж позволил ей сделать несколько шагов вперед, по двору замка. Откуда-то раздавалось пение птиц, и мысль о том, что юный королевский отпрыск скоро вернется сюда, показалась Танзи уже не такой ужасной.

– Дикон, – прошептала она, – как вы думаете, эти мальчики, принцы, Эдуард Пятый и Ричард, герцог Йоркский, живы? Могут они до сих пор быть здесь?

Дикон, чья любовь к отцу разгорелась с новой силой под влиянием всех этих разговоров и событий, многое бы отдал, чтобы узнать правду.

– Возможно. Но никто не верит в это, – грустно ответил он, стараясь увести ее.

Шумная толпа ланкастерских сторонников все еще не думала расходиться.

– По крайней мере, король Генрих доказал всем, что он пощадил племянника своего соперника, – продолжал настаивать один из них.

Дикон посторонился от него, словно рядом с этим человеком ему грозила какая-то опасность.

– Будь я племянником короля, я предпочел бы достойную смерть пожизненному заключению, – прошептал он.

– Нам еще не пора домой? – спросила Танзи отчасти потому, что боялась за своего возлюбленного, отчасти потому, что просто устала.

Но на этот раз Дикон не обратил внимания на ее желание.

– Дорога до собора Святого Павла и обратно займет у них не более часа. Давайте, дождемся возвращения и посмотрим на него еще раз, – ответил он, подсаживая ее на стену, огораживающую ров, чтобы она могла отдохнуть.

Между тем большинство присутствующих направились в сторону Тауэрского холма. Но по какой-то причине общительный торговец шерстью остался и пристроился неподалеку от них, и между ними завязалась дружелюбная беседа, возможно, потому, что их объединила антипатия к ушедшим ланкаширцам.

Торговец рассказал о себе, что родился он в Англии, но сейчас торгует шерстью во Фландрии. Его судно как раз стоит у причала напротив Тауэра. Прежде чем заняться торговлей, он был солдатом и воевал на стороне Ричарда, который тогда был еще герцогом Глостером, в тех же местах, что и Роберт Марш. Эти события его жизни не могли не сблизить его с Диконом и Танзи. Он поинтересовался их именами и сам представился как Вивер. За беседой время прошло незаметно, и приближающиеся голоса напомнили им, что процессия возвращается.

– Что бы там ни было, но благодаря Ламберту Сайнелу юный граф смог совершить неплохую прогулку, – сказал Жан Вивер.

– Вы когда-нибудь видели этого Ламберта? – спросил Дикон своего нового знакомого, который произвел на него впечатление человека, немало поездившего по свету.

– Да, однажды, в Дублине, – ответил он после небольшого замешательства.

– Какой он из себя? – спросила Танзи.

– Вполне привлекательный. Крепкий парень с приятным лицом. Но дело в том, что в нем не было и нет ничего королевского. Он ведет себя, как сын столяра, каковым и является на самом деле.

– И я всего лишь подмастерье каменотеса, – неожиданно для самого себя сказал Дикон.

Вивер посмотрел на стройного, высокого юношу, стоящего позади него.

– Однако сегодня, в выходной день, в другой одежде, вас вполне можно было бы принять за кого-нибудь другого… – ответил он.

Толпа уже почти добралась до Тауэр стрит, и они все вместе, встав со стены, поспешили к воротам.

– Как глупо выбрать в качестве претендента человека, который не похож на того, за кого его собираются выдавать! – сказала Танзи.

– Я тоже так думаю, – согласился с ней Жан Вивер. – Этот Ламберт Сайнел похож на графа Уорика, не больше, чем я. Или вы, Или… – говоря так, он повернулся и, внимательно посмотрев на Дикона, не закончил фразу, словно увиденное поразило его.

И в этот момент с Тауэр стрит показалась грустная маленькая кавалькада, и настоящий граф Уорик приблизился к воротам, все еще распахнутым, как прожорливая пасть, готовая поглотить его.

Они повернулись, чтобы получше видеть графа, и при этом Танзи показалось, что с каждый шагом он движется все медленнее и медленнее, и она подумала, так ли это на самом деле или это ей просто показалось. Может быть, толпа, которая его сопровождала, приблизилась настолько, что просто мешала ему двигаться вперед. Большинство женщин плакали и протягивали к нему руки, как к собственному ребенку; одна истеричная особа бросила в него пригоршню белых подснежников, и нежные цветы осыпали его. Протестующие крики мужчин усиливались и становились опасными.

Стража пыталась оттеснить толпу назад, причем на этот раз делала это гораздо менее деликатно. Перед самыми воротами граф Уорик остановился, слегка развернул свою лошадь и посмотрел назад на городские улицы. Полудетским, полубезнадежным жестом он взял маленький белый цветок, запутавшийся в лошадиной гриве, и поднес его к губам так, словно хотел поблагодарить лондонцев за любовь, которой был лишен все эти годы, проведенные в одиночестве.

Движимый странным желанием узнать побольше о своем отце, Дикон воспользовался этой остановкой и бросился между двумя стражниками прямо к всаднику.

– Они там с вами? Они живы? Эдуард и Ричард, ваши кузены? – закричал он.

– Да, скажите нам! – поддержали его многие, стоявшие неподалеку.

Юный граф посмотрел вниз на Дикона и улыбнулся. Он открыл рот, собираясь ответить, но в этот момент комендант проехал вперед, отрывисто бросив на ходу слова приказа, и вслед за этим сразу же графский эскорт двинулся вперед так резко и неожиданно, что белый цветок выпал из руки юноши и оказался в грязи. Проехав под аркой, он скрылся из глаз.

– Нет! Ради Бога! Нет! – кричала Танзи в тот момент, когда тяжелые ворота с грохотом закрылись за ним.

Королевские интриги интересовали Танзи не сами по себе, а только потому, что могли иметь отношение к Дикону. Несмотря на то, что она видела юного Уорика всего лишь в течение нескольких минут, материнские чувства, которые всегда жили в ее душе, не остались безучастными и равнодушными и на этот раз. Как и большинство стоявших рядом женщин, Танзи не могла сдержать слез.

– Несчастный парень! Сирота! – сокрушалась толстая торговка с ребенком на руках.

Представление закончилось.

Больше не на что было смотреть, и толпа начала расходиться. Возбужденные голоса постепенно стихли.

– По крайней мере, за ним неплохо ухаживают, – сказал Дикон, стараясь успокоить свою невесту. – Там внутри есть сад, вы сами это видели. Послушайте, дорогая моя, вчера мне удалось неплохо продать несколько разных безделушек. И сегодня мы вполне можем покататься на лодке до Вестминстера. А когда мы будем выходить из Тауэрской верфи, вы снова увидите те деревья в саду.

Обняв Танзи за плечи, Дикон повел ее к реке.

– Он не ответил вам, Дикон. Теперь мы никогда не узнаем правду!

– Они специально помешали ему, и он не смог, – ответил Дикон и со злостью пнул ногой камень, оказавшийся у него на пути.

Он старался не думать ни о чем, кроме своего счастливого настоящего и полного надежд будущего. И о том, чтобы доставить удовольствие Танзи прогулкой по реке.

– Скоро у меня экзамен, – напомнил он ей, ловко управляясь с лодкой, – и если я его успешно сдам, получу право работать, и меня примут в гильдию. Тогда мы сможем пожениться. Танзи, мое ненаглядное, терпеливое сокровище, где мы поженимся и где будем жить?

Это свидание прошло даже быстрее, чем другие. Глядя на Лондон с реки и обсуждая бесконечные, дорогие для них темы, они не заметили, как наступило время расставания.