"Записки натуралиста" - читать интересную книгу автора (Спангенберг Евгений Павлович)

ФОМКА

Мой брат и его закадычный друг – сын школьного учителя Петька – готовились к сдаче экзаменов. Каждый день к девяти часам утра Петька являлся к нам и вместе с братом просиживал в кабинете отца часов до одиннадцати. В одно осеннее утро, о котором я сейчас расскажу, Петька прибежал к нам особенно рано. Войдя в столовую, где вся наша семья собралась к утреннему чаю, он сообщил, что ему сегодня принесли живого и вполне здорового лесного кулика – вальдшнепа. Живой вальдшнеп, и в руках Петьки – это для меня было невыносимо. Достать живого и здорового вальдшнепа уже давно было моей заветной мечтой. Но осуществить свою мечту мне не удавалось.

Желая доставить мне удовольствие, один из знакомых охотников как-то принес вальдшнепа-подранка. Но лучше бы он этого не делал. Крыло птицы, перебитое у самого основания дробью, сильно распухло, и вальдшнеп, спустя два дня погиб от гангрены. Гибель его была для меня настоящим горем. И вдруг живой и здоровый вальдшнеп у Петьки! Если бы это сообщение я услышал от другого мальчика, то, конечно, принял бы все меры, чтобы приобрести птицу. Но это был Петька – сегодня он сознательно прибежал особенно рано только для того, чтобы подразнить меня и вызвать во мне зависть. «Зачем ему вальдшнеп? Он не уделит ему и минуты своего времени, и несчастная птица погибнет с голоду. Эх, если бы он отдал мне этого вальдшнепа!.. Но разве Петька способен на такой поступок?» В тот момент я чуть не заплакал.

Сразу после чая оба мальчугана скрылись в кабинете отца, а я оделся и ушел в сад. В тишине нашего запущенного сада я легче переживал свои детские невзгоды.

Было тихое осеннее утро, низко висело серое небо, от земли поднималось теплое испарение, пахло прелым листом. Я вышел на одну узкую тропинку и незаметно для себя очутился в отдаленной и глухой части сада. Здесь тропинка прихотливо извивалась среди крупных и густых кустов сирени и желтой розы. На одном из поворотов мой рассеянный взгляд неожиданно наткнулся на что-то странное. Совсем близко от тропинки, рядом с полусгнившим пеньком яблони, среди поблекшей сырой листвы неподвижно сидела крупная темная птица. Окраска ее спины со струйчатым рисунком почти сливалась с окружающим фоном, длинный клюв наискось опускался до самой земли, а чудные, большие глаза внимательно следили за моими движениями. Я замер на месте – это был вальдшнеп. Завидев меня, он лишь плотнее прижался к почве и остался неподвижным. Птица подпустила меня так близко, что, сделав вперед два шага, я мог бы попытаться схватить ее рукой, но на это я не решился. Уже тогда я хорошо знал, что вальдшнеп, подпуская к себе на самое близкое расстояние, способен быстро и ловко взлететь в воздух в вертикальном направлении. Я боялся риска. Не делая резких движений и не производя шума, я осторожно попятился назад и, как только скрылся за ближайшим кустиком, опрометью бросился к дому.

Я решил попытаться поймать вальдшнепа при помощи сачка, насаженного на длинную палку. Но я обыскал комнаты, кладовую, слетал на чердак, а сачка, как назло, нигде не было. Потеряв около четверти часа, я нашел его наконец, но – о несчастье! К длинной палке был прикреплен только металлический остов – кто же сорвал сетку? Но я не мог терять времени. Ведь вальдшнеп не будет оставаться на одном месте так долго. Заменив сетку куском кисейной занавески, я бросился по знакомой тропинке к месту, где оставил птицу. Я почти не надеялся, что найду ее, и как же велика была моя радость, когда я вновь увидел вальдшнепа! Он продолжал сидеть в той же позе и черными, влажными глазами смотрел в мою сторону. Тихо опустился я на колени и стал осторожно над самой землей двигать сачок вперед – все ближе и ближе к сидящей птице. Вот сачок у самого вальдшнепа, а он продолжает оставаться на месте. Еще секунда мучительного напряжения и, сделав резкий бросок вперед, я накрыл вальдшнепа. Но что за странность? – пойманная птица почти не билась. Трясущимися руками я вытащил ее из-под сачка, и только тогда мне стала ясна причина странного ее поведения. Вальдшнеп был худ, как щепка. Для того чтобы его поймать, не нужно было сачка на длинной палке и особенных предосторожностей. Вальдшнеп оказался так истощен длительным голоданием, что все равно не в силах был подняться на крылья.

Каждый год вальдшнепы появлялись в нашем саду поздней осенью. Как оазис среди бесплодной степи, их привлекали сады Ахтубы. Иной раз вальдшнепов встречалось очень много.

