Евгений Дубровин ГРУСТНЫЙ ДЕНЬ СМЕХА

В нашей организации я был известен как человек, которого невозможно разыграть. Уж чего только не придумывали! Сенькин даже немолодой девушкой загримировался и пытался со мной заигрывать, так хотелось ему выставить меня дураком. Сенькин – мой враг номер один. А все потому, что он младший экономист, а я просто экономист. «Не я буду, – клялся Сенькин в кулуарах, – если не добьюсь, чтобы он вернулся назад, в младшие экономисты». Мечтая выставить меня на посмешище, Сенькин даже опускался до того, что однажды подпилил ножки моего служебного стула, а это уж самое последнее дело. Но я очень осторожный человек и никогда не теряю бдительности.

И все же Сенькин меня разыграл. Да еще в день первого апреля! Вот как было дело. В первоапрельский день я, как обычно, принял особые меры предосторожности. По дороге на работу я еще издали обходил знакомых, вполне естественно, не ожидая от них на сей раз ничего хорошего. Я, не вскрывая, бросил в урну толстый пакет, переданный мне вахтером, так как там наверняка была какая-нибудь взрывающаяся гадость. В кабинете на моем столе лежали две телеграммы: «Встречай поезд 33 вагон 8 Дуся» и «Бабушка умерла похороны среду». Я их спокойно разорвал и выбросил В корзину. Все это были детские штучки.

Первого апреля главная опасность – телефон. На телефоне в основном все и горят. Только не я. Нет, я не снимаю на весь день трубку и не обрываю провод, как некоторые. И не пытаюсь перепроверить каждый подозрительный звонок. В этот день на все звонки я отвечаю голосом нашей уборщицы тети Кати: «Они вышемши. Чаво передать?» Если человек звонит по делу, он скажет, что передать. Если хотел разыграть, сразу положит трубку: какой дурак будет через уборщицу передавать розыгрыш, который лелеял и холил, может быть, целый год?

Особенно надо быть бдительным к концу дня. Хороший розыгрыш обычно вызревает к шести часам. Когда жертва уже забывает, что сегодня первое апреля, когда чувство опасности притупляется. Человек расслабляется, думает о домашних тапках, чае, телевизоре. Тут-то его и берут.

Я же, наоборот, к концу дня мобилизую всю свою нервную систему. И поэтому, когда без пяти шесть ко мне в кабинет вошел Сенькин, я ему сразу сказал:

– Бдю. Так что бесполезно.

– Сегодня шестерых разыграл, – похвастался Сенькин. – Последний ты у меня остался. Я тебе самую лучшую хохму приберег. Ночь спать не будешь.

Говорит, а у самого рожа так и лоснится, так и сияет.

– Ну давай, – говорю. – Выкладывай, только бесполезно.

У Сенькина рот до ушей.

– Встречает меня сейчас Виталий Иванович и говорит: «Чтобы завтра утром расчет Е3856 был у меня на столе. Наш отчет в министерстве». Сел в машину и укатил в главк. Вот так!

Я обомлел. Задание Е3856 мы с Сенькиным получили всего неделю назад, о срочности и речи не было, и я, честно говоря, даже не думал к нему приступать.

– Врешь! – говорю.

– Хочешь верь, хочешь нет, дело хозяйское. Я лично гробиться не собираюсь. Понижать меня некуда, поскольку я и так младший. А ты вот, дружище, повкалывай.

И ушел. Я за телефон: «Где Виталий Иванович?» – «Уехал в главк, сегодня не будет».

Что делать? Этому типу Сенькину было бы легче: у него жена оператором на ЭВМ работает и теща преподает арифметику в четвертом классе, а у меня всего и радости: общежитие физико-математического института из окна виднеется. И едва я подумал про институт, то сразу понял, что спасен.

До утра в ту ночь светились окна общежития физико-математического института, а я мотался на такси по вокзалам, закупая в огромных количествах пиво и бутерброды. К утру расчет Е3856 был готов. Это был тринадцатый подвиг Геракла в условиях современной цивилизации и научно-технической революции.

Утром, пошатываясь, с рулоном чертежей под мышкой, я поплелся на работу. Шеф был у себя.

– Что это? – удивился он.

– Вы же сами… к утру… – пробормотал я, уже догадываясь, что Сенькин разыграл.

Шеф пробежал расчеты и уставился на меня.

– Этого не может быть… За неделю…

– За ночь, – поправил я.

– Идите отдохните… Хотя, вернитесь… Впрочем, идите…

Шеф то снимал очки, то надевал их, разглядывая меня, точно видел первый раз в жизни.

Через неделю мне дали премию. Через месяц я уже заведовал отделом. Через год я был начальником управления. Через два года – управляющим главком.

Сейчас у меня три секретарши, шесть телефонов и четыре курьера. Это предел, о котором может мечтать Скромный экономист. Я почти счастлив. Почти, потому что первого апреля мне немного грустно. В этот веселый день по шести телефонам говорятся лишь умные речи, три секретарши пропускают лишь людей, у которых на уме не розыгрыши, а лимиты и неликвидные фонды. Четыре курьера носят лишь залитые сургучом невзрывоопасные конверты.

Только ближе к вечеру каждого первого апреля звонит младший экономист Сенькин.

– Бдю, – говорю я ему с надеждой. – Так что бесполезно.

– Что вы, Максим Петрович! И в мыслях ничего похожего нет! Я звоню, чтобы поздравить вас с праздничком. Первое апреля теперь днем смеха называется. Вы небось и не читали за делами. Так что с днем смеха вас, Максим Петрович! Желаю вам и вашей семье долгого, здорового, счастливого смеха. Извините за беспокойство.

На той стороне частые гудки, а я с грустью смотрю на трубку. Да, теперь хохмы уже не будет…