Вальдшнеп, перелетев через бесплодные степи, нуждается в обильной пище. И в первую очередь ему нужны дождевые черви. Но эта пища доступна для вальдшнепа далеко не всюду. Отыскивает ее вальдшнеп своим длинным, чувствительным клювом, засовывая его в сырую почву. Мягкая, сырая почва во всякое время года необходима. Для благополучия птицы. И вот в поисках вальдшнепа я осторожно исследую окраины огорода, где к нему примыкают кустарники, или бесшумно двигаюсь вдоль длинного, пересекающего сад деревянного желоба. По нему летом текла вода и, просачиваясь сквозь рассохшиеся стенки, увлажняла почву. А вот среди густых яблонь стоит наполненная водой большая бочка. Вокруг нее ребята глубоко вскопали землю: это они искали червей для рыбной ловли. Не поискать ли и здесь вальдшнепа? Признаюсь, мои поиски не были вполне бескорыстными. Я мечтал поймать вальдшнепа. И хотя при попытках накрыть птицу сачком меня преследовали неудачи, я все же ни на одну минуту не терял надежды. Вот в глубокой меже огорода, среди снятой капусты, я нахожу отверстия в почве. Это в поисках дождевых червей вальдшнеп натыкал землю своим длинным клювом. И я, опустившись на колени, устанавливаю своеобразную ловушку. В том месте, где кормится вальдшнеп, я укрепляю на суровой нитке около десятка сухих стебельков с колючим колоском на вершине. Сколько всевозможных птичек поймал я этим растением! Пристанет колючий колосок к перьям крыла птички, и та не может подняться на воздух.

«Неужели же я не поймаю вальдшнепа?» –: думал я, ожидая осеннего появления птиц. Но год этот оказался исключительным: было очень жаркое лето и сухая осень. Почва покрылась твердой коркой, дождевые черви ушли глубже и оказались недоступны для пролетной птицы. Не случайно пойманный вальдшнеп дался мне легко в руки. Сколько погибло в ту осень вальдшнепов – сказать трудно. Истощенные птицы не в состоянии были лететь дальше и массами гибли при выпадении снега.

Когда я нес пойманного вальдшнепа, он несколько раз пытался проглотить маленькую пуговку на моей курточке. Изголодавшаяся птица, видимо, принимала ее за паука или какое-то насекомое. Это заставило меня броситься бегом к дому. Влетев в столовую, я столкнулся с братом и Петькой. Они кончили занятия и собрались выйти на воздух. «Вот»,– показал я им пойманную птицу и шмыгнул в комнату матери. Я был крайне возбужден и хотел со всеми поделиться своей радостью. Но у меня не было времени, чтобы рассказать, как вальдшнеп попал мне в руки.

Но мой поступок поняли иначе. Мальчуганы многозначительно переглянулись, и физиономия Петьки ярко отразила его воинственное настроение. Видимо, только присутствие старших заставило его сдержаться. Ведь Петька и мой брат были уверены, что это их птица и что я завладел ею, пользуясь их отсутствием. Мальчуганы поспешно побежали через наш большой двор к школе. Они спешили выяснить, как их вальдшнеп мог попасть в мои руки. А еще полчаса спустя они принесли мертвого вальдшнепа. В неумелых руках он подох, как только проглотил несколько кусочков сырого мяса. «Разве можно досыта кормить изголодавшуюся птицу?» – с укором сказала им моя мать.

Многие птицы хорошо поют. Ради пения их часто держат в неволе. Но какой интерес держать вальдшнепа, тем более что этот кулик ведет сумеречный и ночной образ жизни? Мой новый питомец был до крайности молчалив и только в минуты беспокойства, да и то не всегда, издавал короткое своеобразное покрякивание. И все же вальдшнеп был для меня во много раз интереснее канареек, наполнявших наш дом своим пением. Я поместил его в светлой пустой комнате. Часть ее пола была устлана душистым сеном; здесь же стояли низкие, наполненные землей ящики с зеленью; вдоль стен и у окна помещались крупные сухие деревья. Помимо вальдшнепа здесь жили однокрылый перепел, ручной полевой воробей и две синички.

Наученный горьким опытом, я очень боялся за жизнь своего питомца и при его кормлении первое время придерживался строгих правил. Пока вальдшнеп вполне не окреп, я кормил его через каждые полчаса, но давал ему такие маленькие порции сырого мяса, что они не могли утолить голода. С жадностью проглотив крошечный кусочек, птица доверчиво тыкалась длинным клювом в мои руки, буквально выпрашивая новую подачку. Но я был непоколебим в соблюдении правил и спешил уйти из комнаты.

Спустя две недели вальдшнеп стал совершенно ручной птицей. К этому времени я уже отбросил излишние предосторожности и два раза в день кормил его досыта. Фомка – так назвал я своего питомца – отлично знал время кормежки.

Бывало, чуть забрезжит поздний зимний рассвет, а я уже в комнате у пернатых любимцев. Ложусь на пол, ставлю перед собой широкую, низкую банку с кормом и прикрываю ее ладонью. С моим появлением проголодавшийся вальдшнеп покидает излюбленный уголок за ящиком с зеленью и доверчиво вперевалку идет к кормушке. Но доступ к корму прикрыт рукой, и, чтобы до него добраться, Фомка поспешно просовывает длинный клюв между пальцами моей руки и один за другим извлекает из кормушки кусочки мяса. В эти моменты я безнаказанно поглаживаю его спинку.

Но вот Фомка утолил голод и, уютно усевшись в уголке, предался дремоте.

– Перестань спать, увалень,– бесцеремонно толкаю я его пальцем в бок,-ведь целый день впереди.

Фомке не нравится моя фамильярность. Сначала он вяло защищается от моей руки и вдруг, выйдя из сонливого состояния, переходит к активному нападению. Видимо, не надеясь на слабый, мягкий клюв, Фомка издает смешные крякающие звуки, взъерошивает оперение и бьет руку крылом, как голубь.

Интересно, что в течение всей зимы Фомка ни разу не пытался взлететь. «Неужели он калека?» – думал я и однажды, желая проверить догадку, подбросил вальдшнепа в воздух. Беспомощно раскрыв крылья, Фомка шлепнулся на сено и торопливо ушел в свой угол. После этого неудачного эксперимента я вполне уверовал, что, по непонятной для меня причине, Фомка потерял способность к полету. Пожалуй, я был даже рад этому. Ведь после суровой зимы придет весна и будет жалко держать здоровую птицу в неволе. Другое дело – птица-калека. Выпусти ее на волю – она все равно погибнет. Пусть же Фомка живет на моем попечении.

В том году зима затянулась. В марте бушевали метели, как на севере. После них установились морозы, звонко скрипел под ногами снег, и казалось, не будет конца холоду. И вдруг прорвало.

Бурная весна, не оглядываясь, шагала вперед, обнажая почву, превращая сугробы снега в широкие лиманы; в них отражались белые облачка, плывшие в голубом небе. Долго, где-то южнее нас, пережидали перелетные птицы весеннее ненастье и вдруг сорвались с места и неудержимо повалили к северу. Душистый степной воздух сразу наполнился бесчисленными голосами. С гоготом летели вереницы гусей, свистя крыльями, их обгоняли стаи уток, пели жаворонки, где-то кричал чибис. Празднуя победу, запоздавшая весна особенно ликовала.

Прошла неделя; наступили теплые, даже жаркие дни, зазеленела трава, на деревьях лопались набухшие почки.

Однажды, войдя в комнату, я понял, что мне пора расстаться со своими зимними питомцами. Обе синички и полевой воробей беспокойно перелетали с места на место, заглядывали сквозь стекло наружу.

Полчаса спустя я выставил вторую оконную раму и, с трудом отодвинув засовы, распахнул окно настежь. Бодрящий свежий воздух вместе с весенним гомоном ворвался в комнату и в первый момент, видимо, оглушил, испугал мое птичье население. Однокрылый перепел, пытаясь взлететь, несколько раз подпрыгнул в воздух и шлепнулся на пол. Фомка забрался в самый темный угол комнаты.

Много времени прошло, пока, наконец, обе синицы и воробей решились воспользоваться открытым окном и вылетели наружу.

Но зато как пели мои синички, перелетая с ветви на ветвь ближайшего дерева! Такого звонкого и веселого пения я не слыхал у них ни разу.

Уже темнело, когда я вновь зашел в птичник, чтобы покормить своих питомцев. После долгого пребывания в саду мне показалось здесь особенно душно. Я открыл окно и, удобно усевшись на сено, поставил на пол чашку с кормом. Как и обычно, смешной Фомка топтался вокруг меня, толкал мои руки своим теплым клювом и, наконец, добравшись до съестного, с удовольствием глотал один за другим кусочки мяса.

Но вдруг вальдшнеп перестал есть и насторожился. Быть может, его поразил какой-нибудь звук или он заметил пролетевшую мимо окна птицу. Он как-то весь подтянулся, оперение плотно прилегло к телу, крылья слегка вздрагивали. Желая подразнить своего любимца, я толкнул птицу в бок пальцем. Но вместо того чтобы защищаться или уйти в свой уголок, Фомка неожиданно взлетел в воздух. Одно мгновение птица билась под потолком комнаты, затем ловко нырнула в открытое окно и вылетела на волю.

В следующие секунды я видел, как вальдшнеп пересек сад, взмыл вверх над большими деревьями и, наконец, как бы растаял в вечерних сумерках. «Прощай, Фомка!» Долго стоял я в раздумье у окна, смотрел на угасающую зарю, вслушиваясь в неясные звуки весеннего вечера, и вспоминал Фомку.

– Прощай, смешной Фомка! – Я закрыл окно и уселся на подоконник.

В комнате совсем стемнело и было безжизненно тихо. Только на белой стене неясно маячила маленькая, сгорбленная фигурка перепела. Однокрылая птица суетливо бегала вдоль стенки туда и обратно, издавая тихие звуки и шелестя сеном. Что-то сиротливое и гнетущее было в этих неясных звуках. И вдруг нервы мои не выдержали. Невыносимое чувство жалости и обиды заполнило мое сердце. Мне было обидно, но не за улетевшего Фомку, не за свое одиночество. В этот праздник весны до слез мне стало жалко моего бедного бескрылого перепела.